Форум » Библиотека законченных фанфиков. Архив №2. Авторы A-Z и 0-9 » Автор: kate » Ответить
Автор: kate
kate: Фики: 1. Одна история 2. Горы 3. Другие дороги
kate: Радуясь, что последняя встреча подошла к концу так быстро, Виктор пробирался через пробки домой. Войдя в квартиру, услышал веселый смех и через десять минут уже присоединился к играм в детской. Благодаря раннему возвращению узнал, что Ника выучила три буквы с няней, а потом почти до ночи изображал то паровозик, то лошадку, катая на загривке дочку, счастливую только от одного папиного присутствия. И в стотысячный раз пообещал себе чаще бывать дома. Он еле сдержался, чтобы не стиснуть дочку изо всех сил, когда, засыпая, она обняла его маленькими ручками и прошептала: «Папа, я тебя люблю». И долго не мог заставить себя выйти из детской, хотя Ника уже давно заснула. По дороге на кухню зашел в спальню, достал из коробки последнюю кассету и запихал в карман. Лина ждала его на кухне – наверно, хотела поговорить, но, видимо, почувствовала охватившее его нетерпение, поэтому, выпив чаю и обменявшись с ним дежурными фразами, быстро ушла спать. Он вышел на лоджию. Из одного кармана теплого спортивного костюма достал кассету с жирной цифрой «десять», из второго уже привычные пачку сигарет и зажигалку. Нажал на кнопку и сразу же закурил. PLAY. Голос тихий. Больше всего он похож на шорох первой листвы под порывом теплого ветра. « Вот уже несколько дней, как Степнов снова есть в моей жизни. На той выставке он появился с какой-то девчушкой. Он не заметил меня, а я почувствовала, что он рядом, даже не видя его среди посетителей выставки. Странно, уже столько лет он в моей жизни является случайной переменной… А константой всегда является то, что я чувствую его присутствие в любой толпе. Я не помню, с чего все началось в этот вечер. Кто-то шепнул: «Она…», и мне в руки положили первый альбом, попросив подписать, а дальше покатилось само собой- бурлящая толпа вокруг, бесконечно протягиваемые тома в глянце суперобложки и мое дежурное на форзаце: «С наилучшими пожеланиями. Елена Куль»… И тут я ощутила его взгляд. Интуитивно подняла глаза и зачем-то сняла очки. Виктор смотрел недоуменно, как-то растеряно, и так меня этим развеселил, что я даже не сразу заметила стоящую рядом с ним девушку… Пока она стояла в отдалении, я никак не могла разглядеть сквозь эти чертовы темные очки ее лица и все недоумевала, ревнуя, - газетный образ его жены, соблазнительницы и секс-бомбы, никак не вязался с этой хрупкой, простенько одетой девушкой. Лишь когда она подошла с раскрытой для подписи книгой, я поняла, что это девочка-подросток с печальными кошачье-зелеными глазами. И когда она произносила какие-то восхищенные слова, эти глаза, на секунду вспыхнув, озарили её простоватое лицо и сделали его безумно красивым, живым и непосредственным. Странно, но в какой-то момент почему-то показалось, что таким же взглядом он когда-то давно смотрел на меня, девочку Лену Кулемину, ученицу… нет, еще не одиннадцатого, а десятого класса. Когда в наших отношениях не было ничего того, что потом связало две жизни в тугой узел. А Витя все это время внимательно за ней наблюдал с отеческим выражением лица. И тут я вспомнила, что у его жены есть старшая дочь. Какой-то разгоревшийся скандал прессе промелькнул в голове... Но все это перестало занимать меня, стоило нашим взглядам пересечься. В тот момент, я впервые пожалела, что спасительная челка, за которой было так легко спрятать глаза, канула в лету. Он не сильно изменился. Все такой же… Красивый, подтянутый… Только первые седые волоски, которые я заметила в последнюю нашу встречу, превратились в заметную проседь на висках. Господи, не виделись всего полгода... А он стал такой седой. Милый мой, зачем все так… Меня кто-то отвлек, и когда я опять вернулась взглядом к тому месту, стало понятно, что его нет. И по своему внутреннему ощущению поняла, что искать его взглядом по залу бесполезно, он ушел. Всю ночь я металась в постели, но так и не заснула. Звонил Чигиш, и я зачем-то опять завела старый разговор и почти умоляла взять меня обратно в проект. Но он стоял на своем и в финале сказал, что больше не отпустит меня в такие авантюры одну, потому что последней ему хватило. От его: «Сестренка, второй раз ты с того света можешь и не вернуться» стало еще горше. «Сестренка». Я иногда думаю, почему все-таки мы снова общаемся. Ведь столько всего было в прошлом… Он до сих пор считает наш развод со Степновым своей виной. А мне смешно. Во всем виноваты мы сами. Просто не умели ценить то, что само приплыло в руки, вот и добились своего. Хотя кто знает, как бы все было, останься мы вместе. А пока… Я не могу понять, почему не умерла. С каждым днем все больше понимаю, что нормально жить без Степнова вряд ли смогу. Его появление в галерее на следующий день могла расценить только как подарок небес. От счастья не могла произнести ни слова, боялась расплакаться и кинуться к нему, чтобы, уткнувшись носом в грудь, спрятаться от всего мира. Да и в его глазах было такое странное выражение… Не сказала ни слова, оставляя выбор за ним, просто написала ему адрес на листе, который вырвала из ежедневника. И пока он не позвонил в дверь, тряслась, как осиновый лист - приедет или нет. Надеялась, что нет. Очень хотела, чтобы наконец-то в его жизни все сложилось. Потому что знала - если не придет, значит, он счастлив. Пыталась готовиться, но вдруг поняла, что сейчас в моем теле не осталось почти ничего по-женски привлекательного, оно скорее похоже на анатомическое пособие. Поэтому накинула привычную хламиду, которая как погребальный саван задрапировала выпирающие кости. Да, наверное, я похоронила себя заживо. И вдруг ожила, когда раздался звонок в дверь. Впервые за долгое время почувствовала, как кровь прилила к лицу, как стучит пульс в висках. Наверно, поэтому сорвалась та дурацкая фраза, которая уже несколько времени то и дело всплывала в мозгу. «Степнов, я тебя люблю»… Только потом я поняла, что обнажилась перед ним именно в тот момент. Последовавшая за тем нагота стала лишь болезненным дополнением для него. Я разучилась читать его глаза. Казалось, что Витя готов остаться со мной навсегда, а он ушел ночью - спешно собрался, и, как вор, выскользнул из квартиры, я так и не смогла понять, почему... После его ухода лежала и рыдала. Потому что он вновь заставил меня ощутить вкус жизни и снова исчез. А я украла. Украла его еще на одну ночь и мечтаю украсть еще хотя бы раз. Только вот нет его в моей жизни. Уже целых семь дней нет, хотя… Или есть? Быть может, это его машина уже так давно стоит под окнами?..» Шипение. Сторона закончилась.
kate: Он лишь выше, совсем под горло, вздернул язычок молнии. Холод и сигареты… И вдобавок к горькому дыму - странный бумажный привкус. Лишь отняв от губ истлевшую сигарету, увидел, что фильтр сплющен – наверно, он просто раздавил его, неосознанно сжимая между пальцев. Странно. Он не чувствовал ни боли, ни радости, ничего - будто это он надел на себя белый саван. Он помнил эту странную белую одежду, но никогда не воспринимал её так жутко. Наоборот, в нем Лена напоминала ему ангела с рождественской открытки, особенно чуть позже, когда волосы у нее отросли сильнее и начали виться. Горько было осознавать, насколько она права. «Вор», «украду»… Он готов был целовать землю, по которой она проходила, вот только принадлежать ей мог только ночью. Ночью он жил. Рождался в тот момент, когда входил в её квартиру. И умирал, когда с первым лучом солнца старался уйти, не разбудив её. И каждый раз мечтал, чтобы время остановилось. Иногда, когда она спала, он часами смотрел на неё. Она менялась, набиралась сил, тело вновь приобретало привычные округлости. Иногда она улыбалась во сне, как ребенок.. Почему-то казалось, что еще чуть-чуть - и вернется ТА Ленка… Он не мог позволить себе мечтать об этом в открытую. Она очень стеснялась своей наготы, болезненной худобы, истончившейся смуглой кожи и пыталась все время одеться, а он все мысленно подбирал слова, которые могли бы убедить её, как она прекрасна.Что все эти изменения сделали её чуть иной, но не менее желанной, не менее любимой… Но вслух этого так и не сказал. После первого «люблю», её «люблю», она запретила говорить о любви. Видимо, это чувство в её представление почему-то не укладывалось в понятие «сейчас»… Он был счастлив… Пока однажды не увидел вечером, что в окнах её квартиры не горит свет. Тогда Виктор в безумном страхе вбежал по лестнице, исступленно звонил в дверь, потом трясущимися руками пытался найти ключ, который она зачем-то ему дала. Отперев дверь, увидел лишь помадой выведенное: «Извини, скоро вернусь»… Он тогда уезжал на несколько дней по делам и, закрутившись, не успел предупредить… А потом летел из аэропорта, потому что вернулся на несколько часов раньше, и была ночь, и дома его никто пока не ждал. У него было несколько часов… Он провел их просто в пустой квартире разглядывая стены, лишь иногда вдыхая её запах исходящий от белого одеяния, в спешке сброшенного на кресло. А под утро опять ушел в другую жизнь. Где у него были две дочери и он был им нужен. Тогда впервые он испытал острый приступ ненависти к себе. Он исковеркал две жизни – свою и её... А сейчас еще и подставил под удар двух девчонок, за которых должен отвечать головой. Он изводил себя, стараясь все дни проводить с ними. Но вечером, лишь стихали голоса в большой квартире, сбегал, гнал машину из последних сил к её дому. Входил в пустующую квартиру и до первых солнечных лучей оставался там. А утром, терзаемый совестью возвращался домой. Она появилась через две недели. Вошла почти неслышно, оставив чемодан, скользнула в комнату. Ойкнула, увидев его, и как-то странно привалилась к двери. Сползла вниз по косяку и опустилась на пол. Он помог ей подняться и вдруг понял, что в ней наконец-то появилось что-то простое.. земное, родное, обволакивающее… При этом совершенно новое. Он спросил: - Куда ты пропала? – и сразу осекся. У него не было прав интересоваться этим. У него вообще не было на неё никаких прав. И он не мог ничего ей предложить. - Прости… - прошептал он, не выпуская её из объятий… В тот момент лишь почувствовал её теплое дыхание у себя на плече. Она вдыхала воздух полной грудью, будто сбрасывая какие-то оковы… Они были вместе. Почему-то эта близость напомнила ему самую первую ИХ ночь - с той лишь разницей, что тогда, в самом начале, они никуда не спешили и ни один не боялся наступления утра. В этот раз она держалась из последних сил, чтобы не заснуть. И впервые он не знал, как уйти. Именно тогда, уходя и стараясь не оглянуться, Виктор сам почувствовал себя вором.
kate: Перевернул кассету, захлопнул деку. Play. Он никогда не слышал этот голос таким. Спокойным, уверенным, тихим… «Мы оба ведем себя как воры, крадущие что-то друг у друга. Между нами сейчас километры недопонимания и боли. Вчера разговаривала с Чигишем, и он опять назвал меня идиоткой, когда на оставшиеся после погашения всех неустоек по контракту Астреи средства (да, да, нашу со Степновым «трешку» сожрали долги продюсеру) я попросила подыскать мне какое-нибудь жилье в Москве. Наверное, это и к счастью, вернуться туда я бы не смогла никогда в жизни, хотя бы из страха за свое душевное здоровье. Мне надо уйти, уйти из его жизни и больше не мешать ему. Я отчетливо понимаю, что без него не буду счастлива. Никогда и ни с кем. И даже моя маленькая мечта украсть его частичку так и не сбылась. Это какая-то нелепая ирония судьбы. Когда-то началом расставания послужило то, что я, глупая девчонка, не хотела дать ему того, чего он так желал, да даже убедить подождать не смогла. А теперь… Но не судьба. И мне так больно оттого, что Вероника, его дочь, могла бы быть моей. Нашей дочерью. Один раз мне приснилось, что я - её мама… И когда проснулась, стало еще больней. Потому что в тот момент впервые поняла, чего я себя лишила. Поняла, что люблю его дочку просто за то, что она его часть, хотя и ни разу не видела её. И старшую сестру её, Линку, люблю за то, что она так заботится о сестре и о Вите. Парадокс. Они дочери той женщины, что когда-то встала между нами. Обе эти девчушки должны еще больше разделять нас. А я не могу думать о них без теплоты… Я больше не стану разбивать его жизнь, тем более после того, что произошло позавчера. Он пришел немного возбужденный, даже радостный. Как будто случайно выскочил из далекого прошлого, когда он в таком же состоянии приходил домой. А потом ему позвонили, и он в каком-то оцепенении оделся и уехал. Никогда раньше такого не случалось. Застывший в его глазах страх передался и мне. Я стояла в дверях и слушала, как он уже с лестницы взволнованно перезванивает домой, и сквозь гулкое эхо, разлетающееся по пролетам, с трудом разобрала, что он расспрашивает падчерицу про жену… Что именно, я не поняла, но на этом мозг отключился. Я была готова прожить его любовницей хоть всю жизнь, но то, что это не доставляет ему удовольствия, видно невооруженным взглядом. И сейчас, когда опять на горизонте появилась она, мне стало стыдно. Именно моя вина в том, что всегда кристально-честный Степнов сейчас врет и изворачивается. Врет девочкам, жене, и иногда, как мне кажется, себе. Он просто не может разорвать порочный круг нашей связи. Придется это сделать мне. Жаль только, что все так сложилось. Жаль, что не оправдались мечты. Шесть месяцев моего вранья… Хотя это были и шесть месяцев моей самой большой надежда. Забавно, раньше принимала противозачаточные пилюли, что бы не забеременеть. Теперь – в попытках вернуть возможность забеременеть хотя бы теоретически. Вместе с жуткой худобой последствием болезни стало и отсутствие месячных, вот врач и порекомендовал… А когда вошла и увидела его, у меня действительно подкосились ноги. И в тот день впервые просто забыла про таблетки. А на следующий день так тряслись руки, что маленький шарик выпал и куда-то закатился. На третий день я выдавила таблетку, и, покатав её в пальцах, зачем-то сама выкинула в мусорное ведро. И вот уже шесть месяцев, как я покупаю пилюли и каждый вечер методично выдавливаю таблетку, катаю её, ожидая на кухне его прихода. И в тот момент, когда в замочной скважине раздается шум – выкидываю в помойку. Початая пачка остается лежать на столе, мой символ того, что я знаю свое место в его жизни. Любовница, которая ни на что не претендует, точнее просто не может претендовать…» Щелчок кнопки STOP. Господи. Каждый раз, когда он оказывался на кухне ему на глаза попадалась эта дурацкая пачка, с самого первого вечера, с самой первой встречи... Каждый раз больно колола льдинка в сердце. Он часто порывался просить – зачем она их принимает. Неужели она так и не хочет детей, или что-то еще? Но так и не спросил, не задал этот вопрос, столь выпадавший из их «сейчас». Ну почему?! Почему он так и не научился задавать ей вопросы? Ведь получи он ответ, смог бы что-то ей сказать, убедить в том, что она по прежнему остается для него самым главным человеком в жизни! Или не смог?.. Глубокая затяжка. Выдох. Облако сизого дыма. PLAY. «А вчера я выкинула последнюю планку с последней таблеткой. Ничего не вышло. Что же, наверное, это и правильно. Украсть его частицу, покидая навсегда, – для этого надо быть последней сволочью. Вот и все. Утром самолет. Чемодан собран. И последняя надежда на то, что он придет, пошла прахом. Жаль, что не увижу его на прощанье. А с другой стороны, хорошо, что не придется смотреть ему в глаза, когда я скажу, что уезжаю навсегда.»
kate: Видимо, это было написано за несколько часов до того, как он получил последнее сообщение от неё: «Уезжаю. Прости за все.» Он получил его и не смог прочесть сразу, потому что носился по городу как умалишенный. На него свалилась уйма вопросов. А еще его грызло чувство вины и облегчения одновременно. В ту памятную ночь, о которой говорила Лена, погибла его жена, до официального развода с которой оставался всего месяц. Просто «известной актрисе» вздумалось спьяну сесть за руль , и вместе с искореженным столкновением «Пежо» полетели кувырком все Степновские планы. И ведь как все совпало – именно в этот злополучный вечер он хотел поговорить с Леной, обрисовать ей ситуацию с разводом и удочерением и уговорить подождать еще чуть-чуть, совсем немного. А потом, после этого разговора, который надо было, по хорошему, завести давным-давно, он бы попросил ее снова войти в жизнь его семьи на правах хозяйки. Почему он завел об этом разговор с Линой давным-давно, едва только понял, что так жить нельзя, а с Леной так и не сподобился? Испугался реакции падчерицы? Хотя он был предельно осторожен в разговоре и не называл имен, Лина буквально бросилась ему на шею с радостным воплем: «Я же говорила! Молодец, что послушался!». А потом просто убила его, испуганно спросив после короткого раздумья: «Вить, а со мной и с Никой ты что собираешься делать?». И он, сам напуганный ее страшными словами, долго клялся самым святым, что никогда их не оставит После этого разговора он и начал процедуру развода. Его старая однокомнатная квартира ушла на гонорары адвокатам, удочерение Лины шло очень медленно - оставлять её на произвол судьбы с матерью, которая почти круглый год проводила в наркологических клиниках, было нельзя. Да и как можно оторвать от себя близкого человека, он просто не понимал. Почему он так ничего и не сказал ей всего раньше, хотя бы на несколько дней? Почему не убедил Ленку в том, что развод - всего лишь дело времени? Наверное, боялся, что она не примет его жизнь, в которой он не волен отказаться от двух девочек. Он рассказал ей о них через несколько дней после того как она вернулась из той поездки. Сначала упомянул мельком, а потом выложил все, отвечая на её вопросы. И видел, как с каждым словом Ленка меняется в лице. Потом при каждой встрече она всегда про них спрашивала. И в этот момент он всегда замечал что-то странное в её глазах. Тогда ему казалось, что это боль от того, что он не может быть с ней до конца, а Ленка, оказывается… Да до чего же она его любила, что готова была ради него принять чужих детей! И ведь приняла... Почему он так опоздал с тем разговором! А потом это сообщение. И полный крах. И снова надежда, когда несколько недель назад он случайно встретил Ильдара. Прижал его к стенке и, кажется, готов был убить, если не добьется своего, не узнает, где Ленка. И тот согласился ему ответить, только попросил время на раздумье. А ночью принес эти кассеты и снимки… Сегодня Степнов прослушал последнюю пленку. Он еще раз подошел к коробке и вывалил все её содержимое на кровать. Девять маленьких кассет в чехольчиках (последняя так и осталась в диктофоне), стопка фотографий, видео…Вот то, что он ищет. Маленький квадратик картона. Визитка. Телефон. Гудок в трубке и сомнение в том, что в этой глубокой ночи ему кто-то ответит. - Да, слушаю Вас, - раздалось в трубке почти сразу. - Ильдар, это… - кажется, он позабыл все слова… - Виктор, здравствуй. - Здравствуй, - Степнов был озадачен таким спокойным его голосом, - Нам надо поговорить. - Говори, я слушаю… - Мне бы лично, - произнес Виктор, ему вдруг показалось важным посмотреть Чигишеву в глаза. - Хорошо, если сможешь – приезжай сейчас. У меня есть пара часов до выхода из дома. - я улетаю сегодня. Или можем отложить разговор до моего возвращения. - Я буду. Только скажи куда?.. - Я в той квартире, где ты год назад часто бывал… Кажется, у тебя даже ключи от неё остались. - Я понял, Ильдар. Скоро буду. - Жду. Он пробежался по квартире, проверив сон девочек. Оставил записку на столе на тот случай, если не успеет вернуться к их пробуждению. Выскочил из дома и поехал по давно известному адресу. Пустая ночная Москва. Гонка по светофорам, выстроившимся в «зеленую улицу». Лифт. Звонок в дверь. И долгая беседа двух мужчин об одной женщине. И еще два безмолвных зрителя – стаканы с виски, поставленные на стол для антуража. Но этот непременный атрибут тяжелых мужских бесед так и остался нетронутым, забытый в запале… Странный разговор, когда Чигишев, вместо того, чтобы отвечать, как предполагалось, на вопросы, сам устроил Степнову допрос с пристрастием. Схватка двух пар мужских глаз - молящих, истерзанных синих и задумчивых карих. Потом Степнов проводил Ильдара в аэропорт. Расставались они почти друзьями. Еще несколько дней он жил в ожидании.
kate: Запись 11. У Виктора от перенапряжения тряслись руки. Из открытой двери машины вырывался сизый дым сигарет. Чигишев позвонил вчера и в привычной холодной манере назначил ему встречу. Время, адрес, а после короткое: « Там будет Куль, и, не дай Бог, я увижу еще хоть одну слезинку в её глазах…». И резкий гудок обозначил конец разговора. Тогда он понял, что у него есть шанс. Последний шанс сказать ей, как он сильно её любит. И попросить разрешения быть рядом. Просто хоть иногда видеть её. А сейчас курил уже десятую за утро сигарету. Он приехал задолго до назначенного времени, но «час икс» давно миновал. Вот уже целых пять минут не сводил взгляд с часов. Знакомая до боли дверь подъезда, на четвертом этаже которого находится квартира, год назад ставшая их приютом. Они опаздывали уже почти на полчаса, и он уже начал дергаться, когда к дому подъехала желтая машина такси. Первым появился Ильдар. Степенно вылез из машины и вместе с водителем удалился к багажнику. Вытащил оттуда два больших чемодана, отнес их к подъезду. И оглянулся по сторонам, ища глазами его, Виктора. Нашел. Сердце лихорадочно билось. Только сейчас в голову занесло шальную мысль: « А будет ли она мне рада? Ведь прошло столько времени… Да и приехала ли она?». Несколько секунд растянулись и наполнились незнакомыми ранее страхами. Рука сама потянулась за очередной сигаретой, и вдруг оказалось, что он давно вышел из машины и даже прошел половину пути до такси. Пачка осталась в машине, которая так и стояла с открытой дверью. Закончив с чемоданами, Чигишев подошел к задней двери машины. Открыл её и помог выбраться оттуда молодой женщине. В ней Степнов с удивлением узнал Ленку. Даже на значительном разделявшем их расстоянии Виктор видел, что она опять похожа на себя семнадцатилетнюю, будто только вчера вошла в его квартиру с пакетом и бутылкой мартини. Она отдала другу увесистую сумку, при этом бережно поддерживая странный кусок ткани, который проходил под её грудью и крепился на левом плече. Ее взгляд был устремлен к тому, что она держала на руках, ласковая улыбка озаряла лицо. Она не слышала, как он тихо подходил все ближе и ближе. Увидев его, Чигиш отошел на пару метров, Виктор чувствовал спиной его обжигающий взгляд. - Привет! – тихо произнес он, сердце радостно билось. Она подняла на него глаза и как-то странно побледнела, а ласковая улыбка, не сходившая до сих пор с её лица, сменилась нерешительно-растерянной. - Привет! – тихо сорвалось с её губ. Еще несколько минут они смотрели в глаза друг другу, не решаясь сделать следующий шаг. Покашливание Ильдара вернуло их к реальности. Он не смотрел на Степнова, только на Ленку. - Мне ехать или остаться? – он ждал ответа, а Виктор пытался уловить подстрочник их разговора. - Езжай, Чигиш. Я тебе позвоню. - Точно? -Точно. Все хорошо, дальше я справлюсь сама… Короткое рукопожатие двух мужчин, после которого в руке Степнова оказывается минидиск в бумажном конверте. И опять нудной иголкой колет в груди беспокойство, опять череда вопросов: «Что за конверт? Зачем?». - Что это? – одними губами спросил Виктор, с недоумением глядя на Чигиша. - Тебе, – так же беззвучно ответил тот и развернулся. Еще раз взглянув на Ленку и увидев её кивок, Чигиш запрыгнул машину и уехал. Они остались одни. В этот момент он преодолел себя, подошел еще ближе и заправил мешающуюся прядь ее светлых волос за ухо… и почувствовал, как зашевелилась ткань, оттуда послышалось напряженное сопение, а потом раздался требовательный детский крик.
kate: Он вздрогнул. А то, что произошло дальше, он вспомнит и через несколько десятков лет. Лена засуетилась и нырнула рукой под борт слинга, что-то поправила и, еще тщательнее поддерживая ребенка в скрывающей его ткани, опустилась на скамейку. Он присел рядом, радуясь тому, что в выходной день, да еще и в такую рань, никто не может им помешать. Но был еще один момент… Он не видел малыша и не знал, сколько ему. Но почему-то был твердо уверен, что ребенок его… Их. И постепенно холод, поселившийся в душе на много лет, начал отступать маленькими шажочками, уступая место теплу и надежде. - Ленка, это… наш? Он вдруг увидел, как её лицо заливает странная синева и она, кивнув ему, начинает что-то искать глазами. Страх и попытка взять себя в руки. Что-то не так. - Вить, сумка… Где моя сумка? – со свистом вырываются слова. Он окидывает взглядом пространство и видит, что небольшой баул приткнут на двух сиротливо стоящих чемоданах. Еще не понимая всей ситуации, он смотрит на неё. - Да, вот она стоит… - Дай, дай её мне, пожалуйста… – она уже почти хрипит, а ему становится еще страшнее. Она точным движением находит в сумке небольшой баллончик, вдыхает какое-то лекарство. Через несколько секунд свист прекращается, и к лицу постепенно приливает кровь. Он все еще растерян, но способность понимать возвращается. Знает, что нужно действовать, но как – пока не знает. - Ладно, надо мне подниматься в квартиру. Поможешь? В эту секунду Виктор принял самое правильное в своей жизни решение. Он не оставит её больше одну. Слишком часто он её из-за этого терял. - Нет, - видя её недоумение, поясняет, - ты никуда не пойдешь одна. Мы сейчас едем ко мне домой. Поживешь с нами. В его голосе сквозит такая уверенность, которой она не слышала много лет. - Вить, но… - Лен, девочки будут только рады брату. А я… Я ни на чем не буду настаивать и никогда не попрошу больше, чем ты захочешь мне дать. Но сейчас тебе нельзя оставаться одной. Тебе и … - Степнов растерялся, ведь даже имени ребенка он не знал. -..Глеб, его зовут Глеб. Хорошо, Вить, давай попробуем… Они заканчивали разговор, когда она уже устроилась в его машине. Её «попробуем» превратило призрачную надежду в реальный шанс, которым он обязательно воспользуется сполна… Лишь через несколько дней, когда все немного поулеглось, Виктор вспомнил о бумажном конверте, который передал ему Чигиш, и вставил диск в приемник ноутбука. Два звуковых файла. Чтобы не нарушать ночной тишины, царящей в квартире, воткнул наушники в разъем, откинулся в кресле. Он уже не боялся, наоборот, хотел услышать. Пусть они пока не вместе, но она рядом и никуда не исчезнет… То, что она просто находится в соседней комнате, добавляло сил.
kate: Её голос - спокойный, умиротворенный. В словах скользят ностальгические нотки, можно представить, как касается губ печальная улыбка и тут же сменяется мечтательной. «Мне страшно. Радостно и страшно одновременно. Радостно оттого, что после сожжения всех мостов, связывающих меня с Москвой, когда все осталось в прошлом, вдруг выяснилось, что я теперь не одна. Радостно, потому что его частичка будет со мной всегда. И еще потому, что он не знает. Когда я уезжала, он уже был еле жив от этих наших встреч. Я больше не могла видеть, как он уходит из дома по ночам, психует, как там его девчонки, да и жена…Может, все у него еще наладится. Мне надо было разорвать этот порочный круг. Нельзя дальше терзать его. Видимо, беременность послана мне Богом, чтобы он навсегда остался со мной. Наверное, даже хорошо, что я не знала об этом в Москве, иначе уехать было бы в миллионы раз сложнее. Но вот все кончено, и боль разлуки сменилась счастливым ожиданием. Я впервые за долгое время отработала так плодотворно, и сейчас, когда проект закончен, все смонтировано и сдано, осталась довольна своей работой. И наконец-то услышала от Чигиша, что все, что я сделала – это супер. Наверное, это самая высокая похвала. За несколько лет я высоко взлетела в профессии, а теперь… Теперь готовлюсь к счастью материнства. И поэтому мне страшно. Страшно потому, что, оказывается, перенесенная болезнь не прошла даром. Организм истощен до сих пор, существует опасность, что я могу не перенести родов. Чего только не пришлось наслушаться от врачей! Чигиш таскался за мной все время, не выпуская из поля зрения, пока мама и отец не подыскали мне доктора, который был готов заниматься моим случаем. До того момента было немного страшно, и как-то раз Чигиш спросил меня, почему я решилась рожать, а не поддалась на уговоры врачей, предлагавших прервать беременность. Тогда я сама поняла, почему - точнее, смогла это озвучить. Потому что без этого ребенка я просто не смогу больше жить. Станет незачем. И еще больше захотелось обнять маленького человечка, который уже шевелился во мне в тот момент. Появление этого врача стало огромным светлым пятном в жизни. Он сумел меня убедить, что, если я уж забеременела, то родить просто обязана. Только придется забыть о естественных родах, но разве это может сравниться с надеждой на то, что у меня будет маленький ребятенок, его частичка. И вот до нашей встречи осталось несколько недель. Отец с матерью готовятся встречать своего внука, дед безумно рад скорому появлению правнука, а имя Степнова по-прежнему является запретным в общении с ним. Только мама и Чигиш знают, кто отец моего ребенка. Деду я решила ничего не говорить, чтобы лишний раз не бередить старую рану, старик и так сильно сдал после всей этой истории. Хорошо, что на момент развода и того, что последовало за ним, он был уже у родителей в Швейцарии и многого не видел. Не читал прессу. Не видел всей грязи, которая вылилась дальше. Я совершенно не знала, как назвать ребенка. Поэтому вспомнила старую гадалочку, которой пользовалась в детстве. Нашла справочник имен, загадала страницу, абзац и… «Глеб». Глеб Степнов. Мне очень понравилось это сочетание. Да, я все-таки вернулась к этой фамилии. Так и не стала менять документы обратно на Кулемину. Почему-то даже в угаре расставания не захотела этого сделать. Хотя псевдонимом «Куль» подписаны все мои работы. Вот такая вот странная жизнь. Чигиш предлагал фиктивно расписаться, когда узнал о беременности. Но, мой милый друг, мне не нужно твое самопожертвование. Мы давно с тобой уже как брат и сестра. Одна семья, но когда-нибудь и тебе выпадет счастье взаимно любить. А я впервые готова жить сама, не опираясь на мужское плечо. И впервые понимаю, что не наделаю в этой самостоятельной жизни глупостей, потому что не имею на это никакого права. Ты брат. Я всегда это знала. Это знал и ты. С самого начала мы просто прилипли в этом некровном родстве друг к другу и остались не поняты другими. Хотя мои родители и дед тоже давно считают тебя членом нашей кулеминской семьи. Вот и сегодня, поговорив со мной, ты позвонишь моей маме, чтобы удостовериться, действительно ли все хорошо, а потом мама плотно закроет дверь кухни, и вы еще долго будете беседовать. Все действительно хорошо. И, надеюсь, скоро будет еще лучше. Только одна мысль гнетет меня – как сказать об этом Степнову. Сначала я все терзалась, говорить ли ему о сыне вообще, но, хорошо подумав, поняла, что если промолчу - это будет подлость, и теперь осталось только решить, когда?.. »
kate: Первый файл закончился, в плей-листе автоматически запустился второй. «Господи, наконец-то закончилось волнение. Глебка родился на целый месяц раньше срока. Когда я проснулась на мокрых простынях, с резкой частой болью внизу живота, мне стало страшно. Дальше я помню только, как постучала в стену родительской спальни, как тут же вбежала мама, её рука у мена на лбу и её тепло, заглушающее страх, разговор с врачом по телефону. Потом была дорога на «скорой» до клиники, успокаивающие слова врача, холодный кафель операционной, яркий свет хирургической лампы, резиновый запах маски и укол в вену. Последнее, что я услышала: «Все будет хорошо»… Очнулась в палате, мама сидела рядом. Увидев, что я открыла глаза, она улыбнулась. - Леночка, все хорошо, малыш родился крепенький, сразу закричал. На тебя похож, только глаза голубые-голубые. Ты отдыхай сейчас и не говори ничего, – она только обтерла мои пересохшие губы влажной салфеткой. - Глебушка сейчас под лампой специальной, он греется. Ты еще чуть-чуть поспи, а потом его тебе принесут… И я опять провалилась в сон. Через несколько часов, в как казалось тогда, а на самом деле почти через сутки, я окончательно пришла в себя и попыталась подняться с кровати. Аппаратура, датчиками которой я была опутана, запищала, и прибежали врачи. Пытались уговорить еще полежать, но я безумно хотела увидеть сына. Тогда мама, переговорив с врачом, помогла устроиться мне в коляске, и мы поехали смотреть на моего малыша. Он лежал в стеклянной кувезе, на него ярко светила лампа, а мой кроха сжимал крохотные пальчики в кулачок. Я смотрела на него и плакала от счастья. Меня выписали через неделю. А Глебушку перевели в детское отделение, откуда отпустили еще через три недели, которые я прожила в его палате. И вот нас выпустили «на волю». За три месяца жизни он превратился в счастливого бутуза, глядя на которого я забываю о собственной слабости, об астме, развившейся после родов. Врачи в один голос утверждают, что астма - это психосоматика, реакция ослабленного организма на стресс. Все пройдет, как только отпустят страхи, а пока лекарственная терапия и ингалятор, который должен быть при себе. Несмотря на всеобщее недоумение, я не могу расстаться с ребенком ни на секунду. И как только стало понятно, что руки не справляются с постоянной ношей, я вспомнила, что в Африке мамы носят своих малышей в лоскуте ткани. И через несколько дней стала счастливой обладательницей похожего приспособления - слинга. Теперь малыш всегда со мной, копошится у груди, и мы всегда слышим, как бьются сердца друг друга, и знаем, что каждый из нас совершенно точно не одинок. Я много гуляю, малыш окреп и прекрасно себя чувствует. А вчера я разговаривала с Чигишем. Я хочу вернуться в Россию. Родители готовы отпустить меня только под его присмотром, и Ильдар прилетит за нами завтра. Я еще не знаю, как и когда я скажу Витьке о сыне, но обещаю, я это обязательно сделаю. Вернусь домой, начну все сначала. Надеюсь, что не одна. Хотя я теперь всегда не одна, но… Именно сейчас я поняла, о чем говорил Витя когда-то давно, что подразумевал под словом «семья». Верю, что она у нас будет». Все то, что он только что прослушал, вызвало необычайную бурю в душе. Они вместе сейчас, и хотелось бы добавить, что навсегда… но это только громкие слова, которых и так уже было много в их жизни. Им придется ещё многое пережить. Но слишком долго они блуждали другими дорогами, вдалеке друг от друга, чтобы снова вернуться на путь одиночества и страданий. Они выстроят всю жизнь заново. И станут счастливыми.
kate: Запись 13. Вместо послесловия. Тоненький женский голос, учащенное дыхание выдает волнение. « Надеюсь, что я делаю все правильно. Я очень-очень волнуюсь. Лену сейчас оперируют, а отец трясется, наверное, под дверью или меряет шагами больничный коридор. Точнее Ленка рожает, но её оперируют. Делают… Ай, да не важно… В общем, скоро должен на свет появиться мой самый младший братик, но мне почему-то не по себе. А еще очень хочется бежать в церковь и ставить свечки за здравие. Но мелкие спят, и их совершенно не на кого оставить. Я не знаю, что нужно сказать. Но Лена советовала просто что-то говорить или записывать, когда волнуешься, а собеседников рядом не наблюдается. Если честно, то никогда не думала, что этот ее совет пригодится. А теперь вот... Она появилась в нашей жизни около четырех лет назад. Отец привел её в дом с таким видом, будто просто еще один член семьи вернулся после долгого отсутствия. Он ничего не объяснил. Просто отрубил: «Так надо». И занялся делом – переоборудовал гостиную в комнату для Ленки. А она смущенно села в кресло в углу комнаты, лишь крепче прижав слинг с малышом к себе. Она так и сидела в кресле, поджав под себя ноги, пока Глебушка не заплакал. Тогда, обратившись ко мне, поскольку отец вышел из комнаты, она тихо попросила показать, где ванная. А потом я увидела братика. Он был похож на ангела с рождественской открытки – пшеничные курчавые волосики, матовая кожа и небесной синевы глаза. Признаюсь честно, в тот момент в мою голову закрались первые подозрения, но я оставила их при себе. Тем более, что ванную зашел Виктор и взял у Лены ребенка. Я сразу смылась, почувствовав некоторую неловкость, будто заглянула в чужую спальню А они, тихо переговариваясь, ушли на кухню. Было слышно, как засвистел чайник, звякнули чашки и тихий разговор стал фоном периодическим требовательным покрикиваниям малыша, все это приглушенно слышалось через стену гостиной, где я сидела и перебирала оставшиеся от Никушиного младенчества игрушки. Но только через несколько минут отец напугал меня своим криком. Я вбежала к ним. Отец вручил мне завернутого в Никушино полотенце малыша, а сам умчался в комнату. Лена сидела, откинувшись на спинку стула, и странная неестественная синева заливала лицо, усугублял страшное ощущение сдавленный сип и свист вырывающегося дыхания. Через несколько секунд перепуганный Виктор вернулся на кухню, держа в руках Ленину сумку, быстро поставил её на стол, одновременно и пытаясь что-то найти, и набирая в телефоне номер врача. Найдя какой-то баллончик, дал его Ленке, та свистяще выдохнула, резко вдохнула лекарство, и постепенно к её лицу вернулся нормальный цвет. Потом приехал врач, а мы с Никушкой играли с Глебом в гостиной, протягивая ему по одной яркие пищалки и погремушки. Из кухни снова слышались невнятные голоса, долетали отдельные слова, но суть их речи осталась для меня загадкой… Потом хлопнула дверь, и побледневший, еще более осунувшийся отец зашел ко мне в комнату и отнес ребенка к Лене, и попросил нас с Никой поиграть в детской. Спустя какое-то время я подошла к двери гостиной и долго подсматривала в щелочку. Глебушка посапывал в старой Никушиной колыбельке, найденной в кладовке, а Лена спала. Отец сидел рядом с разобранным диваном, держал её руку и пристально смотрел на неё. Утром за завтраком отец объявил, что Лена будет жить с нами, а Глеб наш брат и его сын. В тот момент, мне прежде всего стало радостно за отца – столько надежды и любви было в его тайных взглядах на эту внезапно вошедшую в нашу жизнь женщину Потом мы все пытались как-то притереться друг к другу. Все наладилось примерно через полгода. Как-то раз мне не спалось ночью, время тянулось как давно разжеванная безвкусная жвачка, и я, стараясь никого не разбудить, периодически совершала вылазки на кухню (то попить, то к холодильнику), лишь бы хоть как-то убить часы до утра. В одну из таких пробежек по коридору услышала, что из Лениной комнаты вдруг начали раздаваться тихие голоса, а идя по коридору обратно, чуть не столкнулась с отцом, на губах которого играла светящаяся улыбка. Свою футболку он держал в руках, и мне показалось, что таким счастливым я его не видела никогда. А утром, когда он вышел на кухню и улыбнулся ей, я поняла. Пропал кокон, который сковывал его столько лет. Он вдруг стал похож на смешного мальчишку, неловко краснеющего от светящегося взгляда любимой. И все встало на свои места. Я её узнала в тот момент, юную красивую женщину, фотографию которой отец всегда носил в кармашке своего портмоне. То, что Лена - его первая жена, от которой увела его моя мать, помогло и мне поверить в любовь. Ту, что пытаются описать в пошлых дамских романах, «неподвластную времени, препятствиям и обстоятельствам…», а на самом деле – простое искреннее чувство. Они были настолько прекрасны в этой влюбленности. Иногда украдкой касались друг друга, будто проверяя рядом ли второй. Иногда, когда им казалось, что никто не видит, они брались за руки или обнимались, и тогда счастливее их не было никого на свете. Впервые в жизни мне захотелось испытать что-то подобное. Еще месяца три они жили в разных комнатах, только по ночам было слышно шмыганье из одной комнаты в другую. А потом, в один прекрасный день, отец устроил переезд Глебушки в детскую к Никуше, а Ленкины вещи перетащил к себе в комнату. К слову сказать, Ленка с Вероникой быстро нашли общий язык, и они часами могли сидеть на ковре в детской и смотреть на Глебушкины первые ползки, а потом и шаги. Ника безумно любит брата и сейчас с нетерпением ждет второго. Сначала я ревновала сестру к внезапно обретенным родственникам, а потом поняла. Все поняла. Ленка стала для Ники мамой, а я так и осталось старшей сестрой. Вскоре мы научились сидеть на ковре в детской все вместе. К тому же стало проще со временем. Впервые, уходя в кино, мне не было страшно оставить Нику дома одну. Постепенно Ленины приступы астмы сошли на нет. Кстати, нянь из дома теперь мы гоняем вдвоем. Отец бесится, но все нам прощает. Она постепенно вернулась к работе, я иногда подвизалась к ней ассистировать. И фотография стала занимать всё большую часть моей жизни. Так, через пару лет после нашего знакомства, под руководством Ленки и Ильдара, частого гостя в нашем доме, поступила во ВГИК. Отец только махнул рукой. Кстати, дела у Виктора тоже пошли в гору. Три года назад ему предложили новый высокобюджетный проект. Он долго сомневался, но Ленка как-то на кухне, во время очередного семейного обсуждения, шепнула ему на ухо что-то типа: «Ну кто-то же должен работать», и как-то грустно улыбнулась… Он согласился, и вот уже который год мы его крайне редко видим. Тот переломный в его карьере проект ждал бешеный успех. Не менее удачными оказались последующие фильмы. Теперь в гостиной есть полочка для призов, которые он получил за эти годы. Иногда Лене удавалось вырываться и слетать хотя бы на денёк к нему, если съемки были выездными. Иногда она заезжала к нему на площадку после работы или просто пообедать. А семь месяцев назад грянул гром. Когда я утром заглянула на кухню, отец крепко прижимал Лену к себе и выглядел настолько счастливым, что сложно описать. За завтраком на залитой солнцем кухне он, радостно смеясь, объявил нам, что скоро в нашей семье станет на одного человека больше. А она лишь сжимала Витину руку, как утопающий хватается за круг, ища спасения. Мне почему-то показалось, что это не просто попытка получить его поддержку, а что-то большее. Но через несколько мгновений Лена улыбнулась, и все дурное отступило на задний план. Вот, телефон звонит. Неужели что-то случилось? - Алло. Да, хорошо Иль. Нет, не звонил еще. Ты же знаешь – в операционной телефоны выключают. Встретил? Все нормально? Отлично, я вас жду. Да, потом поедем в больницу, скорее всего… Так, прилетели. Еда на плите, детские соки в шкафчике, минеральная вода в холодильнике, чистое белье на разложенном диване в гостиной». В записи пауза. Лишь слышатся шаги, хлопанье дверцами, шум льющейся из крана воды…
kate: «После того памятного утра отец летал. Он был счастлив, по тысяче раз на дню звонил домой или Лене на мобильник, а если она не отвечала, начинал доставать меня. Как-то раз позвонил даже Никуше - не зря, выходит, лично дарил ей сотовый, когда она пошла в школу. Кажется, именно после этого звонка я нашла Лену на кухне. Она сидела, забравшись на стул с ногами и уткнувшись лицом в прижатые к груди колени, плечи ее дрожали. В тот момент мне стало страшно – за четыре года нашего знакомства я не видела Ленку плачущей…Почему-то показалось, что случилось что-то ужасное. Ника с Глебом, оставшиеся без присмотра, громили детскую, но все стало совершенно не важным в этот момент, хотелось как-то помочь, что-то для неё сделать, но я могла только положить ей на плечо руку в попытке поддержать... Наш диалог я помню дословно. - Лен, что случилось? - Все нормально. - Лен, если бы было нормально, то ты бы сейчас сидела с детьми, смотрела бы телевизор, или обрабатывала бы последние снимки с фотосессии, тебе их послезавтра сдавать, но никак не сидела бы и не тряслась как осиновый лист. Я не маленькая и все вижу. Ты уже три месяца сама не своя. - Лин, не стоит. Просто я боюсь, очень боюсь… - Чего? Родов? Операции? В тот момент мы уже знали, что будет кесарево, другой вариант даже не рассматривался - первое кесарево не оставило шансов на естественные роды во второй раз. Впервые услышав об этом, отец разволновался, но Ленка убедила его, что все нормально. Тогда мне впервые показалось, что все не так просто в этой истории. Убеждая отца, казалось, она убеждала себя в том, что все пройдет нормально. - Нет, Лин. Просто слишком велика вероятность… Короче, врачи в начале беременности опять пугали. Ленкин голос срывался, она все еще дрожала от сдерживаемых рыданий. Я обняла её за плечи и пересадила со стула на диван, сама села рядом. Мне вдруг стало страшно - а вдруг мы действительно потеряем ее, такую родную, такую.... - Лен, расскажи все. Как есть, без утайки. В том разговоре я узнала, что врачи запрещали ей рожать Глеба - перенесенное редкое тропическое заболевание резко ослабило организм, вылезла астма и еще какие-то сердечные проблемы. Но тогда Лена понимала, что если сделает аборт, она уже никогда не выберется из собственного одиночества, да и жить дальше станет незачем. И решилась рожать. Благодаря связям родителей нашелся специалист, который взялся за Ленин случай. Чудо помогло появиться на свет брату, еще большим чудом оказалось то, что она смогла так быстро восстановиться, хотя врач считал, что у нее просто появилась цель в жизни. В этот раз ситуация была в корне другая. Организм восстановился, беременность протекала хорошо, только рожать самой ей врачи запретили. Пусть и прошло уже больше четырех лет с момента рождения сына, пусть во многом организм восстановился и ничто уже не напоминало о болезнях, но все-таки старые диагнозы снимать никто не спешил. И страхи, в первую беременность бывшие ежедневной проблемой, сейчас оставались только страхами, которые не желали отпускать… Мне было тревожно. Я спросила тогда – знает ли отец, но она лишь неопределенно покачала головой. - Лин, этот ребенок… Он получился случайно… Я видела, как Витя обрадовался, когда я сказала про малыша, и мне показалось, что все мои страхи ерунда. И действительно, врач, который ведет мою беременность, считает, что все в порядке. А на меня вот так иногда накатывает. А Степнов… Он же сойдет с ума, если узнает, будет изнывать от страха, а потом опять загонит себя в тупик. Тем более, что специалисты считают, что все в порядке…Это просто нервы. Я долго еще гладила её по спине, и шептала: «Все будет хорошо». И она действительно стала спокойнее, уверенность появилась в её глазах. Не знаю как, но об этих страхах отец все-таки узнал где-то месяц назад, и тогда я поняла, насколько Лена оказалась права. Он действительно сходил с ума. Опять начал тайком хвататься за сигареты и курить на балконе ночами. Несколько раз ездил один общаться с врачом, который вел Ленину беременность, а в остальное время старался не отходить от неё ни на секунду. Даже поход в магазин за хлебом сопровождался бесконечными разговорами по телефону – от выхода из дома и до возвращения связь не прерывалась ни на секунду, до того он боялся оставить ее одну. Кулемины должны были приехать еще вчера, но что-то случилось, и Ленка с отцом уехали в больницу, не дождавшись их. И вот уже почти час идет операция. А, может, и больше – по крайней мере, час назад отец сказал, что их готовят, и пообещал позвонить, когда все закончится. Как же там у них дела? О, в дверь звонят. Наверное, приехали… -Тетя Вера, дядя Никита, проходите. Только не шумите, пожалуйста, ребята спят. - Привет Лин, Витя не звонил? - Нет ещё. Вы проходите. Свою комнату помните? Там все готово, а я вас кормить сейчас буду… - Сейчас, Лин, вещи только бросим в комнату и придем... - Хорошо… - Привет, Иль! Ты то чего замер на пороге, как неродной? -На тебя смотрю. Соскучилась? - Да. - Пойдем на кухню… - Я волнуюсь очень. - Не бойся, Линка, все будет хорошо. Ленка справится, выберется… Она всегда выходит победителем. И она еще спляшет и споет на нашей свадьбе… - Молодежь! Обниматься и целоваться дело, конечно, хорошее, но, может, кто чаю нальет? - Конечно, дядь Никит, сейчас. - О! Линка, твой телефон мигает. - Чигиш, посмотри, кто там? - Да, Вить. Да, это я. Родила? Все в порядке? Мальчишка? 3550 и 52 сантиметра? Молодцы! Как вы там? Так, папаша, мы с Линкой сейчас выезжаем к тебе. Держи себя в руках. Дети останутся с Верой Алексеевной и Никитой Петровичем… Все, Лин, хватай сумку, которую эти растяпы забыли, и понеслись спасать счастливого отца от безумия»
kate: Машина остановилась, в это же время речь оборвалась. Девушка убрала телефон, на который была сделана запись и посмотрела на молодого мужчину, глаза которого сейчас с любовью смотрели на неё. Он резко притянул её к себе. - Линка, ну что, помогла тебе успокоиться Ленкина метода? – мужчина улыбался. Эта девочка так недавно вошла в его жизнь, но стала безумно ему дорога. И хотя ему очень хотелось семьи, детей, но… Он знал, как много ошибок можно совершить в спешке, и не торопил события. - Как видишь, - она с нежностью посмотрела на мужчину, который пару месяцев назад стал её мужем. Точнее, оставались еще формальности, но она очень спокойно к ним относилась. Скорее хотелось сделать их семью полноценной, родить ребенка и зажить спокойной жизнью, и об этом она собиралась поговорить с Ильдаром вечером. На больничном крыльце появился высокий темноволосый мужчина лет сорока. - Ну что, Линка, пошли? Вон, Витька уже на крыльце топчется… За несколько секунд до этого Виктор сбежал со второго этажа, на котором расположилось родильное отделение и послеродовые палаты «семейного» отделения. Он разрывался между малышом в кроватке и спящей, усталой и измученной наркозом, но безумно счастливой Ленкой. Они приехали в роддом, и все шло по плану до тех пор, пока врач, подмигнув, не выдал главную на тот момент новость - операция будет проводиться под местным наркозом, общего решили избежать… То, что Ленка будет в сознании, в отличие от первого раза, её обрадовало, и Виктор, еще не понимая в чем разница, лишь косовато улыбался. Все время, которое её готовили к родам, только так их здесь называли, не произнося лишний раз «операция», – он держал её за руку, отпустил лишь тогда, когда врачи об этом просили. Еще час просидел под дверью зачем-то зажав в кулаке любимый Ленкин кулончик на тонкой цепочке, «двойное счастье», назвала его она. Дурацкие мысли лезли в голову, казавшиеся неуместными и ненужными воспоминания… В том числе и о двух одинаковых подвесках, одну из которых он сейчас крутил в руках, а вторая всегда болталась у него на шее. И действительно, эти нехитрые, но завораживающие символы всегда работали. Сработали и в этот раз… Когда через силу улыбающуюся Лену вывезли на каталке из операционной, а медсестра отдала ему малыша. И вот, он оставил маленького Петра и спящую Ленку на медсестру, а сам спустился вниз, встретить Линку и будущего зятя. Новость о том, что Чигиш станет для их семьи не только близким другом, но и Лининым мужем, он узнал несколько месяцев назад. И в тот день ему стало спокойно за дочку. Он отдавал её в руки не какого-то парня с улицы, а человека, который столько для них сделал и стал почти родным. То, что Ильдар безумно любит его дочь, было видно невооруженным взглядом (всем, кроме него, которому, как всегда, глаза открыла Лена), наверное, уже года полтора, с того момента, как они все втроем, вместе с Линкой, начали какой-то проект. Уже давно прошла та выставка, а Чигиш все отирался на их кухне, причем с каждой неделей продолжительность его вечерних визитов возрастала. Потом при появлении названного брата Ленка начала придумывать какие-то срочные дела и уводить его, Виктора, с кухни, оставляя наедине Ильдара и Линку. Потом он все поняли сам. И радовался тому, что выпадают такие мгновения, когда, уложив детей, можно в тишине спальни прижать Лену к себе и просто насладиться её близостью. Он был счастлив. По-настоящему. Полным бескрайним счастьем взрослого человека. Ленка расцвела, окрепла и больше не напоминала тень. И когда четыре недели назад он случайно подслушал Ленин разговор с Верой, похолодел, на той, старой записи не было и половины того, что обсуждали мать и дочь. Осознание того, что все, что составляет смысл жизни, может в один миг разрушиться, настигло внезапно. И стало страшно. Опять сигареты вернулись в его жизнь, а три минуты назад он торжественно выкинул их в урну у входа, следом полетела зажигалка. Больше они ему не пригодятся. По крайней мере на это хотелось надеяться… Подъехала машина, и из неё выскочили дочь и Чигишев. Линка повисла у него на шее, только отметив, что он совершенно по-идиотски смотрится в одноразовом больничном костюме не по росту, поверх домашнего костюма. Потом уступила место Чигишу, который, вытаскивал из машины сумку и чуть задержался. Мужчины крепко обнялись и пожали друг другу руки. И медленно поднялись по лестнице наверх предварительно переодевшись, вспугнули медсестру, ввалившись в палату. В тишине они любовались ребенком, и тихо перешептывались, стараясь не разбудить молодую мать. Линка еще оставалась в палате, тихо о чем-то спрашивая медсестру А в коридоре разговаривали мужчины. Чигиш как-то странно смотрел на Степнова, по привычке щуря в нитку глаза. -Как она, Вить? - Врачи говорят, все в порядке. Спит пока… - Ты-то как? Извелся, наверное? - Да нет, нормально… У меня просьба к тебе будет. Я все сказать не решался… Ты Лину с детьми не торопи, как поженитесь… Широкая улыбка растеклась по лицу молодого мужчины, от чего глаза его засверкали и всегда суровые черты смягчились до полного добродушия. - А я никуда и не тороплюсь, но твой совет учту. Спасибо, друг, я знаю, чем оборачивается спешка. Вашего примера мне достаточно… Ладно, я пошел. Лина решила остаться и помочь тебе, если конечно надо... – еще один короткий взгляд глаза в глаза – Ладно, надумаешь прогнать – звони, подъеду, заберу. - Спасибо, Чигиш. За все. - Не за что, Виктор. В семье не благодарят за то, что любят. Он пожал плечами и тихо, по-кошачьи, удалился. Лена пришла в себя тогда, когда было положено по всем медицинским данным. Она была на удивление бодра и уже через сутки начала ходить по палате с малышом на руках. В больницу приехала её мать, и они вместе уговорили Степнова с Линкой уехать домой - хотя бы нормально переодеться и привести себя в порядок. Когда женщины остались наедине, Вера спросила: - Как назовете? - Петькой. Деду будет приятно… Кстати, как он? - Все хорошо, Лен. Рвётся к правнуку. Передавал тебе и Виктору привет и поздравления. - … и ему? Мам, он простил его? - Да. Даже хочет приехать и повидаться. - Господи, ну наконец-то… Витька будет рад. Он сильно по деду скучает. Они еще тихо поболтали, а потом Лена заснула. А когда проснулась, Виктор лежал рядом, на одной руке держал сына, а второй перебирал её пальцы. Увидев то, что она открыла глаза, он притянул её руку к губам и поцеловал в ладонь. Когда-то давно их дороги разошлись. А теперь снова слились в одну, и только в их силах, её и его, сделать так, чтобы прошлое никогда не повторилась. И они оба это знают. Улыбка озарила лицо молодой женщины. - Я. Тебя. Люблю. – почти шепотом сказала она. - Я не могу без тебя жить... - Нет, ты говоришь не правильно… Ты не можешь без всех нас, да? - Я не могу без всех вас, - согласно кивнул мужчина, - но без тебя не могу совсем… - Дед хочет приехать, с правнуками пообщаться и с тобой… - А как же?.. - Обид больше нет… Двое еще немного помолчали. Ленка опять откинулась на подушки и прикрыла глаза. - Я. Тебя. Люблю. – прошептал мужчина, и, обращаясь к ребенку, продолжил: - Папа тебя любит малыш, и маму, и брата твоего, и двух сестер твоих…Петька, папа вас всех очень любит.
полная версия страницы