Форум » Библиотека законченных фанфиков. Архив №2. Авторы А-Я » Автор: Ива » Ответить
Автор: Ива
Ива: Фики: 1. Цена ошибки 2. Нравишься ты мне, или Наизнанку
Ответов - 27, стр:
1 2 All
Ива: Автор: Ива Название: Цена ошибки Рейтинг: R Жанр: Angst, OOC, AU Статус: окончен Автор идеи: Avec la tulipe, Комментарии: http://kvmfan.forum24.ru/?1-11-0-00000035-000-0-0-1295417853 Примечание: В фике не планируются постельные сцены, рейтинг «эр» пока стоит лишь потому, что еще до конца не ясно, насколько тяжелым будет фик. Внимание! В фанфике присутствует жестокость. Рекомендую перед прочтением ознакомиться с заявкой. Обложка от Яны Пыль. За что ей большое спасибо! Глава 1 Виктор вошел в кабинет и раздраженно швырнул папку с отчетами на стол. Опять получил нагоняй от начальника. В последнее время тот придирается буквально к каждой мелочи. Сегодня, вот, усомнился в подлинности предоставленных Виктором данных. И это в присутствии подчиненных! От злости мужчина со всей силы пнул стул – не помогло. Налил себе холодной воды, выпил залпом и ослабил галстук – ему не хватало воздуха. В последнее время все шло не так. Казалось бы, его жизни можно было позавидовать: перспективная и высокооплачиваемая работа, трехкомантая квартира в центре Москвы (да пол-России за такую бы душу продали), молодая, красивая любовница. Тридцатидвухлетний красавец-брюнет, не обделенный к тому же умом и образованием, всего в жизни добивался довольно легко. Женщины всегда питали к нему повышенный интерес, а мужчины завидовали. О чем еще можно мечтать? Но в последнее время сотни маленьких «но» острыми шипами врезались в его каждодневный быт, образуя уродливые трещины. Вот уже почти полгода, как на работе постоянные проблемы. Шеф придирался к нему по поводу и без, заслуженно и незаслуженно. Чем было вызвано подобное отношение, Степнов не знал, но догадывался, что Петр Алексеевич просто боится, что Виктор его подсидит, вот и топит конкурента. До пенсии шефу оставалось всего пару лет, и он ох как не хотел уйти на нее раньше времени. Да и дома проблемы. С Леной они встречаются почти девять месяцев, три из которых живут вместе. Они познакомились в боулинге, куда Виктор пришел в свой единственный выходной с компанией друзей, кажется, отмечали чей-то день рождения, Лена же, в окружении шумных однокурсников, праздновала «медиану». Он и не думал ни о чем серьезном, так, легкая интрижка, которая неожиданно затянулась и переросла в нечто большее. Во что – он и сам не мог сказать. Лена не была эталоном красоты, не обладала модельной внешностью, напротив, фигура ее была спортивна и довольно сутула. Но Виктор просто с ума сходил от ее стройных ног, чарующих глаз и светлой улыбки. Ему было с ней до невозможности хорошо и уютно. Нет, Лену он не любил, но безумно гордился ею. А любовь - это чувство вообще было для него непозволительной роскошью с тех пор, как двенадцать лет назад он вернулся из армии, а его любимая девушка, которая все два года писала ему душевные письма с признаниями и обещаниями любви, встретила его с кольцом на пальце и младенцем на руках. Она стояла в дверях квартиры, вся красная от стыда и не смела поднять на него глаз, а на руках у нее заливался плачем младенец. Виктор же через порог смотрел на нее тяжелым, немигающим взглядом, до судорог сжимая кулаки и не желая мириться с действительностью. Он так и ушел, не сказав ей ни единого слова, унеся с собой огромный букет так любимых ею хризантем. С тех пор он запретил себе думать о любви и семье. А кроме того, это было запрещено его трудовым договором, согласно которому сотрудники фирмы не имели права заводить семью и детей. Вопреки всем социологическим исследованиям, доказывающим, что семейный мужчина работает с большей отдачей, владельцы компании считали, что их сотрудники смогут уделять любимому делу намного больше энергии и сил, если дома их не будут ждать жена и дети. Грубое нарушение Трудового кодекса, но кто пойдет жаловаться? И Ленка об этом знала и никогда не требовала ничего больше того, что он мог ей дать. До последнего времени. Уже несколько дней с ней творилось что-то странное. Она впадала в беспричинную хандру, ворчала на него, обижалась по пустякам, отказывалась от близости под любыми предлогами: то спать ей хочется, то настроения нет, то голова болит. Он терпел, но если так пойдет и дальше, им, пожалуй, придется расстаться, а то слишком уж это по-семейному. Виктор посмотрел на часы и чертыхнулся – через полчаса собрание, а это еще час напряженного ожидания выпадов от шефа. Опасения Виктора оправдались: на собрании шеф распекал его, как мальчишку. Итого, за один день, его унизили и перед подчиненными, и перед другими начальниками отделов. После окончания рабочего дня Виктор прямиком направился в бар - нужно было как-то снять напряжение. За столик садиться не стал, устроившись прямо за стойкой, и заказал бутылку коньяка и пачку сигарет. Он не курил уже много лет, но в такие стрессовые минуты пагубная привычка все же давала о себе знать. Да и воздух тут был весь пропитан никотином. Пассивное курение, активное – какая разница, а сигарета так успокаивает. Виктор налил себе в рюмку коньяка и залпом выпил. На попытку какой-то размалеванной девицы окрутить его окинул девушку таким тяжелым взглядом, что та поняла все без слов и тут же ретировалась. Не до дешевого флирта ему сейчас – и он вновь наполнил рюмку до краев. Когда на дне бутылке не осталось ничего, Виктор уже едва стоял на ногах. Нечетким движением кинув деньги на барную стойку, он, пошатываясь, пошел на выход. Но пьяный человек не способен оценивать свое состояние критически. Он чувствовал себя абсолютно трезвым и не менее раздраженным, чем когда только вышел из стен компании. Показалось мало, и по дороге домой Степнов купил себе еще одну бутылку. Ленка встретила его на пороге с каким-то загадочным видом. Глаза блестят, улыбку еле прячет. Если бы он был в состоянии здраво мыслить, он бы сразу понял, что она готовит ему какой-то сюрприз. Но Виктор лишь угрюмо выдал: - Салют! Это я пришел домой. – Он пьяно икнул, покачнулся, оперся рукой о стену, пытаясь сохранить равновесие и одновременно стягивая обувь. - Вить, ты что, пил? – девушка нахмурилась. Виктор не вел трезвый образ жизни, но и таким пьяным она его никогда раньше не видела. Предчувствие надвигающейся беды, тяжелое, давящее, мрачное, сжало сердце в тревоге. - Всего пару рюмочек, Лен. Я трезвый. Все нормально. Да, чтоб тебя, – второй ботинок никак не хотел покидать ногу. Наконец избавившись от обуви, мужчина, пошатываясь, прошел на кухню. На столе уже был накрыт ужин, Лена постелила «нарядную» скатерть, которая доставалась только по значимым событиям, поставила тарелки, два фужера, порезала закуску. Вроде, и ничего особенного, но угадывалась атмосфера праздника. - О! У нас какое-то событие? Что празднуем? – он подцепил с блюдца кусочек колбаски. Она все представляла себе по-другому. Наверное, стоило отложить этот разговор до завтра, но она так ждала его весь день, так спешила поделиться. Набрав в легкие побольше воздуха, Лена на одном дыхании выпалила: -У меня для тебя новость. Я беременна, - и все же не смогла сдержать улыбку. Ощущение было такое, будто его тянут под воду. Руки и ноги связывают водоросли, вода заливает глаза, оглушает, ему нечем дышать, и он все ближе ко дну, но никак не может выбраться. И посреди всего этого слышался раздирающий плач младенца. Виктор стер со лба испарину и шагнул к раковине мимо Лены, грубо задев девушку плечом. Умылся холодной водой, вроде чуть полегчало, и сердце перестало стучать в висках. Мужчина повернулся, в глаза вновь бросился накрытый стол. Так это она праздничный ужин тут устроила? Надеялась отметить? Виктор открыл бутылку и прямо из горла начал пить. Надо было как-то заглушить этого проклятого орущего младенца. - Вить… Ты что, не рад? Я понимаю, это несколько неожиданно и не входило в наши планы, но… Договорить он ей не дал, посмотрев на нее так, что слова застряли в горле. - Ты сделаешь аборт. - Слова прозвучали глухо и кратко. Бескомпромиссно. - Что? – девушка побелела и отшатнулась, одну руку инстинктивно положив на живот, другую прижав к груди. – Вить, что ты такое… - Ты сделаешь аборт. – Лучше бы он кричал на нее; от его ледяного спокойствия мороз шел по коже. В груди что-то болезненно сжалось, во рту пересохло. Еле ворочая языком, прошептала: - Я не могу, Вить, не могу. Это же ребенок… Я его чувствую… - Какой срок? – он вновь не дал ей договорить, перебив. - Шесть недель, - губы отказывались шевелиться, и голос вышел надломленный, с сипом. - Шесть недель. – Очередной глоток коньяка. После которого Виктор «взорвался». – Шесть недель! И ты говоришь, что чувствуешь его? Да ЧТО ты можешь чувствовать? Это просто маленький набор хромосом внутри тебя, который нужно удалить! Это МОЯ жизнь, и я не позволю тебе, не позволю ВАМ ее испоганить! Ты завтра же пойдешь к врачу! Иначе… - голос угрожающе затих. Почувствовав, что ноги ее больше не держат, девушка прислонилась спиной к стене. - Я не буду делать аборт, – шепотом, но твердо. Говорить громче мешал подступивший к горлу комок слез. - Тогда выбирай: или я, или он! – он орал так, что было больно горло, он должен был перекричать этого младенца! - Вить, ты не можешь… - ВЫБИРАЙ!!! Лена попятилась к двери. - Он… - пронесла одними губами. - Тогда убирайся прочь! Пошла! Вон из моего дома! Вон из моей жизни! Пошла! – он продолжал кричать даже после того, когда за девушкой уже захлопнулась дверь. – Вон!.. Уходи!.. Прочь!.. – мужчина медленно осел на пол. Его глаза закрылись. – Лена, - прошептал он, прежде чем уснуть. Ну, как-то так. Буду рада, если есть, что сказать http://kvmfan.forum24.ru/?1-10-0-00000021-000-0-0-1286873446
Ива: Какой-то противный надоедливый писк не давал ему спать. Не помогала даже подушка, лежащая на голове, – только дышать было трудно. А мерзкий звук то утихал, то вновь сверлил сознание, врываясь в сон. Откинув не оправдавшую надежд подушку в сторону, мужчина со стоном перевернулся на спину. В глаза тут же ударил резкий свет, а и так раскалывавшаяся от боли голова, казалось, была готова разорваться. Характерный привкус во рту и дикое желание «Пить!» позволяли точно диагностировать похмельный синдром. Виктор приоткрыл глаза и осмотрелся. Он лежал на кровати в собственной спальне, без рубашки, с расстегнутыми брюками, в одном носке, и он абсолютно не помнил, как здесь оказался. Лены рядом не было, тишина, стоящая в квартире, указывала на то, что девушка уже ушла, видимо, на занятия. Часов на Викторе почему-то не оказалось, но по яркому солнечному свету легко было понять, что на работу он безбожно опоздал. Мужчина болезненно поморщился, представив злорадное лицо шефа. Стараясь не делать резких движений, поднялся с кровати и, опираясь на стены, прошел в ванную. Долго и жадно пил прямо из-под крана, затем подставил голову под струю воды. Стало чуть легче. Вытираясь, с презрительной ухмылкой рассматривал себя в зеркале - вид был еще тот: глаза красные, волосы взъерошены, щетина, на щеке отпечатался след от покрывала. И зачем он только так набрался?! Вышел из ванной и прошел на кухню, осторожно ступая мимо осколков бутылки. Как и зачем он ее разбил, он тоже не помнил, впрочем, по поводу всего вчерашнего вечера в памяти был провал. Виктор помнил, как пил в баре, даже как шел домой и, уже смутно, как поднимался в лифте. А дальше – пустота. На столе стоял так и не тронутый ужин. На автомате убрал тарелки в холодильник, затем вернулся в ванную за веником и смел осколки. Голова гудела, боль пульсировала в такт каждому движению. Найдя в шкафу домашнюю аптечку, достал из нее две таблетки аспирина. Воды в чайнике не оказалось, и Виктор подставил кружку под кран. Не рассчитав силы, крутанул его на полную мощность. Возникшее было ощущение дежавю почти мгновенно сменилось ускользающими из памяти воспоминаниями: беременность, Ленино бледное лицо, его крик, звон разбитого стекла. Вдруг стало страшно. До жути, как в детстве в темной комнате при виде приоткрытой дверцы шкафа. Его бросило в жар, так и не запитые таблетки горчили во рту, кружка уже давно наполнилась и вода стекала в раковину через край. Это не может быть правдой! Как он мог!.. Где-то раздался приглушенный писк мобильника, выведший мужчину из состояния ступора. Виктор закрыл кран с водой, выплюнул почти растаявшие таблетки и пошел на звук. Телефон обнаружился в кармане пиджака; звонили с работы. Короткий разговор и обещание скоро быть почти вернули его в форму. С совестью и Леной они разберутся позже, сейчас же нужно все-таки появиться в офисе. Решить оказалось проще, чем сделать. Весь день он провел в мыслях о Лене, присутствуя на работе лишь физически. Чувствовал себя настоящей скотиной. Да, он не хотел ребенка, но Лена не заслуживала от него такого. Вечером нужно будет обязательно вымолить прощение, объяснить как-то, оправдаться. Она должна будет понять, что его работа для него важна, что не стоит рушить их отношения из-за глупого залета. Если же нет, то им придется расстаться. Но только не так, по-хорошему. Едва дождался окончания рабочего дня. Покупать «примирительные» цветы не стал – не к месту они сейчас. Прождал ее всю ночь у окна с мобильником в руках, то и дело набирая ее номер, но слышал лишь безразличное «Аппарат абонента выключен…». Она так и не пришла. Уже утром нашел ее мобильник в ее же сумке, висевшей в коридоре. Там же был кошелек и студенческий билет. Стало трудно дышать, в горле резко пересохло. К черту работу, он должен убедиться, что с ней все в порядке. Первым делом отправился в ее университет. И с облегчением узнал, что Лена объявлялась днем раньше: написала заявление на академический отпуск. По крайней мере, жива. Тут же, у деканата встретил Ленину одногруппницу, Аню, которая видела Кулемину вчера в компании молодого человека и даже перекинулась с ней парой слов. Девушка быстро сориентировалась в ситуации, и почти не пытаясь скрыть злорадства, сообщила, что Лена собиралась уехать на неопределенное время. Аня тоже была в том боулинге и до сих пор не могла простить Кулеминой, что та увела у нее из-под носа такого перспективного мужика. Думала, Виктор разозлится и, как все рогоносцы, пустится во все тяжкие. Ему же будто дышать стало легче: значит, с ней все в порядке, просто решила уехать. Наверное, к тете в Пензу. Других родственников у Лены не было: родители погибли, когда ей едва исполнилось восемнадцать. И хотя слова о том, что она была с парнем, неприятно резанули слух, он постарался выбросить это из головы. Пусть будет счастлива, она это заслуживает. Домой вернулся совершенно разбитым. В квартире было непривычно пусто и тихо. Все здесь нагоняло тоску: и ее тапочки в прихожей, и стопка конспектов на столе. На прикроватной тумбочке сиротливо стояла кружка с уже высохшим недопитым чаем. Видимо, опять пила за чтением конспектов и забыла убрать. Он всегда ворчал на нее за это, а она лишь улыбалась и забавно морщилась. Сердце защемило. Но совершенно ненужное и непонятное чувство нежности тут же сменилось горьким раскаянием: она даже не зашла забрать вещи. Он просто монстр, раз сумел так сильно ее обидеть. Последующие дни были наполнены борьбой с воспоминаниями. Он скучал по Лене, ее улыбке, теплым объятиям, забавным рассказам об университете. Привычка – пытался объяснить он себе. Но его огромная квартира вдруг стала чужой, холодной и ужасающе тихой. Виктор как можно громче включал телевизор, гремел посудой, шаркал ногами, но не мог заполнить эту давящую тишину. Тогда он стал бывать дома как можно меньше, с головой погрузившись в работу. Заменить Лену другой тоже пока не получалось, а после пары свиданий он прекратил и пытаться. Собрал все ее вещи в коробки, но так и не смог выбросить, оправдывая себя тем, что она может вернуться за ними. Оставил даже зубную щетку. Вздрагивал каждый раз, когда видел на дисплее незнакомый номер телефона и с разочарованием понимал, что звонит всего лишь друг, сменивший симку, или клиент. Однажды понял, что продолжает спать на «своей» половине кровати. Разозлившись на самого себя, демонстративно лег на другую сторону, но уже утром проснулся на прежнем месте. Он запрещал себе думать о любви. Лена все лишь часть его жизни, безусловно, важная, но оставшаяся в прошлом. Он уговаривал себя, что это пройдет, что так будет лучше и ему, и ей. Не готов он сейчас становиться отцом, да и она - разве успела нагуляться? Лена, конечно же, все правильно поняла, решила, что такая обуза, как ребенок, ей сейчас ни к чему, сделала аборт. А академ? Просто решила отдохнуть от занятий. Она еще встретит своего принца и будет жить долго и счастливо. Он тоже как-нибудь проживет. Во всяком случае, помирать без нее точно не будет. Спустя месяц, перебирая документы, вдруг нашел Ленин паспорт, медицинский полис, пенсионное свидетельство. Он смотрел на такое родное лицо на фото и чувствовал, как страх возвращается сверлением в солнечном сплетении. Она могла не забрать вещи, могла никогда больше не позвонить ему, но она не могла оставить ему в подарок свои документы. Что-то случилось. Ругал себя, на чем свет стоит. Ну как он мог не убедиться, что с ней все хорошо? Где ее искать? Что за парень приходил с ней? Может, какой-то бандит. Одному Богу известно, что он пережил, когда обзванивал, больницы и милицию, как тряслись его пальцы, когда он звонил в городской морг. Но время было упущено, спустя месяц его посылали по короткому и весьма точному адресу. Перерыл все Ленины вещи, но нашел все же номер ее пензенской тетки. Своим звонком чуть не довел бедную женщину до инфаркта: она уже давно ничего не слышала ни о племяннице, ни о ее предполагаемом приезде. Ему потребовалось уйма времени, чтобы успокоить Анну Юрьевну и уверить, что все хорошо, что они с Леной просто повздорили, и он, видимо, что-то не так понял. Снова ходил в университет, но и там девушку не видели с того самого дня. Он, конечно, написал заявление в милицию, но ему почти открытым текстом сказали, что искать Лену никто не будет. И так «висяков» много, не до пропавших девиц. Степнов чуть не получил пятнадцать суток, когда едва не заехал по физиономии следователю, который с равнодушием посоветовал ему проверить бордели и наркопритоны, мол, девушка ваша хорошо проводит время, а вы тут локти кусаете. Что еще он мог сделать – он не знал. Время шло, и Виктор смирился с ее потерей, понимая, что одним кошмаром в его жизни стало больше.
Ива: Глава 2 Лена брела по дворам совершенно незнакомого ей района, уже не пытаясь обходить скользкое месиво из опавших листьев и грязи. Из парка, в котором девушка провела последние несколько часов, пришлось уйти после того, как третий подсевший к ней мужчина поинтересовался, не заработать ли она туда пришла. И Лена была совсем не уверена, что в конце концов какой-нибудь тип не окажется более настойчивым. Истерика, продлившаяся три часа, закончилась минут двадцать назад, оставив после себя усталость и апатию. Болела голова, саднило обветренные нос и губы, а от долгого хождения ныл низ живота. Не по погоде легкая куртка совсем не грела, но Лена была рада и ей: в том ее состоянии девушка могла выскочить на улицу в чем была. Отдаленно слышался гул машин, лай собак, где-то совсем рядом прозвучал громкий мужской смех вперемешку с матами – развлекалась молодежь. Давно стемнело, но холод и сумасшедшее желание спать не оставляли места даже страху. Именно необходимость где-то ночевать привела девушку во дворы многоэтажек, заставляя ее с все большим отчаянием смотреть на очередную подъездную дверь с домофоном. Идти было некуда. Друзей у нее особо никогда не было, а в последнее время она так погрузилась в свои отношения, что отдалилась и от немногих приятелей. Единственная родственница жила слишком далеко. Можно было бы переночевать в гостинице или, на худой конец, переждать в каком-нибудь ночном клубе, но денег не было даже на вход. Думать о случившемся было невыносимо, но мысли снова и снова возвращали ее к Виктору, отнимая последние силы и выматывая окончательно. Могла ли она подумать, что все так обернется? Когда он обратил на нее внимание в том боулинге, она подумала, что впервые в жизни ей так повезло. Лена никогда не считала себя красавицей, а тут такой мужик, видно, что и при деньгах, и во внимании недостатка не испытывает. Встречалась с ним и каждый день ждала, что он ее «отошьет». А он предложил жить вместе, и пусть звучало это скорее как: «Моей девушке не престало жить в общежитии», - она была счастлива. Виктор никогда не говорил о любви, но Лена всегда чувствовала его нежность и заботу. Девушка знала, что он не может и пока не хочет иметь семью, но мужчина так часто приходил домой угрюмый, издерганным и уставшим в последнее время. Она подумала, что ребенок – это и его шанс наконец решиться и сменить работу. Нет, Лена вовсе и не думала «ловить его в сети», две лиловых полоски на тесте стали неожиданностью и для нее. Тут же закрутились тысячи мыслей: что нужно сначала закончить универ, устроиться на работу, что Виктор будет против, что она и сама не готова и не хочет этого ребенка. В этот же день записалась в платную поликлинику на прием. Жутко нервничала, сидя в коридоре перед кабинетом УЗИ и пряча глаза, не в силах смотреть на округлые животы и уже по-матерински теплые улыбки будущих мам. Потому что решение было принято. Но когда она увидела на мониторе маленькое светлое пятнышко, в груди будто что-то перевернулось, и Лена ответила немного надрывным, но твердым: «Да» - на равнодушное: «Оставлять будете?». По дороге домой улыбалась пасмурному небу, хмурым прохожим, подставляла ладони капелькам дождя. Пыталась прислушаться к своим ощущениям и вопреки всем законам физиологии чувствовала крошечное создание внутри себя. Дома, каждый раз проходя мимо зеркала, старалась выискать изменения фигуры, готова была прыгать от радости, когда весы показали прибавку в весе целых триста грамм. Чувство тревоги за реакцию Виктора постепенно померкло, а к вечеру она уже убедила саму себя, что и он обрадуется. Не может не обрадоваться, ведь это их ребенок. Едва дождалась его с работы… Глупо? Наивно? Или просто игра гормонов? Какая теперь разница, исправить уже ничего нельзя. Лена покачала головой, стараясь прогнать воспоминания, которые, казалось, причиняли уже физическую боль. Чтобы отвлечься, начала считать подъезды: один, два, три... Она уже почти прошла очередной дом, когда услышала шаги позади себя. Обернувшись, увидела припозднившегося мужчину, шедшего явно в направлении последнего подъезда. Лена остановилась, напряженно вглядываясь в темноту. Девушку не было видно с этой стороны подъездной дороги, но от двери ее отделяло не больше двадцати метров. Она ждала, закусив губу, не отводя взгляда от спины мужчины, когда тот замешкался, доставая ключи. Вокруг все словно осветилось ярким светом надежды, и Лена даже не поняла, что источником его стала выехавшая из-за дома машина. Когда домофон издал характерный звук, девушка сделала рывок, шагнув на проезжую часть, и в тот же миг раздался оглушающий рев клаксона. Лена поспешно отскочила. От колес спаслась, но подъездная дверь захлопнулась, обрывая электронный писк, почти одновременно погас и свет фар. Безумная мысль, что лучше бы ее задавила машина, мелькнула и тут же исчезла, а за ней и все остальные. Наступил долгожданный вакуум. Ни чувств, ни воспоминаний - пустота. Тут же перестали держать ноги, и Лена села прямо на землю, спрятав голову в коленях. Было уже все равно. - Эй, с тобой все в порядке? Эй! – кто-то потряс ее за плечо. - Что это с ней? - Не знаю, Михаил Юрьевич, я ее даже не задел. Только водой окатил, но она будто из-под земли появилась. - Мы тебя задели? Эй! – тормошил он Лену. - Наркоманка, что ли? – спросил в сторону. Голоса доносились до нее словно сквозь вату, она почти уснула, когда болезненный рывок за волосы заставил ее поднять голову вверх, а свет карманного фонарика больно резанул по глазам. - Ты что, обкуренная? Где живешь-то? Помотала головой скорее для того, чтобы от нее отстали, чем действительно понимая, что от нее требуют. - Так. Понятно. Поднимайся, давай. Поднимайся-поднимайся, – потянул ее за ворот куртки на спине, вынуждая встать. - Пойдем. Она жутко устала, замерзла, безумно хотела спать. Будь он хоть самим Чикатило – она бы все равно пошла. Не заметила, как оказалась в квартире, совершенно не помня ни ее номера, ни этажа, ни даже подъезда. Мужчина разулся и прошел в комнату, она же осталась в коридоре, прислонившись к двери и уже сползая по ней к полу. Мужчина вернулся через минуту, держа в руках полотенце и женских халат. Рывком поставил Лену на ноги. - Вот, возьми, переоденешься. И ванну прими. Сама-то справишься? Эй, не спи, говорю, - хлестанул девушку по щеке, когда та снова закрыла глаза, щелкнул выключателем и почти втолкнул Лену в ванную комнату. В тепле квартиры, от перепада температур, а может и от пощечины, Лену затрясло с новой силой. Стуча зубами, она лихорадочно стаскивала ледяную одежду, цепляясь за нее занемевшими пальцами. Включила воду как можно горячее, залезла в ванну и присела на корточки, подставляя голову и шею под воду, лицом уткнувшись в ладони. Горячие струйки стекали по спине и плечам, обжигая кожу, пальцы на руках и ногах ломило, но Лена и не думала добавить холодной воды, ей казалось, что она никогда не сможет отогреться. Лишь когда ванная наполнилась горячим паром, дрожь прекратилась, стало жарко. Но и сейчас девушка бы ни за что не вышла, если бы не требовательный стук в дверь. Не сомневаясь, что в случае необходимости хозяин квартиры выломает дверь, поспешно вытерлась и надела халат. Комната в квартире оказалась только одна, и в той из мебели была лишь огромная двуспальная кровать и пара тумбочек. Понятно, что появлялся хозяин здесь лишь от случая к случаю, и не секрет, какому. Сев на краешек кровати и вытирая волосы, она ждала, когда последует расплата за такое гостеприимство. Ничего не бывает бесплатно… Интересно, если она закричит, что беременна, он остановится? Словно налитая чугуном голова притягивала к подушке, да и живот до сих пор ныл. Лена решила прилечь всего на пару минут, а там будь, что будет. Глаза закрылись сами собой. Тяжелых мужских шагов она уже не слышала.
Ива: Утро наступило неожиданно быстро. Казалось, Лена только закрыла глаза, даже положение тела сменить не успела, а уже в окно бьет яркий свет. Осмотрелась, пытаясь понять, где и почему находится, а вспомнив, пожалела, что сегодняшнее утро вообще наступило для нее, потому что на грудь словно тяжелый камень навалился, и скинуть его не было никакой возможности. Вставать совершенно не хотелось. Тело ломило, свербело в носу, отекшие веки были неприятно тяжелыми. Пытаясь унять ноющую головную боль, прижала холодные ладони ко лбу. Где-то в квартире звякнула посуда, и тут же память подкинула расплывчатый образ вчерашнего мужчины, ни лица, ни имени которого девушка вспомнить не смогла, лишь связанное с ним противоречивое ощущение и опасности, и надежды. Машинально посмотрела на правую половину кровати: постель была примята, - впрочем, девушку это мало волновало. Следствием вчерашних событий стало состояние некой прострации: так чувствует себя человек, когда его жизнь меняется слишком быстро и стремительно. И прошлого уже нет, но и настоящее никак не наступит. Виктор, беременность, вчерашний вечер – все осталось где-то далеко, а может, никогда и не существовало. Но и сегодняшняя действительность казалась не ее. - Проснулась? Вставай, пойдем завтракать, - резкий мужской голос прозвучал неожиданно громко. Хозяин квартиры стоял в дверях и рассматривал девушку довольно откровенным взглядом. Только сейчас спохватилась, что полы халата распахнулись, а подол задрался слишком высоко. Смутившись, села, подтягивая колени к груди, стягивая одежду как можно ниже. – Ванная где, знаешь. - Мужчина хмыкнул и вышел. Осторожно встала, тут же схватилась за живот и поморщилась – впервые ее затошнило. Скорее по интуиции, чем по памяти прошла в ванную. Умывалась и полоскала рот зубной пастой тоже на автомате. Подумала, что неплохо было бы расчесать колтун из невысушенных с вечера волос, но после пары движений расческой руки обессилено опустились. Что ж, значит, пусть будет так. Прошла на кухню и неуверенно села на стул, куда кивком указал мужчина. В стоящей перед девушкой кружке, судя по всему, был налит кофе, но Лену замутило от одной мысли, что нужно будет его пить. С каким-то равнодушием подумала, что токсикоз не мог выбрать более удачного момента для своего появления. Несмело взяла один из бутербродов, лежащих на тарелке, только сейчас осознав, что жутко голодна. Лишь откусив кусочек, вдруг подумала, что в него может быть что-то подмешено. То, что мужчина не тронул ее ночью, еще ни о чем не говорит. Но голод взял вверх. Если ей суждено умереть, пусть она будет сытой. - Что, не хочешь кофе? – не дожидаясь ответа, мужчина тут же взял ее кружку, вылил содержимое в раковину и налил кипятка, кинув одноразовый чайный пакетик. Лена молчала, разглядывая мужчину исподлобья. На вид лет тридцать пять, ростом чуть ниже Степнова, но шире в плечах и более тучный. Темно-русые волосы, еще только начинающаяся лысина надо лбом. Он был довольно мужественен и по-своему красив, но что-то недоброе таилось в его облике, вызывая смутное чувство тревоги. - Рассказывай. С кем поругалась? С родителями, с мужем? Лена молча почала головой. Неожиданно возникшее в памяти воспоминание заставило ее смутиться и с вызовом выдать: - Я не наркоманка! - Знаю, вены вчера посмотрел, - он был совершенно невозмутим. Лена потупилась и покраснела. Стало жутко стыдно от мысли, что разглядеть он успел не только это. - Не бойся, я тебя не трону, - хмыкнул он, заметив ее смущение. – Мне есть с кем делить постель, а бездомные продрогшие девушки не в моем вкусе. От обиды закололо в носу. Видимо, принял ее за бродяжку и теперь не подбирал выражений, словно говоря, что церемониться с такой как она, не обязательно. Лена тут же вспомнила свое отражение в зеркале: красное, все в пятнах, лицо, заплывшие глаза, спутанные волосы, неуютный халат с чужого плеча, усиливающий неблагоприятный образ. Чтобы скрыть неловкость, спросила чуть грубее, чем собиралась: - Тогда что вам от меня нужно? - Хочу тебе помочь. - Зачем? – Лена не верила в благотворительность, да и поговорка про бесплатный сыр безостановочно крутилась в голове. Он пожал плечами: - Сегодня - я тебе, завтра - ты мне. Поскольку Лена молчала, он продолжил: - Видишь ли, я работаю на одного известного продюсера. Он ставит различные шоу, но, главным образом, реалити. Сейчас как раз идет набор девушек на очередной проект. Я предлагаю тебе в нем участвовать. - Вы шутите? - Вовсе нет. Набором девушек занимаюсь я. Что-то вроде кастинга, понимаешь? Шоу будет проходить где-то за границей. Суть его в том, что девушки должны определить, в какой именно стране они находятся. Победительница получит крупную сумму денег. Ну и, разумеется, все, что между: конкурсы, испытания, жизнь под прицелом камер. Вообще-то мы должны были начать еще три дня назад, но одна из девушек внезапно отказалась от участия. А тут ты, и по фактуре подходишь. - По чему? - По фактуре. Как ты думаешь, интересно зрителю смотреть на абсолютно одинаковых девушек? Правильно, неинтересно. Поэтому мы подбирали разные типы: по внешности, по имиджу, по характеру. Ты вполне подойдешь, – окинул ее оценивающим взглядом. - У меня паспорта нет. Да и вообще, вы меня не знаете, может, меня милиция разыскивает. - Подробности твоей личной жизни меня не волнуют. Ты подходишь под тот тип, которого мне не хватало. А паспорт – не проблема. Уже к вечеру у тебя будет новый. - И все? Так просто? - Все гениальное – просто, - он улыбнулся, но у Лены холодок пробежал по коже. Как бы ни была угнетена девушка, но безапелляционный тон собеседника был ей неприятен. Мужчина говорил так, словно знал, что деться ей некуда и она обязательно согласится. Такие, как он, привыкли руководить, а не подчиняться, и ни капли не сомневаются в покорности окружающих: так или иначе, но способы убеждения найдутся для каждого. Волна протеста против подобного незримого давления заставила хотя бы попытаться возразить, и Лена не без легкого злорадства сказала: - Простите, но я не смогу участвовать. Я жду ребенка, - и с чувством удовлетворения заметила промелькнувшее на лице мужчины выражение досады. Но как только глаза его расчетливо сузились, а лицо приняло хищное выражение, идея позлить его перестала казаться такой заманчивой. Чего добилась? Он же теперь просто убьет ее, и никто никогда не найдет ее тела. Мужчина отошел к окну и задумался. Когда он повернулся, выражение его лица было вновь невозмутимым. - А что его отец? Он будет вас искать? Лена отвела глаза в сторону: - Неважно. Мы ему не нужны, - она ответила прежде, чем успела подумать, и тут же спохватилась: «Вот теперь точно убьет…» - Родители? - Лена покачала головой. - Тогда это может быть даже забавным, - он пожал плечами. – Будешь вынашивать ребенка в онлайн-режиме. Это поможет привлечь дополнительную аудиторию. Дело только за тобой. Поскольку Лена молчала, он продолжил: - Если сомневаешься, можешь подумать, пока я отлучусь на пару часов. Вернуть тебя на прежнее место никогда не поздно, - Лене послышалась угроза в его словах, но лицо мужчины выражало лишь уже привычную для нее усмешку. - Надеюсь, не обидишься, что я тебя запру. И посуду помой, - он подмигнул и вышел из кухни. Предложение мужчины казалось не просто странным - фантастическим. О реалити-шоу Лена была наслышана: Дом-2, Голод, Последний герой, - некоторые каналы выпускали их один за другим. Но о том, чтобы самой принять в них участие, девушка никогда не задумывалась. Герои подобных программ всегда казались Лене инфантильными и ленивыми людьми, гонящимися за славой и легкими деньгами. С другой стороны, иного выхода она пока не видела. Мужчина ясно дал понять, что играть в благотворительность и дальше не намерен. Лена выполоскала кружки и поставила их на полку. От движений неудобный шелковый халат вновь распахнулся. Девушка и дома предпочитала ходить в спортивных костюмах, а в чужой вещи и вовсе чувствовала себя неуютно. Вспомнила про гору своей одежды в ванной. При свете дня вещи оказались еще грязнее, чем показалось вчера. Светлая куртка была покрыта темными пятнами, штаны от сиденья на мокрой траве теперь и вовсе стояли колом. Стиральная машина стояла тут же, но воспользоваться ею без ведома хозяина Лена не посмела, поэтому стала набирать горячую воду прямо в ванну. Ни порошка, ни хозяйственного мыла не нашла, пришлось обойтись обычным туалетным. Шоркая грязные пятна, Лена вновь задумалась. Особо ничего сложного в реалити-шоу она не видела, зато было главное – кров и еда. А именно это ей сейчас так важно. Работы нет, денег тоже. Жить негде. А самое главное – она беременна. Защипало пальцы: от усердия девушка содрала кожу, - въевшиеся же пятно на одежде будто и не уменьшилось. Устало подумала, что сойдет и так, попыталась поднять вещи для выжимания, но тяжелая намокшая ткань тянула вниз. Вновь резко ослабли руки, в глазах потемнело. Разжав пальцы, Лена села прямо на пол, обессилено прислонившись к машинке. Теперь у нее и одежды нет. А еще одну подобную ночь на улице, да еще и в шелковом халате, она не переживет. Впрочем, о чем это она, халат придется вернуть. Когда в двери щелкнул замок, решение уже было принято. Хозяин квартиры все понял без слов, по ее загнанному виду и обреченному взгляду. Увидев плавающие в ванне вещи, командно бросил: «Пойдем», - и прошел в комнату. Открыв встроенный шкаф, который Лена не заметила вчера, указал на полку со словами: - Бери, что подойдет. – Девушкин вопросительный взгляд он проигнорировал. Среди вороха женских вещей, о происхождении которых Лена старалась не думать, девушка нашла спортивный костюм и футболку и, воспользовавшись тем, что мужчина вышел из комнаты, быстро переоделась. Вещи оказались немного малы, но выбирать было не из чего. Через час она уже писала заявление на академический отпуск. Одну ее не отпустили, отправив с тем самым шофером, что чуть не задавил ее. Случайно встреченной одногруппнице пришлось признаться, что уезжает, только чтобы прекратить ее бестактные расспросы. Вечером новый паспорт был готов, а Лена в очередной раз поразилась, что могут сделать деньги. Подписание договора заняло не больше пяти минут. Скорее для видимости прочитала его от корки до корки, что, впрочем, было не сложно: контракт занимал полторы страницы формата А4. Никакого мелкого шрифта, сведений о неустойке, только то, что она уже и так знала. Да и сам договор скорее походил на ее расписку-согласие участвовать в шоу. Раздумывать о том, что это странно, не было ни сил, ни желания. Вечером она уже садилась в самолет.
Ива: Глава 3 Глаза ей завязали еще по дороге в аэропорт. Как объяснили, девушки не должны видеть друг друга до начала шоу, чтобы сохранить искренность эмоций при первой встрече. Кто-то помог ей подняться по трапу, пристегнул ремнями безопасности - все это время Лена оставалась совершенно спокойна, - но стоило ей почувствовать движение самолета, как до нее вдруг дошло осознание необратимости своего поступка. Отчетливо представилось, что обратно пути нет, и стало страшно до безумия, до паники. Если бы не ремни безопасности и оказавшиеся вдруг зафиксированные руки, она бы выскочила из этого самолета прямо на ходу. Вмиг стало трудно дышать, ладони покрылись холодным потом, живот напрягся и снова начал ныть. Хотелось закричать изо всех сил, но во рту пересохло почти до боли, а голос вдруг пропал. Возникающие перед глазами одно страшнее другого последствия ее беспечности вскоре переросли в кошмары, и Лена поняла, что это все лишь сны, лишь почувствовав довольно грубый толчок в плечо. Прилетели. Кто-то помог снять ремни безопасности и повел девушку к выходу. Пока на негнущихся ногах спускалась по трапу, шла в невидимом направлении, изо всех сил старалась не показывать своего страха, но сердце стучало так громко, что, казалось, слышат все вокруг. Ей помогли сесть в автобус, запретив снимать повязку с глаз. Но даже несмотря на темноту и гремящую из динамиков музыку, Лена понимала, что вокруг находятся люди, чувствовала это каждым нервом. Девушка тут же вспомнила героинь фильмов, которые при похищении умудрялись запоминать дорогу по движению автомобиля, но когда автобус тронулся, с отчаянием поняла, что совершенно не ориентируется в пространстве: вправо, влево, прямо – было совершено непонятно, куда они едут. От напряжения и качки ее сильно тошнило, поэтому, когда машина остановилась, на пару минут девушка даже почувствовала облегчение, но стоило чьим-то рукам вытянуть ее из салона, страх накатил с прежней силой. Ее куда-то вели, путано, недопустимо долго. Слух обострился настолько, что, казалось, она даже слышит чужие дыхания. Когда, наконец, ее оставили в покое, Лена поняла, что достигла пункта назначения, и теперь стояла в полной темноте, ожидая своего вердикта. От чувствования на себе чужих взглядов, изучающих, липких, сверлящих, возникло ощущение наготы, которое не исчезло, даже когда рефлекторно поднятая к груди рука нащупала одежду. Зазвучавшая барабанная дробь стала последней пыткой, и Лена подумала, что сейчас либо закричит, либо задохнется от тяжести в груди, когда наконец раздавшийся бодрый голос ведущего не стал одновременно и облегчением, и новой мукой: - Добрый день, уважаемые дамы и господа! Мы приветствуем вас на нашем новом реалити-шоу! Девушка почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Резко наклонив голову вперед и с силой прикусив язык, изо всех сил сопротивлялась вязкому состоянию обморока, цепляясь за звонкий голос ведущего ускользающим сознанием. - На ваших глазах десять девушек будут сражаться за свое место под солнцем! Они еще не знакомы друг с другом, так давайте же предоставим им эту возможность! Леди, прошу вас снять повязки. Слова ведущего доносились до нее словно из тумана, и девушка поняла, что последняя фраза относилась и к ней тоже, лишь когда почувствовала легкий толчок в спину. Кое-как стащив с лица повязку дрожащими пальцами, огляделась. Девушки были выстроены полукругом. Кто-то еще только пытался развязать узелок лихорадочными движениями, кто-то уже успел снять черную ткань и оглядывался с затравленным видом. Лена подумала, что, должно быть, и она сейчас выглядит так же. Слова ведущего о реалити-шоу немного успокаивали, но какое-то интуитивное чувство опасности все еще не давало дышать свободно. От недавнего полуобморока было плохо, и Лена с облегчением услышала, как ведущий сказал: - Прошу вас, леди, присаживайтесь. Стулья были расположены также полукругом, за спинкой каждого из них, на расстоянии вытянутой руки, стояли мужчины, похожие друг на друга и темными костюмами, и непроницаемым выражением лиц. «Охранники», - сразу поняла Лена. Ведущий стоял чуть впереди. Это был невысокий тучный шатен в обтягивающих, до колен, штанах, цветной жилетке и коротком пиджаке. В его довольно нелепом и неуместном наряде угадывались элементы национального костюма, но Лена не смогла понять, какой страны. Улыбаясь неестественно широкой улыбкой, ведущий продолжил: - Что ж, думаю, будет верным, если для начала мы представимся друг другу. Меня вы можете называть Аркадием, - он чуть наклонил голову, приложив руку к груди. - А вас я попрошу назвать свои имена. Девушки одна за другой начали говорить, и стоящие вокруг операторы тотчас направили на них свои камеры. Со своего места Лена свободно могла видеть всех участниц и понимала, что Михаил не обманул: они были абсолютно разные, - и в то же время было что-то неуловимо-общее в выражении их глаз. Лишь две участницы сразу выделялись излучаемой силой и независимостью во взгляде: русоволосая девушка на противоположном конце полукруга, сидящая неестественно прямо, и брюнетка, зацепившая слух необычным именем Шакира, развалившаяся на стуле и всем видом пытавшаяся показать свою уверенность, но руки, теребящие одежду, выдавали и ее волнение. - А теперь, милые леди, я объясню вам правила и цель вашего пребывания здесь. Должно быть, вы уже знаете, что сейчас находитесь в одной из точек земного шара. Где именно – не знает никто, даже я, - он слегка поклонился. – Ваша цель – определить, что за страна приютила нас для проведения шоу. Хотите знать, как? Что ж, с удовольствием вам отвечу. Каждую неделю вы будете участвовать в «приключении» – назовем это так. Если оно будет пройдено вами удачно, в награду вы получите подсказку. Если нет – не обессудьте, - он развел руками. - И так – неделя за неделей, пока одна из вас, наконец, не отгадает ребус и не получит беспрецедентный в истории шоу выигрыш, - он выждал эффектную паузу, – пять миллионов рублей! – Девушки удивленно переглянулись. - Да-да, вы не ослышались! Думаю, - продолжал Аркадий, - если вы хорошо учились в школе, отгадать, где вы находитесь, труда не составит. – Он снова помолчал, позволяя камерам заснять изумление девушек, прежде чем стереть с лиц участниц робкие улыбки жестоким продолжением: - Те же, кому не повезет, будут проданы в наложницы любому желающему. Живые игрушки сейчас в моде, богатые папеньки и их избалованные сыночки с удовольствием заплатят за вас. Наступила тишина, во время которой все объективы были направлены на побелевшие лица девушек. Затем, повинуясь какому-то невидимому сигналу, операторы разом выключили камеры и направились к выходу. - Очень смешно! – вдруг громко сказала та самая русоволосая девушка. – Не слушайте вы его! – обратилась она ко всем остальным. – Это наверняка буффонада для зрителей. Ни один канал не пропустит такое шоу в эфир. Все то время, что девушка говорила, Аркадий внимательно смотрел на нее, будто изучая. - Вы абсолютно правы, юная леди, - согласился он. – Ни один канал не пропустит. Именно поэтому наше шоу будет показываться исключительно в Интернет-ресурсах. – Он улыбнулся, упиваясь своим превосходством, смотря девушке прямо в глаза. – Вас, кажется, Аня зовут? Так вот, Анечка, постарайтесь направить вашу энергию в нужное русло. Не то мы быстро найдем способ, как вас успокоить. - Но кто будет смотреть это? Какой-нибудь фанат географии? – робко спросила другая девушка. Аркадий тут же повернулся на голос. - А это уже наши заботы, – он снова улыбнулся. – Деньги не пахнут, и совсем неважно, кто их источник: фанат географии или престарелый любитель подглядывать. Еще вопросы есть? - Есть, - Ленин голос прозвучал надломлено и хрипло, - наверное, это какая-то ошибка. Потому что я беременна… - Ну и что? Поблажек тебе не будет, - он пожал плечами. - Если не хочешь стать чьей-то игрушкой, постарайся победить. – Ни капли смущения, будто так и должно все быть. - Но ведь так нельзя, - она попыталась донести до него то, что казалось таким очевидным, но не увидела во взгляде ни капли понимания. - Девушки, обращаюсь ко всем во избежание дальнейших недоразумений. Вы все совершеннолетние. Вы все собственноручно подписали договор. Какие могут быть претензии теперь? Раньше нужно было думать. – Его слова казались еще ужаснее оттого, что были абсолютной правдой. Ведь Лена сама читала контракт, да и Михаил не соврал ей, он лишь умолчал о том, что ждет проигравших, а ей и в голову не пришло спросить. - Но кому может понадобиться наложница с животом? – она не хотела сдаваться, не хотела верить. - Почему же с животом? Шоу будет продолжаться, пока ты не родишь. - Все девять месяцев? Да кто же его смотреть будет так долго? - Это не твоя проблема, крошка. - А если кто-то угадает страну раньше, до родов? Он посмотрел с жалостью и мягко произнес: - Тогда мы придумаем, как продлить ваше пребывание здесь. Будто сердце оборвалось. Только теперь Лена вдруг ясно поняла, что все это не шутка, не розыгрыш, не безобидная игра. Все слишком серьезно. - Что ж, милые леди, если вопросов больше нет, вас проводят в комнаты. Перелет был долгим, а камера любит отдохнувших актеров. Не взыщите, но мы запрем вас на ночь на ключ. Для вашей же безопасности, – с этими словами он кивнул одному из находящихся в зале мужчин и покинул помещение. Комнаты девушек оказались обставлены очень скромно и напоминали скорее кельи: кровать, стул, тумбочка, со стоящим на ней графином с водой. А в углу - хозяйственное пластиковое ведро, назначение которого Лена поняла не сразу, а осознав, со злостью подумала, что постановщики шоу не считают их за людей, унижая таким способом. День вдруг показался нескончаемо долгим, а все происходящее – глупым, надоедливым сном, но Лена точно знала, что даже тысяча щипков не поможет ей проснуться. Девушка легла на кровать, подтянув колени к груди. Глядя на горящий напротив кровати красный огонек камеры, она изо всех сил старалась не плакать, кусая губы и глотая болезненный комок в горле. Никогда еще она так отчаянно не хотела, чтобы рядом оказалась мама.
Ива: На следующий день девушкам выдали одежду, обувь, гигиенические принадлежности. Те вещи, что были на них, забрали, и пусть сделано это было с целью очередного психологического давления на участниц, Лена с удовольствием избавилась от чужого неудобного костюма. После завтрака участниц проводили в уже знакомую им комнату, где их ждал ведущий. На этот раз Аркадий был одет в кожаные штаны в три четверти длины, рубашку и сюртук; кто-то из девушек, не сдержавшись, хмыкнул. Вчерашнее представление повторилось почти слово в слово: цель и правила игры, имена участниц. Затем - обычная для шоу подобного формата просьба девушкам рассказать немного о себе: чем занимались до проекта, какая у них мечта, что сделают с выигрышем, как они думают, в какой стране находятся. Скучно и странно комично, будто все происходит не на самом деле, а в какой-то пьесе. Короткая экскурсия по дому, благодаря которой и девушки, и зрители ознакомились с расположением комнат, немного развлекла, но уже скоро Лена устала от яркого дизайна с преобладанием красного, бордового, синего цветов, от которых рябило в глазах. Она с облегчением вернулась в свою комнату, где все было минимально просто: бежевые стены и отсутствие ярких красок. Следующие три дня девушки были предоставлены самим себе. Ведущий назвал это «свободным плаванием»: они просто осваивались, знакомились, общались. Тут-то и выяснилось, что все они попали на проект по схожей схеме. Катя, например, сирота, воспитанница детского дома, когда ей исполнилось восемнадцать, двери казенного учреждения для нее закрылись, а идти было некуда. Она уже почти решилась спрыгнуть с моста, когда ее увидел проезжающий мимо Михаил. Ирина не так давно вышла из мест лишения свободы и обнаружила, что муж, теперь уже бывший, выписал ее из квартиры, где живет с новой женой. Алину и вовсе взяли из борделя, куда она попала по глупости, а теперь никак не могла выбраться, будучи должна крупную сумму денег. Усталость от жизни, отчаяние во взгляде – вот то, что объединяло их всех и так бросилось Лене в глаза при первой встрече. О себе Лена старалась не рассказывать, ограничиваясь общими фразами: забеременела, поругалась с парнем, ушла из дома. В душу пускать никого не хотелось. В один из «свободных» дней к Лене впервые пришел врач. Представившись Николаем Борисовичем, он сказал, что будет наблюдать ее в течение всей беременности. Осмотрел, задал стандартные вопросы, пообещал на следующее утро прислать к ней медсестру для забора анализов и удалился. А у Лены остался неприятный осадок от его недоброжелательного и колючего взгляда. Смотреть на слоняющихся без толку участниц зрителям было не интересно, и на четвертый день девушкам выдали первое задание: устроить праздник по поводу начала проекта и их знакомства друг с другом. Сопротивляться не имело смысла, и девушки с наигранной радостью и натянутыми улыбками справляли «Праздник встречи», чокаясь пластиковыми стаканчиками с налитой в них подкрашенной кипяченой водой, имитирующей вино. Первое «приключение» состоялось на шестой день и было похоже на детскую игру «Зарница»: где-то в доме спрятали ключ к разгадке, а девушки должны были его отыскать. Им была выдана карта, а по дому развешены подсказки-наводки. Девушки даже развеселились на время игры, забыв о том, где и почему находятся. Но детская игра чуть было не кончилась трагедией, когда одна из участниц запнулась на лестнице, казалось бы, на ровном месте, и кубарем скатилась вниз. Она в рубашке родилась, потому отделалась лишь синяками и растяжением, но Лена успела увидеть на лице ведущего сразу после падения удовлетворенное выражение. Было понятно – шоу удалось. Когда упавшая Карина позже рассказала, что под ногами, откуда ни возьмись, натянулась веревка, у Лены даже сомнений не возникло в правдивости ее слов. Как бы то ни было, первая подсказка было получена, и девушкам дали ночь на размышления. Наутро состоялось «отгадывание». По одной участницы заходили в специально отведенную комнату и называли в камеру предполагаемую страну, попутно объясняя свой выбор. Лена назвала Францию - она просто не знала, что говорить, география никогда не была ее сильным звеном, и девушка совершенно не представляла, как можно вычислить их местонахождение, тем более что общаться на эту тему участницам было категорически запрещено. Весь день девушки провели как на иголках. А вечером им объявили, что ни один ответ не был верным. Только после этого Лена поняла, что всю неделю втайне надеялась, что кто-то отгадает. Пусть не она, пусть кто-то другой, лишь бы этот жестокий фарс закончился. Навалилось чувство тоски и бессилия. Захотелось спрятаться от всех, исчезнуть, просто побыть одной, но девушкам нужно было объяснять перед камерой, что они чувствует, потерпев первую неудачу, и отпустили их еще нескоро. Дни потянулись медленно, все больше и больше наполняясь безнадежностью. Себе девушки уже не принадлежали – весь их день был расписан и продиктован интересами шоу. Развлечений, помимо навязанных проектом, участницам позволено не было. Никаких телевизоров, телефонов, компьютеров, книг, даже газет. На улицу девушкам выходить тоже не разрешалось. В их комнатах окон не было, а в коридоре и залах на первом этаже узорные стекла позволяли лишь угадывать темноту или свет за ними. Лена недоумевала: неужели на небе крупными буквами написано название страны, раз им даже посмотреть на облака и солнце нельзя. Замкнутое пространство, почти постоянное искусственное освещение, жизнь по навязанному режиму угнетали и так подавленную психику, и девушки довольно скоро начали срываться друг на друге. Слезы и крики стали постоянными спутниками шоу, на радость его создателям. Лене приходилось особенно плохо. Начавшийся еще в Москве токсикоз проявил себя и тут. Утренняя тошнота, неприятие запахов, перемены настроения, сонливость, постоянная усталость, казалось, никогда не кончатся. Пребывание в состоянии неизвестности перед завтрашним днем только ухудшало ее самочувствие, а нахождение в четырех стенах дома подавляло еще больше. Однажды, после нескольких дней выматывающей тошноты Лена не выдержала и спросила у доктора, нормально ли ее состояние, и почему ей так плохо. Но Николай Борисович строго посмотрел на нее и ответил: - Потому что во время беременности дома надо быть, и на учете состоять, а не бегать по разным шоу! – он рывком закрыл портфель и вышел, не попрощавшись. Что говорить, он был тысячу раз прав, но тот день, когда ее судьба повернулась так круто, было уже не вернуть, и Лене оставалось лишь пытаться выжить здесь. Самым неприятным для нее последствием токсикоза оказалась бессонница. Девушке безумно хотелось спать, но стоило лечь, и сон как рукой снимало. Ворочалась, не находя удобного положения, прислушивалась к каждому шороху за дверью, ежеминутно открывала глаза, проверяя, одна ли она в комнате, и каждый раз натыкаясь взглядом на красный огонек камеры. Он казался глазом какого-то чудовища, которое смотрит на нее из темноты, видит все ее мысли, порой даже казалось, что оно приближается, и хотя это был лишь обман зрения, заснуть после такого получалось далеко не сразу. В такие минуты безумно хотелось домой, при этом неважно, куда именно, лишь бы это было место, где она кому-то будет нужна. Девушка стала часто вспоминать родителей, хотя за два последних года почти научилась жить без них. С тоской думала о беззаботном детстве и с болью о том дне два года назад, когда автомобильная авария отняла у нее двух самых дорогих людей. Тогда для Лены словно весь мир перевернулся. Совсем одна, без работы, без поддержки. Она то сидела безвылазно дома, то, напротив, дотемна бродила по улицам, ездила вкруговую в автобусах. Университет забросила, на звонки не отвечала. Тогда ей тоже было плохо, казалось, хуже не бывает, словно кусок души вырвали с мясом. Но время шло, боль сменилась светлой тоской и грустью. Когда нашла в себе силы собрать родительские вещи, нашла мамин диплом и вспомнила, как та мечтала об окончании Леной университета. После этого девушка вернулась к занятиям, ушла с головой в учебу, чтобы подтянуть хвосты. Жизнь постепенно наладилась. А потом в ее жизни появился Степнов. Лена вздохнула: так или иначе, ее мысли всегда возвращались к Виктору. Сейчас, спустя время, она часто думала: что было бы, не подпиши она тогда этот контракт. Как поступил бы Виктор? Она не верила, что он мог бы выгнать ее на улицу. Он не хотел ребенка – это очевидно, но он же не зверь. Жениться бы не пообещал, но и без поддержки бы не оставил, она была в этом уверена. Но потом перед глазами всплывало его перекошенное яростью лицо и полный ненависти крик, и Лена съеживалась от страха, прикрывая руками живот, шептала: «Ничего, маленький мой, мы с тобой сильные, все будет хорошо». С той первой ночи девушек больше не запирали, и когда становилось особо тяжко, Лена выходила прогуляться по коридору. Здесь тоже было полно камер, но тут девушка не чувствовала себя такой уязвимой. Однажды, прогуливаясь по второму этажу, Лена почувствовала, что замерзла, но дышать при этом стало на удивление легко, спертый воздух будто освежился. Услышав подозрительный шум в конце коридора, пошла в ту сторону, и поняла, что сквозняк идет из открытого окна, у которого кто-то возится. Приглядевшись, девушка узнала одну из участниц. - Ань? – Окликнула негромко, но та испуганно подскочила и обернулась. Увидев, кто стоит перед ней, схватилась за сердце, и, тяжело дыша, зло просипела: - С ума сошла, так подкрадываться? – Чуть отдышавшись, она снова обернулась к окну и забралась с ногами на подоконник. Тут только Лена заметила, что девушка обвязала вокруг себя веревку из связанных вещей. - Ты что? Ань, ты куда? – Лена испуганно схватила девушку за рукав. - Я тут оставаться не собираюсь. Хочешь – пойдем со мной, я не против, - она помедлила и посмотрела на Лену вопросительно. - Но мы даже не знаем, где находимся! И документов нет. Что мы делать-то будем? - Что, что… На месте решим. - А камеры? – вспомнила Лена. Аня кивнула в сторону камер: - Накрыла их платком... Слушай, некогда размусоливать, потом объясню. – Лена сомневалась, и Аня со злостью произнесла: - Ты что, до сих пор не поняла, что мы отсюда не выберемся? Нас никогда не выпустят! – Видя, что Лена по-прежнему стоит, махнула рукой: - Впрочем, делай, как знаешь, - и она осторожно перелезла через окно и стала спускать по стене, держась за веревку. Лена не знала, что делать. Внезапно поманившая свобода взволновала, свежий воздух кружил голову, но навязчивая мысль о том, что идти ей некуда, никак не позволяла решиться. Ане есть к кому стремиться, ее дома ждет двухлетний сын, а ее, Лену, не ждет никто. Она и на шоу-то попала только потому, что другого выхода не видела. С другой стороны, давно понятно, что от безысходности она сама себя загнала в ловушку. Лена уже взялась за веревку, чтобы втянуть ее внутрь и спуститься самой, как услышала шум где-то справа. Обернулась и увидела довольно улыбающегося ведущего. Сердце ухнуло, казалось, на миг остановившись, а затем забилось с удвоенной силой. Как молния в мозгу пролетела мысль, что их снова одурачили. Они специально дали Ане уйти – все ради шоу. Аркадий похлопал в ладоши, приближаясь к Лене. - А ты молодец, не стала дурить. Знаешь, сколько мы на тебе заработали? – Мягко отцепил ее руки от импровизированной веревки. – А теперь будь хорошей девочкой, иди спать. До комнаты Лена дошла на негнущихся ногах. Ходила из угла в угол, думая то о том, где сейчас Аня и что с ней, то о том, что им и правда никогда не выбраться из этого проклятого дома, прислушиваясь к тишине коридора и сходя с ума от беспокойства. За завтраком Ани не было, всю последующую неделю тоже. Ее вернули только к голосованию. Она молчала, не рассказывала о том, где была, и что с ней происходило, но огонек борьбы в ее глазах пропал. И это пугало Лену гораздо больше, чем могли бы видимые синяки.
Ива: И снова – бесконечное течение времени, движение по замкнутому кругу, приносящее усталость и разочарование, превращение в марионеток, без воли и эмоций, поддающихся малейшему напряжению нити. А кукловодом был ведущий, с азартом безумца создающий свой театр кукол и не упускающий возможность лишний раз указать марионеткам их место. «Если вам повезет, вас купит себе в гарем какой-нибудь султан: живи в свое удовольствие, и когда до тебя очередь дойдет… - насмехался он, получая удовольствие садиста. - Неужели вы так плохо изучали географию и историю, что не можете решить такую простую задачку? А и правильно, кто ждет вас «там», вам просто некуда возвращаться». Кто-то почти сразу смирился, кто-то пытался сопротивляться, но, в конечном итоге, сдавались и они. Попыток бежать больше никто не предпринимал, зато конфликты вспыхивали по любому поводу. Больше всего скандалов было связано с именем Шакиры. Девушка открыто выражала свое недовольство, отказываясь подчиняться, и ничем не выдавала своего страха. Все испытания она проходила с показной легкостью к неудовольствию ведущего: марионетка никак не хотела слушаться, роняя его достоинство перед зрителями и другими куклами. Она огрызалась, добавляла различные прозвища к его имени, открыто подшучивая над национальными костюмами, в которых тот чаще походил на клоуна. Особенно Аркадию досталось в день, когда тот решил отдать дань уважения Шотландии. Порой после таких шуток Лена перехватывала предостерегающий Анин взгляд, но стоило той увидеть, что на нее кто-то смотрит, Аня тут же прятала глаза. Ведущий скрипел зубами, бросал на бунтарку ненавидящие взгляды, но, вопреки ожиданиям, никаких жестких мер в отношении Шакиры не предпринималось. Яркая, красивая, сильная – она была интересна зрителям и приносила создателям шоу неплохие деньги. С первого дня не стеснялась камер, открыто флиртовала с охранниками (и Лена догадывалась, что флиртом дело не ограничивалось). Порой Лене казалось, что Шакира - это не настоящее имя, да и вся история вымышленная. Ну никак не походила девушка на бедную сиротку, как представилась. Такими обычно бывают любимые младшие или единственные дочери: волевая, избалованная, взбалмошная, все по плечу. Даже волосы у нее оказались крашенными, и, отрастая, открывали довольно светлые корни. Несмотря на конфликтность, она вызывала уважение у всех девушек, и в какой-то степени именно ее пример помог Лене не пасть духом. Уж если Шакира может противостоять толпе сумасшедших, то и она сможет, ей есть, ради кого. Сама же Лена старалась не реагировать на явные провокации и не привлекать к себе лишнего внимания – беременность сделала ее осторожной, да и слишком хорошо она помнила Анин безжизненный взгляд. Отгородившись от всех, девушка замкнулась в себе, полностью сосредоточившись на своей беременности. Из-за отсутствия хоть какой-то информации, она постоянно боялась, порой до паники, что с ребенком что-то не так. Врач никогда ничего не говорил, лишь хмуро записывая что-то в свой блокнот, а у Лены слова застревали в горле от его демонстративно-неприязненного взгляда. Советоваться тоже было не с кем: дружбы тут не водили – не тот эмоциональный настрой был у девушек, да и каждая воспринимала других участниц как соперниц. Постепенно девушки привыкли и к режиму, и к каждодневным нелепым заданиям, имеющим целью лишь развлечь публику. Даже камеры перестали бросаться в глаза и уже не так раздражали. Но одного дня участницы ждали с ужасом – дня «приключений». Их испытания становились все изощреннее и жестче и будто проверяли девушек на прочность. Создатели шоу не были оригинальными и использовали уже не раз опробованные приемы: нахождение в одной комнате с грызунами, поедание насекомых, тяжелые физические испытания на грани пыток. Все это было старыми и изъезженными приемами, но люди почему-то снова и снова с большим удовольствием смотрели за унижением и страданиями других. Порой Лене казалось, что над ними ставят какие-то опыты по психологической устойчивости, а порой, что просто издеваются. И она с ужасом думала о том, до чего еще могут дойти ради шоу его постановщики, и не снимут ли однажды с девушек их физическую неприкосновенность ради высоких рейтингов. Каждый день с участницами работали психологи. По крайней мере, так они себя называли, но Лена уже давно вычислила, что их цель – выявление слабых мест девушек, чтобы использовать их против них же. Так, одну участницу, боящуюся змей, заставили полчаса просидеть в темной комнате, забитой ужами. Стоя за дверью, слыша крики о помощи, переходящие порой в визг, девушки плакали от бессилия и страха, но вмешаться никто не решился. После испытания с участницей случилась такая истерика, что ей понадобилась помощь врача, а памятью об этом «приключении» стало ее заикание и боязнь темноты. Другую, страдающую аллергией на томаты, вынудили в бочке с помидорами искать клочок бумажки с подсказкой, после чего девушка ходила вся покрытая крапивницей. Зрителям не показали, как во время испытания в метре от нее стоял врач с препаратами на случай, если у участницы случится анафилактический шок. Не раз «приключения» заканчивались переломами и сотрясениями. А порой конкурсные задания доходили в своей легкости до абсурда, но проводились в таких условиях, что выполнить их не было никакой возможности. Как ни странно, но Лена не принимала участия в опасных или слишком жестоких испытаниях. То ли даже бандитам свойственно милосердие, то ли просто она не оправдала надежд продюсера и оказалась не столь интересной зрителю. Однако вскоре Лена поняла, что ни то, ни другое тут ни при чем. Девушки, еженедельно истязающие себя, стали смотреть на нее как на врага. Психология толпы проста: кто не с нами, тот против нас, а человек в замкнутом пространстве в стрессовых условиях часто теряет свою человечность. Усугубляло ситуацию и то, что Лене поручали на первый взгляд легкие задания: собрать карту поиска из кусочков пазла или перевести, с использованием словаря, подсказку, написанную иероглифами, - но ограничение по времени делало задачу невыполнимой. Обозленные участницы уже знали: если в испытании участвует Лена – оно будет провалено. Девушка стала бояться ходить по дому и впервые жалела о том, что комнаты по ночам больше не запираются. Перспектива оказаться в одном пространстве с ядовитыми жуками не страшила ее так, как горящие злобой и ненавистью глаза. И без того повышенная тревожность грозилась перерасти в паранойю, если бы не случай. После очередного провального испытания, окончившегося конфликтом, одна из девушек, не сдержав эмоций, толкнула Лену в живот, сбив ее с ног. Кулемину тут же отправили в комнату, вызвали к ней врача. Весь следующий день у нее был постельный режим, а когда Лена вышла, девушки отводили от нее глаза и чуть ли не шарахались, у толкнувшей же ее Светы был такой затравленный взгляд, что у Лены мороз побежал по коже. Тогда-то девушка впервые не смогла отмахнуться от того, что давно уже тревожило ее, но о чем думать было невозможно страшно: слишком сильно создатели заботились о ее ребенке. Врач, постоянные анализы, витамины, ей даже УЗИ делали! И благородность тут ни при чем, ведь о самой Лене заботы никто не проявлял. Впервые ее интуитивные опасения сложились в четкую мысль: никто не говорил ей, что станет с ее ребенком, если она не выиграет шоу… А Лена уже давно не верила, что сможет угадать свое местоположение, порой ей казалось, что они в какой-то никому неведомой стране на необитаемом острове, раз десять человек за столько недель не смогли назвать верного варианта. Национальные блюда, каждый раз разные, музыка, подсказки, ради которых девушки порой рисковали жизнью, но не приближающие их к разгадке ни на миллиметр – Лена давно перестала обращать на это внимание и писала страны по второму кругу, пару раз даже назвав Россию. Все равно других она уже не помнила, а это простое слово навевало на нее чувство ностальгии. Впервые Лена поняла, что значит скучать не только по кому-то, но и по Родине. Первый срыв для них был сроден апокалипсису. Посреди ночи вдруг загорелся свет, послышались крики и шум борьбы, истерические всхлипы. Не понимая, что происходит, Лена подскочила и попыталась выйти – но дверь была заблокирована. Первая возникшая мысль - начался пожар, а они сейчас просто сгорят заживо. Но уже через пару минут все стихло, свет погас, а на дверях негромко щелкнул затвор. Долго не могла уснуть, принюхиваясь, и, слава Богу, не чувствуя запаха дыма. А утром все вели себя, как ни в чем не бывало, игнорируя растерянные взгляды девушек. И лишь у одной из них был до жути стеклянный взгляд и синяк на руке от успокоительного укола. С тех пор подобные истерики случались все чаще, но привыкнуть к ним не получалось. В такие минуты Лена закусывала кулаки, и, зажмурившись, раскачивалась взад-вперед, чтобы не сорваться самой. Но по-настоящему страшно становилось, когда наступала тишина, и сердце стучало непривычно гулко в пустой комнате. В эти минуты накатывало такое отчаяние, что хотелось просто исчезнуть, не существовать. Чтобы успокоиться и заполнить тишину, начинала негромко разговаривать, гладя живот и уверяя сына, что бояться нечего, что мама рядом и обязательно защитит его. В одну из таких ночей вдруг почувствовала, что в ответ на ее слова внутри словно перекатилось что-то. Легко и почти неощутимо. Замерла, боясь дышать. Показалось?.. Положила дрожащую ладонь на живот и почувствовала тот же перекат, но в обратную сторону. За все время плена она ни разу не плакала, но тут даже не заметила бегущих по щекам слез. Вдруг стало легко на душе, словно скатился, наконец, давящий камень тревоги и страха. Впервые за несколько месяцев она улыбалась. Теперь Лена точно знала: с ее малышом все в порядке. А значит, у них будет все хорошо – она в это верила.
Ива: Добрый день! Обращаю внимание, что у фика появилась обложка, за что большое спасибо Яне Пыль! Глава 4 Говорят, со временем все проходит, затягиваются раны, прощаются обиды, и даже совесть рано или поздно перестает царапать память болезненными воспоминаниями… Он почти поверил в это. Больше не перехватывало дыхание при виде темных окон квартиры, не резало от напряжения глаза при просмотре криминальных новостей, и даже сердце больше не заходилось от одного только ее имени. Лена уже не мерещилась ему повсюду, куда бы он ни шел, и лишь во сне, почти каждую ночь, была рядом. Только кружка с надписью «Победитель» - ее подарок - и фотокарточка, «случайно» забытая в верхнем ящике стола, напоминали о том, что девушка была в его жизни. Память о ней засела давящей тяжестью в груди, слева, порой совсем не чувствующейся, а порой подчиняющей себе все тело, наполняющей отчаянием от своей неизбежности. Ему бы только знать, что с ней все хорошо, что она жива и вполне довольна жизнью… Тогда, возможно, и он смог бы начать жить как прежде, до встречи с ней, а не существовать угрюмым отшельником. Порой его охватывало раздражение, перерастающее в злость, то ли на себя, то ли на Лену, и тогда он пытался сделать что-то назло. Удалил из компьютера все ее фотографии и файлы. Все же завел интрижку с одной из сотрудниц - ничего личного, просто физическая необходимость, но ее тоже звали Лена, и было не страшно назвать ее чужим именем. Стер все смс-ки и даже номер, чтобы не ждать от нее звонка, прекрасно зная, что телефон с сим-картой остался у него, но так казалось легче. Помогало на какое-то время, а затем воспоминания вновь накатывали сковывающей до ломоты тяжестью. Спасала только работа и, порой, алкоголь. Через полгода практически полного проживания в офисе ему доверили возглавлять важный проект, благополучное выполнение которого позволит ему занять-таки место шефа. Да, жаль старика, но это бизнес - тут не место благородству, а Виктор заслужил это место как никто другой. И даже показалось, что жизнь налаживается. Наконец он почувствовал себя удивительно легко, заметив и уже наступившую весну, и яркое солнце. Виктор не из тех, кто бежит впереди паровоза, но появился отличный повод отметить и снять напряжение последних месяцев. В тот же вечер в его доме собрались друзья: пара бывших однокурсников и коллег. Чисто мужская вечеринка: выпивка, незамысловатая закуска, разговоры о бизнесе, спорте, женщинах. В самый разгар вечера Сергей – менеджер соседнего отдела – глянув на часы, спросил: - Кстати, о женщинах, Вить, ты не против, если я включу комп? Там сейчас как раз время шоу. - Ты стал поклонником реалити-шоу для домохозяек? – хохотнул кто-то, поддерживаемый усмешками остальных. - Ага, видали бы вы, что те домохозяйки вытворяют! – шутя оправдывался Сергей. - Я сына застукал за тем, как он смотрел. Сначала думал, парень порно балуется, а оказалось, что реалити-шоу какое-то нелегальное. - Уууу, Серега, ну ты даешь, - со всех сторон раздавались улюлюканье и смешки. Улыбаясь, Виктор открыл ноутбук, кивком головы указав Сергею, чтоб тот разбирался дальше сам, отсел в кресло и приглушил телевизор. Чуть снисходительно посмеивался над шутками друзей в адрес участниц и над поощрительными комментариями Сергея: «Вот эта штучка особенно горяча. Видели бы вы ее в ванной!». Виктор не следил за шоу, лишь инстинктивно среагировав на имя, бросил короткий взгляд на монитор, и улыбка тут же застыла на лице. Он не мог отвести глаз от экрана, даже не пытаясь убедить себя, что ошибается. Да, она изменилась: волосы стали длиннее, живот… Но это она, нет никаких сомнений, иначе не было бы этой почти болезненной, распирающей пустоты в теле. Он даже дышать перестал, не слыша ничего кругом, лишь глухие удары сердца. Камера переключилась на другую девушку - и хорошо, иначе он бы не нашел сил отвести глаз. - Что это за шоу? – сказал таким тоном, что друзья испугались. Стало тихо. Сергей, все еще неловко улыбаясь, недоуменно произнес: - Вить, ты чего? Да обычное шоу, на котором выступают обычные шлюхи… - Все произошло так стремительно, что Сергей и не понял, как ворот его рубахи оказался зажат в кулаке Степнова. - Не смей так говорить! – прорычал мужчина, стягивая ворот еще сильнее. Сергей закашлялся, задыхаясь. - Эй, ребята, спокойно, хватит, - их тут же окружили друзья. Кто-то попытался оттащить Степнова, но тот, словно очнувшись, сбросил чужие руки с плеч и разжал пальцы. - Прости. Я не хотел. – Перевел дыхание, отступил. - Просто мне нужно узнать, что происходит. Это Лена, - кивнул он на монитор в ответ на удивленные лица друзей. – И она носит моего ребенка. Друзья все поняли без слов и сразу покинули квартиру. Лишь Виктор с Сергеем сидели на кухне. Молчание затянулось. Сергей выглядел виноватым, хотя вины его не было никакой, а Виктора это раздражало еще больше. Он никак не решался заговорить, может, просто не готов был услышать то, что должен был, но пауза затягивалась, и, тяжело вздохнув, он коротко выдал куда-то в сторону: - Что за шоу, когда идет. Сергей оживился: - Да обычное, множество заданий, победительница получает кучу денег, ну, как всегда, а остальные будто бы пойдут в наложницы олигархам да их сынкам. - Что? – Виктор взревел, наклоняясь в сторону друга. – И люди это смотрят? Знают, что девчонок в рабство продадут, и глумятся над этим? Сергей испуганно попятился, рефлекторно схватившись за шею: - Вить, да ты чего? Это ж шоу! Здесь все по заранее написанному сценарию! Все импровизации, все слова – всё расписано и отрепетировано! Ну а эта выдумка – так это чтоб колориту придать. Каждому ведь приятно пофантазировать на тему: если б я был олигархом. Понимаешь? Виктор стиснул зубы. Боялся сорваться и ударить друга, а тот тут ни при чем. Он один во всем виноват. - Когда это шоу идет? – все же выдавил через силу. Сергей покосился на мужчину и ответил с опаской: - Вроде как три раза в день, по часу. Один раз показывают прямой эфир, а два других – отредактированные постановки. Постановки, Вить, понимаешь? - Во сколько? - Да не знаю я! Я его и не смотрю, так, пару раз видел. Надо у сына спросить. - Так спроси. Сергей вышел в коридор, послышался его телефонный разговор. Виктор медленно выдохнул. Дернул ворот рубахи, вырывая пуговицы «с мясом». Слишком душно. Глухие короткие удары кулаком по столу - он с трудом удерживался от того, чтобы не разгромить всю квартиру. «Постановки, это все лишь постановки» - звучали в голове слова друга, но как ни пытался он убедить себя, предчувствие, какое-то шестое чувство говорило, что все это не шутки. Он один во всем виноват – раз вырвавшись из подсознания, эта фраза возвращалась еще и еще, то ли насмешкой, то ли обвинением. Друг давно ушел, а он так и сидел на кухне, глядя в одну точку, вспоминая события того вечера и думая, что ему делать теперь. На следующий день Виктор был в отделении милиции. В этот раз пусть хоть ОМОН вызывают, но он заставит их принять заявление! Степнов заскрипел зубами, когда понял, что перед ним тот самый оперативник, которому он чуть не засветил в прошлый раз. Тот, видимо, тоже его узнал, хотя прошло уже столько времени, потому что выражение его лица тут же сменилось. Не обращая внимания на явно провокационное «Ну», Степнов открыл ноутбук и развернул монитор. На экране показывали какую-то молодую девушку, кажется, ту самую, о которой так похабно подшучивали друзья, он не вникал. Он лишь думал, что ему делать, если его сейчас пошлют прежним адресом. Оперативник внимательно смотрел на экран, хмурясь, слушая скабрезные комментарии диктора. Когда начали показывать, как девушка переодевается, сняв блузу, он резким движением закрыл крышку ноутбука и встал. Отошел к окну, закурил, долго смотрел куда-то. Виктор молчал, лишь глядя, как тяжело дышит мужчина и как подрагивает сигарета в его пальцах. Наконец, тот повернулся и, кивнув на ноутбук, кратко сказал: - Там моя сестра.
Ива: «А мы вновь приветствуем вас на нашем реалити-шоу. Десять красивых девушек борются за свое право вернуться домой…» - слова ведущего доносились до них словно издалека. Сидя в кафе, недалеко от работы Дмитрия - того самого оперативника, - мужчины смотрели в монитор в надежде увидеть, пусть хоть на доли секунды, тех, кто был им так дорог. С момента их последней встречи прошло несколько дней, за которые Виктор чуть не сошел с ума, перебирая тысячу вариантов того, что он мог бы сделать. Сидеть, сложа руки, и ждать, когда хоть что-то будет известно, было выше его сил. Попытался обратиться к частным детективам, но стоило тем услышать условия дела, как придумывались любые предлоги для отказа, от излишней занятости, до некомпетентности в данном вопросе, не помогали даже обещания заплатить в два раза выше таксы. Поднял свои связи, но все лишь руками разводили. Ругал себя, что не добился тогда правды, что спустил все на самотек. Нужно было землю перевернуть, но найти ее! Если бы Дмитрий сегодня не позвонил, он бы сам к нему отправился и не ушел, пока не добился бы хоть чего-нибудь. Оперативник пришел с ноутбуком. - Вот, - немного смущаясь, произнес он, - сейчас как раз время, давай вместе посмотрим. – Виктор все понял без лишних слов. Заказали по чашке кофе. Степнов ничего не спрашивал, но понимал, что не просто так Дмитрий вызвал его сюда. Понимал, но молчал, подавляя нетерпение, лишь слегка постукивая ложкой о край чашки. Чуть заметно выдохнул, когда мужчина все же заговорил: - Вить, ты прости меня, за тот раз. Если б я знал… Ведь уже бы давно нашли этих гадов. – Дмитрий не поднимал глаз, вид у него был виноватый. Говорить об этом уже не имело смысла, и Виктор попытался сменить тему: - Как вы сестру-то упустили? – он даже и не думал осуждать – сам такой, но Дмитрий вздрогнул и начал оправдываться: – Ты ж пойми, мы думали, она опять себе новое увлечение нашла, только спустя два месяца спохватились. - Что так? - Она постоянно пропадала где-то, могла месяцами домой не являться. Отец уже и ругался, и наказывал, а потом просто устал и сам обиделся. Решил: хочет гулять - пусть гуляет. Кто ж знал, что она в такую авантюру ввяжется. - Что, характер тяжелый? – посочувствовал Виктор. - Нормальный был характер, пока мама жива была. А потом… отец на работе, не до нее, я тоже постоянно занят, вот и упустили девчонку. Виктор прислушался к тому, что говорил ведущий. - Шакира? – удивленно вздернул он брови. – За что вы ее так? Дмитрий тепло улыбнулся. - Да какая она Шакира, Алька, Алена, то есть. Связалась с какой-то компанией, перекрасилась, пирсинг, тату нарисовала. Максимализм у нее, подавай все и сразу. А сама еще дитя дитем ведь, даром, что восемнадцать лет. Виктор сочувственно хмыкнул. - А вы как? Поругались? – спросил оперативник. - Да, - кратко и в сторону, он не в силах рассказывать о том своем поступке. - Ей идти было некуда, а я, дурак, не понял сразу, не проверил. У нее в Подмосковье квартира осталась от родителей, - пояснил он. - Лена ее сдала на год, сама в общежитии жила, потом ко мне переехала. Я подумал, она к тетке подалась… - Рассказывать дальше было невыносимо, и Виктор сделал вид, что следит за событиями на экране. Спустя несколько минут молчания, Дмитрий шумно вздохнул и, не отводя глаз от монитора, наконец, произнес: - Вить, слушай, тут такое дело… Отец всех на уши поднял, справки навел. У этого продюсера далеко не первое подобное шоу. Буквально пару месяцев назад одно закончилось… Девушек так и не нашли… Он до сих пор надеялся, убеждая самого себя, что все не так страшно, как кажется, но теперь и этот, последний, самообман был разрушен. Только и смог, что спросить: - Так вы знаете, кто за всем этим стоит? Почему не возьмете? - Знаем, но толку от этого – ноль. У него все законно, все чисто – не подкопаться. Он продюсирует несколько шоу на центральных каналах, а с некоторых пор стал заниматься и шоу подобного формата. Но предъявить ему нечего: нет ни доказательств, что девушки удерживаются там силой, ни потерпевших, ни жалоб от родственников, - Дмитрий говорил, опустив голову. Виктор никак не отреагировал, и мужчина добавил устало: - А к тому же, слишком большие люди за ним стоят. – Снова повисло молчание, каждый думал об одном и том же, а затем Дмитрий, всю встречу избегавший тяжелого взгляда Степнова, вдруг посмотрел ему прямо в глаза и жарко заговорил: - Но мы все равно не сдадимся, Вить. Мы найдем их. Обязательно! - Виктор молча сжал в кулак бумажную салфетку. Он вернулся домой. Грудь разрывалась от дикой злости. Попадись ему сейчас тот урод – разорвал бы на месте. А ведь если бы сестра этого мента не попала в то же шоу – никто бы его и слушать не стал! И Лена!.. Осознание пришло без щелчков и переворотов в голове, без оглушающих своей внезапностью догадок - как данность: если с Леной что-то случится, то и ему жить незачем. Он то мерил шагами квартиру, то, обессилев, садился на диван, но тут же подскакивал и снова ходил по кругу. Дмитрий сказал не высовываться, он сам свяжется с ним, когда что-то будет известно. Да не может он ждать! Все эти месяцы мог, когда малодушно уверял себя, что с ней все в порядке, когда закрывал глаза на очевидные вещи, а теперь не может. А ведь чувствовал!.. Но трусливо отмахивался от своих опасений, пряча голову в песок. Ожидание невыносимо, а чувство бессилия просто сводит с ума. Каждой клеточкой тела к ней тянет, секунды вечностью кажутся. Только теперь понял всю эту романтическую чушь, над которой раньше снисходительно посмеивался. Когда он ошибся? Когда отравленный алкоголем разум выпустил на волю чудовище? Нет, гораздо раньше, когда отказывался признать, как много значит Лена в его жизни. Вспоминал все нелепые попытки оттолкнуть ее от себя, держать на расстоянии. Вспомнил и свое приглашение жить вместе под предлогом того, что не хочет приезжать к ней в общежитие, хотя на самом деле просто хотел быть с ней ежесекундно. Как всем своим поведением давал ей понять, что она – преходящее в его жизни. Как думал, что сможет прожить без нее, хотя душа вопила об обратном. А теперь он рад бы отдать ей свою нежность – да некому, и страшно, невыносимо от того, что такой возможности может больше никогда и не быть. Да, он ошибался, но какая высокая цена у его заблуждений! Пачка сигарет уже подходит к концу. А ведь он давно почти не курит, но сейчас нужно успокоить нервы хоть как-то, да только не помогает. Ноги сами понесли к холодильнику. Нужно забыться, хоть ненадолго, выкинуть мысли из головы. Так хочется пустоты вокруг. Достал бутылку коньяка – отличное успокоительное, уж после него точно мыслей не останется. Поднес горлышко ко рту, но вдруг остановился, в ту же секунду с размаху разбил бутылку о дверной косяк. Он уже когда-то натворил дел от этой гадости – больше не имеет права. Зажал полотенцем порез на руке, открыл настежь окна, впуская прохладный воздух, выветривая сигаретный дым. Теперь только кофе, крепкий и без сахара. Нужно сохранять разум, нужно думать. Как же трудно не сорваться и не перевести стрелки часов вперед. Без десяти девять, без пяти… Сейчас начнется шоу. Наконец-то… Мелькание чужих лиц, ничего не значащих фраз… В другое время он бы посочувствовал девушкам, уж слишком изможденными они выглядели, но сейчас их вид вызывал лишь раздражение. Каждая казалась препятствием между ним и Леной. Когда, наконец, увидел родное лицо, в груди заклокотало от перенапряжения, потемнело в глазах. Вцепился пальцами в край стола. Нужно дышать, спокойнее, глубже. Ей делали УЗИ. Как зачарованный смотрел на тот светлый комочек на экране аппарата, в котором четко угадывались головка, ручки, ножки. В горле застрял болезненный ком. Мужчины не плачут, но отчего-то подозрительно защипало глаза. Кончиками пальцев потянулся к экрану, боясь коснуться, но и желая этого до дрожи. Последние миллиметры до гладкой поверхности монитора, а дыхания не хватает, сердце болит, по-настоящему, сильно. Схватился за грудь. Это ведь его ребенок! Только сейчас осознал, что потерял не только любимую женщину, но и сына. Камеру перевели на Лену. Она улыбалась, и он, сам того не замечая, улыбался вместе с ней. Шоу закончилось. Как же душно в комнате, несмотря на раскрытое настежь окно, душно и тяжело, руки словно свинцом налиты. Как теперь дождаться завтра? Как вообще теперь жить, зная, что она там? Что они там? Опять сигареты, одна за другой. Он обязательно бросит, если только Лена вернется. Уснул лишь под утро. А назавтра был вторник – день приключений, от которых у него волосы зашевелились на затылке. И его Лена в таком участвует? Слава Богу, она просто стояла в стороне, но даже от того, что она это видела, становилось уже не по себе. Ее и десяти минут не показали, но сегодня так даже и лучше. Уже традиционное для подобных шоу интерактивное голосование в конце серии. Мерзкий голос ведущего произносит стандартные фразы: «Сможет ли кто-то на этот раз правильно воспользоваться подсказкой и отправиться домой с пятью миллионами рублей? Угадай, и ты получишь суперприз! Звони на короткий номер…» Дослушивать он не стал, с силой захлопнув крышку ноутбука. Решение было скорее импульсивным, продиктованным нервным перенапряжением, а не здравым смыслом, но порой только такие и бывают единственно верными. Теперь главное – уговорить Дмитрия. Оперативник взял трубку почти сразу. - Мне нужен его телефон. Я сам с ним поговорю. – Уточнять, о ком он говорит, не потребовалось. - Зачем, Вить? Только спугнешь. - Я могу попытаться договориться о выкупе. Они же их продают в конце? – от этих слов стало мерзко, словно он проглотил комок грязи. К горлу подкатила тошнота. – Может, согласятся продать раньше, за более высокую цену. Дмитрий помолчал пару секунд, а затем задумчиво произнес: - Ты не из милиции, не из прокуратуры. Может и подействовать… Сейчас узнаю телефон и скину. Спустя пару минут мобильник пискнул принятым сообщением. Одиннадцать цифр и надпись «Будь осторожен». Набрал. Занято. Еще раз. Занято. Выдохнул. Десять минут казались нескончаемыми. Снова тот же номер, гудки, автоответчик. Черт! Чуть не разбил мобильник от злости. Еще пара минут хождения по комнате – и снова набирает ненавистные цифры. «Меня зовут Виктор. Я муж Лены Кулеминой, она моего ребенка ждет. Как мне можно ее забрать?» - оставил сообщение и повесил трубку. И опять ожидание, беспокойство и измерение шагами пространства квартиры. Опять бесполезные попытки уснуть, ноющая боль в животе и изматывающая тошнота. Теперь он такой же заложник, как она, жизнь которого зависит от трех часов в день и бесконечного ожидания между. Ему перезвонили спустя четыре дня.
Ива: Добрый вечер! Прошу прощения у своих постоянных читателей за редкость выставления прод. Хотелось бы чаще, но не получается. Встреча была назначена на семь утра. Еще темная, безлюдная улица, свет фонаря, редкие проезжающие мимо машины вызывали неясное беспокойство. Нервно перестукивая пальцами по рулю, Виктор ждал, и все же, когда дверь его машины открылась и невысокий человек в неприметном костюме и с дипломатом в руке сел на переднее сидение, Степнов вздрогнул от неожиданности. Незнакомец пожал руку, представился, тут же предложил Виктору ознакомиться с договором. Степнов подписал почти не глядя, хорошо понимая, что любой адвокат оспорит контракт в два счета. Незнакомец в это время объяснял условия участия Виктора в шоу. Его спокойный, вежливый тон подействовал успокаивающе, даже показалось, что Степнов присутствует на обычной деловой встрече, а раз так, то можно будет обо всем договориться. И лишь последняя фраза мужчины поставила все на места, вызвав нервный смешок: «Никто не должен знать, не то плохо придется Лене», - все как в лучших традициях боевиков. Когда Виктор вернулся домой, уже рассвело; сразу же включил ноутбук. Он еще и сам не понял, просты их условия или невыполнимы. Казалось бы, что сложного: просмотреть все выпуски шоу, получить все подсказки и, угадав страну, прилететь туда. Семь месяцев, более двухсот выпусков шоу, семьсот с лишним часов - и на все это десять дней. Минус день на то, чтобы добраться. Снова вырвался нервный смех, а затем накатилась усталость. В поисковой системе Виктор ввел название шоу. Несколько миллионов ответов, и ни одного нужного. Перефразировал запрос, попробовал задать вопросы на разных сайтах. Находились люди, которые смотрели шоу, кто-то резко высказывался против, кто-то с удовольствием готов был обсудить, были и такие, кто делился с Виктором своими догадками, запомнившимися подсказками, но найти выставленные серии не удавалось. Лишь в два часа дня на электронную почту Степнова пришло письмо с неизвестного адреса со ссылкой на сайт, которым оказался какой-то закрытый форум. Виктору тут же предложили заполнить анкету с целью регистрации; ввел фамилию, имя, адрес почты и цель пребывания на форуме. Обновив страницу спустя некоторое время, Степнов увидел сообщение: «Регистрация прошла успешно. У тебя есть десять дней. Отсчет пошел». Форум оказался фан-клубом. Тут были и темы с прошлыми сезонами шоу, и фотографии участниц, и последние новости из дома, и тема обсуждения серий. От скабрезных комментариев Виктору стало тошно. Люди приценивались, обсуждали девушек, будто вещи: размеры фигуры, цвет волос, длину ног, - торговались. Наконец, Виктор нашел раздел с выложенными сериями. Было странно смотреть шоу, точно зная, что наблюдает за чьей-то жизнью. Он старался отбросить эмоции, но не мог сдержать жалости, глядя на растерянные лица девушек в первых сериях, на их страх, которым веяло и от взглядов участниц, и от их резких движений, вздрагиваний от любого звука. Совершенно разные внешне, в те моменты участницы походили на близняшек, в своих почти одинаковых одеждах, напоминающих униформу, с выражением ожидания и беспокойства в глазах. Какие-то нелепые развлекательные задания вроде песен в караоке, катания на роликах, передачи информации с помощью танца только подчеркивали незавидное положение девушек в доме, словно все происходящее – всего лишь веселый корпоратив. Тут же представив, с каким цинизмом все это обсуждалось завсегдатаями форума, Виктор поморщился. Явное сочувствие ко всем участницам стало настораживать мужчину - не в его положении такая роскошь. Виктор с самого начала знал, что не сможет помочь всем, и лишние муки совести ему совсем не нужны. Ему бы только Ленку оттуда вытащить, а там – будь, что будет. И Степнов старался сосредоточить все внимание на Лене. Кулемину показывали мало, в среднем на каждую девушку приходилось всего по шесть минут в серию, но Виктор всматривался в ее лицо каждую секунду, когда девушка была на экране, пытался рассмотреть выражение глаз, угадать ее мысли. Просто любовался. Она еще совсем, как тогда: с длинной челкой, с плоским животом и лишь небольшой растерянностью в глазах. Это теперь у нее отстраненный и какой-то волчий взгляд. А там она еще его, родная. Понимая, что время не на его стороне, Виктор не спал двое суток, поддерживая себя кофеином, но успел просмотреть лишь чуть больше недели. От усталости, бликов монитора, нервного истощения раскалывалась голова, глаза слезились от постоянного напряжения. Утомленным сознанием зацепил странное поведение одной из участниц. Девушка накидывала на одну из камер какую-то ткань, якобы, для того, чтобы переодеться, сама же в это время связывала вещи между собой быстрыми, лихорадочными движениями. Затем переодевалась и только потом открывала объектив. Было довольно странно то, что она закрывает одну камеру и оставляет открытой другую. Выглядело все как отрепетированный акт спектакля - довольно часто нечто подобное показывали в реалити-шоу, которые Виктору приходилось видеть: когда разговор или действия, заявленные без камер, таинственным образом оказывались снятыми на пленку. Стало понятно, почему его друг был так уверен в театральности сцен: зрителей всеми способами убеждали в этом, и только небольшая группа «посвященных» знала правду. Очередное интерактивное голосование о том, удастся ли девушкам сбежать, окончательно выбило Виктора из колеи. Он понял, что если не сделает перерыв, хотя бы ненадолго, голова взорвется, и он сдался - решил поспать пару часов, завел будильник, но уставший организм дал о себе знать, и Виктор проспал двенадцать часов. Вскочил, как безумный, проклиная себя за слабость, наспех умываясь холодной водой, чтобы окончательно прогнать остатки сна. Мысли были на удивление ясные, Виктор вдруг понял, что не нужно смотреть все подряд, достаточно ограничиться выпусками с подсказками - на это уйдет не так много времени. Ставя перед собой кружку с горячим кофе, Виктор кликнул по тридцать девятой серии. Девушки, одетые в довольно откровенные купальники, стояли вокруг небольшого надувного бассейна, дно которого было полностью покрыто очищенными бананами. Участницы должны были драться друг с другом - что-то вроде боев в грязи, но на свой лад. Победительница получала подсказку, проигравшие – ничего. Участниц боев было всего восемь: Аня и Лена были отстранены от участия за попытку бегства. Вначале девушки дрались слабо, не решаясь применять силу, но едкие замечания ведущего с описанием перспектив подобного поведения сделали свое дело, и скоро бассейн был наполнен месивом из раздавленных бананов и крови. Виктор отодвинул от себя кружку – стало дурно. Выписав на листок полученную подсказку и все названные девушками страны, не теряя времени, нашел серию номер шестьдесят. На этот раз ареной приключения была комната, оборудованная под спортзал. Задание казалось несложным: пролезть по канату, пройти на руках по вбитым в потолок кольцам, сорвать привязанную к последнему кольцу подсказку и вернуться тем же путем обратно. Это было бы вполне под силу тем, кто регулярно занимается спортом, но невооруженным взглядом было видно, что девушки не отличаются хорошей физической подготовкой. Большинство из них не смогли даже взобраться по канату. Лишь двум удалось добраться до подсказки, но одна из участниц на обратном пути сорвалась с кольца, рухнув на маты. Виктор старался не думать о ее судьбе, помня, что раз участниц все еще десять, она, по крайней мере, жива, и с ужасом ждал, когда дойдет Ленина очередь – Кулемина по канату лазила отлично, по физкультуре у нее всегда была пять, но в ее положении такое испытание могло обернуться трагедией. Девушка подошла к канату, запрыгнула на него, сделала рывок вверх - и в этот момент раздался звонок, извещающий о том, что кончилось время. Виктор выдохнул, вдруг почувствовав, что весь мокрый от пота, а правая рука изо всех сил сжимает компьютерную мышку. С трудом разжал пальцы, стер испарину со лба. Похоже, это будет сложнее, чем он думал. С каждым разом испытания становились все изощреннее, теперь уже участвовали не все, а те, кого вызывал ведущий. Фантазия постановщиков шоу поражала: в одном из приключений девушка должна была достать подсказку из запертого сейфа в комнате, где был привязан огромный ротвейлер. Участнице дали связку из, казалось, бесконечного множества ключей, и девушка никак не могла подобрать нужный, потому что у нее тряслись руки, а слезы застилали глаза, когда пес кидался на нее, рыча, клацая зубами и капая слюной, и цепь его с каждой минутой разматывалась, становясь все длиннее. Когда конкурс окончился, Виктору пришлось выйти на балкон и в буквальном смысле сделать перекур, потому что его трясло не меньше, чем ту девушку, и он никак не мог успокоиться. Не обошлось и без «кулинарного» испытания, от которого даже Виктор, никогда не отличающийся особой брезгливостью, едва успел добежать до ванны. И на фоне всей этой мерзости особенно раздражала неизменная ухмылка ведущего, которому хотелось дать в морду, чтобы стереть это самодовольное выражение, порой до такой степени, что монитор ноутбука лишь чудом остался цел. Спустя несколько дней Виктор был вымотан и морально, и физически. Конкурсы стали его наваждением, он думал о них постоянно, прокручивая в памяти увиденные сюжеты. Мысли постоянно возвращались к шоу, которое теперь не отпускало мужчину ни на минуту. Даже во сне реальность путалась с фантазией, выдавая причудливые сюжеты, не дающие воспаленному мозгу отдохнуть. А время шло, и шансы успеть за отведенный срок с каждым днем становились все прозрачнее. В таких условиях оставалось только радоваться тому, что его Ленка участвует в простых испытаниях, пусть она часами перебирает крупу, изображая Золушку, но руки-ноги точно будут целы. И даже то, что она не приносила подсказок, было неважно. Виктор уже давно понял, что смысла досматривать нет, но до последнего надеялся на чудо. И лишь когда все подсказки были получены, схватил листок и вышел из дома. Никто не должен знать? Они первые начали играть не по правилам. Дмитрий выглядел не лучше Виктора: мешки под глазами, щетина, полная пепельница окурков, куча бумаг на столе. Степнов начал без предисловий: - Они мне перезвонили. - Когда? - оперативник тут же отложил от себя внушительную папку. - Через пару дней. - Ты почему сразу не сказал? И что хотели? - Дали десять дней на то, чтобы найти ее. А не сказал… Впрочем, это уже неважно. Вот, - бросил листок на стол. На недоуменный взгляд Дмитрия пояснил: - Это подсказки, которые дают девушкам, и по которым я должен их разыскать. - В названии этой страны есть буква «и», в названии страны больше 4 букв, население страны составляет… - остальные подсказки Дмитрий прочитал, бормоча себе под нос, затем отложил листок. Откинулся на стул. – Гады! Но ничего, Вить, и на них управа найдется. Погоди, ты сказал, десять дней? А сегодня? - Восьмой… - мрачно ответил Виктор. Поморщившись, спросил: – А у тебя что? - Ничего, - покачал головой оперативник, опять пододвинув к себе папку и перебирая ее содержимое. - У него нет никакой недвижимости за рубежом. - А в России? - И в России, - устало выдохнул Дмитрий. – И у родственников его нет ничего, и у жены, и даже у любовницы. – Встретившись с удивленным взглядом Виктора, продолжил: - А вот так! Четырехкомнатная квартира, машина, небольшая фирма и исправно вносимые налоги в казну. Положительный образ добропорядочного бизнесмена. - Может, по дальним родственникам пройтись? - Да куда уж дальше… - парень провел ладонью по лицу в попытке стереть усталость. - Правда, у его покойной бабки был небольшой домишко где-то за Уралом, но там барак тридцать квадратных метров общей площадью. А дом, в которых девушек держат, ты сам видел. - Видел. – Виктор помолчал. – Дим, а может, все же отправите туда группу? Ну, хоть что-то, как знать, может, то, что мы видели на экране – монтаж. Других зацепок все равно нет. Дмитрий бросил тревожный взгляд на дверь и заговорил приглушенным голосом: - Вить, официально никакого дела нет, нам запрещено этим заниматься, якобы, за отсутствием оснований. Никто не будет их искать, – его голос перешел в злой шепот. - Тогда давай сами. – Виктор навис над столом. - Дим, я чувствую, что они где-то рядом. Понимаешь? Давай проверим…
Ива: С тех пор как Лена почувствовала шевеление ребенка, она будто ушла в себя. Все происходящее вокруг стало неважным: дом, шоу, конкурсы… Не было больше ни страха, ни чувства безысходности. Для себя она решила: своего ребенка не отдаст никому, и оберегала его, как могла. Все чаще камера находила девушку погруженной в свои мысли, мягко улыбающейся самой себе. Она почти перестала разговаривать, а на любые попытки ее расшевелить отвечала волчьим взглядом. Этот день начался так же, как обычно. Бодрая мелодия «Bella ciao» - своеобразный будильник на эту неделю – загремела в динамиках на полную мощность. Закрыв уши руками, Лена попыталась урвать лишние секунды сна, но требовательный стук в дверь тут же заставил ее подскочить с постели – слишком хорошо она знала, что может последовать. Завтрак был тоже обычный. Но стоило девушке войти в комнату встречи с ведущим, как какое-то мрачное предчувствие охватило ее. Лена и сама не могла понять, почему, но что-то таинственное таилось в виде ведущего сегодня, как-то необычно блестели его глаза и подрагивали уголки губ в попытке спрятать довольную улыбку. Голос ведущего был необычайно бодр: - Уважаемые дамы и господа! – обратился он к зрителям, глядя прямо в камеру. - У нас замечательнейшее известие! – Шакира фыркнула, но ведущий продолжал: - Сегодня наше шоу получит новый виток, ведь теперь к нам присоединится еще один участник – муж одной из героинь! Девушки напряглись и удивленно переглянулись между собой. У Лены перехватило дыхание, и хотя она мысленно уговаривала себя, что даже и надеяться нечего, ладони покрылись холодным потом от волнения. - И, видит Бог, ему есть за что побороться! Ведь на проекте находится не только его молодая возлюбленная… - ведущий сделал картинную паузу… - но и… - еще одна пауза, во время которой Лена изо всех сил впилась ногтями в ладони, - его будущий ребенок! – странно, она так ждала это услышать, но все равно была удивлена, кровь отхлынула от лица, в глазах потемнело. Уже привычным движением наклонила голову ниже - она ни за что не даст лишний повод устроить шоу из ее состояния. Когда шум в ушах прекратился, Лена поняла, что ведущий продолжает говорить: - … должен будет определить местонахождение за десять дней. Да-да, вы не ослышались! Всего десять дней – и его любимая будет рядом с ним! – Аркадий говорил еще что-то, но Лена его уже не слушала. Она пыталась себя убедить, что это лишь очередная шутка, удачный ход для шоу, ведь они за семь месяцев не смогли угадать, а Виктор должен будет успеть за десять дней. Да и зачем это ему? Он уже и имя ее забыл. Тем не менее, с тех пор девушка жила как на иголках. Вдруг опять стали бросаться в глаза камеры, которых она уже научилась не замечать. Открывалась дверь – Лена тут же с надеждой смотрела на нее, понимая, как это глупо, но поделать ничего не могла. Как никогда раздражала навязчивая музыка. Шла неделя итальянской песни, и Лена уже ненавидела бодрые напевы этой страны. И спрятаться было негде: тишина наступала лишь после отбоя. Девушки как-то разом оставили ее в покое. Смотрели кто жалостливо, кто со злостью, но больше не трогали. А еще Лена поняла, что почти забыла его лицо. За время нахождения здесь, Виктор ей ни разу не снился, а все воспоминания о нем она упорно гнала прочь. И девушка испугалась, что Виктора никогда и не существовало, что он был лишь плодом ее воображения - однажды, там, в прошлой жизни, она видела подобное в кино. А спустя пару дней надежда погасла, и девушка вновь вернулась к своей апатии. Какой Виктор? Откуда ему тут взяться? Жизнь снова вернулась в свое уже привычное русло: конкурсы, развлечения, «приключение». После очередного голосования Лена почувствовала смутное беспокойство - что-то в доме было не так. После ужина их всех собрали в зале. Ведущий на этот раз был одет в странно обычный костюм: строгий, синий. Когда одна из девушек подвинула стул, громко скрипнув ножкой по полу, Лена неожиданно поняла, что то, что не давало ей покоя – отсутствие уже привычной музыки. В доме стояла тишина, впервые за все время их пребывания здесь. - Уважаемые леди, - бодро заговорил ведущий, - радостные события происходят в нашем доме в последнее время. Недавно к нам присоединился еще один участник, - Аркадий чинно кивнул Лене, - но сегодня одна из девушек смогла потрясти нас еще больше! – ведущий помолчал, обводя взглядом сидящих перед ним участниц. – Она потрясла нас, - повторил Аркадий, - потому что, - снова обвел глазами всех девушек, нагнетая обстановку, - наконец, сложив два плюс два, смогла отгадать страну, в которой мы с вами находимся! – громко договорил ведущий и радостно улыбнулся. – «Кто же эта счастливица?» – спросите вы. Это… - раздалась сводящая с ума барабанная дробь, девушки напряглись, раздался истерический смех… - Шакира! – ведущий выкинул руку в сторону Шакиры, широко улыбаясь. Девушка, до этого, как обычно, развалившаяся на стуле, тут же подобралась и ошарашено осматривалась вокруг. Нерешительная улыбка и удивленный взгляд вдруг стерли с ее лица уверенную роковую девушку, она теперь казалась ребенком, которому пообещали игрушку, и она ждет, но все еще не верит, что действительно получит ее. Ведущий, между тем, продолжил: - Но на этом наше шоу не заканчивается. Все мы знаем, что в игру вступил Виктор. Негоже отнимать у него надежду, он уже потратил четыре дня на поиски своей семьи. Что же мы сделаем? Мы дадим шанс им обоим! Да-да, вы не ослышались! За оставшиеся шесть дней Шакира должна будет добраться до дома. Сама, без посторонней помощи: автостопом, заработав на билет, - как угодно. Мы дадим ей на руки лишь паспорт. – Лене заметила, что Шакира побледнела. - Кто из них успеет быстрее: Виктор прилететь в нашу страну, или Шакира оказаться в России, – тот и станет победителем. Все честно! – Он повернулся к Шакире: - Что ж, мы даем тебе полчаса на сборы, но помни, что время играет против тебя. – Ведущий вышел. Девушки молчали, пребывая в состоянии растерянности, не понимая, радоваться им, или плакать. Аня, не мигая глядя на Шакиру и часто дыша, шевелила губами, словно пыталась что-то сказать, но никак не могла решиться. Когда она все же сделала шаг в сторону Шакиры, дорогу ей преградил один из операторов, заявив, что девушку просили зайти в комнату психологов после общего сбора. На пару секунд замерев, Аня молча развернулась и вышла. Спустя полчаса все участницы и ведущий стояли перед входной дверью и провожали «счастливицу». Дверь открылась, с улицы ощутимо повеяло холодом, между тем, одета Шакира была в повседневную одежду – как и обещал ведущий, на руки ей выдали лишь паспорт. Сделав несколько неуверенных шагов в сторону двери, девушка, вдруг, резко развернулась, подошла к Лене и, вцепившись ей в руку, прошипела в лицо: - Держитесь, я вас вытащу отсюда, – и быстрым шагом вышла из дома. Снова замаячила призрачная надежда, только теперь Лена не могла отогнать мысли о Шакире. Где она, как она? Сумеет ли выбраться сама и помочь остальным? Даже Виктор отошел на второй план: Шакире девушка верила больше - она, по крайней мере, реальна. Участницы заметно приободрились, лишь в Аниных глазах по-прежнему было отчаяние. Несколько раз Лена думала о том, чтобы подойти и узнать, что именно так пугает девушку, но с Аней постоянно маячил рядом кто-то из персонала. А вскоре в этом уже не было необходимости. Назначенный срок истек, но не объявился никто. Как это преподнесли зрителям, Лена не знала – девушкам объяснять никто ничего не стал. В тот же день состоялось очередное «приключение». Это было похоже на падение в яму, когда ты уже было выбрался на поверхность, но в самый последний момент потерял опору под ногой и сорвался обратно вниз. И сил подниматься снова больше нет. После очередного «веселого» конкурса, когда девушкам пришлось делать вид, что все хорошо, Лена чувствовала себя совершенно измотанной. Глядя на красный огонек камеры, она долго не могла уснуть, не находя удобного положения. Происходящие в последнее время события разбередили старые раны, напомнив девушке о том, о чем она старалась забыть долгие месяцы, о чем не позволяла себе думать. Надежды, которые теперь уже не сбудутся никогда, ее беззаботная жизнь «там», мечты о счастливой семье, об удачной работе. Все перечеркнул когда-то один вечер из ее жизни. И может, есть ее вина во всем происходящем, но разве заслужила она такое жестокое наказание? И, видимо, прав был Виктор, который не хотел этого ребенка, когда заставлял ее делать выбор? А теперь и она не хочет, чтобы ее сын рождался, потому что сейчас он рядом, а что будет потом – об этом думать было невыносимо. Тяжелые мысли постепенно сменились сновидениями. Ей снилось, что она идет по своему родному двору, а за руку с ней шагает маленькая девочка, и впереди маячит какой-то смутно знакомый силуэт, но Лена не может вспомнить, чей, и догнать не может, потому что девочка крепко держит ее за руку. Потом Лена гуляла по дому, в котором проходило шоу, только было совсем не страшно, а наоборот, свободно и легко, лишь девушки как-то странно смотрели на нее, а затем стали показывать в ее сторону пальцами и кивать, и Лена поняла, что теперь уже они смотрят куда-то ей за плечо. Желая узнать, что их так испугало, она обернулась, но не заметила ничего особенного. Повернула голову обратно, и, вдруг, увидела перед собой его лицо: осунувшееся, уставшее, с болезненным выражением в глазах. И знакомое, и незнакомое одновременно. - Ты мне снишься? – пробормотала сквозь сон. – Ну, снись… Девушки, поздравляю вас всех с наступающим Новым годом! Пусть исполняются желания, пусть случаются чудеса, пусть сбываются самые сокровенные мечты. Здоровья вам и удачи в новом году!
Ива: Здесь еще лежал снег, уже чуть подтаявший, грязный, в сочетании с серым небом он добавлял унылости и без того грустному пейзажу. Было довольно холодно. Виктор и Дмитрий прилетели рано утром. Чтобы уговорить таксиста привести их сюда, потребовалось немало времени, потому что тот ни в какую не соглашался ехать в такую дыру. Лишь приличная сумма денег, превышающая обычную таксу, должно быть, раз в десять, смогла его убедить. По разбитым дорогам, чем дальше, тем более заметенным снегом, ехали, казалось, дольше, чем летели из Москвы, каждый молча думая о том, что могут и не вернуться обратно. Прибыв, наконец, на место, оставили таксиста дожидаться у въезда в деревню. И вот, они здесь, идут по заброшенным узким улочкам, проваливаясь в мокрый снег, и лишь истерический лай тощей, ободранной собаки нарушает царящую тишину в этом забытом Богом и людьми месте. Их пункт назначения оказался небольшой деревушкой, из тех, где до сих пор нет электричества, с ветхими, покосившимися домами, с заколоченными окнами и дверьми, прогнившими крышами и накрененными заборами. Лишь несколько старожилов, кому больше некуда податься, доживали здесь свой век. Искомый дом оказался полуразвалившейся хибарой с заколоченными ставнями. Толстый слой пыли и паутины ясно указывали на то, что тут не ступала нога человека уже много лет. Попытка поговорить с местными жителями – несколькими пенсионерами - не принесла ничего утешительного: в этой деревне давно уже никто не появлялся, а в округе нет ни одного дома, который хоть чуть-чуть напоминал бы тот, что показывали в шоу. В Москву мужчины вернулись ни с чем. Виктор лежал прямо на полу. Сил не было даже на то, чтобы пошевелиться. Вчера на его электронный адрес пришло сообщение: «Твое время вышло». Попытки зайти на форум ни к чему не привели: профиль оказался забанен. Звонки на мобильный тоже оказались безрезультатны, на этот раз Виктору не удавалось даже услышать автоответчик. Все кончено. Одиннадцатый день, а он не нашел их, никогда не увидит ее, никогда не увидит сына. Ему дали шанс, а он не сумел им воспользоваться. Не так легко исправлять свои же ошибки. Три дня провел дома в каком-то болезненном бреду, его бросало то в жар, то в холод, все тело ломило. Порой казалось, что потолок падает на него, порой, что его, Виктора, затягивает в какую-то черную дыру. Когда жар отступил, все происходящее за последний месяц стало казаться нереальным кошмаром из его болезненного бреда. Попытка научиться жить дальше началась с возвращения к прежнему образу жизни: наконец, сбрил порядочно отросшую бороду, подключил свой сотовый телефон, чем обрадовал потерявших его людей, вернулся на работу после двухнедельного отпуска без содержания. Казалось, жизнь вернулась в свое привычное русло, и только он один знал, что от прежнего Виктора Степнова осталась одна оболочка. Когда спустя несколько дней позвонил Дмитрий и назначил встречу в том же кафе, Виктор уже ни на что не надеялся. - Я пересмотрел все заново, - голос у оперативника был усталый, - все документы, статьи в газетах, короче, все, что нашел. Этот продюсер в девяностые годы был владельцем консервного завода в поселке Орлово Ивановской области*. В конце девяностых он продал завод некому Бахрушеву Михаилу Юрьевичу, а в две тысячи пятом производство было объявлено банкротом и ликвидировано. По документам завод был снесен, что стало с землей под ним – неизвестно. – Дмитрий поднял на Виктора красные от недосыпания глаза. – Это наш последний шанс, Вить. Больше надеяться будет не на что. Ты со мной? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Я переговорил с отцом, рассказал о своих подозрениях. Он обещал сделать все, что в его силах. Он хоть и в отставке, но подполковник, связи остались. - Что-то толку от его связей никаких, - Виктор не удержался от едкого замечания. Дмитрий потер переносицу: - Он не всесилен. Есть те, кто сильнее его. Ему и так сказали слишком много, намного больше, чем узнал бы я или любой другой опер. Он и сам себе места не находит, - добавил тихо и в сторону. – Боюсь, сердце не выдержит… - Когда вылет? – перевел тему Виктор. - Я сообщу, как только станет известно, будь на связи. На этот раз к месту назначения они добирались на служебной технике. Отец Дмитрия и правда сделал все, что смог. Начальник Ивановского ГУВД, генерал-лейтенант Григорьев Евгений Ефимович, оказался давним знакомым подполковника Колосова. Узнав, что дочка последнего попала в заложницы, Григорьев пообещал помочь всем, чем сможет: дать группу захвата, провести штурм, если потребуется. Более того, к заводу он поехал вместе с Дмитрием и Степновым. Виктору казалось странным, что сам генерал едет, хотя еще ничего неизвестно и их конечным пунктом опять может оказаться заброшенное здание. Да и вел себя Григорьев довольно странно: он то и дело смотрел на часы, вытирал платком лоб, порой как-то невпопад и нервно шутил. Уже давно стемнело, и чем ближе подъезжали мужчины к месту назначения, тем явственнее в воздухе чувствовался запах гари. С каждой минутой беспокойство Виктора становилось все сильнее. Нервы были уже на пределе, когда из-за поворота, наконец, показалось высокое здание. - Вот тебе и консервный заводик… - присвистнул Виктор, глядя на возвышающийся перед ним трехэтажный дом. - Да уж… - Дмитрий был удивлен не меньше. - Что делать-то будем? Сколько их там? Вооружены? - Вить, да что ты зачастил? Не знаю я! На месте и разберемся, - добавил Дмитрий уже тихо. В это же время лейтенант-генерал раздавал команды своим людям. Он решил, что первыми в дом зайдут группа захвата во главе с ним самим, а Виктор и Дмитрий - позже, когда точно будет известно, что опасности в доме нет. Подобная мера была вполне понятна, но нервозность генерала была настолько очевидна, что стоило группе захвата двинуться к дому, Виктор не выдержал. Глядя подозрительным взглядом вслед, задумчиво произнес: - Странный какой-то этот генерал… - Вить, да брось ты! Он папин друг детства. Он надежный человек, я в нем уверен. Виктор медленно повернул голову к Дмитрию, и, глядя тому в глаза, произнес: - Дай-то Бог, - и направился к дому. В доме стояла тишина. Никаких звуков борьбы, выстрелов, криков, в общем, ничего такого, что был бы готов услышать мужчина. Лишь какой-то легкий шорох за одной из дверей привлек его внимание. Виктор оглянулся в поисках поддержки Дмитрия, но оперативник куда-то пропал. Крадучись, Степнов подошел к двери, вспоминая, как ему отказались выдать оружие, потому что не положено, и надеясь, что тот, кто скрывается за дверью, не будет стрелять сразу на поражение. Больше для придания себе уверенности взял со стола тяжелый подсвечник, дернул дверь и столкнулся нос к носу с генералом. Оба испуганно вздрогнули. Схватившись за сердце, Григорьев сипло прошептал: - С ума сошел, так подкрадываться. - Где они? – не тратя время на извинения спросил Виктор. - Ушли… Все ушли. Остались пара охранников, да обслуживающий персонал, – генерал пытался казаться разочарованным, но Виктор заметил, что недавняя нервозность Григорьева таинственным образом пропала. - Что значит ушли? А девушки? Ленка где? – Виктор схватил мужчину за грудки и начал трясти. - Вить, - голос раздался откуда-то сверху. Дмитрий стоял на верху лестницы. – Здесь они. Степнов взлетел по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Распахивал двери, пугая бедных девушек грохотом, но ничего не мог с собой поделать. Когда в очередной комнате увидел светлую макушку, силы отказали. Лоб покрылся потом, а ноги ослабели в один миг. Мужчина прислонился к косяку, вытирая испарину и шумно дыша. Ленка… его Ленка, так близко, что даже страшно. От шума, доносящегося из коридора, девушка заворочалась. Виктор тут же подскочил и в два счета оказался рядом с ней. Лена открыла глаза, что-то сонно пробормотала и опять уснула. Мужчина, взял ее за руку, целовал ладони, запястья, гладил девушку по волосам, по лицу, касаясь лишь кончиками пальцев, и никак не мог остановиться, шепча ее имя. Она, живая, родная. Ему и самому было страшно, что это лишь сон, и что девушка растает под его взглядом. Ни за что бы не отошел от Лены, но шум позади заставил нервно обернуться. В глазах Дмитрия были страх и отчаяние: -Вить… Альки нет нигде. *Название поселка выдумано по этическим соображениям ;)
Ива: Глава 5 Стараясь не шуметь, Виктор на цыпочках передвигался по кухне, заваривая себе свежий кофе, замирая и прислушиваясь, если вдруг звонко падала ложка или скрипел стул. Вспоминать события прошедших дней было все еще страшно. Пожалуй, никогда ему не забыть, с какой неохотой он выпустил Лену из объятий, как осматривал с Дмитрием дом и его окрестности, с каждой минутой теряя надежду увидеть Алену живой, как темно и холодно было, когда Дмитрий охрипшим голосом звал сестру. Ее нашли случайно. После «беседы» с людьми генерала один их оставшихся в доме охранников неожиданно вспомнил, что в доме есть подвал, а в нем какие-то служебные помещения, куда ход был запрещен. Ключей от подвала не было, и дверь пришлось выламывать сразу нескольким мужчинам. Алена была в одной из секций, прикованная за руку к трубе, без сознания, чуть живая. Грязный матрас и плед, протухшая вода в железной кружке и размазанная по металлической тарелке каша… Сколько времени девушка провела здесь, было неизвестно. Дальнейшие события были словно в тумане: Виктор смутно помнил выстрел в замок наручников и то, как осторожно заворачивал сестру в свой свитер Дмитрий, как почти бегом нес ее к машине. Потом – нестерпимо долгий перелет и двухсуточное дежурство Дмитрия у палаты реанимации и отсутствие каких-либо прогнозов врачей. Когда Колосов пришел к Виктору домой вчера вечером, заросший, несвежий, с воспаленными глазами, держа в руках бутылку водки, сердце у Виктора екнуло. Оперативник прошел на кухню, неловко, извиняясь, заговорил: - Вить, ты прости, я понимаю… не до меня… Просто не знаю, куда идти… - открыл бутылку, налил прямо в стоящую на столе кружку и залпом выпил. Виктор молчал. - Алька пришла в сознание сегодня. – Помолчал, наполнил кружку спиртным напитком, выпил. - Она у нас сильная, - склонил голову на сложенные локти и заплакал. Дмитрий вырубился почти сразу: сказалось нервное перенапряжение и бессонные ночи у палаты сестры. Уложив друга спать в зале, на диване, Степнов вернулся на кухню. Сам он уснуть не мог, события прошедшего месяца никак не шли из головы. Так и просидел всю ночь на кухне, прислушиваясь к звукам из спальни и до сих пор не веря, что Лена здесь, рядом. Было страшно закрыть глаза и, проснувшись, понять, что все как прежде. Редкий скрип кровати из ее комнаты был для мужчины самым приятным звуком на земле, говорящим, что ее пребывание здесь – это не бред и не галлюцинация. Относительное спокойствие утра было нарушение громким криком. Лена проснулась и не поняла, где находится. Их с Виктором квартира, та же комната, те же обои, яркий свет в окно. Испуганно подскочила на кровати и закричала. Во сне она ехала куда-то, и было так тепло, удобно и надежно, как не было уже много месяцев, потом незнакомый доктор со строгими глазами ставил ей укол, и Виктор смотрел на нее все тем же болезненным взглядом. А теперь, проснувшись, девушка подумала, что просто сошла с ума. Виктор влетел в комнату, как безумный. Он прижимал ее голову к себе, повторял ее имя, раскачивал в своих объятиях, но Лена никак не могла успокоиться. Лишь вбежавший в комнату взъерошенный мужчина и шприц в руках Виктора заставили ее прийти в себя. Девушка посмотрела на Степнова, видимо, только теперь осознавая, что он реален, и отшатнулась, тут же замыкаясь в себе, лишь сипло произнесла: - Не надо, - показывая глазами на шприц. Видя, что кризис миновал, Виктор не стал настаивать. Они втроем завтракали на кухне. Лена постоянно смотрела в окно и щурилась от яркого света, а Степнов не мог налюбоваться на ее освещенное солнцем лицо. Будто и не было этих долгих месяцев разлуки, но появившаяся пугающая отстраненность в Лениных глазах настораживала. Дмитрий рассказывал девушке об операции по их спасению. - … Когда мы приехали, в доме почти никого не было. Все документы, пленки из видеокамер, все было уничтожено. Поэтому и задержались несколько охранников – подчищали следы. Кто-то их предупредил. – Надежный человек, говоришь? Друг детства? – усмехнулся Виктор. - Да, но предупредили их в самый последний момент, иначе девушек бы они не бросили – слишком много средств в них вложили. Да и к чему оставлять такие улики. – Виктор состроил страшную гримасу и глазами показал на Лену, Дима тут же осекся. Но Кулемина, казалось, не поняла подтекста. - И что теперь, - подала голос Лена, - они так и будут калечить девушек? - Первое время поостерегутся, - мрачно ответил Дмитрий. – А потом… Лена задумалась, а потом, словно что-то осознав, спросила: - Если мы находились в России, получается, они и не собирались давать одной из нас выиграть? Что же они хотели с нами сделать потом? Ей никто не ответил, старательно пряча глаза. Лена побледнела. - Понятно, - прошептала чуть слышно. Снова воцарилась тишина, нарушила которую вновь Лена: - А что будет с остальными? Куда они пойдут? Виктор и Дмитрий переглянулись. - Лен, - как можно мягче произнес Степнов, - может, отдохнешь? Тебе поберечься надо сейчас. Врач прописал постельный режим. - Лена внимательно посмотрела ему в глаза, затем молча встала и вышла. Дмитрий стукнул кулаком по столу, а затем глухо заговорил: - Они скрылись из страны. Год, два, три отсидятся и примутся за старое, слишком прибыльный бизнес. Найдут какой-нибудь дом, а может, и в этот вернутся – наглости хватит. - Дим… - Организуют новое шоу, на которое заманят девчонок в тяжелом положении, желательно, без родственников и покровителей. Таких, даже если и пропадут, искать никто не будет, уж поверь мне. - Дим, перестань. - А может и еще что похлеще придумают, на что фантазии хватит. - Дима, прекрати, - повысил голос Виктор. Оперативник вздрогнул и замолчал.- Уже ничего не исправить,– добавил Степнов тише. - Не ты один виноват. Дмитрий взъерошил волосы: - Пойду я, Вить. В больницу, к Аленке. Ты тут держись, брат, - хлопнув Степнова по плечу, Дмитрий направился к выходу. Уже стоя в дверях, приглушив голос, мужчина сказал: - Знаешь, ты Ленке не говори, но в доме было полно скрытых камер. Даже знать не хочу, что они там снимали. И еще. Когда я поднялся на второй этаж, двери их комнат были заблокированы. Охранникам был дан приказ поджечь дом… Мне бы только сестру на ноги поставить, а там… Все равно я их достану, Вить. Обещаю.
Ива: Вернувшись в Москву, Лена продолжала жить у Степнова. Несмотря на то, что ее квартира была давно свободна (квартиранты съехали еще пару месяцев назад), Виктор отказался отпускать девушку одну, потому что, по словам врача, в ее ситуации вероятность преждевременных родов была слишком велика. Лена не стала особо сопротивляться, отчасти оттого, что боялась оставаться одна, отчасти потому, что ей было все равно. Наотрез отказавшись жить в их бывшей спальне, девушка поселилась в зале. Диван теперь стоял разобранным весь день, чтобы ей было удобнее, но Виктора это мало интересовало, гостей звать он и так не собирался. Процесс привыкания был тяжелым для обоих. Виктору было невыносимо наблюдать за Лениной отстраненностью и апатией. Мужчина пытался расшевелить девушку, но неизменно натыкался на ее холодный, безразличный взгляд. С одной стороны, это была все та же Ленка, с другой – совершенно незнакомый человек, и как пробиться через этот возведенный ею вокруг себя панцирь, Виктор не знал. Они почти не разговаривали. В бытовых вопросах девушка обычно ограничивалась кивком или отрицательным качанием головы, а все попытки мужчины заговорить на другие темы тут же пресекала предупреждающим взглядом. Лене было тяжело все: возвращаться к обычной жизни, видеть каждый день рядом того, кто однажды сказал ей «Выбирай», поверить, что никакой угрозы ей и ее ребенку больше нет. Особенно трудным оказалось отвыкнуть жить по расписанию, по чьей-то указке. Девушка по-прежнему просыпалась и ложилась спать в одно то же время, инстинктивно искала глазами камеры, а день неизменно проходил в ожидании указаний того, что ей делать. Выходить на прогулку Лена отказалась наотрез, целые дни проводя в своей комнате, сидя в кресле, погрузившись в свои мысли, почти не шевелясь, лишь слегка поглаживая живот. Еще одним «приятным» последствием пребывания на шоу стало неприятие музыки. Лена до смерти перепугала однажды Виктора, когда побледнела и начала оседать на пол, услышав, как веселой мелодией зазвонил мобильный телефон. С тех пор мобильник всегда стоял в виброрежиме, радио не включалось вообще. Степнов убрал подальше все музыкальные компакт-диски и тут же выключал звук телевизора, если случайно попадал на музыкальную вставку. Если на шоу Лена почти не видела сновидений, то здесь, дома, девушке стали сниться кошмары. Часто она видела во сне дом и приключения, в которых участвовали другие девушки, но на этот раз в главной роли была она. Спать приходилось с включенным ночником, чтобы, проснувшись ночью от собственного крика, Лена могла легко понять, где находится. Лишь убедившись в отсутствии кельи и камер, отдышавшись, она опять ложилась на подушку и через какое-то время засыпала, порой все же успевая услышать негромкие шаги Виктора за своей дверью. Чем больше Степнов наблюдал за Леной, тем сильнее его тревожило ее состояние. Виктор не раз думал, что, будь у Лены подруги, возможно, они бы смогли сейчас поддержать девушку лучше, чем он. Однажды даже заикнулся, не хочет ли девушка посетить университет, чтобы повидаться с одногруппниками, но Лена лишь равнодушно пожала плечами. Надежда на помощь Алены тоже не оправдалась. Поначалу Виктор считал, что девушкам будет проще друг с другом. Виктор с Дмитрием продолжали общаться, и когда Колосову выписали из больницы, мужчины устроили совместный семейный ужин, но оказалось, что Лене и Але трудно в обществе друг друга, девушки тут же вспоминали о том времени, когда им приходилось жить вместе, и замыкались в себе. Больше всего Виктора беспокоило то, что Лена, как другие матери, не проявляла интереса к детским вещам. Виктор купил целую коробку ползунков, но девушка лишь равнодушно скользнула по ним взглядом. Принесенные им журналы для беременных и молодых мам оказались лежать не тронутыми на журнальном столике. Попытка вывести Лену в магазин детских вещей провалилась – девушка наотрез отказалась идти. А на консультации к врачу ее каждый раз приходилось тащить почти силком, но Виктор подозревал, что, в конце концов, она уступала лишь для того, чтобы ее оставили в покое. Даже в женской консультации Лена сохраняла состояние отстраненности, и совсем молодая врач, растерянно поглядывая на будущую маму, вынуждена была обо всех нюансах родов договариваться со Степновым. Спустя время, Виктор, понимая, что сам не в силах справиться с ситуацией, все же решил обратиться к специалисту. Поскольку о том, чтобы отвезти Лену к психологу, не могло быть и речи, Виктор договорился о приходе специалиста на дом, пообещав двойную оплату. Но девушка от услуг последнего отказалась категорически, пресекая все аргументы закрытой дверью комнаты. После получаса безуспешных попыток вызвать девушку на разговор, психолог только развел руками и посоветовал не давить на Лену, но быть к ней как можно ближе, желательно, не оставляя надолго одну, а под конец осторожно намекнул, что, возможно, девушке нужна помощь врача-психиатра. Виктору оставалось рассчитывать только на свою интуицию. Первый шаг навстречу был сделан им спустя пару недель после возвращения Лены. Он пришел домой удивительно рано, не было еще и полудня, на удивленный взгляд Лены кратко ответил: - Уволился. - Как же так? Тебе ведь так важна эта работа, - сарказм, прозвучавший в голосе девушки, не укрылся от него, но это было уже лучше прежнего игнорирования. Виктор подошел к Лене, сел на корточки, взял ее ладони в свои, не обращая внимания на попытки девушки вырвать руки, и, глядя в глаза, негромко сказал: - Лен, вы мне дороже любой работы. Я ради вас готов даже дворником быть. Или на рынок торговать пойду. В школу устроюсь. Веришь? Лена молча отвела глаза. «Не верит», - неприятно кольнуло в груди. Минутная слабость, и он уже бодрым голосом зовет ее пить чай с печеньем. То, что будет нелегко, он уже понял давно. Теперь они находились вместе почти круглосуточно, и девушке все труднее становилось держать дистанцию. Она по-прежнему игнорировала разговоры и не отвечала на вопросы, но порой Виктор все же ловил на себе ее изучающий, задумчивый взгляд. Уже давно мужчину мучило тайное, заветное желание, которое он никак не решался озвучить: он безумно хотел прикоснуться к Лениному животу, почувствовать своего сына, пообщаться таким образом хотя бы с ним. Не раз уговаривал себя попросить, но решался произнести лишь чуть робкое: «Лен…», как девушка одаривала его таким тяжелым взглядом, что дальнейшие слова застревали в горле. И все же однажды он не выдержал. Ночью, уверенный, что Лена уже спит, прошел к ней в комнату, стараясь ступать как можно тише. Подошел к кровати, присел на корточки и осторожно положил ладонь девушке на живот. Показалось, что Лена вздрогнула и напряглась, но глаз не открыла, и дыхание было по-прежнему ровное. А потом Виктор почувствовал легкий толчок чуть выше, чем лежала его ладонь. Продвинул руку. Ждал, боялся дышать, чтобы не пропустить, не отрывал глаз от своей руки, чувствуя, как она начинает неметь. Секунды шли, и когда он, наконец, ощутил легкий толчок в центр ладошки, та тяжесть, что разъедала тело в течение стольких месяцев, словно вышла вся, до капли, с долгим, шумным выдохом, освобождая место надежде. Он гладил живот и шептал сыну какие-то глупости о том, что они назовут его Сашкой, что папа обязательно купит ему мяч и научит водить машину. А еще они будут играть в железную дорогу, и вообще, во все, что сын только захочет. Так и уснул у Лениной кровати, проснувшись лишь на рассвете. Затекли ноги и шея, но в тот момент он был почти счастлив – сын его простил. Темка с комментариями переехала http://kvmfan.forum24.ru/?1-11-0-00000035-000-0-0-1295417853
Ива: Глава длииинная… и нудная)) Зато последняя))) Казалось, отношения стали налаживаться. Лена перестала шарахаться от Степнова, если вдруг сталкивалась с ним в коридоре или на кухне, Виктор же порой успевал поймать на лице девушки улыбку, а во взгляде - теплоту и нежность, и пусть все это было адресовано не ему, на сердце у мужчины становилось легче. И даже журналы на столике периодически перекладывались, а несколько ползунков таинственным образом оказались на Лениной кровати. Виктор старался не акцентировать на этом внимания, но в душе был рад такому, пусть и не большому, но прогрессу. Очередной кошмар начался как обычно: въедливая мелодия, ехидная улыбка ведущего, его манерное: «Дорогие леди, приключение начинается!», и она, Лена, в главной роли всего этого бреда. В этот раз она была в яме. Искала нужный клочок бумаги среди вороха мусора, а сверху на нее сыпалась земля. Лена старалась изо всех сил, но руки ее не слушались, движения были заторможенные, земля уже была в волосах, на лице, постепенно поднималась все выше, стало тяжело дышать. Девушка пыталась закричать, чтобы ей помогли, вытащили ее отсюда, но челюсти словно судорогой свело, и выходило лишь сдавленное мычание. Голос Виктора долетел откуда-то издалека: - Лена, Лена. Лена, проснись, - он прижимал дрожащую девушку к себе. – Леночка, милая, это сон, все хорошо, - он начал раскачивать ее в объятиях, успокаивая, убирая мокрые волосы со лба. – Все хорошо, ты дома, - целовал ее макушку, виски. Сначала девушка напряглась, а затем вцепилась в мужчину и разрыдалась. – Ничего, поплачь, так надо, все хорошо, – прижимал к себе крепко, чувствуя, как тревожно-быстро бьется сердце в ее груди. Лена так и уснула в его объятиях, прижимаясь всем телом и слегка вздрагивая от пережитой истерики, а Виктор гладил ее по голове, по спине, повторяя: «Ты дома», пока не уснул сам. В этот раз она проснулась первая. Долго рассматривала его лицо, вдруг замечая и появившиеся морщинки, и синяки под глазами от бессонных ночей, и глубокую складку между бровей, и тревожное, даже во сне, выражение лица. Не отдавая себе отчета в своих действиях, потянулась к седым волоскам на виске и тут же отдернула руку, когда Виктор вздрогнул, закрыла глаза, притворяясь спящей. Мужчина осторожно высвободился из объятий и встал с кровати. Сразу стало холодно и пусто, секундным наваждением потянулась вслед за ним, но тут же очнулась, посильнее закутавшись в одеяло и прижимаясь щекой к оставшейся после него еще теплой вмятине на подушке. В тридцать восемь недель беременности Лена вдруг почувствовала крайнюю необходимость в уборке. Все вокруг казалось пыльным, недостаточно чистым. Виктор ушел куда-то по делам, она же принялась наводить дома порядок. Неизвестно, откуда взялись силы и желание, но когда с комнатами было покончено, девушка принялась и за коридор. Она как раз домывала потолок, когда в двери щелкнул замок. Виктор зашел в дом и обомлел: Ленка едва балансировала на табурете, подняв одну руку вверх, другой держась за косяк. Щеки девушки раскраснелись, волосы были потными и спутанными, падали ей на лицо, а Лена пыталась сдуть мешающую челку со лба. - Ты что, с ума сошла? – взревел Виктор и тут же осекся, кинулся к девушке, роняя на ходу сумки с продуктами, потому что Лена от неожиданности покачнулась. Устояла. Виктор произнес уже тихим свистящим шепотом: - Ты с ума сошла? Ты что творишь! Зачем? Я бы сам! Лицо девушки помрачнело, а глаза приобрели то бессмысленное выражение, которые было в них еще пару недель назад. Только после этого Виктор понял, что до этого девушка улыбалась. Лена, игнорируя его помощь, слезла с табурета и молча ушла в свою комнату, закрыла дверь. Виктор тихо выругался - ну что он за идиот, раз опять умудрился ее обидеть. За ужином пытался разговорить Лену, вспоминая разные случаи из детства, но девушка сохраняла безразличный вид. И даже его виноватое: «Лен, прости, я испугался за тебя», - не помогло. Отношения снова вернулись на стадию холодного равнодушия. Спустя пару дней он не выдержал. Придя к ней в комнату вечером, на удивленный взгляд кратко ответил: «Нужно поговорить», погасил свет, на ее протест лишь прошептав: «Пожалуйста», и встал перед сидящей девушкой на колени. - Лен, знаешь… Я должен сказать. Я очень сожалею о том своем поступке. Не знаю, кто в меня вселился. Я был очень пьян, не перебивай меня, пожалуйста, Лен, я должен сказать. Я был пьян, это не оправдание, конечно, но утром я почти ничего не помнил. Лен, - уткнулся ей лбом в колени, - я тебя никогда не обижу. Клянусь, я вообще больше не пью. И курить бросил. Лен, я знаю, тебе тяжело простить меня. Я постараюсь, клянусь тебе. Когда я тебя искал, когда увидел, где ты, - его голос сорвался, - я понял, что мне без тебя никто не нужен, мне вообще без тебя ничего нужно. Лен, ты мне как воздух нужна, даже больше, - он продвинул голову вверх по ее коленям, - я буду хорошим отцом, обещаю, - начал целовать ее живот. – Я буду стараться. – Лена уперлась ладонями ему в голову, слабо пытаясь отодвинуть. – Родная моя, хорошая, любимая, - он перехватил ее руки и начал целовать ладони, запястья. Лена неуверенно вырвалась. – Лен, если тебе нужно время – я все пойму, только дай мне шанс, – снова краткие поцелуи в живот. - Просто знай, это. – Виктор прижался лбом к ее коленям. - Лен, скажи что-нибудь, – в его голосе была мольба. - Я спать хочу, - голос прозвучал чуть хрипло, но довольно ровно. Виктор горячо выдохнул девушке в колени и поднялся на ноги. Не глядя на Лену, произнес: - Спокойной ночи, - и вышел из комнаты. И только тогда Лена позволила себе дать волю слезам, а затем полночи вздрагивала, сжимая в руках мокрую от слез подушку, сдерживая всхлипы и безумно боясь, что Виктор зайдет и увидит ее в таком состоянии. Вспоминала их прежнюю жизнь, его ласковое «Ленок», когда-то так гревшее душу, свою давно позабытую, но когда-то, казалось, непоколебимую веру в него, в то, что он – лучший. А утром она впервые после возвращения домой сварила на завтрак кофе и с неуверенной улыбкой поставила кружку перед мужчиной. Хрупкий мир был восстановлен на несколько недель. Когда Лена только вернулась, врач предупреждала о возможности преждевременных родов. Но назначенный срок уже давно прошел, а их сын не торопился появляться на свет. Порой Виктор с отчаянием думал, что малыш не хочет видеть такого малодушного отца. Он даже немного растерялся, когда однажды ночью Лена, абсолютно бледная и испуганная, зашла в его комнату, держась за живот и кусая губы от боли. Виктор отвез ее в роддом сам, проклиная все кочки по дороге и сжимая изо всех руль, когда слышал болезненные стоны девушки. Когда приемная медсестра увела Лену, а он остался перед закрытой дверью, посреди ночи, не зная, что ему теперь делать, Виктор почувствовал себя таким одиноким и беспомощным, каким не был никогда в жизни. Лене было страшно: от неизвестности, от боли, от того, что ее ребенок больше не будет с ней единым целым. «Я не хочу, не хочу», - повторяла она раз за разом, вызывая недоумение и раздражение у акушерки: было раннее утро, через пару часов конец ее смены, а ей тут разбираться с сумасшедшей роженицей. К счастью, заступившая на смену акушерка оказалась более душевной. Она поддерживала Лену, успокаивала, говорила, что все обязательно будет хорошо, и Лена ей поверила - очень добрые у женщины были глаза. Роды продлились относительно недолго и без осложнений, но Лена была совершенно вымотана. Когда акушерка подняла и показала ей малыша, спросив: «На кого похож?», девушка смогла только устало выдохнуть первое, что пришло в голову: «На папу», и почти сразу провалилась в сон, несмотря на все попытки сохранить бодрость. Следующие несколько часов были борьбой природы и материнского беспокойства: Лена просыпалась каждый раз, как кто-то заходил в родильную палату, спрашивала, где ее сын, но ей лишь советовали поспать, и Лена снова беспокойно засыпала. Когда спустя положенное время девушку перевезли в одноместную палату (Виктор уже успел договориться и оплатить ее), ребенка Лена по-прежнему не видела. Зашедшая проведать ее медсестра сказала, что малыша привезут в шесть, но часы показывали уже почти семь, и чем дальше двигалась стрелка, тем сильнее становилась паника. Лена пыталась дышать как можно глубже, но легкие словно скрутило в тугую спираль. Казалось, что за ней наблюдает кто-то и, ловя ртом воздух и держась за горло, девушка искала глазами камеры. Из подсознания выполз давний страх, что все происходящее последнее время, начиная со спасения и заканчивая родами, - жестокое продолжение шоу, что сейчас в палату зайдет Аркадий и, ухмыляясь, скажет, что сына она не увидит никогда… Превозмогая сильную слабость, головокружение и панический страх, Лена вышла из палаты и отправилась в сторону отделения новорожденных, двигаясь вдоль стены. На полпути ее увидела медсестра. - Куда? – чуть грубовато окликнула она девушку. – За ребенком? Иди в палату, сейчас привезу. – И уже чуть мягче: - Соскучилась, что ли? Лена остановилась и прислонилась к стене. Сил идти дальше не было. Ее бил озноб, в ушах шумело, повсюду ей мерещились темные силуэты. Лишь когда чернота перед глазами немного отступила, Лена, наконец, увидела, как из комнаты новорожденных, в самом конце коридора, вывезли специальную детскую кроватку. И только дождавшись, когда медсестра поравняется с ней, и убедившись, что ребенок и правда ее, вернулась в палату. Не обращая внимания на подозрительные взгляды медсестры, явно решившей, что молодая мама не в себе, судорожно прижала малыша к груди, на что тот отреагировал беспокойным кряхтением, и только тогда поняла, что им ничего не угрожает. Осторожно положила сына рядом с собой на кровать. Задыхаясь, теперь уже, наконец, от нежности, смотрела на своего сыночка, на его еще отекшие глазки и носик, осторожно целовала красные щечки и еле сдерживалась от того, чтобы не расцеловать все лицо, боясь потревожить сон. В эти минуты Лена поняла, что вся ее боль, обида ушли вместе с родовыми муками, а любовь к этому маленькому комочку вытеснила из сердца ненависть и равнодушие. - Деточка моя, любимый мой, - шептала она сыну, подавляя в горле комок слез. – Никому тебя не отдам. – Чувствуя, как сердце наполняется безграничной любовью, Лена с удивлением отмечала, что малыш и правда похож на Степнова: и чертами лица, и даже тем, как забавно, как папа, он морщится во сне. Именно тогда девушка осознала, что не имеет права лишать Виктора возможности чувствовать то же, что чувствовала она, как и лишать сына возможности знать и любить своего отца. Что сделано – то сделано, ничего уже не вернешь, но их малыш не должен платить по счетам родителей. В палату осторожно постучали. Робко вошел Виктор. Мельком взглянув на него, Лена приложила палец к губам. Виктор поставил на стол огромный пакет и сделал осторожный шаг к кровати, ожидая, что Лена его остановит, но девушка, не поднимая головы, рассматривала малыша. - Красивый такой, - прошептала Лена, Виктор вздрогнул и приблизился, присел на корточки. – На тебя похож, - опять шепотом. Степнов аккуратно протянул руку и коснулся головки малыша, боясь, что Лена ему не позволит, но девушка не обратила внимания на его жест. - Вить, - Лена нахмурилась, и Степнов насторожился, - попроси врачей, чтоб нас пораньше выписали, – в ее голосе было явное беспокойство, улавливался страх. - Не хочу здесь оставаться… - ее голос совсем затих. - Лен, - он положил руку ей на плечо, - я поговорю, обещаю, сделаю все, что можно. – Слышишь? – Она впервые за восемь месяцев посмотрела в его глаза, и с удивлением поняла, что никогда раньше не видела в них такого выражения ошалелого счастья, словно смешались и радость, и нежность, и надежда, и трепет. Но в то же время, где-то глубоко скрывались боль и безграничное чувство вины. Лена улыбнулась Виктору кончиками губ, а затем, разрывая зрительный контакт, легла головой на подушку, зевнула. Она слишком устала и очень хотела спать. Виктор видел, как девушка борется со сном, резко открывая глаза, глядя то на сына, то на дверь, как постоянно проверяет рукой, тут ли ребенок. Понимая, что она боится оставить сына без присмотра, произнес: - Лен, ты спи… Я посижу тут рядом. Поспи. Лена благодарно улыбнулась, а через пару минут она уже спала. Виктор сидел на стуле у двери, прислонившись спиной к стене, и любовался Леной и малышом. Они казались такими милыми, трогательными, самыми любимыми. Его семья… Он завтра же поговорит с врачом, чтобы Лену отпустили как можно раньше, если это возможно, а если невозможно – найдет способы договориться. Он вообще готов сделать для нее все, что угодно. Лишь бы она была спокойна и счастлива, лишь бы позволила просто быть рядом, помогать воспитывать сына. Лишь бы она снова поверила ему. И она поверит. И простит. А ровно через год, в день рождения их сына, они поженятся. И маленький Санечка будет громко верещать в ЗАГСе, требуя «вернуть» ему маму, а потом весь день не слазить с ее рук, выковыривая бусинки с ее платья, и даже получит свой заветный кусочек свадебного торта. А еще через пару лет у них родится второй сын – Максим. И Виктор будет наигранно возмущаться: он заказывал девочку, - а Ленка, улыбаясь, лишь отмахиваться от его угроз отправить ее за дочкой через девять месяцев. И будут ссоры и примирения, извечные бытовые проблемы и кризисы семейной жизни. Будут ночные кошмары и ее, казалось бы, беспричинные истерики, его отчаяние от невозможности помочь и чувства вины, а затем ее робкие попытки извиниться и его нежность до скрипа в зубах, потому что он-то знает, что извиняться нужно не ей. Будет долгое лечение Саши от невроза, и каждый раз глядя сыну в глаза, Степнов будет вздрагивать – таким взрослым будет выражение глаз малыша. А через несколько лет Лена все же научится спать без ночника и даже начнет опять слушать музыку. И все же позволит Степнову уговорить себя на рождение девочки... Порой цена одной случайной ошибки становится слишком высокой. Но пока есть кто-то, кого мы любим, быть может, еще не поздно все исправить. Конец. Вот и подошла к концу эта история. Что-то получилось, что-то нет. Это был первый опыт написания фика в онлайн-режиме, сложный для меня, но интересный. История вышла совершенно «аушной», неожиданно даже для меня, но как-то не вписались герои сериала «Ранетки» в фик. Много раз думала, включить их (и ведь было, куда), но не смогла себя пересилить. Прошу прощения у тех, для кого сохранение даже второстепенных героев фэндома является крайне важным. Возможно, кто-то скажет, что конец вышел слишком нереалистичным, но… знаете, я верю в то, что было именно так))) Ну и, самое главное))) Большое спасибо Люсе за эту идею и за возможность реализовать ее, за постоянную поддержку и в темке, и в личке, за подсказки. Люся, твоя идея очень интересная, даже не сомневайся , она дает такой большой простор для фантазии, что можно писать и писать. Я увидела события так)). Надеюсь, что разочаровала не сильно. Спасибо Яне Пыль за чудесную обложку, получить которую было оооочень приятно. И, конечно, всем тем, кто терпеливо ждал, ставил плюсики после проды или не ставил, но все равно читал)) И особенно тем девочкам, кто находили время заглянуть в темку с комментариями. Ваша поддержка была ооочень важна. Буду рада увидеть вас напоследок в темке с комментариями http://kvmfan.forum24.ru/?1-11-0-00000035-000-0-0#003 .
Ива: Автор: Ива Название: Нравишься ты мне, или Наизнанку Рейтинг: PG Жанр: Romance Статус: окончен Автор идеи: Стэлла http://kvmfan.forum24.ru/?1-10-0-00000041-000-20-0#026 Комментарии:http://kvmfan.forum24.ru/?1-11-0-00000039-000-40-0 Устала я сомневаться и решила, пусть будет. ;)) Фик должен быть легким и без особого ангста. «С ног на голову» Аллы пока не читала, поэтому любые совпадения в сюжете либо случайны, либо обусловлены идеей. Приятного, надеюсь, прочтения.
Ива: «Нравишься ты мне, понимаешь?» - эти слова никак не шли у нее из головы. Сидя на подоконнике в коридоре школы, Лена прокручивала их снова и снова, вспоминая тот ставший роковым для нее день, когда Степнов признался ей в своих чувствах. И все бы было ничего, если бы не был тот Степнов, он же Виктор Михайлович, ее учителем физкультуры, да вдобавок, старше Лены на столько лет. На сколько точно, она не знала, но уж точно не меньше, чем на десять, а ей бы ровесника для начала. Ходить на физкультуру Кулемина с тех пор перестала – не было сил находиться с теперь уже бывшим тренером в одном помещении. Боялась поймать на себе его странный взгляд и на этот раз уже точно знать, что не ее выдающиеся способности к баскетболу так интересуют учителя. «Нравишься ты мне…» «Да уж, так «нравишься», что, получив от ворот поворот, тут же к другой побежал утешения искать», - бурчала Ленка, незаметно для себя начиная раскачивать ногой и постукивать по батарее. «Тоже мне, Ромео нашелся. А я-то, дура, еще испугалась, думала, влипла, препод приставать начнет. Ага! Размечталась! Тут же нашел, кого «понравить». Нет, ну ладно бы, еще нормальную бабу нашел. Вот, Светочка наша, к примеру, по нему давно сохнет. А то ведь связался с какой-то кикиморой, как говорится, ни рожи, ни кожи!» - со злости девушка особенно сильно пнула по батарее. - Нет, вы посмотрите, что она вытворяет! – гневный окрик раздался для Лены неожиданно. Девушка тут же соскочила с подоконника, мысленно ругая себя за то, что не заметила приближения такого опасного врага, но Борзову было уже не остановить. - Как имущество школьное портить, так вы все первые!– поджав губы и втянув голову в плечи по старой привычке, Людмила Федоровна буквально плевалась слюной от ярости. – А как что-то полезное для школы сделать, так днем с огнем не сыщешь! А я всегда говорила, не доведет до добра эта ваша рок-группа! – Лена молчала, опустив голову, и лишь слегка постукивала носком ботинка по полу. Извиняться или что-то объяснять было бессмысленно. - Кулемина! Нет, вы посмотрите, да она меня не слушает! Совсем уже молодежь совесть потеряла! А все эти ваши либеральные штучки! Сначала вы песенки поете, потом уроки прогуливать начинаете, а затем и хулиганством заниматься! Сегодня же чтобы после уроков осталась! Будешь весь этаж отмывать! Поняла? - Поняла, - устало произнесла Лена хмуро и в сторону. Настроение упало еще ниже. *** Лена терла подоконники изо всех сил, сдувая прилипшую от пота челку со лба и пытаясь вложить в свои резкие движения всю накопившуюся злость. День сегодня выдался все же препоганый. Как назло, последним уроком была именно математика, и Терминатор, как называли школьники Борзову, не упустила случая поставить Лене двойку, сопроводив сей процесс очередной гневной проповедью на тему безобразного Лениного поведения. После звонка завуч громко, на весь класс сказала, что Кулемина остается мыть коридор, даже сходить домой переодеться не разрешила. И, конечно, закон подлости не был бы таковым, если бы на Ленином мобильнике не сел аккумулятор – предупредить деда о том, что она сегодня задержится, девушка не смогла. Поэтому движения ее были лихорадочно-резкими, а подоконники грозились стать такими чистыми, какими они не были никогда за свою недолгую жизнь. Тут-то и показались в конце коридора два силуэта, один из которых был до боли знакомым, а другой - столь же неприятен. Не кто иной, как Степнов, собственной персоной, шел под руку с новой англичанкой младших классов – Громовой Ольгой Андреевной. Слухи о романе учителей ходили по школе уже две недели – ровно с того момента, как симпатичная учительница пришла оформляться на работу, а Степнов любезно проводил ее в кабинет директора. Лена замерла, изо всех сил стараясь не смотреть в сторону «сладкой парочки», но все же периодически бросая хмурые взгляды из-под челки. Когда мужчина склонил к своей спутнице лицо, касаясь лбом ее темных кудрей, Лена с силой сжала в руке тряпку и шумно сглотнула. Ольга Андреевна же, томно улыбаясь и что-то мурлыча, игриво провела пальцем по руке Степнова. Это было уже слишком! Тряпка с тихим шмяканьем упала на пол, а сердце неприятно екнуло. Вдруг отчего-то стало необъяснимо жалко себя, ведь Лену Виктор, казалось, и не заметил, так увлечен был своей спутницей. Зато та, проходя мимо, бросила на девушку победный взгляд. Понятно, значит, и ей уже растрепали! О романе Степнова и Кулеминой по школе давно ходили слухи, совершенно беспочвенные, как до недавнего времени думала Лена. Как только учителя исчезли за поворотом, девушка повернулась к окну и зачем-то стала ждать, когда они выйдут из школы. Услышав приближающийся стук каблуков, Кулемина только и успела подумать: «Какого лешего?», - как раздалось довольно высокомерное: - Эй, девочка, у моего кабинета дверь тоже помой. И окно напротив. Поняла? Лена медленно повернулась лицом к Громовой. То ли усталость дала о себе знать, то ли эта демонстрация собственного превосходства стала последней каплей в сегодняшнем общении с учителями, то ли еще что, о чем думать совершенно не хотелось, но Лена, глядя Громовой прямо в глаза, четко ответила: - Мне завуч сказала только первый этаж мыть, а ваш кабинет на третьем. Так что… мойте сами! Подобной дерзости англичанка явно не ожидала. - Послушай, девочка, - в голосе Громовой послышались нотки раздражения, - в твоем возрасте нужно делать то, что говорят взрослые, и не умничать. И вот, казалось бы, Лене до того Степнова и дела нет, но тут в девушку словно бесенок вселился, захотелось поддеть эту новенькую учительницу. Демонстративно ухмыльнувшись, Кулемина лениво, произнесла: - Да? А мужчинам, говорят, молоденькие больше нравятся. - И все же, смотреть, как высокомерие на лице учительницы сменилось яростью, было на удивление приятно. - Слушай, девочка, - зашипела Громова, – уйди с моей дороги и не мешай взрослой тете. Степнов – мой мужик, и думать о нем забудь. Малявка! – Увлекшись, женщина начала размахивать руками, а на последнем слове почти ткнула указательным пальцем Лене в лицо. Кулемина потом и сама не могла понять, как все произошло, просто сработал рефлекс, и она лишь хотела оттолкнуть палец от своего лица, но Ольга Андреевна неловко отшатнулась, запнулась об брошенную на пол мокрою тряпку и, потеряв равновесие, упала на пол, опрокинув напоследок ведро с водой. Пару секунд женщина сидела посреди лужи, растерянно хлопая глазами и открывая молча рот. А затем завизжала. Тут же, откуда ни возьмись, появилась вездесущая завуч, подскочил Степнов, за ними дядя Петя, спешно дожевывающий пирожок, и всклокоченная завхоз. Все они стояли полукругом вокруг двух девушек и пытались понять, что произошло. - Она!.. Она!.. – англичанка показывала в сторону Лены обвинительным жестом и никак не могла собраться с мыслями. Лена, испуганная всем происходящим, ошарашено оглядывалась вокруг. – Она меня толкнула! – наконец взвизгнула англичанка. - Это неправда! – тут же вскинулась Лена, обводя взглядом лица всех присутствующих, но не находя в них ни капли доверия. Степнов помогал встать Ольге Андреевне, остальные переводили взгляд с Лены на Борзову, ожидая вердикта последней. Завучу разбираться было ни к чему, для нее и так все было ясно: - Ты опять за свое, Кулемина! – взревела она. – А ну, быстро к директору! - Ну как же так, а, Лена? – Савченко был растерян. – Вот что мне теперь с тобой делать? Лена молчала. Показательное выступление закончилось минут пять назад. Англичанка всхлипывала, заливалась слезами, размазывая по щекам тушь, теряя слова, говорила, что «эта малолетняя преступница» ее «чуть не зашибла», и если бы рядом не оказалась завуч, наверняка бы покалечила. Борзова поддакивала, Савченко хватался за волосы и пытался всех приструнить. А Степнов молчал. Держал за руку Ольгу и смотрел в одну точку. А на нее, Лену, даже не взглянул. Вот от этого отчего-то было особенно больно, а не от смешных обвинений учителей. Она не стала отпираться. Пусть думают, что хотят, раз даже он посчитал ее виновной. Савченко попросил всех покинуть его кабинет и остался с девушкой один на один. - Лена, Лена, - вновь устало проговорил Савченко. – Ну что это за разборки в школе? – Девушка даже не подняла глаз. – Ладно, иди домой, домой иди, говорю, а завтра придешь с дедом. К первому уроку, слышишь. - Не надо деда, Николай Палыч, - голос прозвучал хрипло, она подняла глаза. – У него сердце больное. Я сама. - Что сама? Ну что сама, Лена? Ты хоть понимаешь, что я вынужден буду тебя отчислить? И не потому что мне так хочется, понимаешь, не по тому. Но это же хулиганство. Статья, – он запустил пальцы в волосы. - Ничего, Николай Павлович. Отчисляйте. Мне все равно… Лена шла по коридору школы. Плакать она не будет, не дождутся, но на душе так паршиво, что кому-нибудь вмазать она бы не отказалась. Проходя мимо медпункта, увидела Степнова. Хотела было свернуть, но передумала. Ей нечего от него прятаться. - Лен, - окликнул он. Не остановилась. – Лен, подожди, - обогнал и преградил путь. – Смотрела в сторону, на кроссовки, на лампу, но только не на него. Ну что, он не понимает, что ей и так плохо, пусть идет к своей Оленьке. - Лен, - тихо повторил он и положил ладонь ей на плечо. Лена вздрогнула, отчего-то ладонь показалась удивительно горячей, тяжелой, но странно-приятной. Уже и уходить никуда не хотелось, но недаром говорят, что мысли материальны. - Витенька, - раздался со стороны медпункта плаксивый голос англичанки. – Вииить. Степнов сжал зубы, посмотрел на медпункт, на Лену. - Ну же, вас невеста ждет, - сказала ядовито, глядя ему за плечо, одним резким движением сбросив его ладонь. Он постоял еще пару секунд, все же пытаясь поймать ее взгляд, затем тяжело вздохнул и освободил девушке дорогу. Лена вышла из школы и медленно побрела по двору. На миг показалось, что кто-то наблюдает за ней, но когда девушка резко обернулась, окна школы были пусты. Грустно улыбнувшись, махнула школе на прощание. И все же, какой отвратительный выдался день…
Ива: "Все профессии важны, все профессии нужны", да? На следующее утро Лена забрала документы. Деду все же пришлось прийти: поскольку Кулемина была несовершеннолетняя, отдать личное дело на руки ей не могли. Да и все равно скрывать от старика правду долго бы не получилось. Дед, к счастью, принял известие об ее отчислении спокойно. Спокойно – значит без инфаркта, остановки сердца и прочих «радостей» жизни. Но долгой проповеди на тему «Ты же девочка, как ты могла подраться» и пары выпитых бутылей валерьянки избежать не удалось. Лишь когда Лена устало произнесла: «Дед, ну ты же меня знаешь, неужели и ты не веришь?», Петр Никанорович обнял внуку и сказал, что все образуется. С такой характеристикой посреди одиннадцатого класса Лене была прямая дорога в вечернюю школу. Хоть Савченко и обещал помочь, пользоваться его добротой девушка не хотела. Было как-то все равно: вечерняя, значит, вечерняя. Быстро поняла, что тут независимо от того, выучила она, или нет, оценки выше тройки ей не видать. Обидно, но что поделать. Зато появилась уйма свободного времени, ведь тратить часы на синусы, индукции и бензонаты больше не имело смысла. Ровно неделю девушка радовалась последнему факту, а затем стало до чертиков скучно. О группе пришлось забыть: группа школьная, а Лена больше не ученица школы №345, значит, и выступать от ее имени права не имеет. Девочки пытались вступиться за подругу, сказав, что без нее играть не будут, но Борзова была бы только рада такому исходу дела. Ультиматум был жесткий: либо «Ранетки» без Кулеминой, либо «Ранеток» не будет вовсе. В итоге девчонки сдались и нашли Лене замену. Еще больше девушка скучала по баскетболу, но в спортивный зал ей точно путь заказан, только и оставалось, что лежа на диване, вертеть в руках подаренный когда-то Степновым баскетбольный мячик, изредка подкидывая его на счет. Совсем загнуться от тоски не дал дед, позвав ее однажды с собой на съемочную площадку, с просьбой донести тяжелые пакеты. Лена раньше не видела никогда, как снимается кино, а тут – актеры, декорации, костюмы, суета. Показалось, что она попала в какой-то параллельный мир. С тех пор Лена всегда сопровождала Кулемина на площадку, постепенно заражаясь той сказочной атмосферой и все больше желая и самой стать ее частью. Поэтому, когда режиссер вдруг решил сменить актрису первой роли, Лена подошла к нему с просьбой рассмотреть ее кандидатуру, ведь, в конце концов, героиня романа писалась именно с нее. Морозевич, оглядев девушку с ног до головы, вынес вердикт: на роль, даже эпизодическую, она не годится, но у них как раз на днях уволилась уборщица, и если Лена желает, может занять ее место. Девушка словно пощечину получила. «Опять уборщицей, - грустно подумала она, - что ж, видимо, у меня такая судьба: подоконники драить». И все же она согласилась: лишние деньги не помешают, а как сложно устроиться на работу в ее возрасте, Лена уже знала. К тому же, так она могла хоть ненадолго сменить обстановку, да и увлечение кино довольно быстро прошло, стоило как следует разглядеть закулисную «кухню». Два месяца пролетели незаметно. Подступал Новый год. В магазинах уже давно продавались елки, гирлянды, игрушки. В воздухе пахло петардами и приближающимся праздником, но все же чего-то не хватало, не было новогоднего настроения. Тридцать первого декабря на работе был корпоратив. Лену отпустили пораньше с условием, что она выйдет второго числа и все приберет. На улице было довольно тепло. Летали редкие снежинки, мерцали огоньки гирлянд, снег приятно скрипел под ногами. Вслушиваясь в шумную предпраздничную суету города, девушка, просто шла куда глаза глядят, через некоторое время оказавшись перед воротами родной школы. На дворе дети играли в снежки, радуясь долгожданным каникулам, на окнах виднелись наклеенные снежинки и нарисованные Деды Морозы. Из здания доносилась негромкая музыка. Сердце защемило от накатившего чувства ностальгии. Так вот чего не хватало! Немного помявшись, все же вошла в школу. Охранника дяди Пети не было на посту, и Лена беспрепятственно прошла к актовому залу, усилием воли заставляя себя даже не смотреть в сторону спортивного. Незачем, только душу бередить. В актовом зале кипела жизнь: кто-то довешивал украшения, кто-то настраивал микрофон, кто-то тут же репетировал праздничный номер. В дверях, опершись на швабру, стояла школьная уборщица, баба Лида, которая по обыкновению ворчала, что всем праздник, а ей потом этот бардак разбирать. Увидев Лену, она оживилась: - О, а вот и актриса наша пожаловала. Ну, рассказывай, как там съемки-то? Идут? - Съемки? Идут, - ошарашено произнесла девушка. – Только вы с чего взяли, что я актриса? - Да как же! Вся школа только об этом и говорит, что Кулемина, ты, значит, из школы как вылетела, так сразу на главную роль в дедов фильм и устроилась. Да ты не переживай, если говорить будут, что по блату. Сейчас время такое – без блата никуда. – Пока баба Лида рассуждала о возможностях постсоветского блата, Лена пыталась понять, почему ее вдруг записали в актерскую братию. В памяти всплыл разговор полуторамесячной давности с Новиковой, когда Лера позвонила Лене и позвала на какой-то концерт, а Лена была вынуждена отказать, потому что работала. И, кажется, именно в тот день на площадке пролилась банка с краской, появившаяся невесть откуда, и Лене пришлось срочно прекратить разговор, крикнув в трубку что-то вроде «мне на площадку срочно надо». О том, что могла подумать Новикова, с ее-то неуемной фантазией, можно было легко догадаться. Кулемина мысленно застонала. Приехали. Как теперь выпутываться из всего этого? Тут Лену увидела завхоз. Елена Петровна, как обычно всклоченная, с изображением творческого беспорядка на голове, запыхавшаяся, подлетела к Лене, и, приложив руку к груди в попытке отдышаться, произнесла: - Кулемина! Мне тебя сам Бог послал! Ты, говорят, в актрисы заделалась? А нам как раз Снегурочка нужна, поможешь? Ленка замялась. С одной стороны, Снегуркой быть совершенно не хочется, но, с другой, отказать родному завхозу неудобно, да и признаваться, что не актриса никакая – тем более. Засмеют ведь! А предприимчивая Елена Петровна уже тянула девушку в сторону гримерной-подсобки. - Вот повезло ведь! А то Светочка без Милославского Снегуркой быть отказывается, Громова зачем-то домой ушла пораньше, Каримова уже Бабу-Ягу играет. В общем, дурдом. Вот, - протянула она Лене лоскут голубой материи, - на тебе платье, переодевайся. - Эээ… а это обязательно? – Лена с сомнением покосилась на голубой наряд с белой опушкой. - Может, я лучше в джинсах? - Ты что? Обалдела? Какая Снегурка в джинсах? Надевай давай, - женщина буквально всунула наряд Лене в руки, тут же зычно крикнув в сторону: – А Степнов где? Ленка вздрогнула от знакомого имени и напряглась. Конечно, знала, что он где-то здесь, но не ожидала увидеть его не в зале. Повертела в руках наряд. В конце концов, какая разница: платье так платье. Стянула с себя куртку. Елена Петровна снова зычно крикнула, оглядывая актовый зал поверх голов стоящих рядом людей: - Степноооов! Степнова никто не видел? Где он ходит? Одеваться уже пора! Скоро выходить, а Дед Мороз до сих пор без бороды! Лена, уже натянувшая платье на голову, внезапно замерла. И как она сразу не поняла? Ведь Степнов каждый год Дед Морозом был. Быстро и с треском начала стягивать с себя Снегуркин наряд, с корнем выдирая клок зацепившихся за меховую опушку волос. Чуть морщась, переспросила: - А Дед Морозом Степнов будет? – и, не дожидаясь очевидного ответа, тут же добавила: - Извините, Елена Петровна. Я совсем забыла, мне по контракту нельзя выступать ни в каких ролях, пока фильм снимается, – сунув платье в руки завхозу, девушка выбежала в коридор. Из зала лилась музыка, голоса, смех. Понятно, что там веселье. А ей грустно, пакостно на душе. От взрыва смеха и аплодисментов поежилась. Вот зачем пришла? Ее тут не ждет никто - это же очевидно. Когда услышала голос «Деда Мороза», не выдержала. Так отчаянно захотелось посмотреть, на секундочку, одним глазком, и даже вовсе не на него, а просто представление веселое. Ее и не заметит никто… Лена на цыпочках подошла к двери.
Ива: Остаться незамеченной не получилось. Стоило ей только открыть дверь в зал и посмотреть на сцену, как тут же столкнулась со Степновым взглядом, словно мужчина ее только и ждал. Стояла в дверях и слушала, не в силах отвести глаза, как он произносит поздравления дедморозовским голосом. И вроде, говорит всего лишь какие-то глупые прибаутки, но в глаза так смотрит, словно до нее что-то донести хочет. По спине побежал холодок, поспешно отошла, пока не успела напридумывать то, чего нет. Он ведь ясно показал: нравилась – разонравилась. Теперь у него своя, взрослая жизнь. Все тот же злополучный подоконник. За окнами уже темнеет. Грустно. Через пару часов новый год, а она сидит здесь, в коридоре школы номер триста сорок пять и зачем-то ждет, когда закончится праздничное представление. Зачем осталась? Она и сама не могла ответить. Хотелось хотя бы так, мельком, прикоснуться к чужому празднику, подпитаться чужим весельем, увидеть любимых учителей... А может, просто не хотелось выходить на мороз. Услышав гулкие шаги в пустом коридоре, раздраженно поджала губы. Совершенно не хотелось, чтобы кто-то увидел ее тут, вжала голову в плечи. - Привет, - от неожиданности сердце подскочило. Или не от неожиданности… - Здравствуйте, - буркнула не поворачивая головы, но подчеркнуто вежливо. - Как дела? - Нормально. - Слышал, ты в актрисы подалась? – голос странно напряженный, но ей не до анализа, почему, не выдать бы дрожи и сбитого дыхания. - Вам-то что, - нарочито грубо, чтоб не сорваться. Тяжело вздохнул, показалось, что сейчас уйдет, сердце тотчас запротестовало, и почти сразу Лена почувствовала мужские ладони на своих коленях. Развернул ее к себе лицом, ладони с колен по бедрам вверх. Горячие. Отшатнулась, прижимаясь спиной к окну, но холодное стекло тут же заставило выгнуть спину. Черт! Слишком близко, слишком интимно. Самообладание дает сбой. Нужно что-то сказать, как-то разрушить это накатившее ощущение близости, но она поднимает глаза, и слова застревают в горле. - Лен, давай поговорим, - голос тихий, просящий, мужчина смотрит прямо в глаза. - Давайте, - с хрипом, слова еле поддаются. Но в голове так шумит, что она не сразу понимает, что он действительно что-то говорит, негромко, низко, отчего мурашки бегут по плечам, и так хорошо, что на ней кофта с длинным рукавом, иначе давно бы спалилась. Он смотрит вопросительно. Смутная догадка о том, что она пропустила какой-то вопрос, сменяется уверенностью, когда он повторяет: «Согласна?», - но в голове пустота и вспомнить, о чем была речь, не получается. Ее еще не вернувшегося полностью сознания хватает лишь на то, чтоб прошептать на выдохе: «Что?..», - и увидеть, как надежда на его лице сменяется мрачной непроницаемостью. Мужчина тут же отстранился, унося с собой жар ладоней. Запротестовала, подавшись вперед, но он уже стал совсем чужим. - Зачем ты так? – голос напряженный, еле сдерживается, чтоб не накричать. – Мы же все выяснили тогда. Я тебе признался – ты не приняла. Я это все понимаю. У тебя детство еще в одном месте играет, тебе все куклы да кафешки. Я могу понять. Но, Лена, ради бога, объясни, что за поведение? Что за нелепые вспышки ревности? – голос все громче и громче, на последних словах мужчина уже почти кричит. А ей обидно. И от «детство играет», и от крика его, и от слов про ревность, потому что вдруг понимает, что он прав, но ему признаваться нельзя ни в коем случае. - Да что вы ко мне прицепились? – кричит в ответ лишь бы не выдать своей уязвимости, чтоб не догадался, что попал в самую точку. – Сдалась мне ваша Оленька! Не толкала я ее – сама упала! У меня вообще парень есть! – от звенящей тишины стало вдруг жутко. Зачем сказала? Тут же пожалела, но лишь на миг, а затем схватилась за версию, как за соломинку: - Да, парень есть. И он, в отличие от вас, не какой-то там физрук! Он актер! В главной роли снимается! Вместе со мной! Степнов резко схватил ее за ворот кофты и притянул к себе. Чего добилась? Во рту разом пересохло. Глаза в глаза, пристально, болезненно, а затем так же резко отпустил и отвернулся, пытаясь отдышаться. Последний взгляд на нее, и мужчина молча уходит, оставляя лишь пустоту и холодное стекло за спиной. И дикую усталость. От своей лжи, от этого безобразного скандала, и от боли в его глазах. - Дура ты, Кулемина, - шепчет Лена сама себе, старательно давя слезы. Новый год был испорчен окончательно… *** Праздник они отмечали вместе с Ольгой. Красивая девушка в потрясающе-сексуальном наряде, праздничный ужин, негромкая музыка и бутылка шампанского на двоих – что еще нужно молодому мужчине, чтобы хорошо провести вечер? Оказывается, очень многое. Потому что «хорошо» не получалось, и даже до уровня «так себе» дотягивало слабо. Мыслями Степнов был далеко. Там, в коридоре школы номер триста сорок пять. Никак не мог забыть сегодняшнюю встречу, Лену, ее полураскрытые губы, ее блестящие глаза, ее горячее бедро под ладонью. Встряхнул головой. Такие мысли до добра не доведут. Но он так давно ее не видел, с тех пор, как Лена ушла из школы, Степнов даже к деду ходить перестал, знал, что девушка теперь почти все время проводит дома. Скучал, переживал, но сжимал кулаки и стороной обходил и дом Кулеминых, и съемочную площадку. О том, что Лена стала сниматься в фильме, услышал только пару недель назад, когда Борзова на всю учительскую распалялась по поводу того, до чего дошла современная киноиндустрия: в главные роли уже малолетних бандиток берут. Не преминула намекнуть, каким обычно путем достаются главные роли, и высказать пару перспектив Лениного будущего, среди которых «оказаться на панели» была самой безобидной. Впервые Степнов узнал цену выражения «заклокотала ярость», потому что именно это он и почувствовал: желваки заиграли на лице, а кулаки самопроизвольно сжались, и лишь звонок спас завуча от справедливого гнева физрука. Несколько кругов вокруг школы помогли успокоиться, но слова Борзовой все же не шли из головы. Виктор помнил, как Кулемин еще в самом начале съемок жаловался на то, что их сценарий сильно изменили, добавив в него обилие эротических сцен дабы привлечь зрителя. Воображение тут же нарисовало Степнову Ленку в объятиях молодого, высокого, красивого. С тех пор это видение преследовало его постоянно, он отмахивался, как мог, говоря себе, что Лена не такая, но сегодня ее слова все расставили по местам. Что ж, наверное, так даже и лучше. Слишком разные они. У людей с большой разницей в возрасте нет будущего – Лена это ясно дала понять когда-то давно, еще до презентации книги. Ольга взяла два фужера с шампанским и села к Степнову на колени, что-то промурлыкав ему на ухо. Еще на автомате взял фужер из ее рук, чокнулся, выпил содержимое залпом, лишь по ударившим в нос пузырькам догадавшись, что это было шампанское. В голове стало приятно легко. Ольга потянулась за поцелуем. Губы у нее мягкие, податливые, а тонкие пальцы приятно щекочут кожу, расстегивая пуговицы на его рубахе. Не то, чтобы он ее любил, а точнее даже и не любил совсем, но ему нужно, наконец, выкинуть из головы эту девчонку, а сегодня Новый год, и самое время вывести их с Ольгой отношения на новую ступень, тем более что она явно не против, а очень даже за. А Лена… Лена ясно дала понять, что он ей не нужен, а навязываться он не привык. Степнов отставил оба фужера на столик и увлек женщину за собой на диван.
Ива: Прода коротенькая, но по-другому никак не получается. Мы с Михалычем надели каски и прячемся на том же месте. - Вить, Вить, ты что, оглох? Я тебя уже минут пять докричаться пытаюсь. - Что? – Степнов встрепенулся и оглянулся по сторонам. – Прости, Игорь, задумался. Ты что-то сказал? - Да что с тобой сегодня такое? Рассеянный какой-то… - Да с чего ты взял-то? – тут же: – Нормально все. - Угу. А футболку ты наизнанку надел, потому что модно так? – едва сдерживая смешок, проговорил Рассказов. Степнов опустил глаза и чертыхнулся. Футболка действительно была надета швами наружу. А он так уже четыре урока отвел. Теперь понятно, чему так улыбались эти троглодиты во время отжиманий. Поморщившись, Степнов махнул рукой. Теперь уж поздно переодеваться, да и не делать же ему это посреди столовой. Степнов и правда в последнее время был растерянный, а еще у него пропал аппетит и сон. Вполне нормальное явление для мужчины, который встречается с молодой и красивой женщиной, вот только догадывался Степнов, что дело тут вовсе не в Ольге. Не она снилась Виктору по ночам, не она мерещилась на каждом углу, не от ее имени начинало колотиться сердце. Впрочем, сегодняшним конфузом мужчина был обязан именно Громовой: утром, за завтраком, Ольга предложила Виктору жить вместе. А он просто не смог ответить и сбежал под предлогом «поговорим вечером», на ходу натягивая на себя футболку. Во что именно должно будет вылиться это «поговорим», Виктор не знал, вот и отсиживался весь день в спортзале, выйдя в столовую, лишь когда желудок громко напомнил, что голод не тетка. Вечер был все ближе, но благовидный предлог для отказа так и не появлялся. Да и с чего бы ему отказывать? Красивая, яркая, интересная… Но не та. Степнов опустил глаза на тарелку с рассольником. Историк уже перешел к компоту, Виктор же до сих пор ковырял ложкой несчастное первое. Даже голод куда-то пропал. Тяжело вздохнув, он отставил от себя тарелку и откинулся на стул, сложив руки на груди, закрывая перевернутую надпись, и хмуро уставился перед собой. Этого Рассказов уже вынести не смог. - Вить, ну, что ты маешься? Говори, случилось что? - Да нет, нормально все. Небольшие личные проблемы. - Да? Странно, потому что эта твоя «небольшая проблема» сегодня на всю учительскую выбирала новые шторы в твою квартиру, - пошутил Рассказов, но тут же поперхнулся смешком, когда Степнов поднял на него хмурый взгляд. - Что, совсем тяжко? – ответ был настолько очевиден, что Виктор лишь снова мрачно посмотрел на друга. - Да я тебе точно говорю, - в тишине полупустой столовой голос Полины Зеленовой, сидящей за соседним столиком, донесся на удивление четко. – Такие роли просто так не дают, уж поверь мне, – девушка намекающее понизила голос. - Не понимаю я только, и что такой красивый парень мог найти в этой замухрышке Кулеминой? - Разнообразия захотелось? – охотно поддержала сарказм подруги Лебедева Оля. Дослушивать Степнов не стал. Громко скрипнув ножками стула по полу, он резко поднялся и отправился на выход. Досадливо поморщившись, Рассказов отставил недопитый компот и устремился вслед за другом. Спустя несколько минут они уже шли по коридору: историк в учительскую за журналом, Степнов – в спортзал. Почти дошли до того места, с которого их пути должны были разойтись, как в них со всего размаху налетел какой-то незнакомый мужчина. Высокий блондин, голубоглазый, лет двадцати пяти, презрительно смерил Степнова высокомерным взглядом, хмыкнул, задержав взгляд на груди и со словами: «Смотри куда прешь, етропс вредил», демонстративно прошел между учителями, толкнув их обоих локтями. - Вот нахал! – тут же возмутился Рассказов, Степнов же лишь равнодушно махнул рукой и пошел своим путем. Игорь Ильич тревожно посмотрел ему вслед – прощать подобное хамство было совершенно не в духе его друга. Виктор сидел в подсобке и думал. Зачем все это? Оля, этот новый год, эти встречи. Не может он без Лены. Ни дня не может. Пытался забыть – не получается. Особенно ночью тяжело, когда в темноте сжимает подушку в кулак, чтобы не назвать Ольгу ее именем. Только не нужен он Лене. Она это ясно дала понять. И парень этот ее. На каждом шагу о нем слышит. Она теперь звезда, и мужчина рядом с ней должен быть звездный, а не «какой-то там физрук». Да и он, Виктор, тоже хорош, ну кто его за язык тянул? Ведь все хорошо было, она ему доверяла, другом считала, и надо же было ляпнуть про «нравишься». Хотя, что он должен был сказать? Люблю, не могу, родишь – не брошу? Откуда ему знать, как признаваться в любви шестнадцатилетним девушкам? Да как вообще признаваться девушкам в любви? Тренироваться в признаниях было особо не на ком. Он ведь однолюб, коли полюбил – то на всю жизнь. Вот ее актеришка наверняка уже не одной девчонке мозги запудрил. Степнов его никогда не видел, но исполнитель главной роли фильма «Любовь и звезды» представлялся ему исключительно слащавым, манерным красавчиком. И что только девушки в таких находят? Что его Ленка могла в таком найти? Казалось, он ее как облупленную знает, а выходит – нет. Да и в чем ее винить? У этого «актерчика» еще молоко на губах не обсохло, с ним-то точно будет легко и без обязательств. А он, Виктор, уже не мальчик. Пора и семью заводить. Строить дом, сажать дерево, под которым десять лет спустя он будет пить чай с яблочным вареньем и рассказывать сыну о достижениях своей молодости. Да, пора заводить семью. Оля… значит, Оля.
Ива: Съемки подходили к концу. Дед недоумевал и возмущался каждый вечер: как можно снять хорошее кино за три месяца? Лена предусмотрительно молчала. А дата премьеры фильма, тем не менее, уже была назначена. Еще месяц оставался на то, чтобы доснять последние сцены, отдать работу в монтаж, довести до ума пленку, и – да здравствует широкий экран. Чем ближе становилась дата окончания съемок, тем больше раздражал «киношный» мир Лену. Теперь девушка была даже рада, что когда-то не попала в фильм. Режиссер, не стесняясь в выражениях, кричал по поводу и без. Капризы актрис, игравших эпизодические роли, но мнивших себя никак не меньше Фаины Раневской, уже набили оскомину. А чего стоит этот Слава Обалдуев, исполнитель главной роли, бросавший на Лену сальные взгляды и уже не раз делавший ей непристойные предложения! От хука справа молодого мужчину спасала только перспектива оплаты Леной неустойки и штрафа: драки на площадке были запрещены, о чем ей поведал режиссер в первый же день, как узнал, почему девушка вылетела из школы. Правда, порой съемочная площадка подкидывала Лене и приятные сюрпризы. Например, в виде Мирослава Николаевича. Оказывается, Ленка так соскучилась по этому милому и доброму Винни-Пуху, что буквально готова была кинуться ему в объятия. Учитель литературы тоже обрадовался девушке. Широко улыбаясь и приветственно тряся ее руку, он то и дело повторял, как ему повезло. Но стоило Мирославу Николаевичу озвучить цель своего прихода, как Ленина радость сменилась тревогой и неловкостью. Улыбка постепенно сошла на «нет», и девушка довольно резко выдернула свою ладонь из рук Милославского. «Влипла!..» - вертелось в ее голове, пока учитель литературы объяснял, что инициативная Борзова решила воскресить театральную студию имени Копейкиной и назначила главным, разумеется, его. Добровольно приобщаться к миру искусства школьники наотрез отказались, и чтобы принудительно завлечь всех «желающих», решено было пригласить на классный час настоящего актера. Вот тут-то и вспомнил педагогический состав о бывшей ученице, которая является внучкой сценариста новомодного фильма, и даже, по слухам, снимается в том самом фильме в главной роли. Лена нервно отстукивала ногой дробь, хмурясь и пряча глаза. Она за всю жизнь столько не врала, сколько приходится из-за этого глупого недоразумения. Похоже, сейчас самое время сказать правду. Уже набрала в легкие воздуха, чтобы во всем сознаться, и… отказалась от предложения прийти самой, сославшись на то, что она актриса начинающая, а ребята больше поверят известному актеру. И теперь, мысленно ругая себя за трусость и украдкой наблюдая за разговором Милославского и Морозевича, девушка надеялась, что на площадке внезапно не произойдет что-то, требующее ее профессионального вмешательства, а режиссеру не придет в голову вдруг ляпнуть, что она уборщица. Видимо, удача все же повернулась к Лене лицом, потому что Морозевич даже не взглянул в ее сторону, тут же вызвав с площадки Обалдуева. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как радовался актер. Он тут же расправил плечи, вздернул подбородок, но все же сделал вид, что думает, нахмурив брови и почесывая подбородок, а затем, якобы неуверенно, кивнул, мол, я очень занят, но, пожалуй, ради вас найду пару минут. В другой момент Лена бы посмеялась от всей души над стараниями актера, но сейчас она жутко нервничала и перевела дух, лишь когда Милославский с приветливой улыбкой помахал ей на выходе. Теперь нужно было действовать дальше. Обалдуев Вячеслав Петрович был всего двадцати одного года от роду, в кино снимался пару раз – в малобюджетных российских боевиках, - в театре чаще играл роли дворецкого или лакея. Но несмотря на все это, себя он мнил величайшим актером современности, эдаким непризнанным гением, слава которого просто еще не нашла героя. Сейчас же статус какого-никакого, но актера, тешил его самолюбие и привлекал так ценимое Славой женское внимание. Стоило только, картинно закатив глаза и отбросив волосы барским жестом, сказать, что он снимается в кино, как женщины с визгом восхищения сами падали в его объятия. Поэтому Слава совершенно не удивился, когда после очередного съемочного дня почувствовал, как кто-то неуверенно дергает его за рукав, а обернувшись, не обнаружил мнущуюся и явно чем-то озабоченную Кулемину. Что девица на него запала, он понял в первый же день, а вот то, что она никак не отвечала на все его попытки сблизиться, пусть и немного раздражало, но в итоге добавляло остроты - в Обалдуеве просыпался инстинкт охотника. - Ты что-то хотела? – самодовольно улыбнулся он, мысленно уже заходя в номер гостиницы, куда обычно возил всех своих пассий, в обнимку с непокорной блондинкой. - Да, Слав, можно тебя попросить об одолжении? – Лена не поднимала глаз и теребила рукав кофты, что только утверждало мужчину в своих догадках. - Конечно, - он подумал, что ради такого случая даже закажет шампанского в номер. Гулять, так гулять. Он уже почти поцеловал ее в мыслях, как вопрос девушки спутал ему все карты. - Ты же сегодня идешь в школу? Ты не мог бы сказать, если спросят, конечно, что я с тобой в фильме снимаюсь. В главной роли, - Лена все же неуверенно подняла на него глаза, и тут же опустила, закусив губу. - Зачем? – недоуменно спросил актер. Лена молчала. - Что, популярности захотелось? – мужчина понимающе хмыкнул. Заговорщически снизив голос, актер спросил: - А если я врать не люблю? Знаешь, мама в детстве учила, что обманывать некрасиво. - Слушай, ну что тебе стоит? – Лена умоляюще посмотрела на мужчину. - Может и ничего. Смотря какая будет расплата, - он окинул девушку оценивающим взглядом. Когда Лена поняла, на что он намекает, у нее вытянулось лицо: - Чегооо? - Так вот, оказывается, как чешутся кулаки: они сами по себе сжимаются, а костяшки начинают зудеть, и вся рука от плеча напрягается и неприятно ноет. Лена перехватила взгляд режиссера. Видимо, что-то опасное было в ее виде, потому что Морозевич наблюдал за девушкой с предупреждающим выражением лица. Лена разжала сведенные пальцы. - Ладно, забудь, - буркнула и развернулась, намереваясь уйти. Парень тут же схватил ее за плечи. - Да ладно, Лен, что ты так. Пошутил я. Что ты, шуток не понимаешь? Конечно, скажу, мне несложно. – «А свою награду я заберу позже, никуда эта птичка не денется». Через пару часов Обалдуев посетил школу, чтобы договориться о точном времени проведения мастер-класса. Школа ему не понравилась. Во-первых, он сам не так давно избавился от ярма подобной, во-вторых, шумно, людно, и расчеты на симпатичных одиннадцатиклассниц, требующих от него автограф, не оправдались. Еще и хмыри какие-то, один очкастый, другой в надетой наизнанку майке, в коридоре ему – молодому дарованию - не уступили дорогу. В общем, не школа – бедлам.
Ива: Лена скучала. По школе, по группе, по учителям. Но больше всего, до ломоты в теле, по нему. Называть его, даже мысленно, по фамилии не получалось, по имени – тем более. Только «он», чтобы не дай бог никто не догадался, что «он» - и есть тот самый Степнов. Еще и подсознание предательски выдавало в снах такие картинки, от которых потом весь день сердце щемило. То они играли в баскетбол, то тренировались на матах. И ведь вполне можно было убедить себя в том, что скучает она именно по спорту, если бы не отдавалось во сне каждое прикосновение мужчины приятной дрожью в животе. А днем периодически в памяти всплывали то его глаза, то улыбка, то крепкие объятия и приятный аромат травяного одеколона. Да, Лена скучала, но о том, чтобы посетить родные пенаты после той новогодней сцены, не могло быть и речи. Да Степнов ее и видеть не захочет – это же очевидно. Для чего ему малолетняя истеричка, которая сама не знает, чего хочет от жизни. Повод нашелся сам собой, а если быть точнее, был подброшен вездесущим дедом: Петр Никанорович попросил Лену отнести Степнову пригласительные билеты на премьеру. Поскольку Виктор Михайлович был одним из соавторов, присутствие его на первом показе и последующем банкете было обязательно, самому же Кулемину идти в школу не позволил вдруг разыгравшийся приступ радикулита. Было ли это совпадением или спланированной акцией старого фантаста по воссоединению прототипов его романа, Лена не думала. Она так хотела увидеть Степнова, а теперь вдруг стало страшно. Ну как она с ним встретится? После того случая на подоконнике, от которого до сих пор мурашки по рукам бегут, стоит вспомнить. Перед зеркалом провела час, хотя всегда собиралась минут за десять, но сегодня захотелось быть красивой, сногсшибательной. И вовсе не для Степнова, а просто так, для себя, долго и упорно она наглаживала белую рубашку и впервые в жизни воспользовалась косметикой. Чем ближе школа, тем сильнее волнение и медленнее шаг. Да она вообще не хочет, чтобы он на премьеру шел. Лена ведь всем раструбила, что снимается в главной роли. Что он теперь подумает? Что она обманщица? Была хулиганкой, а теперь еще и обманщицей станет. В коридоре встретилась с англичанкой. Та одарила Лену таким презрительно-победным взглядом, что и без того малая решимость убавилась еще больше. А потом снова возникло то чувство противоречия, как тогда, перед ее позорным изгнанием из школы. Опять выбрался наружу дерзкий чертенок, и Лена, решительно стянув с себя шапку и куртку, расправив накрахмаленный воротник рубашки, направилась в спортзал. Если бы Лену спросили, чем пахнет спортзал, она бы сказала, что он пахнет дощатым полом, потом, пылью и резиной, а еще лавандовым мылом, что лежит в пластиковой крышечке на столе в подсобке. Стоя у приоткрытой двери, девушка до головокружения вдыхала родные запахи, пытаясь впитать их в себя, наполнить ими каждую клеточку тела, до кончиков пальцев. Закрыв глаза, прислушивалась к долетающим из зала, отдающимся эхом звукам стучащего об пол мяча, топота ног и редким окрикам Степнова. И было ощущение, что она вернулась домой из далекой экзотической страны, где все, быть может, необычно и весело, но нет ничего родного. До урока осталось не больше десяти минут, но способность думать напрочь отбита так внезапно и оглушающе накатившей ностальгией. И, глубоко вздохнув полной грудью, но не для храбрости, а чтобы еще раз насладиться уже почти забытыми ощущениями, Лена решительно постучалась в дверь. Тут же, не дожидаясь ответа, заглянула и громко произнесла: - Виктор Михайлович, можно вас? Зал замер. Не пойманный вовремя баскетбольный мячик грохнулся на пол и отстучал последние удары, прежде чем Степнов очнулся и понял, что стоящая в дверях девушка вовсе не плод его неуемной фантазии. Нервно сглотнув и бросив классу: «Двадцать отжиманий», мужчина направился к выходу. Зашли за угол. Он тут же скрестил руки на груди, обороняясь от ее внезапного вторжения в его жизнь, смотрел исключительно под ноги, чтобы не встречаться с ней взглядом и не выдать, как сильно рад ее видеть. Она же, пользуясь своей безнаказанностью, рассматривала его лицо, отмечая и плотно сжатые губы с только ей заметным шрамом, и морщинку между бровей, и легкую щетину. Пауза затягивалась. Вспомнив, зачем пришла, Лена очнулась: - Вас дед на премьеру приглашает. Пойдете? - А ты? – слова сорвались с губ прежде, чем он смог понять, что произносит, и все же замер в ожидании ответа. - Что, я? – она поняла, но ей так проще. - Ты меня приглашаешь? Лена пожала плечами и отвернулась в сторону: - Приходите. Мне все равно, а деду приятно будет. - В общем, все как всегда, на другой ответ он и не рассчитывал, но в груди кольнуло. Поднял на девушку глаза, скользнул взглядом по фигуре: - Отлично выглядишь, – чуть улыбнулся кончиком губ. Она и правда на звезду похожа. До чертиков красивая и неожиданно взрослая. - Нравится? – спросила с придыханием и впервые за долгое время посмотрела в его глаза. И вот оно – ощущение близости даже через стену непонимания и упреков, взаимное притяжение через разницу в возрасте и выдуманные стереотипы. И воздух искрит, почти осязаемо наполняясь влечением и безграничной нежностью, а головы так близко, что сопротивляться нет ни сил, ни желания. Мимолетное движение навстречу друг другу, ближе, еще. Закрыла глаза, позволяя ему сделать выбор. Невесомое касание губ отдалось разрядом в поясницу и болезненно-приятным кульбитом в животе, судорожно выдохнула, потянулась ближе и в панике отскочила, когда прямо над головами раздалась трель звонка. Она испуганно распахнула глаза, не желая осознавать, что сейчас произошло. Он тихо выругался. Вокруг стали распахиваться двери и собираться дети. Девушка попятилась. - Лен, подожди! Ноги ее еще не держат, и сердце стучит в висках, дыхание сбито, она еще не здесь, а там, откуда ее так бесцеремонно вырвали, но собирающиеся вокруг школьники, наконец, подсказывают, что они не одни, что надо бежать, и Лена срывается с места, не слыша ни его крика ей вслед, ни приветствия ошарашенных «Ранеток». Останавливается только на крыльце, вдыхая холодный воздух и переводя дыхание. Вот и проведала школу.
Ива: Виктор снова сидел в подсобке в одиночестве. Похоже, эта клетушка три на три скоро станет ему и рабочим местом, и домом. С тех пор, как они с Ольгой стали жить вместе, Степнов всеми силами избегал столкновения с Громовой в школе, а после уроков старался задержаться под любым предлогом: накачать мячики, прибрать скакалки, перевязать канаты... Потому что дома с вкусным горячим ужином и теплой постелью ждала Ольга, а он просто не мог смотреть ей в глаза и достойно отвечать на знаки внимания. Пережевывая безвкусный в своей ненужности ужин, Виктор каждый вечер собирался с силами, чтобы расставить все точки над «i», но никак не решался обидеть Ольгу жестокими словами, а ночью, перед тем как заснуть, сдвигал от себя раздражающие кожу чужие темные кудри и думал, что пора прекращать этот фарс, что ни дня больше не сможет терпеть эти совершенно ненужные отношения и что Ольга, конечно, достойна лучшего, чем жить с не любящим ее мужчиной. А утром нужно было собираться на работу, проводить уроки, накачивать мячики, прибирать скакалки, перевязывать канаты… И было все равно, с кем и как, потому что Лены ему все равно не видать, а без нее все было неважно. А потом было то видение на пороге спортзала, и поцелуй, от которого словно крылья выросли за спиной. И самому смешно было: мужик за тридцать, а растаял от мимолетного касания губ, но отчего-то не смеялось. Тот поцелуй словно вывернул все наизнанку: его убеждения, обещания, самоустановки, и главное – душу. Ни о чем потом думать не мог, вот и назвал Ольгу Леной. Не в порыве страсти, как боялся, не во сне, а сидя на кухне, за завтраком, просто произнес: «Лен, подай мне сахар». Сказал и даже не понял, почему молодая женщина вдруг вскочила со стула, дала ему пощечину и со словами: «Степнов, ты настоящий кобель» - убежала собирать вещи. А когда понял… решил не извиняться. Так даже и к лучшему. Ведь ясно, не любит он Олю, и полюбить никогда не сможет. Поэтому, когда через пару дней Громова позвонила ему сама, явно ожидая услышать извинения, он прикинулся валенком и промолчал. И с тех пор в учительскую ему нельзя – там Ольга, и не дай бог она вдруг решит его простить. Вот и отсиживался Степнов в своей берлоге, теребя в руках связку ключей и думая о том, как несправедлива жизнь, раз не позволено ему было родиться хотя бы на десять лет позже. Тут-то и нашел его Рассказов. - Вить, вот ты где! Ты что тут, окоп устроил? Не видно, не слышно тебя. – Виктор лишь досадливо махнул рукой. – А вот в учительской так весело, сегодня наши милые женщины косточки перемывали всему мужскому роду, много интересного о себе узнал, - историк поправил очки, говоря как можно серьезнее, но если бы Степнов хоть мельком посмотрел на друга, он бы понял, что Рассказов еле сдерживает смех. Вместо этого физрук с равнодушным видом продолжал переставлять ключи по кругу. Рассказов нахмурился. - Вить, да брось ты. Ну, хочешь, я тебе настроение подниму? - Что, сборная России по футболу чемпионат мира выиграла? – иронично хмыкнул Степнов. - Вот этого я не знаю. Зато я знаю, что Ольга Андреевна сегодня весь день говорит о своем новом возлюбленном, - связка ключей замерла в руках физрука, - который оказался настоящим мужчиной, а не «черствым, бессердечным сухарем», и на которого она строит весьма далеко идущие планы. Степнов недоверчиво поднял глаза. «Да нет, - мелькнула мысль, - Игорь такими вещами шутить не будет». Совершенно серьезный взгляд историка только подтверждал его надежды. Степнов отбросил ключи, облокотился на стул и завел руки за голову. А и правда – настроение чуть улучшилось. - Так что, - усмехнулся историк, - можешь больше не прятаться тут и смело пойти вместе со всей школой на мастер-класс по актерскому искусству. Сегодня, как раз через пять минут, - историк посмотрел на часы, - в актовом зале будет выступать Обалдуев Вячеслав, тот самый актер, что играет твою, между прочим, роль в вашем с Кулемином романе. - Тот самый, говоришь? – оживился Виктор. - Главную роль? – мужчина хрустнул пальцами и решительно поднялся. – А что, это идея, пойду и я мастер-класс послушаю. А то вдруг из школы уйду, в актеры подамся, да? – он подмигнул Рассказову и бодро вышел из комнаты. Вот уже почти час Обалдуев упивался своим успехом. Народу в актовом зале собралось много, ни одного свободного места не только на стульях, но и вдоль стен, в дверях тоже толпились люди. Такого аншлага у Славы не было никогда в жизни, и он заливался соловьем, рассказывая о тяжелых актерских буднях, изображал звездолет и космических монстров «вооот с такими зубами», процесс их захвата голыми руками то ли его героем, то ли самим Славой, когда грань между вымыслом и реальностью становилась уж ну совсем прозрачной. Младшие классы смотрели на актера открыв рот, старшие - откровенно завидуя или заигрывая, в зависимости от пола. Когда на сцену посыпались записки с вопросами, Слава нашел в них три приглашения встретиться сегодня в парке, два - у фонтана, и даже четыре листочка с домашним адресом и припиской «родители в гостях». Однако, бравые пошли нынче старшеклассницы! Именно об этом и думал Слава Обалдуев, стоя за кулисами и слушая пламенную восторженную речь какой-то старушенции в огромных очках со странным незапоминаемым именем. Рядом с ней, сильно сутулясь и поджав губы, стояла женщина в сером костюме, обладающая таким пронизывающим взглядом, которому позавидовал бы любой Вий. А чуть поодаль, за их спинами (и туда-то и был устремлен взгляд актера), томно облизывая губы накручивала локон на палец очаровательная блондинка, лицо которой показалось актеру смутно знакомым. Он уже почти попрощался с милыми дамами, предвкушая приятный вечер в теплой компании, как планы полетели в тартарары, когда за кулисы из зала поднялся высокий спортивный брюнет, тот самый, в надетой наизнанку футболке. - А, Виктор Михайлович, как вы вовремя, - чему-то обрадовалась дама в сером костюме. – Вячеслав Петрович, познакомьтесь, это Степнов Виктор Михайлович, соавтор того самого романа, в экранизации которого вы снимаетесь. Обалдуев кисло улыбнулся и протянул руку для пожатия, думая о том, что надо же было так оконфузиться. Брюнет рукопожатие проигнорировал, лишь буркнув: «Отойдем. Разговор есть», - и тут же пошел к другому концу сцены. Актеру ничего не оставалось, как последовать за ним, надеясь, что соавторы существа не особо мнительные, и не будут бить его на глазах у всего народа за нелепую случайность. Но брюнет и вида не подал, что узнал Обалдуева, начав с того, чего Слава совершенно не ожидал: - Ты с Ленкой встречаешься? - Чего? – переспросил ошарашенный актер. Брюнет переспросил: - Ты с Ленкой встречаешься? Кулеминой, партнершей, - мужчина выплюнул это слово, - по фильму. В голове у Обалдуева шел тяжелый мыслительный процесс. То, что Лена просила его подыграть, он, конечно, помнил, и выдавать девушку не собирался. Но, видимо, тут дело обстоит еще интереснее, чем он думал. Похоже, Лена присочинила не только про главную роль, она сказала, что встречается с актером. Славы ей захотелось. Обалдуев самодовольно улыбнулся своему каламбуру. Что ж, вознаграждение, должно быть, будет просто незабываемым. И актер гордо ответил: - Именно. Встречаемся. Вот только это не вашего ума дело. – Того, что последовало дальше, Слава не ожидал совершенно: брюнет, гневно сверкая глазами, схватил актера за грудки и буквально зарычал: - Ты что, думаешь, я не вижу, как ты на девчонок засматриваешься? Со сцены каждой подмигнуть успел! Сколько у тебя таких? Зачем Ленке голову морочишь? Не понимаешь, что она еще школьница? Ошарашенный Слава только ловил губами воздух, не понимая причины столь внезапной агрессии. Брюнет, тем не менее, продолжал: - Оставь ее в покое, понял? И не приближайся к ней вообще! Не то я тебе как… - Виктор Михайлович, что вы делаете? Отпустите его! Вить, ты с ума сошел? – одновременно несколько голосов раздались с разных сторон. К ним тут же подскочили учителя, почти отдирая руки физрука от многострадального актера. - Виктор Михайлович, это уму непостижимо! – заверещала Борзова. – Что вы вытворяете? Немедленно пройдите в учительскую! Я буду вынуждена вынести этот случай на педсовет! Степнов, плюнув, пошел на выход. Лишь убедившись, что сумасшедший брюнет отошел на значительное расстояние, и что в зале достаточно людей, чтобы оттащить его в случае чего, Обалдуев, все же зайдя за спину женщины в сером, истерически выкрикнул: - А вы мне не указ! Мы с Леной любим друг друга и будем вместе! А вы – грязный извращенец! И псих! – и тут же отшатнулся за Борзову, пригибая голову. Все присутствующие ахнули. Степнов на миг остановился, чувствуя на себе вопросительные взгляды коллег, а затем молча вышел из зала, громко хлопнув дверью.
Ива: Лена нервничала весь день. С утра нагрубила деду ни за что, ни про что, на работу чуть не ушла в домашних тапочках, вовремя споткнувшись о камень перед подъездом, просьбы на площадке воспринимала исключительно с третьего раза и то после гневного окрика: «Эй, уснула, что ли?» А все потому, что сегодня был мастер-класс Обалдуева, и Лена оборвала все пуговицы с кофты, переживая, как все пройдет. В который раз думала, что нужно было пойти и проконтролировать актера самой, но понимала, что все равно не сделала бы этого: было слишком страшно. Да и рисковать не хотелось, вдруг кому-нибудь захочется и ее вытащить на сцену. Ночью почти не спала, убеждая себя, что в случае чего ее бы уже замучили звонками из школы, а наутро едва дождалась, когда актер придет на площадку. Тут же схватив его за рукав, утащила в сторону. - Ну? Все нормально? Как все прошло? - Да не трясись ты. Все путем. Слава Обалдуев слов на ветер не бросает. – Лена едва успела выдохнуть, как актер продолжил: - Между прочим, я даже перевыполнил условия договора. Там один фраер ко мне подходил, спрашивал, не встречаемся ли мы, так я ответил, что встречаемся. И что у нас все серьезно. - Какой фраер? – осторожно спросила Лена, боясь услышать ответ. - Да, кажется, соавтор деда твоего. Высокий такой, темноволосый. Еще фамилия у него то ли Полёв, то ли Равнинин. - Степнов? – прошептала ошарашено Лена, уже зная ответ. - Во-во, он самый. – И пока девушка отходила от шока, он перешел в наступление. – Так что, как видишь, условия договора перевыполнены. Самое время поговорить об оплате. - К-какой оплате? – Лена попятилась от нехорошего блеска в глазах актера. - Расслабься, я всего лишь прошу маленький аванс в виде поцелуя. И тебе несложно, и мне приятно. При слове «поцелуй» Лена машинально посмотрела на губы мужчины и тут же содрогнулась: губы были пухлые и влажные, а в уголке их скопилась белая слюнная корочка. Только от одной пролетевшей в голове мысли, что «это» сейчас прикоснется к ней, девушку замутило, да и не входило в ее планы целоваться с Обалдуевым. Он уже всю съемочную группу перецеловал… Снова накатила тошнота. - Слушай, Слав, а может, договоримся как-нибудь? – робко предложила Лена, но Обалдуев, словно не слыша ее, вытянул губы трубочкой и начал наклоняться к девушке. - Или давай вечером встретимся? – тут же затараторила Лена, упираясь мужчине в грудь. - В кафе сходим, посидим нормально. А хочешь… - Договорить она не успела. Абсолютно уверенный в собственной неотразимости Обалдуев резко наклонился, одновременно притягивая голову Лены к себе. Все произошло так быстро, что девушка даже не попыталась сопротивляться, лишь рефлекторно упершись мужчине в грудь руками и сжав губы. Но когда актер попытался перейти на следующую стадию, пустив в ход язык, мерзкое ощущение соприкосновения с жабой вывело Лену из ступора, и девушка оттолкнулась изо всех сил. Зло вытирая ладонью рот и отплевываясь, глядя в лицо явно довольному парню, Ленка зашипела: - Все? Мы в расчете? Больше никогда так не делай, не то я никаких денег не пожалею и зазвездю в глаз. А то и куда побольнее! Лена сидела в закутке съемочной площадки. Сегодня разбирали декорации, увозили костюмы, и ей нужно было дождаться, когда можно будет последний раз навести уборку в павильоне. Забравшись с ногами на старенький диван и обхватив колени, она думала о сложившейся ситуации. Итак, говорила она сама себе, что мы имеем. Она в новый год ляпнула, что у нее парень есть. Хотя, нет, не так. Как там она сказала? «У меня есть парень, и он не какой-то там физрук». Да, Кулемина, и где же твои мозги были в тот момент? Почему тебе язык не подрезали при рождении. Потом был поцелуй… Волшебный, умопомрачительный, сногсшибательный, причем в прямом смысле… Ленка хмыкнула, и откуда эта романтическая чушь взялась в голове? Вроде, женских романов никогда не читала. Да она раньше и слов-то таких не знала. А теперь знает, как все это чувствовать. И даже совсем не стыдно от того, что поцеловалась она с учителем, пусть и бывшим, да еще и посреди школьного коридора. Возраст, статус – какое все это имеет значение, если она… Дальше Лена даже и думать не осмелилась, только поплотнее обхватила себя ладонями и спрятала пылающее лицо в коленях. И все бы ничего, да только Обалдуев, он и в Африке Обалдуев. Только он мог ляпнуть про то, что они встречаются, тому, кому не следовало. И что теперь делать? Этого Лена не знала, но чувствовала, что нужно обязательно все объяснить. А зачем – это пусть уже Степнов решает, он же все-таки мужчина. А ведь пригласительные она ему так и не отдала. И что он, интересно, мог подумать: сначала набросилась с поцелуями, как сумасшедшая, а потом еще и убежала. А это значит, что придется идти еще раз. От мысли об «еще разе» тут же зашлось сердце и губы будто защекотало. Поняла, что совсем не против повторения. Даже то легкое касание его губ не шло ни в какое сравнение со слюнявым чмоком Обалдуева, при воспоминании о котором Лену неизменно передергивало. А со Степновым – что скрывать – ей хотелось повторения, и, пожалуй, если тихонько признаться шепотом самой себе, то и продолжения. Приложив холодные ладони к пылающему лицу, девушка стала составлять план действий. Прежде всего, нужно как-то выяснить, где живет Степнов, а потом… Лены шумно, прерывисто выдохнула. Пожалуй, о «потом» лучше все же не думать.
Ива: Переставляя шахматные фигуры на доске сам с собой, Виктор думал. Такому приему его в детстве научил отец. Помогает сосредоточиться и отвлечься от всего ненужного. Белые Е2-Е4 – черные Е7-Е5. Итак, у них все серьезно. Она сама сказала ему еще в новый год. А этот актеришка с такой говорящей фамилией подтвердил. И если Ленка могла соврать, чтобы насолить, этому белобрысому вроде бы врать незачем. Значит, правда. Ход конем. С другой стороны, раз они встречаются, к чему был тот поцелуй? Слон C1-F4. А был ли он? Что, собственно, было? Легкое касание губ? Да она и понять-то не успела, это он набросился на нее, идиот, прямо посреди школьного коридора. Рокировка. И с чего он взял, что для нее это было так же значимо, как для него? Она ведь убежала тогда, не сказав ни слова. Он подумал, что от смущения, но с чего бы ей смущаться, если с Обалдуевым они явно не за ручки держатся в подъездах. Пешка рубит. Опять же, Обалдуев ей не учитель, пусть и бывший, к тому же, партнер по фильму, а в кинематографе так принято: чтобы все со всеми и везде… Так что, все закономерно. Ладья А8 – черным мат. Ленка, Ленка, как же тебя понять? Ладонью скинул фигуры с доски и стал расставлять заново, на этот раз черными к себе. Дверной звонок застал его в тот момент, когда белый ферзь решал, срубить ладью, пав смертью храбрых, или уйти поближе к королю, бросив на растерзание врагу коня. Рука с шахматной фигурой застыла над доской. Виктор никого не ждал. Рассказов бы без звонка приходить не стал. Ольга, тьфу-тьфу-тьфу, с ним демонстративно не разговаривает. Дальних родственников из Сызрани у Степнова не было. Направляясь к двери под истошную трель звонка, Виктор терялся в догадках, кому он мог понадобиться в такой час. И уж никак не готов он был увидеть на пороге собственной квартиры ту, что занимала его мысли и в этот вечер, и весь последний год. По ту сторону входной двери стояла Лена, собственной персоной. - Вот, я вам пригласительные… вы забыли, - не смея поднять глаза, чтобы не выдать их лихорадочный блеск, протянула билеты через порог. Степнов молчал. То, что Лена стояла на пороге его квартиры, никак не укладывалось в привычное мировоззрение и перечеркивало все сделанные ранее выводы. В голове летали тысячи мыслей, от «Какая же она красивая» до самых неприличных. Ухватив наиболее здравую: «Нужно быстрее отправить ее домой», Виктор потянулся к билетам, машинально переводя взгляд на протянутые листки. На темно-фиолетовом фоне парень в звездном костюме обнимал какую-то девушку, лицо которой было закрыто Лениными пальцами. Ревность неприятно ковырнула в сердце, и Степнов, нервно сложив руки на груди, зло спросил: - А твой парень знает, что ты по квартирам взрослых мужиков по вечерам таскаешься? Ленка вздрогнула и подняла глаза. Рука с билетами опустилась сама собой. Первое желание – развернуться и уйти, потому что обидно смотреть в его глаза и видеть в них лишь раздражение и злость, но она так долго шла к нему, что отступить просто так, без объяснений, сейчас кажется невозможным, и она делает шаг вперед, набирая в грудь побольше воздуха, чтобы все же, набравшись смелости, произнести: - Нет и не было у меня никакого парня. Я это от злости сказала, потому что вы… с этой… кикиморой… по всей школе ходили. - Кулемина, ты как об учителе говоришь? – машинально поправляет он, а у самого в голове стучит: «Не было. Просто приревновала…» Минутное облегчение тут же сменяется невесть откуда взявшейся яростью: до каких пор она будет играть с ним в эти игры? Втягивает ее в квартиру за ворот и захлопывает дверь. Крепко обхватив подбородок, чтоб не отводила глаза, зло выплевывает девушке в лицо: - Ты что, думаешь, я кукла? Потянула за ниточку – пришел, надоел – повесила на гвоздик? И сама не ам, и другим не дам, так, Лена? Мое сердце в твоих руках, а ты вместо того, чтоб хранить, грозишься сдавить его. Только ведь и тебе будет больно от ран на ладонях, понимаешь? Хотя, куда тебе, ты просто эгоистичная, избалованная девчонка, которая пытается играть во взрослые игры, только правил не знает. Может, - вкрадчиво продолжил он, - стоит их тебе показать? Лена уже давно не слышала слов, потерявшись в ощущении близости и противоречивом желании сбежать и никогда не уходить. Когда мужчина потянул девушку на себя, одновременно наклоняя к ней свое лицо, Лена только и успела увидеть его обветренные губы, подумав, как, должно быть, приятно они царапают кожу, а потом наступила темнота, и лишь через пару мгновений девушка поняла, что она не лишилась чувств, просто в квартире погас свет. Степнов, похоже, тоже понял не сразу, что произошло, потому что еще несколько мгновений удерживал девушку, хоть и не пытался больше приблизиться. Лена чувствовала, как его дыхание прерывисто и горячо вырывается ей прямо в губы, а потом мужчина резко отстранился. - Извини, - голос звучал хрипло и глухо. - Я не хотел, сам не знаю, что на меня нашло. Извини, пожалуйста. – Шумно выдохнул. - Стой тут, я сейчас, свечки найду. Лена слышит осторожные шаги и шуршание обоев под мужской ладонью, но вместо того, чтобы послушаться, идет вслед за ним. В комнате черным черно, и девушка рукой ощупывает незнакомое пространство, пока, наконец, не задевает теплую руку мужчины. Виктор скорее почувствовал ее рядом, чем услышал. Касание холодной ладони к запястью вновь вызвало раздражение, но мелькнувшая в голове мысль: «Просил же ждать в прихожей» - тут же исчезла, когда Лена подошла вплотную, несмело обняла, вслепую ткнулась губами: подбородок, чуть выше, щека. Так же на ощупь нашел ее губы и уже не смог отпустить. Его неправильная, выстраданная любовь, с таким трудом сдерживаемое желание и отчаянная потребность быть ближе провоцируют напор, а кромешная темнота дарит ощущение вседозволенности. Поцелуи становятся требовательнее, объятия крепче. Ее майка небольшими рывками, слегка цепляясь за чуть влажную кожу, поднимается вверх, а тонкие бретельки легко спадают по плечам вниз. Его губы и правда чуть царапают, но от этого так невыносимо приятно, что ощущения реальности просто нет. Рука сама тянется к краю мужской футболки, сжимает в кулак тонкую ткань… И тут загорается свет. Ленка испуганно распахивает глаза и прижимается к мужчине, сцепив руки за его спиной. Степнов шумно выдыхает девушке в шею, выражая в негромком мужском рыке и острое разочарование, и благодарность так некстати вернувшемуся электричеству. В следующее мгновение целует ее губы медленными, еще еле сдерживаемыми поцелуями, но его чувства уже под контролем. Она напряжена: «Выключи», – шепчет сдавленно, пытаясь унять дрожь и вернуть себе хотя бы остатки былой уверенности. В ответ он невесомыми касаниями губ скользит по ее губам, щеке, целует в висок, чуть выше, по кромке волос. - Лен, - она вздрагивает от чужого голоса и прижимается еще отчаяннее, когда он пытается чуть отстраниться, чтобы заглянуть ей в глаза. - Лен, - повторил Виктор уже увереннее и в то же время мягче, - ты сейчас оденешься, и мы пойдем пить чай, хорошо? - Но… - наконец поднимает голову, и у него перехватывает дух от нежности при виде ее удивленно-испуганных глаз. - Ничего, я все понимаю, – через силу улыбается и щелкает по носу. Сердце колотится, как безумное, но он справится. – Хорошо? – повторяет вновь, и, дождавшись ее робкой улыбки в ответ, выходит из комнаты, старательно отводя глаза. Пока Лена одевалась, Степнов успел прийти в себя, насколько это возможно. Залпом выпил полбутылки минералки из холодильника, умылся ледяной водой, сгрыз лежавшую с прошлого года барбариску, впервые за много лет жалея, что спортивный режим не оставил места дурным привычкам вроде курения. Поставил чайник. Когда Лена вошла, сердце было вновь подпрыгнуло при виде ее спутанных волос и горящих щек, поэтому он поспешно отвернулся к шкафу и потянулся за заваркой, бросив ей через плечо: - Ты там кружки возьми, на полке. - Какие у вас кружки забавные. С сердечками. Не думала, что вы такой романтик. - Степнов молча поставил коробку с одноразовыми чайными пакетиками на стол. - Интересно, вы их сами покупали, или вам подарил кто? Мужчина нахмурился и повернулся к девушке: - Лен… - неуверенно начал он. Улыбка застыла на лице Лены. Отдернув руки от кружек, отошла на шаг: - Понятно… Знаете, Виктор Михайлович... А пейте вы сами свой чай! – последние слова девушка уже кричит, чтобы не показать, как ее это задело, и выбегает из кухни. - Лен, не дури! – он кричит вслед, но слышит только хлопок входной двери. Вдох, выдох - сжимает кулаки, стискивая зубы - вдох, выдох - и с размаху бьет по кружке, пытаясь разбить ее вдребезги. Кружка летит, ударяется о дверной косяк и падает на пол, но не разбивается, лишь отколотая ручка, словно издеваясь, бренчит по полу. Лишь когда отколотый кусок фарфора наконец затихает, мужчина тихо произносит: «Ну и черт с тобой», обращаясь то ли к кружке, то ли к девушке. Небольшое лирическое отступление. Раньше всегда недоумевала, как в фиках вовремя начинается дождь, гаснет свет, застревает лифт… Пока не вспомнила, что когда мы только начинали встречаться с мужем, у него в квартире постоянно выключали свет… а потом неожиданно включали. Так что, такое бывает. Отпаиваться успокоительным можно на том же самом месте.
Ива: Лена шла домой окольными путями. Хотелось побыть одной и подумать, а дома дед наверняка заметит и ее удрученное состояние, и следы от слез на щеках. Лена злилась на саму себя: как она могла за всеми своими переживаниями абсолютно забыть про Ольгу! А ведь совершенно понятно было, что Степнов - мужик взрослый. Ленка родилась не вчера, телевидение и интернет снабдили всей необходимой информацией по поводу так называемых «мужских потребностей». Так что никакими иллюзиями Лена не страдала. Но все же от Степнова почему-то не ожидала. А чего ожидала? Что он будет за ней как мальчик бегать, пока она, наконец, не соизволит ему сказать: вот она, я, Виктор Михайлович, ваша навеки? Глупо. Но все же, как обидно. Она ведь пришла к нему, готова была… да на все была готова, если б он захотел. А он не захотел, и понятно, почему. Зачем ему неуклюжая малолетка, которая даже света боится, когда ему и со взрослой женщиной неплохо живется. А что все-таки живется, Лена теперь не сомневалась. Пушистых тапочек в прихожей она не приметила, не до того было, других следов проживания в квартире женщины тоже, но его молчание по поводу этих чертовых кружек говорило само за себя. В кармане завибрировал телефон – звонил Степнов. Зло нажала на «Отбой». Пусть со своей Олечкой разговаривает. Последующие звонки закончились так же. Когда телефон известил о входящей смс, она только глянула, кто отправитель, и тут же удалила не читая. Не нужны ей его извинения! Последующие дни Лена отсиживалась в своей комнате, прогуливая школу, отказываясь есть и вообще покидать свое убежище без веской на то причины. Не на шутку встревоженный дед сначала пытался выяснить, в чем дело, а потом как-то разом оставил ее в покое. Степнов больше не звонил, и теперь Лена жалела, что все же стерла ту единственную смс-ку - было бы что перечитывать по ночам, потому что сон к ней никак не шел. Ворочаясь с боку на бок, вспоминала их последнюю встречу и думала, что, не будь она такой трусихой, все закончилось бы по-другому, и, возможно, она не сжимала бы сейчас подушку в кулак, чтобы не заплакать. Потом снова начинала обвинять во всем Степнова, мстительно думая, что почти женатому мужчине нечего целоваться со своими ученицами, пусть и бывшими, и что он просто бабник и подлец, раз позволяет себе так поступать. А затем опять вспоминала поцелуй и представляла, что Степнов так же целует ту, другую, и от ревности обкусывала губы в кровь. Под утро, вконец измученная противоречивыми чувствами, наконец, засыпала. А на следующую ночь все повторялось опять. Конец ее затворничеству положил дед, решивший отметить выход экранизации его романа на широкий экран. И хоть Ленка пыталась отнекиваться под предлогом, что премьера только завтра, а отмечать заранее – плохая примета, Петр Никанорович был непреклонен. Обижать деда Лене не хотелось, поэтому ей все же пришлось вечером покинуть свое логово, чтобы, ковыряя вилкой специально приготовленный дедом фирменный плов, все равно думать о нем и о том, как он когда-то заставлял ее есть ненавистную гречку. Она бы сейчас за ту гречку ничего не пожалела. Впрочем, как и за то, чтобы можно было вернуть тот день у подъезда, когда он сказал ей «Нравишься», чтобы даже близко не было никакой Оленьки. Потому что наконец-то она смогла признаться хотя бы самой себе, что ее чувства – не просто банальная влюбленность в преподавателя, которой грешат более половины школьниц, а и есть то самое, ради чего стоит наплевать на общественное мнение, на уголовный кодекс, на собственные глупые стереотипы. Вот только чудес не бывает. - А я сегодня Степнова видел, - голос деда так неожиданно ворвался в ее мысли, что Лена поперхнулась. Но, хоть сердце и участило пульс, больше девушка не выдала себя ничем, сделав вид, что слова деда были обращены не к ней. – Билеты ему, вот, отдал, - Ленка покраснела, вспоминая, как найдя злосчастные билеты в кармане крутки (как они там оказались, она, к слову, не помнила), смяла их и бросила в мусорное ведро. Несколько минут ели молча, а затем Петр Никанорович тяжело вздохнул и сокрушенно проговорил: - Эх, Витя, Витя, такой парень хороший, - отчего Лена едва опять не поперхнулась пловом, - и что ж так не везет-то ему с девушками? - Девушка насупилась, но промолчала. - Жаль, что не сложилось у них с Ольгой Андреевной, - произнес дед как бы мимоходом, потянувшись за куском хлеба. Ленина вилка остановилась на полпути ко рту. – Мельком глянув на внучку, фантаст продолжал: - Замечательный ведь человек, а все никак свою судьбу отыскать не может. Вот и с Ольгой Андреевной разошлись, даже и не попробовав… Совершенно не заботясь о том, как это будет выглядеть со стороны, Лена выдавила из себя: - Давно они расстались? Уголки губ Петра Никаноровича едва заметно дрогнули, но девушка этого не заметила, так хотела услышать ответ. - Да уже недели три как. Вилка с грохотом опустилась в тарелку. - Дед, я, пожалуй, пойду. Ты не обижайся, но что-то есть расхотелось. Спасибо, - чмокнув старика в щеку, девушка вышла из кухни, не видя, как старый фантаст улыбается ей в спину. Лена прошла в комнату и закрыла дверь. Она чувствовала себя полной дурой, но отчего-то до безобразия счастливой дурой. И даже то, что она опять выставила себя на посмешище, не имело никакого значения. Было лишь стыдно перед Степновым: за устроенную ею безобразную сцену, за дурные мысли о нем и больше всего отчего-то, за ту злосчастную стертую смс-ку. Внутренний голос, спасая свое самолюбие, тут же запротестовал: «А он тоже хорош! Мог бы сразу объяснить!» «Ага, а ты ему позволила объяснить? – возразила Лена сама себе. - Тут же сорвалась с места». И добавила уже вслух: «Надо будет обязательно извиниться. Завтра же». И тут же обессилено опустилась на диван: завтра премьера, а она так и не рассказала Виктору Михайловичу правду.
Ива: На следующий день они словно поменялись местами: теперь уже Лена пыталась дозвониться до Степнова, но телефон мужчины был все время выключен. Осознав, наконец, что аппарат абонента останется вне сети до конца дня, Лена побежала в школу, но было поздно: Степнов уже ушел. Девушка кинулась к нему домой, но и тут ее ждало разочарование: дверь никто не открывал, а после десяти минут бесплотных попыток сначала дозвониться, а потом и достучаться, бабушка-соседка просветила Лену, что мужчина куда-то ушел «весь расфуфыренный, с цветами» минут за пятнадцать до ее прихода. Девушка устало скатилась вдоль стены. На премьеру она опоздала. Убегая из дома, не взяла с собой деньги и вынуждена была идти пешком почти несколько кварталов. Билетов с собой тоже не было, а значит, путь в зал ей заказан, объяснять билетеру, что она внучка того самого Кулемина смысла не имело. Достала из кармана мобильник – три пропущенных от деда, несколько от "Ранеток". От Степнова – ни одного. Девушка направилась к окну. Вот и опять ее любимый подоконник. Потеснила брошенный кем-то букет белых хризантем, такой же одинокий, как сама Ленка. В отражении стекла увидела свое уставшее лицо, взъерошенные волосы и белую полосу на куртке – привет от подъездной стены, – но сил приводить себя в порядок уже не было. Да и зачем? Теперь уже все неважно. Он ее и слушать не станет, она сама все испортила, опять. Оставшееся до конца сеанса время она так и просидела здесь одна, глядя на темнеющие улицы Москвы, прислушиваясь к доносящимся «объемным» голосам героев фильма. Но стоило дверям в зал открыться, выпуская первых зрителей, как апатия вновь сменилась беспокойством, бросило в жар. Соскочив с подоконника, вглядывалась в лица выходивших людей и в каждом силуэте видела Степнова. Когда мужчина, наконец, появился, у Лены дыхание перехватило: не заметить хмурого выражения его лица было невозможно. Несколько мгновений он оглядывал холл, словно ища кого-то, а потом увидел Лену, и по его взгляду девушка вдруг отчетливо поняла, что он все знает. Запоздалая догадка «Дед!..» вмиг сделала смешными и ненужными все ее сегодняшние метания. Конечно же, он рассказал об ее неоценимом вкладе в кинематограф: увидев билеты, Степнов не мог не спросить. В холле в одно мгновение стало душно, жарко и слишком людно. Не прерывая зрительного контакта, Степнов сделал в сторону девушки пару шагов, но был остановлен возникшим на его пути Морозевичем. Режиссер представил Виктора какому-то мужчине, у которого на лбу можно было прочесть: «важная шишка». Степнов кивал, что-то отвечал, напряженно улыбался, то и дело глядя на Ленку, но когда через минуту к ним присоединились Петр Никанорович и еще пара мужчин, Степнов, казалось, забыл про девушку. Ленка грустно хмыкнула - после премьеры банкет: продюсеры, режиссеры, журналисты… Куда уж ей соперничать с ними. Ссутулившись, глядя себе под ноги, девушка медленно побрела в сторону выхода. Вспомнилось, что она уже шла так однажды, когда он впервые поверил не ей, и было так же, до рези в глазах, плохо. Хотя, нет, сейчас было хуже. - Лен! Подожди! – голос застал ее уже практически в дверях. Ну почему просто нельзя дать ей спокойно уйти? Не остановилась, но Степнов быстрыми шагами догнал ее и преградил дорогу. Пытаясь скрыть неловкость и обиду, тут же перешла в наступление, едко, с сарказмом спросив: - Что, Виктор Михайлович? Посочувствовать решили? Как вам кино? Понравилось? - Нормальное кино, - с недоумением нахмурился Степнов. - Ну, тогда у вас отвратительный вкус! – Да какая разница! Я не об этом… - А раз не об этом, так и валите с дороги, - попыталась обойти, грубо толкнув его плечом. - Лен, - удержал за локоть. - Эй, мужик, отпусти девушку. – То ли Слава Обалдуев так вжился в роль, то ли актер все еще надеялся получить вознаграждение, но Обалдуев, до этого за пять миль обходивший любые выяснения отношений, вдруг решил вступиться за честь дамы. – Любимая, он к тебе пристает? – Слава обнял Лену за плечи и тут же отшатнулся сначала от ее взгляда, потом, в другую сторону, от степновского. – Ну, так я пойду, да? – неуверенно промямлил он, делая шаг назад. Ответом его никто не удостоил. Пауза затягивалась. После инцидента с актером Лена почувствовала себя уставшей и опустошенной, словно из нее выжали последние силы. А Степнов не знал, как начать, чтобы не обидеть девушку. - Лен, - наконец мягко заговорил он. – Я все знаю. – Положил ладонь ей на плечо, пытаясь заглянуть в глаза, а на Лену опять накатило ощущение дежавю. Порывисто вздохнув, подняла голову, и словно получила удар под дых, увидев жалость в его глазах, будучи слишком измотанной, чтобы понять, что на самом деле мужчина смотрит с сочувствием и пониманием. И совсем уже было утихнувшие злость и горькая обида вспыхивают с новой силой, вырываясь в крике: - Да не нужна мне ваша жалость! - В холле вмиг стало тихо. Огляделась: осуждающий взгляд Борзовой, ехидный Зеленовой, сочувственные «Ранеток», удивленный деда, и Степнова - тревожно-вопросительный, - как последняя капля. – Да пошли вы все! – произнесла громко и четко и, дернув плечом, быстрым шагом вышла на улицу. Остановилась на крыльце, вдыхая холодный воздух и изо всех сил жмуря глаза. Прохладный ветер обдувал потную шею, задувал под кофту. Поежилась. От хлопка двери за спиной вздрогнула и напряглась, и тут же почувствовала острое разочарование, когда мимо нее прошел какой-то парень. Ну, вот и все. Шмыгнула носом, вытирая все же скатившиеся слезы. - Лен, - родной голос раздался неожиданно близко. – Лен, - повторил Степнов, обнимая ее за плечи. – Подожди, - выдохнул в волосы, согревая теплом шею. Девушка замерла. - Мне все равно, кто ты: уборщица или актриса, - ты мне нужна такая, какая есть. – Еще один горячий выдох ускоряет биение сердца. - И, Лен… Развернулась в его объятиях в попытке прекратить такое его влияние на себя. - Что? – выдохнула шепотом, глядя в глаза. - Я тебя не жалею, - также шепотом. - А что же тогда? Степнов нахмурился и чуть отстранился. Наблюдая, как растерянность на его лице сменяется сомнением и тревогой, Лена запаниковала. Мужчина выглядел так, словно тщательно подбирал слова, и девушка вдруг вспомнила их разговор после признания, когда Степнов предложил все вернуть обратно. Сейчас же Лена впервые подумала, что он тогда мог сдержать свое обещание. Неуверенно попыталась высвободиться из объятий, но Степнов удержал и, словно решившись на что-то, на выдохе выпалил: - Нравишься ты мне, понимаешь? – нервно дернул уголком губ и напряженно замер, тревожно вглядываясь ей в глаза. У Лены же словно гора с плеч свалилась. Расслабилась, позволяя мужчине крепче обнять себя. - Понимаю, - смущенно улыбнулась и прижалась щекой к его груди. Степнов облегченно выдохнул. Понимает… Значит, все у них будет хорошо. Они так и стояли на крыльце кинотеатра, мешаясь потоку людей, игнорируя возмущенные возгласы и даже не вздрогнув, когда кто-то подозрительно знакомым мужским голосом взвизгнул: «Психи!» Они оба еще только начинали осознавать так нежданно свалившееся на них счастье, но уже точно знали, что наконец все встало на свои места. Степнов легко целовал девушке волосы, разрываясь от желания обнять как можно крепче и думая, что, пожалуй, нужно прикупить еще барбарисок. Лена слушала, как неровно бьется сердце под ее щекой, и жадно вдыхала уже почти забытый аромат травяного одеколона. И лишь чуть-чуть не хватало для полного счастья – двустороннего хука для Славы Обалдуева. Конец. =)) Понимаю, что все ожидали концовки вроде: «Я люблю тебя», а «А я люблю тебя больше», но у меня было свое видение этой истории. С удовольствием выслушаю напоследок все ваши возмущения.http://kvmfan.forum24.ru/?1-11-0-00000039-000-140-0-1298040852 Спасибо Алле за то, что поделилась с нами этой замечательной идеей! И всем, кто читал, ставил плюсики к продам, и особенно, конечно, за обсуждения в темке, которые точно продлили мне жизнь на пару лет.
полная версия страницы