Форум » Фанфики. Авторы А-Я » Из-за меня… » Ответить
Из-за меня…
Вика: Автор: Вика Муза: paintera Особая благодарность: forget-me-not Название: Из-за меня… Пейринг: КВМ Рейтинг: R Жанр: Angst, Romance, POV Статус: в процессе Комментарии: http://kvmfan.forum24.ru/?1-12-0-00000250-000-220-0-1412600361 Примечание: по сюжету эта история примерно совпадает с сериалом до того момента, как, ударив на соревнованиях Гуцулова, Степнов увольняется из школы по собственному желанию. После чего события развиваются иначе. Степнов исчезает из жизни Лены навсегда. До поры, до времени навсегда… Приятного всем чтения! Автор против размещения фика на других ресурсах! ОблоЖЖЖка! Я её слепила из того, что было ))) Шедевральный подарок от Оли Elfa Новая обложка от автора Обложка авторская R [more][/more]
Ответов - 63, стр:
1 2 3 4 All
Вика: I. Когда корабль твой уплыл, И в город мой ступила тьма, Как приходилось, так и жил. (БИ-2 – Люди ветра) 1. - Ну, заменили куратора бы с начала учебного года – ну, знали же, что наша Катерина на сносях!.. Ну, зла не хватает, Ей Богу! - Полтора месяца жили – не тужили, неделю - как сироты, а сейчас, понимаешь, привыкай к этому монстру! - С чего ты взяла, что он монстр? Нормальный, может мужик… - Да левой пяткой чувствую, маразматик он! - А я говорю, нормальный! Спорим на шоколадку? - Угу, на степуху! Вот, как он тебя отправит, куда Макар телят не гонял, так и принесёшь мне всю до копеечки! У тебя же повышенная?.. - У нас расписание только-только утряслось, и снова здорово! - Пусть он под нас подстраивается, а не мы под него! И тому подобные обрывки невнятных диалогов сокурсников начали доноситься до моего сознания ещё в вестибюле. Стоило две недели проваляться с аппендицитом, как всё – революция местного масштаба!.. С энтузиазмом слона и скоростью мухи представители славного студенчества снуют туда-сюда, а я стою, наблюдаю за всем этим, скрываясь в стеновой нише, и тереблю собачку на куртке. До чего же тошно-то. Дверь на задний двор никогда не бывает заперта. Толкаю её от себя. Влажный промозглый воздух ударяет в нос терпким запахом осени. Колючий ветер обдувает открытую шею со всех сторон; сдавливая горло, начинает душить. Подкурить удаётся лишь с третей попытки. Горькое тепло заполняет изнутри, и я почти перестаю что-либо чувствовать. - В следующий раз после звонка не приму! – приветствует меня гардеробщица. Номерок в карман джинс, пара взмахов расческой над головой. Покупка бутылки воды в буфете. Привычный, в общем-то, утренний ритуал. - О, Кулёмина, выздоровела? – Староста?! Опаздывает?.. Ну, Слава Богу, она смертная! – Подумать только, первое орг. собрание с новым куратором, а мы задерживаемся! – Ухватив меня под локоть, Афанасьева тянет вслед за собой по лестнице, что, в принципе, я никому не позволяю. Надо же так с утра вывести. - Как хоть зовут его? Откуда он, вообще, нарисовался? – Избегая нахального любопытства к моей персоне со стороны сокурсницы, первая обрушиваю на неё череду вопросов. Да, нападение – лучшая защита. - Честно, я забыла! Со всей этой волокитой всё из головы вылетело, правда! – Ненавижу манеру оправдываться. – С уходом Екатерины Юрьевны выяснилось, что не все ведомости наши заполнены – бегала с зачетками группы по преподам. У тебя, кстати, все проставлено, а то мало ли?.. – Я лишь коротко киваю и чуть замедляю шаг. – Зато я точно знаю, нам в триста сорок пятую надо бежать! – Кидает обеспокоенный взгляд на циферблат наручных часов. – Чёрт! Почти семь минут уже прошло! - Да не парься, нормально всё будет. – Ненавижу привычку паниковать. Останавливаемся и прислушиваемся к происходящему за дверью. Настя аж склоняется в непристойной позе, всматриваясь в щель замочной скважины. Пробегающий по коридору третьекурсник толкает нас в спины. Под общий гул подруга по несчастью так и влетает в аудиторию буквой «Г» лбом вперёд. Следом вхожу я. И тут же останавливаюсь. Ему и оборачиваться не нужно. Как там поётся в слащавой песенке? Я узнаю его из тысячи. По затылку, по спине и по заднице… - Извините за опоздание. - П-проходите. – Ну же, не надо – не теряй марку перед бегемотами. Тебе ещё их гонять. Стою, откровенно рассматриваю его профиль, завитки, отдающие, едва наметившейся на висках, сединой, его сильные руки… Фигура, кажется, стала чуть рельефней… Качаться больше стал, что ли? - Девушки, не задерживаем группу – проходим, присаживаемся. – Афанасьева останавливается на полпути. Возвращается за мной и за руку тянет вслед за собой на средину первого ряда. Выдержав паузу, куратор продолжает свою речь. Блокнот, ручка… Так, звук на телефоне… Карамельки камнепадом высыпаются на пол из Настиной сумки. - Тише можно? – крик откуда-то сверху. А у него, надо сказать, железная выдержка. Сижу напротив. Смотрю во все глаза, а ему хоть бы хны!.. - …ручка?.. – Девчонка со второго ряда хлопает меня по плечу. Ненавижу прикосновения чужих. Одариваю её недобрым взглядом. – Ручка, Лен, есть у тебя? Моя писать перестала. - Вот, у меня есть! – отзывается староста. – Держи. - Спасибо. - Конфету держи! - Спасибо, мои любимые! – Шуршание фантиков. Да, Степнов, не выпускной курс, а детский сад, средняя группа. Не смотри на меня так, самой тошно. Кажется, вот-вот и задохнусь. Тяну молнию кофты вниз. Дабы хоть немного успокоить нервы, начинаю перекладывать ручку меж пальцев. - Как мужика-то хоть зовут? – одаривая второй ряд новой порцией сладостей, спрашивает Настя не так тихо, как ей могло бы показаться. - Специально для тех, кто опоздал, повторяю: зовут меня… - Раскачиваясь, старый знакомый подходит к доске и крупными каллиграфическими буквами выводит на её истертой поверхности собственное имя. На его безымянном пальце сверкает обручальное кольцо. Ручка вылетает из моих рук и приземляется у его ног. – Зовут меня: Виктор Михайлович Степнов. – Отряхивает ладони, а затем поднимает с пола орудие труда любого студента и кладёт на зеркальную поверхность преподавательского стола, на который присаживается и сам. – Студентка… - Кулёмина! – выкрикивает та, что просила у меня ручку. Куратор кивает, словно в знак благодарности. - Студентка Кулёмина, заберёте свою пропажу после собрания. – Да ладно? А чем я писать буду? Тут же встает и кладёт мою ручку на мой блокнот. – Впрочем, держите. Вам ещё писать… - Заводит пятерню в свою густую шевелюру. Стоит молча, всматриваясь вдаль за окном. Так в гробовом молчании проходит несколько минут. Резко убирает руки в карманы и начинает расхаживать вдоль первого ряда от окна до окна. – Значит так, я буду курировать вашу группу, а также преподавать на курсе несколько дисциплин. На нашу с вами долю выпало совместно прожить некоторое время. Назовём это время «X». Нам просто нужно пережить это время. С минимальными потерями для обеих сторон. Все всё уяснили? – Разливаются вопли одобрения. – Ну что же, продолжим… - Он несёт какую-то маловразумительную чушь о порядке предстоящих испытаний: гос. практика, гос. экзамены, диплом… Текущий контроль, новости факультета и ВУЗа, и прочее, прочее, прочее… - Лен, давай справку! - шепчет староста, отважившись пихнуть меня при этом локтём в бок. - Какую ещё справку?! - Ну, ты же в больнице лежала, у тебя освобождение должно быть от практического курса на неделю-другую… Я всегда собираю с группы справки и передаю их куратору. - Я сама в состоянии отдать справку. – Всё же, я бываю слишком резка. - Ну, это не моя прихоть. – Жеманно пожимает плечами. – Так на факультете заведено: через куратора группа взаимодействует с администрацией, через старосту группа взаимодействует с куратором. Представь, если каждый будет к нему со своими заморочками подкатывать!.. – Я не каждый. Далеко не каждый!.. - Я сказала, я сама отдам справку! - Девушки, имейте совесть! – Под рык Степнова я вскакиваю на ноги и хватаю свои вещи. - Я пересяду! – По центральному проходу направляюсь вверх. Устраиваюсь на последнем ряду. Почти под самым потолком. - Нормативы, контрольные и зачёты, надеюсь, вы все сдадите в срок и без няньки. Поговорим подробнее о предстоящей практике. Практику в финтес-клубах и спортивных секциях вы прошли на предыдущих курсах. Аттестационная, преддипломная практика подразумевает работу в школе. Это может быть либо стажировка в роли физрука в общеобразовательной школе, либо работа тренером в спортивной школе. Главное, чтобы учебное заведение имело государственную аттестацию. Итак, записываем… - извлекаю из сумки, предварительно избавленную от фольги, плитку горького шоколада и вставляю в уши наушники. Не могу я его голос слышать… Такой холодный и чужой. Стальной и совершенно равнодушный к студентке Кулёминой… - Лен… - Я останавливаюсь, хотя и желаю бежать прочь. Спрятаться ото всех, от самой себя, от него. – Я уволился из школы по собственному желанию. - Понятно… - Выдох. Вдох. Главное, не смотреть в его глаза. - Понимаешь, я не смог вчера сдержаться п-потому что… - Молчи! Только о любви сейчас не говори!.. - Я знаю! – перебиваю его, спасаясь от едкой боли чуть ниже груди. - Потому что ты очень много для меня значишь. – Ноги пружинят в коленях. Нервы совсем ни к черту!.. - Виктор Михайлович, я Вам уже говорила, ч-что… - И чувство такое, что в последний раз вижу его. – Боюсь с Вами отношений. – Не могу, когда он так виновато отводит глаза, да еще и губы поджимает. – Но после вчерашнего. Я вообще Вас боюсь. – Больно, зато – правда. - Да, тут я виноват, - признается он моим кроссовкам. Мы даже в глаза друг другу посмотреть теперь никогда не сможем! Ну, зачем ты так с нами?! За что?.. - Знаете, между нами ничего не было, но теперь… и это закончилось, - подытоживаю я, толком сама не понимая смысл сказанных мною слов. Злость в некогда самых родных глазах. Циничная усмешка. - Что даже то, чего не было? - Да. - Теперь я могу открыто смотреть ему в лицо. - Понятно. – И в его интересах уже не шнурки на моей обуви, а даль за моей спиной. - К сожалению, Вы сами заставили меня принять такое решение. Со злостью сжимает губы и уходит. Помню, как сейчас, стоим с девчонками у окна, провожаем его взглядом со школьного двора… Паника, обида, боль… - Лен, ты на пару опоздаешь! – кричит он мне, и я понимаю, аудитория опустела. - У меня освобождение. - Ты обязана присутствовать. – Складывает какие-то бумажки в папку. - Вы пришли сюда, чтобы меня воспитывать? - Да нет, твоё появление такой же сюрприз для меня, как и моё для тебя. – Я спускаюсь вниз. – Про какую вы справку тут кричали? – Протягиваю ему документ. – А сейчас шагай на пару. Освобождение от физических нагрузок не дает освобождения от аттестации. - И каким это, интересно, образом?.. – И не надо так на меня смотреть. Я не намекаю, я провоцирую. - По каждой теме, которую пропустишь, предоставишь преподавателям реферат. – Каким ханжой был, таким и остался. – Это стандартный порядок. Всё, шуруй!.. - Вы женаты? - Да. – Подхожу чуть ближе, и его дыхание сбивается. Да, Виктор Михайлович, такими темпами в моих силах Вам астму обеспечить!.. - Дети? - Сын. Четыре года. – Теперь уже моё сердце бьется в горле, перекрывая дыхание. - Четыре года? - И с чего это так больно-то? Чёрт поймёт!.. - Да почти пять уже. – Ну не надо столь виновато отводить глаза! Не надо!.. - Почти пять, - усмехаюсь с некой горечью. - Шустрый вы, Виктор Михайлович!.. – Хлопаю его по плечу и спешу освободить помещение.
Вика: Всем салют! II. Ты сгладил все углы. И жизнь твоя – Один сплошной Проклятыйкомпромисс. Ни вверх, ни вниз. 02. - Кристин, я без понятия, во сколько сегодня освобожусь. – Да-да, у меня пустое ведро вместо головы. И тебе вовсе не обязательно знать, почему именно сегодня я готов с тобой согласиться. – Я с уважением отношусь к твоей работе. И от тебя жду взаимности! – Что, мне не слышится?! Она желает выслушать моё мнение?.. – Заберешь сына из сада и завезешь его ко мне на работу, машину нам оставишь, до вокзала на такси доберешься. – Лучше пусть огреет меня порцией едких «любезностей», чем продолжает вот так молчать в трубку, выжидая, когда я взорвусь. – Кристина, пойми, сегодня я не уйду с работы, пока не прочитаю личные дела всех студентов своей группы! – Пока дело Кулёминой не отыщу уж точно!.. – Буду ждать. – Замечательно, она позвонит, когда они с Владиком подъедут. Истратив пару часов на изучение биографий бегемотов, я получаю от жены с рук на руки сына, ключи от машины и, полный презрения, взгляд. Счастливого пути, дорогая!.. - Пап, я кушать хочу! – жалобно тянет Владик, когда я снимаю с него шапку в фойе корпуса. Опять не накормила! Мать называется!.. - Если честно, я тоже. – Присаживаюсь перед сыном на корточки и провожу ладонью по его мягким чуть вьющимся тёмным волосам. Первое, второе, компот… Стол накрыт, руки вымыты, можно приступать. О, Петрова, вот она мне и нужна!.. - Надежда Ивановна, приятного аппетита! – Сажусь за стол напротив нашего методиста. - Чего тебе? – Высокомерный взгляд поверх оправы. - Да я тут решил ознакомиться с судьбами своих подопечных! – Оглядываюсь на сына, подмигиваю ему, давая понять, что всё в порядке и я рядом. - Но вот незадача - несколько личных дел никак не найду. - Так фамилии назови, а я тебе подсоблю. – Делает глоток воды, и на стакане остается алый полукруг. Ленка никогда не красила губы, никогда… Да и сегодня я заметил, её губы потрескавшиеся и шелушатся. Её губы… Значит, так и не избавилась от дурной привычки на ветру их облизывать. - Кулёмина. Кулёмина Елена Никитична. – Пытаюсь я придать голосу излишнюю черствость. - Она в моей группе, а дела почему-то нет… - Несколько говоришь? Ну-ну… – Оправдываться я не собираюсь. – Она в академе была. – Прижимает к губам бумажную салфетку. - Наверное, её дело вместе со всем курсом в архив отправили. - Как в архив?! Как же теперь?.. - Ты иди, Виктор Михайлович, жуй свою гречку, а я тем временем найду тебе твою Кулемину. – В ответ я расплываюсь в улыбке. Радостный, не пойми чему, возвращаюсь к сыну, и мы продолжаем трапезу. После, по пути в тренерскую, нас перехватывает Ивановна. Заводит в огромных размеров кабинет по соседству с библиотекой, знакомит с обстановочкой – где дела выпускников хранятся, где их курсовые и дипломные, а где и диссертации пед. состава. Жадно хватаю личное дело Ленки, не отказываюсь ещё и от пары методических разработок. Для конспирации, так сказать… Да и для составления учебного плана, по увереньям методиста, отличное подспорье. Усаживаю сына за свободным столом. Он у меня деловой. Везде и всюду со своим собственным рюкзаком ходит, а там и игрушки, и альбом с фломастерами, и электронный дайджест, против которого я собственного по сей день. Кристина знает, но взяла и купила эту гадость Владику. И причем даже не на день рождения, а просто так. Приехала с очередных не запланировано затянувшихся гастролей и подарила. Вот так и выходит, я плохой папа – каждый день сына строю, а мама у нас хорошая – при каждой возможности балует, чтоб её!.. А я все ума не приложу, ну как ей разъяснить, что любить – это не значит слепо всегда и во всём потыкать?! Любить – это, прежде всего, добра желать. Ну как бы там не было, а ближайший час сынок скучать не будет, а значит, и отвлекать меня от работы тоже не станет. Так… Откладываю дело Кулёминой в сторону, а то аж руки трясутся. Как там мама в детстве говорила? Сделал дело – гуляй смело! Вот, сначала с документацией закончу, а погружаться в прошлое можно и на сон грядущий. Когда таблицы перед моими глазами начинают расплываться, гаджет Владика разряжается, а его машинка ездит уже по стенам, понимаю, всё – с работой на сегодня пора завязывать. - Ну что, сын, домой?.. – Собрав сумку и взяв в руки курточку Владьки, присаживаюсь на диван. – Собирай свои вещи. – Он лениво следует моим указаниям. - Так, что это у нас настроение вдруг испортилось? - Ты опять не сдержал своё обещание, - сквозь зубы. - Так, какое ещё обещание? – Присаживаюсь напротив несносного мальчишки, беру в свои руки его маленькие тёплые ладошки. – Напомни своему непутёвому отцу. - Утром, когда мы ехали в садик, ты пообещал мне, что сегодня, после того как проводим маму на поезд, мы с тобой пойдём в кино, мультик смотреть. А мы и маму не проводили на гастроли, и мультик не посмотрим. Я один в садике, кто ещё не посмотрел. Меня даже играть с собой никто не берёт, потому что я не знаю героев. А как играть, если героев не знаешь?.. – Я молча прижимаю к себе малыша. – Ты никогда не сдерживаешь свои обещания, - сипит с досадой мне в шею. - Ты, Лен, знай… Если что, я всегда рядом… - Знаю. Да, я никогда не сдерживаю свои обещания. - Мультик – значит, мультик!.. До сеанса ещё целый час, поэтому примирительное мороженое для сына и кофе для меня, дабы не уснуть. Открытое кафе. С наших мест хороший обзор на весь этаж. Гудят игровые автоматы, кинозалы призывно подмигивают неоновыми вывесками. Из дверей с надписью «служебное помещение» вылетает стайка молоденьких девушек в форменных жилетках. На долю секунды мелькает нечто знакомое среди всей этой красоты. Оборачиваюсь на сотрудниц. Да вряд ли… Просто, рослая блондинка… - Пап, а хочешь мои рисунки посмотреть? - Рисунки? Твои? Конечно, хочу!.. – И в следующую минуту он уже ко мне прижимается, чинно-важно альбом листает… Комментирует. У меня даже дух захватило - тот Владька ещё фантазер!.. И ладно бы в деда, так не в кого… - Я влюблён в Вашу внучку.- ДА? ДА. - Да ты щенок!.. - Да Вы не так всё поняли! Я готов ждать год, два, сколько угодно!.. Я действительно люблю Лену. – Сколько угодно… - А она что? - Я признался Ленке, а она бегать от меня начала. - Ну, тут два варианта: либо ты ей противен, либо она в тебя влюблена. Почему-то склоняюсь ко второму варианту… - А я всё же к первому. - А мне-то что делать?! - Будь рядом… - И для чего только наши дороги вновь сходятся?.. - Пап, дай я сам тёте билетики отдам! – Тянет за карман меня, а я стою соленым столбом. Да, Москва всё же большая деревня!.. – Ну, пап! – На цыпочках тянется и в карман уже лезет. – Ну, дай! – Молча удовлетворяю его просьбу. - Здравствуйте! - Здравствуй. – Отрывая корешки, мягко улыбается моему сыну. Давно она мне Так не улыбалась. Давно… - Привет, Ленок… - Чёрт, до чего же голос-то дрожит!.. - Приятного просмотра. Вместо кадров с экрана перед глазами мелькают воспоминания. - Виктор Михайлович, маму с папой освободили!.. – Она повисает на моей шее, сжимаю её в тисках своих, уже тогда, жадных рук, прижимаю к себе… И всю эту минуту её сердце бьется в моей груди. Запыхавшаяся, взмокшая, счастливая… Дрожит, жаром пылает… - Ленка… - Поднимаю её с ринга. Не приходя в себя, прижимается к моей груди. Господи, делай, что хочешь, пусть только она живёт!.. - Учишь тебя, учишь!.. – Ворчу на неё, а она даже дышать перестала. Только жаром пылает в моих руках. – Ты меня слушаться будешь или нет?! – Нос к носу. Её глаза лихорадочно блестят и нервно бегают от моих глаз до моих губ и обратно… Туда-сюда… Да гори оно всё синим пламенем!.. Её губы. Сухие, горячие, в трещинках… С легким привкусом запекшийся крови и слёз. Не смело ласкаю их своими, до безумия жаждущими большего. Дабы не сорваться, спасаюсь, сжимая в кулаках ткань её футболки. Несчастные секунды нашего недопоцелуя, и я никогда не забуду вкус Ленкиных губ. – Прости. – Пересаживаю Кулёмину со своих колен на диванчик и спасаюсь бегством, скрываясь в ванной. Умываюсь холодной водой… Её тонкие пальчики скользят вдоль шрама на моей щеке. Нет, током меня не шарахнуло. Меня накрыло. Накрыло волной и унесло в открытое море. Дремлю на диване в её гостиной. Дышу через раз – больно… И вдруг она в дверном проёме. «Или уснул, или сдох,» - подумал тогда я. - Виктор Михайлович, а я Вам суп куриный сварила!.. – И всё равно «Михалыч», чёрт его!.. – Он сил придаёт. – Присаживается рядом. Поднос на свои колени ставит. - Спасибо, я потом. - Он остынет и будет не таким вкусным, - ворчит с досадой. Да, Степнов, можешь ты всё испоганить! Девочка для тебя старается – уважь!.. – Давайте, я Вас покормлю. – Улыбается, мне улыбается. Кормит меня с ложки и смотрит так, словно роднее меня не сыскать ей во всем белом свете. Девочка моя… - Вкусно. – Бульон согревает изнутри, и я начинаю чувствовать хоть что-то помимо боли. - Я его с помидорами сварила – мне мама так в детстве делала. – Мама вряд ли будет в восторге. - Родители когда возвращаются? – Прячет влажные глаза за чёлкой. - Контракт через четыре года заканчивается, если только летом в отпуск. – Летом. В отпуск. И я попрошу у них её руки… Только бы дождаться лета, отпуска. - Лен, всё. Спасибо. - Ну вот, а говорили, вкусно… - Ставит поднос на табурет. Моя рука самовольно скользит по её коленке, и она приседает обратно. Даже чуть ближе. Укрывает меня почти до самого кадыка. Долго и старательно разглаживает все видимые и невидимые складки шерстяного пледа у меня на груди. Её холодные пальцы несмело скользят по моей щеке, по моим волосам… То ли усыпляя, то ли исцеляя, она гладит меня по голове, как в далёком полузабытом детстве это делала бабушка, с особой нежностью и каким-то, ей одной, понятным трепетом. Моя рука с её коленки перебирается на её бедро. Её губы на моём лбу, виске, уголке рта… Чуть сильнее сжимаю её бедро. Она понимает и доверчиво прижимается лбом к моему плечу. Хорошо… Весь сеанс живу ожиданием того, как с появлением титров она откроет дверь, сдвинет с прохода занавес и, выждав, пока зал опустеет, приступит к его уборке, но, правда, прежде я перехвачу её за руку, и мы обменяемся хотя бы парой фраз. И откуда столько дури в моей голове?.. Свет зажигает шатенка средних лет. Всю дорогу до дома малой не оставляет настойчивых, но все же безуспешных, попыток обсудить со мной сюжет сказки, но я никоим образом не могу поддержать беседу. Мычу да поддакиваю. Творожок с орехами и мёдом да зелёный чай с мятой на ужин. Ну и не доеденный за завтраком, коржик. Душ. Книжка перед сном. Из-за дня в день выверенный алгоритм. Поцелуй в лоб. Малыш засыпает, а я, потирая глаза, возвращаюсь на кухню. В бра перегорает лампочка. Включаю верхний свет. Достаю из сумки заветную папку. Под ложечкой засосало. Похоже, лично мне мята уже не помогает. Пора переходить на более серьезные вещи. Так… Что тут у нас?.. Фотография девять на двенадцать. Красивая. Она мало, конечно, изменилась, но тут она именно такая, какой я её запомнил. Юная, искренняя, грустная… Хм! Грустная?.. Да кого я обманываю?! Обиженная на весь мир людской!.. Точнее, на меня. Глаза она тогда ещё не подводила, и щёки не были лишены легкой юношеской округлости. Кулёмина Елена Никитична. Угу-гу… года рождения. Прописка по прежнему адресу. Тааак, академ… Её сокурсники уже выпускники. Чёрт, куда заявление-то запропастилось?! А, вот! Так… Я, Кулёмина Е. Н, студентка тра-та-та… Прошу предоставить мне академический отпуск по семейным обстоятельствам. Ребёнка что ли она родила?! Если бы так, то дома бы с ним сидела. По вечерам уж точно!.. Встаю. Умываюсь. Ставлю турку на плиту. Пока варится кофе, курю Кристинкину сигаретку у открытого окна. Дезертир хренов!.. Боюсь прочитать, что Кулёмина – мать. Мать чужого ребёнка. Трус, одним словом. Тушу сигаретку, гашу плиту. Наполняю чашку терпким напитком. Торопливый глоток обжигает, аж позвоночник свербит. Ладно, перед смертью не надышишься. Семейные обстоятельства… Уход за больным дедом… Инсульт… Справка прилагается… Спать. На сегодня с меня хватит.
Вика: III. "Брошенная мною случайная фраза Тобою была поднята на флаг. Откуда ж тебе было догадаться сразу, Что это просто осторожный знак" (Д.А. – Я шагаю по твоей земле) 03. Шесть лет. Без одного месяца шесть лет. Нарисовался… Две недели освобождения – две недели случайных встреч. Случайные встречи… Сквер универа, фойе корпуса, лестничные марши, коридоры, тренерская, деканат, библиотека, дверные проёмы, буфет… Слишком узкие дверные проёмы. И ни одного: «Привет, Ленок!», ни одного: «Как жизнь молодая?», не говоря уже о том, что его совершенно не интересует: «Где самая красивая улыбка факультета?!». Молчит. Только разглядывает меня нагло и пристально. Даже реферат с контрольной отдала ему в грандиозном молчании. Ещё и на работе от него и от его счастья спасения нет. Шесть лет. Шесть лет я думаю, что я о нём не думаю!.. Шесть лет уверенности, Москва слишком велика, дабы тешить себя пустыми надеждами на случайные встречи. Шесть лет я убеждаю себя, что любви нет. Не у меня к нему, а в принципе нет. Шесть лет я ломаю себя. Перекраиваю. Шесть лет каждый день я принуждаю себя кайфовать от якобы благополучной жизни. Шесть лет каждую ночь я жую простыни, представляя прошедший день так, если бы он был прожит с ним. Да, ему нет места в моей жизни. Так я решила в школьном спортзале, когда увидела на своих пальцах кровь друга. Но жизнь моя, прожитая вместе с ним, сложилась бы иначе… И мне интересно, как. Шесть лет каждый день я задаюсь вопросом: «А как это иначе? Как это с ним?». Шесть лет я старательно наглею, зверею, черствею. Шесть лет я забываю его губы и свой жар, его глаза и свою дрожь, его руки и собственную способность доверять, его голос и свою потребность в нём. В нас. Шесть лет трещат по швам под грузом двух недель. Смолю без остановки одну за другой, словно никотин способен унять эту чёртову дрожь!.. Вполне способен, но, видимо, не на этот раз. Шесть лет как я не слышу свою фамилию на его распев. Выпускаю стройку сизого дыма, выбрасываю тонкую сигарету, а следом и смятую пачку. Захлопываю форточку старого деревянного окна и спрыгиваю на пол с высокого подоконника. Ополаскиваю лицо и руки прохладной водой. Из зеркала на меня смотрит, готовая принять смерть, старуха. Ладно, первая пара не первой свидание – опаздывать не принято. Со звонком захожу в зал. Сидит на козле. На шее неизменный свисток, за ухом ручка. С живым интересом изучает записи в собственном блокноте. Встаю в строй, оглушающий свисток возвращает меня лет на шесть-семь назад... Родители в плену. Дед в больнице. А я вместо факультатива по алгебре гоняю с ним мяч. Знаю, он спасает меня. Как может, так и спасает… Старательно прячет страх и волнение, улыбается, шутит… На полном серьезе огрызается на меня за детсадовские косяки. Играет в полсилы, улавливает моё состояние на грани отчаяние и начинает ещё больше поддаваться. Тянет игру с единственной целью – задержать меня до темноты, дабы потом вызваться в провожатые. Маршрут до моего дома проходит через продуктовый. Заставляет помогать ему с ужином, словно не знает мою кухню, как свои пять пальцев. Силой собственного авторитета запихивает в меня проклятый ужин, после отправляет учить уроки, сам тем временем чинит вечно подтекающий кран, вешает полочку, собирает нужные деду в больнице вещи... Хочется скулить по-собачьи, но я лишь размазываю под носом сопли и продолжаю искать корни уравнения. Я личная гордость физрука Степнова. Обязана соответствовать. - Так, все на месте – красота!.. - Вы меня забыли. – Под всеобщий гул выхожу из строя. – Кулёмина. – Жизнерадостный мужик вмиг превращается в комок нервов. Если тебя устраивает всё, что творится в твоей душе, в твоей кастрюле и в твоей постели, что же ты так реагируешь на любимую спортсменку? – Кулёмина Елена Никитична. - Хорошо. – С усилием сглатывает ком в горле. – Строй, на-пра-во! Бегом марш! – Студенты беспрекословно выполняют приказ. - Сколько? – спустя минут пятнадцать раздается вопль плетущегося в конце строя Сидорова. - Чего, сколько? - Кругов сколько? – уже староста. - Я скажу, когда будет достаточно. - Кулёмина, дёрнул тебя чёрт лично знакомиться! – Он меня гораздо раньше дернул. - Бег, разминка и сдача нормативов – на сегодня такой план. – Мне показалось, или он меня выгораживает?.. Разминка в паре с Афанасьевой это ад на земле. Ад для моих ушей. Ну не коллекционирую я сплетни. Заткнись, меня ж в любой момент может стошнить. На тебя. Так, Степнов… А про Степнова мне интересно. Спорт, спорт и ещё раз спорт. Армия. Спорт. Чемпион страны и бронзовый призёр Европы, выпускник нашего факультета. Спорт. Травма. Школьный физрук. Главная роль в кино. Служебный роман перерастает в законный брак. После провала фильма он возвращается в спорт, а его благоверная в театр. На кино оба ставят жирный крест. Рождение сына. Тихий семейный быт. Жена у него красотка: длинноволосая блондинка с фигурой модели и огромными синими глазами. Младше Степнова лет на пять-семь, почти с него ростом. Спортсменка, каскадёр в прошлом. Окончила театральный. Сейчас служит в трупе какого-то новомодного акробатического театра. Сын, говорят, тот ещё пупс. Ну, последнее я сама подтвердить могу. - Закончили упражнение! – Свисток оглушает присутствующих. – Сейчас Елена Никитична продемонстрирует нам подтягивания на верхней перекладине. – Годы идут, а он по-прежнему верен привычке эксплуатировать меня. – Давай, Кулёмина, раздевайся! – Снимаю олимпийку и остаюсь в майке. – Покажи класс! – Знал бы он, что всякий раз, слыша нетерпеливое «раздевайся», я невольно вспоминаю эту его реплику, азартный блеск в его лучистых глазах и, предвосхищающую мой успех, его улыбку. Поднимаюсь по шведской стенке, висну на перекладине. И только сейчас понимаю, насколько влажные у меня ладони, насколько сильно меня трясёт от чувства дежавю, от его близости в паре метров от меня. Резко перехватываю перекладину, рука соскальзывает и, не успев хоть что-то понять, лечу вниз. Приземляюсь почти у самых ног тренера. - Лена! – Сжимает мои плечи, в его, мгновенно чернеющих глазах, ужас. – Кулёмина, ты жива? – Он рядом, и я даже боли не чувствую. Слышу только, как его сердце с бешеной скоростью перегоняет по крепким жилам кровь. – Кулёмина, мать твою, ты будешь мне отвечать или нет? – Эхом по залу разливаются версии происходящего: шок, руку сломала, плечо вывихнула… - Заткнулись все! На скамейки сели! Живо!.. – Бережно подхватывает меня на руки и несет в тренерскую. Усаживает на стол. – Лен, дай руку осмотрю. – Нервно выдыхает горячий воздух у моего лица. – Я осторожно. – Он нервничает, но движения его теплых сильных пальцев уверенные и профессиональные. Он со знанием дела ощупывают мою левую руку. Придерживает плечо и со всей дури тянет на себя за кисть. Локоть щёлкает и встает на место. Адская боль, и слёзы катятся по моим щекам. – Всё-всё-всё! – Прижимает к себе. Сквозь боль чувствую жар его груди, вес его руки на спине, его губы на виске. Шести лет как не бывало!.. Оставляет меня сидеть на столе, а сам возвращается в зал. - Так, у нас с вами ещё орг. собрание, после у вас сегодня есть ещё какие-то занятия? - Нет, - разноголосое мычание. - Значит так, тихо, чтоб я слышал, как муха по коридору пролетает, собираемся и расходимся. Только чтоб в универе после звонка ни один не остался. Все поняли меня? - Да-а-а. - Афанасьева, прежде чем уйти, принесешь в тренерскую все вещи Кулёминой. - Куртку тоже? - И куртку тоже! - Но… но…но-номерок?.. - Меня не волнует. Но чтоб через пять минут вещи Кулёминой были у меня. Время пошло. Всё, все свободны. - Ну, Ленок, как ты тут? – Спустя минут десять возвращается со всеми моими вещами. – Держишь свою руку? Ну, держи. Так, вот твоя сумка. Вот твой пакет. Посмотри, все на месте? – Я коротко киваю. – Переодеваться не будем, олимпийку с курточкой накинем. - Вешает на мои плечи одежду. – И кроссовки переоденем, да? – Присаживается передо мной на корточки и обувь мне меняет. Ну, чисто с ребёнком диалог ведёт. – Так, погоди. Я сейчас тоже переоденусь. – Скрывается за створкой шкафа ровно на три минуты. Появляется оттуда в пуловере, вельветовых брюках и утепленных ботинках, на ходу засовывая руки в рукава курточки. Закидывает на плечо небольшую спортивную полупустую сумку. Отправляет в нее мой пакет и сменные кроссовки. Мою сумку вешает также на своё плечо и берёт меня на руки. - Идти я могу. У меня рука только болит, а идти я могу. - Неизвестно ещё, как ты приземлилась. Так что давай, не спорь. – Ногой открывает дверь. – Пусто в коридоре? - Ага, пусто. – Правой рукой обхватываю его сильную шею. Оставляет дверь незапертой и со мной на руках быстрым шагом успешно преодолевает полосу препятствий, благо коридоры и лестницы пусты, как и, впрочем, пост охраны. На считанные секунды ставит меня на землю, придерживая за спину. Открывает машину и усаживает меня, словно фарфоровую куклу, на переднее пассажирское сидение. Скидывает все сумки на задние сидения. Садится рядом, заводит мотор, включает печку. - Куда мы сейчас? - В больницу. - Пристегивает мой, а следом и свой ремень безопасности. - Не надо. Вы ж вправили мой локоть. Нормально всё!.. Домой меня просто отвезите. - И домой отвезу. – Выезжаем на шоссе. – А сейчас в травму. И даже не думай спорить. Всех-всех-всех поздравляю С Новым Годом! Здоровья, благополучия, всех благ и позитива во всем и всегда!
Вика: Девочки, всех с с прошедшими Новогодними праздниками! С Рождеством Христовым! Со Старым Новым Годом! Пусть Новый год подарит самые теплые, светлые и радужные воспоминания! С благодарностью читателям и музе IV. И полетели ножи и стаи упреков. И заблудились во лжи и в собственных чувствах... (Земфира - Припевочка) 04. Слава Богу, все обошлось. Тугая повязка, обезболивающие, растирания – этим ограничивается лечение Кулёминой. Так, надо для неё хоть суп сварить! Где тут у нас?.. А ну, конечно, всё на своих прежних местах… - Вы до сих пор тут? – Присаживается за столом и потирает глаза. - Проснулась наконец-то… - Ставлю перед ней тарелку. – Вот, ешь суп. – Берёт ложку. Начинает есть. Даже странно, что молча. – Ты бы хоть сказала, что дома шаром покати – в магазин бы заехали. - За суетой пытаюсь скрыть волнение. - А то я суп сварил, и продуктов не осталось. – Сажусь напротив хозяйки и продолжаю хлебать из своей тарелки. - Правда, тебе его хватит дня на два-три, только ты кипяти его и… - А если бы Афанасьева шлёпнулась, Вы и её на своём горбу по всему городу таскать стали? - Её бы я в медпункт отправил. В твоём, кстати, сопровождении. - А со мной-то чего нянчитесь? – Нагло ухмыляется. - А ты не Афанасьева. – Бросаю ложку в полупустую тарелку. Жирные брызги разлетаются по столу. – Ты – Кулёмина!.. - Повезло мне с фамилией, да?.. – Облизывает губы, а после растягивает их в красивой улыбке. - Повезло. – Встаю. Беру тряпку и протираю ею стол. – Ты давай ешь, а не зубоскалься мне тут!.. – Уже зверею от её наглости, ну или близости. - Какого чёрта Вы орете на меня в моём доме?! - По губам в своё время не получала, сейчас уже и берегов не чувствуешь. - Что?! - Спасибо! - Не поняла… - Спасибо, Виктор Михайлович, за помощь! – тяну наигранно тонким голосом. – Для тебя, Лена, всегда, пожалуйста! – Хватаю свои вещи и выбегаю на свежий воздух. Из подъезда попадаю прямиком в жерло первой метели. Вибрация телефона в кармане. Отвечаю. - Виктор Михайлович, это Татьяна Вениаминовна – воспитательница Владислава. Он плачет - привык, что Вы его всегда сразу после полдника забираете. - Я скоро. Пусть собирается. Я его сразу с прогулки заберу. – К чертям эту Кулёмину! Сын у меня!.. Сажусь в машину и со всей злостью вдавливаю педаль в пол. Включаю радио на полную. Лишь бы не слышать, как сердце в висках клокочет… Выхожу из машины, и ко мне в объятия бежит мой Владька. Мой сын. Моё сокровище. Ни на шаг не отступлю в сторону от его благополучия. Его счастье в приоритете. - Мне тут рассказали, что сегодня кто-то плакал, - шепчу ему на ухо, словно секретом делюсь. - Я испугался, что ты меня бросил. – Ну и откуда такие страхи? - Папа тебя любит. Папа всегда будет рядом. Обещаю. – Крепко сжимает мою шею. - Пап, а что такое «Развод»? - А где ты слышал этого слово, от кого? - Богдан постоянно плачет. Говорит, что у его папы и мамы этот самый «Развод». – Сжимаю детскую ладошку. – Папа Богдана из дома ушёл. У какой-то другой тети теперь живет. Буд-то бы у него своего дома нет. – И чего Серёге не имеется? Наташка-то баба видная!.. Не понимаю я мужиков, которые налево ходят. Ну, если уж приспичило, делай всё тихо. Ребёнок–то твой страдать почему должен?! – И я теперь боюсь, что ты тоже уйдешь к другой тёте. - Никогда. Слышишь, папа никогда тебя не бросит. – Приняв от него рюкзачок, целую сынишку в пухлую щёку. – А теперь, прошу к полёту! – Подхватываю малого и с ним подмышкой обегаю вокруг машины. Распахиваю заднюю дверь. – Младший лётчик, просим Вас занять своё место! – Усаживаю Владика в автокресле и пристегиваю ремни безопасности, рядом бросаю его имущество - К полёту готов! – Ну вот, уже смеется. Отдаю ему честь и спешу занять водительское кресло. Дорогой сын по привычке в красках описывает прошедший день. Рассказывает о том, что у Елизаветы Львовны новые серёжки, и все девчонки весь день не отходили от нее, уши её разглядывали… Сегодня уже стихи раздали, учить к Новому Году. Не рановато ли?.. В понедельник садик не работает и во вторник тоже. Почему? А точно, ноябрьские праздники… Так значит, и я не работаю! Дашка упала во время утренней прогулки. Руку сломала. Её на скорой увезли. Папа её сильно ругался. Ещё бы!.. Я его понимаю! Всех бы куриц на месте прибил, не проследи она за моим Владькой!.. Так, рука… Праздники это они, конечно, вовремя, но не только тренировки, а еще и работу Ленке бы ближайшую неделю не посещать. Так, если постараться, можно успеть до окончания смены моей любимой старшей сестры. - Сынок, заедем к тёте Маше на работу? - А она мне уколы ставить не будет? – По салону разливается мой раскатистый смех. - Нет, обещаю! Просто мы давно с ней не виделись!.. – Ага, полдня ещё не прошло! - Ну, только, если точно уколов не будет! - Честное слово, сегодня без уколов. – Ну что же делать-то, объезжаем пробку по дворам… - О, братишка, смотрю, без меня вообще жить не можешь? – Убирая белый халат в шкаф, одаривает меня ехидной улыбкой. Прижимаю указательный палец к губам, подмигивает в ответ. Понимает меня без слов. Люблю её за это. - Ну, привет, хулиган! – Обнимает и щекочет своего крестника. - Я не хулиган! Папа обещал, что уколов не будет! – Убегает из крепких объятий тетки и устраивается в кресле врача. - Ну что, жива твоя студентка? – шепчет чуть ли не на ухо. - Жива. Что ей сделается-то?.. Больничный организуешь? – Строю глазки. – Пожалуйста!.. - Шантажирует? – Кулёмина? Меня?! Шантажирует?.. Меня аж передергивает. - Нет. Но, прошу тебя, помоги. Всё-таки на моей паре свалилась, я ответственность как-никак несу. – Нервно запускаю пятерню в волосы. - За праздники оклемается. – Гладит меня по плечу. Успокаивает. - Она в кинотеатре подрабатывает. – И бровью не поведет!.. – Они после каждого сеанса залы убирают. Не хочу, чтоб у неё осложнения начались в канун последней сессии. - Ну, хорошо. Будут тебе все документы. - Жестом руки сгоняет Владьку со своего кресла, присаживается и начинает заполнять бланки. – Садись, Вить, в ногах-то правды нет! – Продолжаю топтаться у порога. – На вот, - протягивает мне лист обычной бумаги. – Напиши мне тут фамилию, имя, отчество, дату рождения, домашний адрес… Хотя откуда тебе знать её домашний адрес. – А я уже вывожу номер квартиры. - Слушай, потом номер полиса пусть сама аккуратно впишет чёрной ручкой. - И тут я вспоминаю, что её личное дело до сих пор в моей сумке, а в нём ксерокопии всех документов. - Я сейчас! – Сын и сестра лишь успевают переглянуться. - Вот! – Появляюсь спустя минут пятнадцать с коробкой любимых Машкиных конфет и с клочком бумаги, на который переписана вся нужная информация. - Как мило! – Прячет коробку в нижнем ящике стола. – Ты ей позвонил что ли? - Ну да, позвонил. – Присаживаюсь на кушетку. - Спасибо-то хоть сказала? - Обрадовалась. – Вру и не краснею. - Пап, а тётя Маша на праздники уезжает к бабушке с дедушкой, меня с собой зовёт. Можно я поеду? Ты же отпустишь меня? – Пытливый взгляд сестры исподлобья. – Ну, пожалуйста!.. Ну, пап. - Ну, у меня тоже выходные… Меня-то почему никто не зовёт? – Наигранно обижаюсь, а в голову уже дурные мысли лезут. Да, кошка из дому – мыши в пляс!.. - А ты, дорогой мой брат, за праздники мне с ремонтом поможешь! – Череда печатей. – В ванной и в санузле стены плиткой выложишь – давно обещал!.. – Ага, точно же, ещё в августе по всему коридору вдоль стены выставил коробки с плиткой и пакеты с раствором. Ходит, наверное, запинается… - Надеюсь, кафель ты кладешь лучше, чем блефуешь. – Она слишком хорошо меня знает. И не всегда это облегчает мою жизнь. – Держи! – Протягивает мне документы. – У твоей Кулёминой официальный больничный на пятнадцать дней, закрытый. Так, справка вот… – Убираю документы во внутренний карман куртки. - На приёмы ходить не надо, но если что-то её побеспокоит, пусть приходит - я её без проблем приму, даже телефон ей можешь мой дать. И не гоняйте вы её там особо. Всё. – Встаёт и начинает одеваться. – Ты сейчас нас с Владькой ко мне увези, а завтра утром мы с ним на первом автобусе уедем к родителям. - Да я у тебя на ночь останусь, а завтра утром отвезу вас на автобус. - А смены у неё сегодня нет? - Завтра у неё смена. – Тогда в кинотеатре я не поленился осведомиться у администратора о Ленкином графике. – Смс скину ей. – С дури отправляю сообщение на её старый номер. В следующую минуту в ответ получаю удивленный смайл. – Мария Михайловна, хорош прихорашиваться! Ещё в продуктовый за гостинцами заехать!.. - А Кулёмина-то твоя за шесть лет только расцвела! – Дождавшись, когда Владька убежит вперед по коридору, хлопает меня по плечу, и до меня доходит, что я приглашал Машку к Ленке во время истории с боями. Да, у нас обоих с Кулёминой все мозги отбиты!.. Всю ночь ворочаюсь. Встаю ни свет, ни заря. До дома за Владькиными вещами и обратно, хотя в этом и нет столь острой необходимости. Провожаю автобус и нервно рву когти к дому Кулёминой. Пасу её вот сейчас. Свет на кухне горит, её силуэт периодически в окне мелькает. Спустя полчаса выходит из подъезда. Замирает, но быстро находится. Притворяется, что в упор не видит ни меня, ни моей машины. Медленно еду вдоль тротуара. Сигналю. Ноль реакции. Опускаю стекло. - Лен!.. Кулёмина! – Даже не думает оглядываться в мою сторону. Останавливаю машину, но мотор не глушу. Выхожу из салона. – Лен, постой! - Чего Вам от меня надо?! – Ну и чего она на меня злится-то?.. Не понимаю. - Вот держи. – Перегораживаю ей путь и протягиваю документы. – На работу можешь две недели не ходить. - Зачем? - Ну, чтоб осложнений не возникло. – Убирает бумаги в сумку. Обращаю внимание, что на кармашке весит брелок в виде баскетбольного мяча. Подарил ей как-то на восьмое марта. Да, хоть что-то в этой жизни остается не изменным… - Вам это зачем? - Ну как «зачем»?.. – И когда же я перестану теряться перед этой девчонкой? – Я… Я… - А что «Я»? Я беспокоюсь о Лене? Да. Я переживаю о Лене? Да. Я хочу заботиться о Лене? Да. А надо ей об этом знать? Нет. – Я ответственность несу за каждого своего студента. - Ясно. – Поджимает губы и обходит меня. - Стой! – Вновь преграждаю ей путь, слегка сжимаю её здоровое правое плечо. – Ты куда? - В продуктовый. - В машину садись. - Нет. - Сказал, садись. - А Вы мне не приказывайте! – Скидывает мою руку. - Вы мне никто. – Никто, значит, да… - Хорош паясничать, садись. – Минуты три проходят в молчании. Беру её на руки и сажу в машину. Едем. Молчим. Стали в небольшую пробку на светофоре. - Это похищение? - Не хватало ещё тебе тяжести таскать. – Негромко включаю радио. А то уж как-то слишком чревато прислушиваться к глубокому, прерывистому дыханию Кулёминой. - Сомневаюсь, что мне придётся в этой жизни хоть раз поднять что-то тяжелее деда. – Я лишь громко выпускаю воздух. Я был им нужен, а меня не было рядом. – И вообще, куда мы едем? – Оглядывается по сторонам и понимает, что не только «наш» продуктовый, но и ближайший гипермаркет остается позади. - В кафе. - Зачем? - Посидим, пообщаемся, кофе попьем… - Перестраиваюсь в левую линию. Да, буду думать о дороге, а не об острых коленках Кулёминой, вплотную обтянутых темно-синей джинсовой тканью. - А Вам это зачем? - Ну, говорю же, пообщаемся. – Возможно, в общественном месте мы будем сдержаннее в эмоциях, и беседа выйдет более информативной. Мне же нужно знать, как её жизнь все эти шесть лет складывается. Очень нужно. - А если я не хочу? - А ты не хочешь? – Красный, и я жадно разглядываю её, подведённые черным, глаза.
Вика: V. Бумерангом скосило сегодняшний вечер. Идиот, кто придумал, что время лечит. Время плавится памятью и тем, что было. Я тебя, я тебя, я тебя не забыла. (НС - Бумерангом) 05. Сидим. Ждём заказ. За окном летают одиночные снежинки. Встретившись с грязным асфальтом, гибнут сию же секунду. Сквозь идеально чистое стекло разглядываю прохожих. Он меня. Пристально. Молчим. - Спасибо. – Улыбается официантке. - Приятного аппетита! – Остаемся наедине. - Вы поговорить, кажется, хотели. – Делаю глоток терпкого кофе. - М-м-м… – Откладывает приборы. – Что стало с «Ранетками»? - Группа распалась. И Вы не можете не знать об этом. Или с Рассказовым Вы тоже не общаетесь все эти годы? - Общаемся изредка. Просто интересно, как складывается дальнейшая судьба девчонок. - Я не знаю. – Смотрит на меня с недоверием. – Это правда. Могу рассказать только о том, как наши дороги разошлись. Новикова уехала в Лондон. Её туда пригласили учиться в музыкальном колледже. – Ну тебе ни к чему знать, что для начала я забила на репетиции, на группу, на девчонок, на учёбу… И поступила я в физкультурный не от большой любви к спорту, а потому что только туда меня брали на бюджет с моими балами по ЕГЭ, заручившись моими медалями, кубками, грамотами... Одним словом, нашими с тобой общими победами. – Следом и Наташку родители увезли в Германию. Она в себя никак не могла прийти. Сразу после Новогодних праздников Прокопьева укатила в Черногорию, там предкам её предложили хорошую работу. А Женька… Женька стала к поступлению в юридический готовиться. После выпускного я её не видела ни разу. Про Гуцулова, может, Вам интересно? От него Зеленова залетела. Ей прямо на экзаменах плохо стало, представляете?.. - Нет. Про Гуцулова не интересно. Дед. Расскажи о нём. - Зачем? - Пожалуйста. – Достаю из сумки пачку сигарет и зажигалку. Закуриваю. Здесь можно. Выдыхаю в сторону облако сизого дыма. Официант спешит поставить на наш столик пепельницу. Странно, но Степнов таки держит себя в руках. А я боюсь. Боюсь, что вот-вот, и он мне по зубам съездит. А рука у него тяжёлая. - В прошлом году было гадкое лето. – Стряхиваю пепел. – Та жара давалась деду не просто. В августе он перенёс инсульт. Месяц мы с ним провели в больнице, а затем его выписали домой умирать. – Глоток кофе, а следом глубокая затяжка. Часто моргая, медленно выпускаю тонкую стройку дыма. Надеюсь, голос дрожать не будет. – Врач так и сказал, что «Фантаст может прожить три месяца, а может и три дня». Дед ушёл в середине декабря. – Пепел падает на моё колено. Убираю его салфеткой, успевая избежать значительного повреждения ткани. - А родители? – Как же он растерян!.. - А что, родители?! – Последняя ленивая затяжка, и я тушу сигарету. – На ПМЖ решили в Европе остаться. Живут в своей Швейцарии, работают, Серёжку растят… Хорошо всё у них. Квартиру деда продали. Ну, чтоб жилье там себе купить. А их квартира вроде как мне осталась. Звонят, открытки на праздники присылают, в гости приглашают… - Мы давно чужие люди, и ты это знаешь. - И они совсем тебе не помогают? - Ну, так, немного. - Да-а-а… - Тянет обреченно. - А что, зарплаты простого препода хватает, и семью содержать, и девок по кафешкам водить? – Ну, ты сам завёл разговор о финансах. - Это не единственный источник моих доходов. – Раскладывает салфетку на коленях. – Все эти годы я очень много работаю, и сейчас я совладелец небольшого фитнес-клуба. Основная часть дохода, правда, на погашение кредита уходит. Ну да ладно – выкрутимся!.. Меньше полугода осталось, и пойдет прибыль. – Вооружается ножом и вилкой. – А девок, как ты выражаешься, я по кафешкам не вожу. – Приступает к своему французскому завтраку. – Так и не закажешь себе ничего кроме кофе? – Отрицательно мотаю головой. Беру куртку и сумку в руки. Отворачиваюсь к окну. Он забывает о своем омлете и начинает гипнотизировать мой профиль. Слышу, как бьется собственное сердце. Я же не железная, чёрт!.. Оглядываюсь по сторонам. - Виктор Михайлович, а Вы не боитесь, что нас могут увидеть знакомые Вашей жены? – Да, язык уже заплетается. Ещё немного, и истерика. Пора делать ноги. - Нет. – Ну, это уже вверх наглости!.. Резко вскакиваю на ноги. – Мы же ничего противозаконного не делаем. - Вы уверены? – Слегка наклоняюсь к его лицу, притягиваю к себе за крепкую, напряженную шею и впиваюсь в его губы жадным, голодным, глубоким поцелуем. Чувствую его пальцы на своём локте. Резко отталкиваю Степнова от себя и убегаю. Бегу, не разбирая дороги. По лицу градом катятся слёзы. В себя прихожу, когда на скамейке незнакомой мне автобусной остановки меня хлопает по плечу бабулька и говорит, мол, не мешало бы надеть куртку. Метель, ветер, простыну… А я горю. Изнутри горю. В кармане гудит телефон. Степнов. Просто игнорирую. Размазываю по щекам и губам смесь слёз, соплей и косметики. Достаю из сумки пачку влажных салфеток и очищаю лицо от всей этой гадости. Натягиваю куртку и медленно бреду дальше. Телефон не перестаёт гудеть. Не отвечаю и не сбрасываю. Пусть гудит. Рано или поздно батарея сдохнет. Голова тоже гудит. Губы горят. На языке смесь вкусов: кофе, сигареты и он… Он. Сама не понимаю, каким образом к обеду оказываюсь на старом Арбате. Туристы, уличные артисты, музыканты и художники… Сливаюсь с толпой. Гудок телефона внезапно обрывается. Наконец-то мобила разряжается. Немного становится легче. Сажусь на скамейку напротив молодого гитариста. Играет парень весьма не дурно. - Девушка, а Вы не сильно торопитесь? – привлекает моё внимание чудаковатого вида пухлый художник. Я лишь пожимаю плечами. Сама не знаю. – Позвольте, я Вас нарисую? - Меня? Вы уверены? – Он торопливо кивает, а в его карих глазах оживает азарт и нечто похожее на вдохновение. – Да, пожалуйста. Что мне делать? - Продолжайте наслаждаться музыкой. – Я чуть расстегиваю куртку и вглядываюсь вдаль. Незаметно для себя, начинаю подпевать, когда спустя минут сорок дело таки доходит до Цоя. Парень одобрительно улыбается. Обмениваемся парой незначительных фраз. Передает мне гитару. С неким особым трепетом перебираю струны. Пожалуй, Арбенина… Да, если именно сейчас, то она. Жалею, о том, как скулы немели Ладони старалась согреть быстрее, До рукопожатия с тобой… - Мои руки часто бывают ледяными. Помню, как он сердито ворчит: «Лягушачьи лапки». Жалею, что тогда не сдержалась На площади трёх вокзалов Тебя пыталась увезти домой… - Не выпускать бы его из дома. Из нашего дома… Жалею, о том, что дежурила ночью, И проверяла на прочность, Ни в чем невинный телефон. – Он всё ещё хранит мой номер. Хранить-то хранит, но вот не звонит… Все эти годы. Встречала, от радости замирала, Друзей имена забывала, Чтоб только, только, только быть с тобой… - Рука ноет. Играю через боль. Душа требует. Зачем?.. Зачем?.. – Господи, ну зачем?.. Зачем? Зачем ты всё усложняешь?.. Сенбернары, ты знаешь, недолго живут, Одного в жизни любят и только к нему, А после с ним вместе попадают в рай…- В прошлой жизни я, наверняка, была Сенбернаром. И прячут слезы огромные псы, В горячие лапы тычут носы, А я не люблю маленьких собак… - Никто и никогда не увидит моих слёз. Сенбернары, ты знаешь, недолго живут, Одного в жизни любят и только к нему. – Одного в жизни любят и только к нему… К нему. А после с ним вместе попадают в рай… И прячут слезы огромные псы. - Только бы слезами не захлебнуться прилюдно. В горячие лапы тычут носы, А я не люблю маленьких собак… - Перебор, и долгий проигрыш. Такой же долгий, как и шесть лет моей жизни без него. Зачем?.. – Ну, Степнов, ну скажи ты мне, зачем?.. Спасибо всем за поддержку! Музе особенное гран мерси!
Вика: 06. Давлюсь воздухом. Сжимаю горло у основания. Выпускаю из рук гитару, хватаю сумку и бегу со всех ног прочь. Останавливаюсь на мосту Москвы-реки. Холодный ветер хлещет по мокрым щекам. Облокачиваюсь о перила. Черная рябь покрывает реку, словно и не вода это вовсе, а густая, смолистая болотистая топь, как та, что устало разносит боль по моим жилам. Сигануть смелости не хватит. Когда-то меня держал дед. Сейчас?.. Сейчас Степнов. Желание видеть его, слышать его, чувствовать его… Я никогда не была наивной дурой, но какого черта тогда он лезет в мою жизнь?.. Какого черта?! Я хочу его, чёрт!.. Да, вот так!.. Хочу его видеть, хочу его слышать, хочу его ощущать, хочу его чувствовать. Тепла его хочу, заботы, помощи… Упрёков его хочу, нравоучений!.. Чтоб кормил чуть ли ни с ложки, чтоб шапку заставлял носить, чтоб… Чтоб!.. Чтоб мой! Навсегда его хочу. Он, что, не понимает, во что ввязывается? Ну не будет же ничего! Не будет!.. Он сам не позволит ни себе, ни мне, ни нам. Чего ж он травит-то меня тогда, словно я шавка приблудная?! Между нами ничего не было, но теперь и это закончилось. Дура!.. Сейчас в ногах готова валяться, лишь бы смотрел на меня. Порой кажется, что смотрит он на меня по-прежнему. Но какого чёрта он смотрит на меня по-прежнему?! Какого черта, если у него сын, если у него жена, если у него семья? Какого?.. Надолго меня не хватит. Разорвёт к чертям. Человек не может с такой болью жить. Господи, если он мне хоть что-нибудь предложит, я не откажусь!.. Понимаешь, о чём я? И плевала я на все твои заповеди с высокой колокольни. На чужой каравай рта не раскрывай! Только вот понять никак не могу, зачем ты нас сводишь? Зачем, если не возжелай жены ближнего своего? Поглумиться надо мной хочешь? Или?.. Или ты даешь мне второй шанс? Нам даёшь второй шанс?.. Знаешь, а я отчётливо представляю нашу совместную жизнь. И нет в этом грешном мире ничего настолько же фатального. И не смей попрекать меня, якобы я оскверняла свою любовь. Ты же знаешь, что каждый мужик давался мне трехнедельной истерикой. У каждого из них одна беда – это не он. Список моих грехов последние шесть лет растёт в геометрической прогрессии. И ты не хуже меня знаешь, какую единственную цель я преследую: излечиться, исцелиться… Выскрести его из себя. Паршиво выходит, да? Сегодня целую его и понимаю, да гори всё в аду, но он мне нужен. Сам же видишь, я без него пропадом пропадаю!.. Без него мне и душа собственная в тягость. Понимаешь, насколько всё запущено?.. Шесть лет самоотверженной борьбы, а сейчас признаюсь – я сдаюсь. Впредь я не буду убивать свою «неправильную» любовь, держать в кандалах свою «заблудшую» душу. Я разрешаю себе любить. И если он… Если я ему… Если у нас… Если мы… Я… Один его шаг в мою сторону, и я вцеплюсь в него когтями и зубами. Пусть будет, как будет: тихая семейная жизнь, яркий и короткий роман, ребёнок без роду и племени… Не знаю что, но что-то одно из этого точно будет. И я наслажусь этим сполна. Хм… Сейчас он, должно быть, дома. Со злостью пыхтит на жене. А она понять не может, откуда столько страсти… И, знаешь, если так подумать, то я не собираюсь уводить из семьи чужого мужика. Просто я за справедливость. Он изначально был моим. Ушёл. Устал, должно быть, играть в благородство с малолеткой. Вон, как быстро женился. Или что, у тебя на этот счёт другое мнение? Что было в прошлом, то осталось в прошлом. Сейчас у него семья, а это святое. А я… У меня и мысли быть не должно. Так, да?.. Сын. Его сын. Чудо, а не ребёнок. Сладкий мальчик. Я бы смогла родить ему сразу после школы. Смогла бы!.. На всё бы наплевала. Ну почему ты мне не доверил? Я не достойна, да? Не думаю ещё всерьез о детях, но вот закрываю глаза и вспоминаю… Витя и Владик сидят в обнимку на диване, с азартом рассматривают рисунки. Наблюдаю за ними из-за укрытия. Чувство такое, словно с работы возвращаюсь домой, а дома меня ждут они. Сидят на нашем диване в нашей квартире и ждут меня. Нет, такой боли я не вынесу. Да и знаю я, финал сложится ни в мою пользу. Так что и не стоит заваривать эту кашу. Ставить его перед выбором я или семья, заведомо проиграть. Так, всё! Хватит сопли на кулак мотать. Будем жить, как жили. У него семья. У меня будущее. Как он там сказал? На нашу долю выпало прожить совместно некоторое время. Так постараемся же, чтобы это время прошло с минимальными потерями для обеих сторон!.. Ты прости за разговоры меня эти. Понимаю я всё. Обещаю, я успокоюсь и смирюсь. А наша с ним встреча?.. Ну, видимо, достала я тебя своими истериками, на тему: «Мне бы только знать, что жив, здоров, счастлив»… Спасибо, проинформировал. - Девушка, Вас подвести? – Оглядываюсь и вижу за рулём джипа нахального обладателя увесистой рябой морды. - Чего? – Сплёвываю в сторону. А он уже совсем близко, протягивает ко мне свои пакли. – Отвали! – Прыжок с моста сейчас уже не кажется бредовой затеей. Да, попала… - Поедем, говорю, развлечёмся! – Демонстрирует характерные движения. – Ну, если заплатить надо, ты скажи, не обижу. – Чёрт, вот так меня ещё никогда не оскорбляли!.. - А ты всё, да, привык покупать? – Рядом с внедорожником останавливается полк ДПС. – Права, вижу, тоже купил? – Нельзя на мосту останавливаться, нельзя. - Не понял… – В замешательстве он оглядывается на сержанта, а я бросаюсь прочь. Останавливаюсь в каком-то сквере. Сажусь на скамейку. Дышу. Истерически ржу. Рыдаю… Вокруг туда-сюда снуют голуби. Начинаю пыжиться от холода так же, как и они. Встаю и медленно бреду в направлении дома. Захожу в супермаркет. Деньги, на которые планировала забить холодильник недели на две, сливаю на сигареты, горький шоколад, грейпфрут и бутылку хорошего коньяка. С выходом на улицу раскрываю новую пачку. Закуриваю. В темных, промозглых сумерках моя сигарета мерцает словно далёкая звезда, словно маяк в сизом ночном тумане. Главное не начать пить на улице, из кутузки меня вызволять некому. Потяжелевшая сумка тянет даже здоровое правое плечо. Из последних сил волочу ноги. Ветер усиливается, и с неба крупными хлопьями начинает валить мокрый снег, а вскоре и дождь. Бросаю сигарету в лужу и прячу руки в карманы. Когда-то этими грубыми дурно пахнущими пальцами я смела касаться его лица, играть на гитаре только для него, готовить ему еду… Интересно, она достаточно хорошо о нём заботится? Она понимает, что за мужик ей достался?! Она знает, что должна, обязана холить его и лелеять, молиться на него? Она бережёт его, ласкает так, как бы делала это я?.. А если она не любит его, не уважает? А что, если она изменяет ему на этих своих гастролях, в театральных гримерных после спектаклей, на тусовках? Ну, или с соседом в то время, как Витя для семьи деньги заколачивает… А что, если он несчастен с ней?.. А что, если нет любви, и семья держится лишь на ребёнке?! Да пусть будут прокляты все эти «если»!.. - Без шансов, без вариантов, без «относительно» именно к Вам!.. - О, девушка, да Вы – певица! – нагоняет меня милый парень в очках. – А время не подскажите? - А я счастливая – часов не наблюдаю! – Незнакомец раскатисто смеётся в ответ. - Вы счастливая?! - Да, я счастливая. А почему Вы так удивляетесь? – Поджимает губы, старательно удерживая саркастический смех. - Хорошо, предлагаю проверить: если Вы действительно счастливая, то мы с Вами успеем на метро! - А если опоздаем, то – несчастливая, значит, да?.. – Он кивает и тянет меня за руку, заставляя тем самым обойти лужу. – Спор, значит? – Он закидывает мою сумку себе на плечо, сжимает мою правую руку, и мы уже почти бежим по направлению к заветной букве «М». – На что спорить-то будем? - Ну… Я бы не отказался от Вашего номера телефона. - Идёт! – Резко ускоряемся и, благо, у нас обоих абонемент на подземку. Не задерживаемся у касс. Запыхавшиеся, взмокшие и промокшие влетаем в пустой последний вагон и, приземлившись на сидения, разрываемся диким смехом. - Предлагаю отметить мою победу! – Вываливаю на скамейку содержимое сумки. – Мне до конечной!.. - А я выйду на остановку раньше. - Ну, налетаем?.. - Эх, была - не была!.. – Стягивает с себя промокшую насквозь шапку. – По крайней мере, не простынем!.. Эх, что за двор – то такой?.. Фонари светят через один. Ещё и мужик какой-то у подъезда пасётся. Может, хватит на сегодня приключений? Чёрт, надо же так оступиться!.. Синяк будет во всё колено. Джинсы, похоже, порвала. Хорошо, что хоть бутылку не разбила. Там на дне что-то ещё плещется. Тачка знакомая… Чёрт, да я в миг трезвею!.. Это же Степнов! Какого он только тут забыл?! Так, бутылку подмышку. Ключи достаю из кармана. Ноги у него затекли что ли? На мокрую качель аж вон садится. Может, не заметит?.. Прикладываю магнитный ключ к домофону. Тот приветливо пиликает. - Ну и где ты шляешься?! – Встряхивает меня за грудки. Ключи сами падают в его раскрытую ладонь…
Вика: Спасибо огромное музе и старинным друзьям! VI. «Странно, когда ты сходишь с ума, У меня появляется чувство вины» (СГ – ЗТМЛ) 07. - Раздевайся! У тебя вся одежда мокрая. – Сбросив обувь, прохожу в зал и вешаю на батарею мокрую Ленкину куртку. Короткая, тонкая, без капюшона… Так и чешутся руки, ей шею намылить!.. - А Вы не указывайте мне! – Возвращаюсь в прихожую, она только-только справляется с кроссовками, стягивает их, опираясь о стену. – Жене своей указывать будете!.. – Брезгливая гримаса. - Ясно Вам?! – Берёт с низкого трюмо бутылку и направляется на кухню, оставляя на линолеуме позади себя мокрые следы. Проверяю её обувь. Болото! - Кулёмина, живо переодевайся в сухое! – Нагоняю её и, забросив на плечо, отношу в спальню. – Живо, я сказал!.. – Стоит истуканом. – А то сейчас под душ засуну! И не под горячий!.. - Вы смотреть собираетесь? – Выскакиваю из комнаты и с треском захлопываю дверь. Куртку свою вешаю сушиться уже на кухне. Кипячу отвары. Благо, от фантаста травки ещё в наличии. Воспаления легких нам только сейчас коллективного не хватало!.. Как и алкогольной интоксикации. Делаю глоток, и мой взгляд падает на бутылку. Прячу её за мгновение до того, как на кухне появляется Ленка в вылинявшей, растянутой футболке, которая едва прикрывает её задницу, и босая. - Садись. Пей. – Ставлю перед ней кружку и удаляюсь. Пока набираю в таз воды, терзаюсь сомнениями – уж очень эта футболка знакома. Да моя это футболка!.. Понимаю, что от горячих ванн её только ещё больше развезёт, а если её не согреть, простыть может. Да, палка о двух концов!.. Со злостью опрокидываю пластиковую посудину. Обессилено присаживаюсь на бортик ванной. Откуда у нее моя футболка?! Откуда?.. О, носки! Нагрелись на полотенцесушителе. Да, откуда, откуда?! Сам забыл тут после того, как прожил в этом доме без малого неделю. И надо Ленке стало щеголять в ней сейчас?! - Ноги! – Бросаю на пол тапки и присаживаюсь перед Кулёминой на корточки. – Ноги, я сказал! – Шлепаю её по голени. Послушно позволяет надеть на её ледяные ступни носки. - Я не ребёнок. - Я вижу. Давай, пей, чтоб бронхит не схватить, не ребёнок!.. – Возвращаюсь к окну. Быть к ней ближе чревато. Больно прыткая стала. - Где коньяк? Там почти половина осталась. - Думаю, на сегодня тебе достаточно. - Я ни в одну морду! - Избавь от подробностей! – Присаживаюсь на край подоконника. Пью свой отвар шиповника. – Да?! А я думаю, Вы как раз таки за подробностями сюда пришли!.. Разве нет?! - Пей отвар. – И только не спрашивай, от чего он. Всё равно не скажу, что выворачивать тебя с него будет всю ночь. Зато кровь с желудком прочистятся, и дурь, надеюсь, из головы выйдет. - Вы с пьяной, да, со мной не хотите разговаривать? – Молчу. Лишь устало рассматриваю её. Вид какой-то зарёванный… От ветра, может?.. – Так я не пьяная. – Да сам вижу, что под градусом, но при памяти. Выдает её разве что едва уловимый запах. Хотя, может, это мне только на руку?.. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. - Ты где пропадала весь день? – Весь день был уверен, увижу – душу из мерзавки вытрясу, а на деле рядом с ней я мякиш мякишем. - Гуляла. – Равнодушно греет руки о кружку. Гуляла, значит? Ну-ну!.. А я, идиот, полицию и больницы обзваниваю, ещё бы полчаса и в ход пошли бы морги!.. Я с ума весь день схожу, а она гуляет!.. – А Вы что, весь день меня караулили? – Киваю. - Зачем? – Вот именно, зачем?! Тот ещё болван, видимо!.. - Что это было утром в кафе? – Давится, прокашливается, а затем, словно и дышать перестаёт. – Лена! – подхожу к столу и опираюсь об него кулаками. Кулёмина быстро находится, и теперь она - сама невозмутимость. - А Вы не догадываетесь? – Цинично щурит на меня глаза снизу вверх. - Слишком много версий. Хочу выслушать одну! – Нервно сжимаю её горло. - Твою. – Резко отшвыриваю девицу к стене. Она даже бровью не поведет!.. Бесит так, что аж скулы сводит! - Для начала Вы ответьте на мой вопрос. – Переводит дыхание и важно складывает руки на груди. Откуда столько наглости? – Почему это Вас так заботит? – Получи, фашист, гранату!.. Похоже, подоконник единственный островок безопасности в этой маленькой кухне. Залпом осушаю, оставленную на нём, кружку. Спинным мозгом ощущаю пристальный Ленкин взгляд. – Не знаете, Виктор Михайлович? А я знаю!.. – Выдерживает паузу. Торжествуешь? Типа спалила, да? Поздравляю!.. - Вас возмущает мой поцелуй, потому что это безрассудство. – Начинаю пыхтеть, как чайник. – Хотите знать, зачем я Вас поцеловала? Да, чтоб Вы поняли, насколько абсурдна ситуация в принципе!.. – Наглядный пример?.. Только и всего?! А я уж было… - Студентка и препод мило беседуют за столиком в кафе!.. – Брезгливо ухмыляется. - Это точно не про нас. Вы сами сказали, что совместное существование нам нужно пережить с минимальными потерями для обеих сторон. Так мой Вам совет – не выделяёте меня среди своих студентов!.. – Она уже кричит. Что будет дальше?.. - Когда-то давно Вы выделяли меня среди своих учеников – к добру это не привело. Так учитесь же на своих ошибках. Не приближайтесь ко мне. – Оглядываюсь, а её и след простыл. Спасаюсь бегством. - Не приближайтесь ко мне, - пульсирует в моей голове не только всю дорогу до Машкиного дома, но и всю бессонную ночь. Съезжаясь с Кристиной, некоторые коробки со своими вещами я сознательно перевёз к Машке. Так, коробка с наградами: кубки, медали, грамоты… Эту коробку можно и домой забрать. И не ради тщеславия, а дабы быть достойным примером сыну не только на словах – Владька всё просит показать, а под рукой и нет ничего. Так, а тут что у нас?.. Фотоальбомы: детский сад, школа, соревнования, армия, университет.. Школа. Если первые страницы последнего оформлены, как полагается, то дальше просто разложены Ленкины фотки. Ну, «Ранетки» тут ещё, конечно, педсостав, соревнования, праздники, субботники… Но в основном Ленка. На каждой фотке Ленка. Открытки от неё, подарки: брелки, кружки, записные книжки, шарф, который я ни разу не надевал… О, диск с фильмом о группе!.. У Рассказова увёл как-то. Щёлкаю пультом, телик приветливо рябит. Проигрыватель проглатывает диск, ещё мгновение, и я проваливаюсь на несколько лет назад... Перематываю к чертям первых четверых. Ленка!.. Родная моя девочка. Пётр Никонорович. В долгу я перед старым фантастом. Интересно, его внучка подскажет мне дорогу к его последнему пристанищу или в совершенно ином направлении пошлёт?.. Ленка… Её голос. Её улыбка. Её блестящие хитринкой, но полные печали глаза. Омуты… Как же хочется отвести в сторону её длинную чёлку и в полной мере в них окунуться. Поздно пить боржоми, товарищ куратор, поздно!.. Сбиваюсь со счёту, перематывая вновь и вновь на сюжет с Ленкой, на песни в её исполнении. Лети и ты узнаешь, я люблю тебя… Твоя любовь остаётся надеждой….Уйду, оставлю мир для тебя… Ммм… Ленка!.. С дивана пересаживаюсь на пол и раскладываю вокруг себя её фотографии. Красивая. Очень красивая… Моя. Могла бы быть. С досадой сминаю пару снимков и стискиваю зубы. Чёрт бы побрал эту Кулёмину, мне ещё кафель класть!..
Вика: 08. Селищев болеет. Вместо его пары провожу собрание. Идёт пятнадцатая минута, а её всё нет. Так, ладно, что у нас там дальше на повестке дня?.. Перелистываю страницу блокнота, внимание всей аудитории привлекает с треском хлопнувшая дверь. Гробовая тишина сохраняется. Уверенным шагом ко мне подходит Кулёмина. Заряжает мне смачную пощечину. Разворачивается и чуть ли не вразвалочку удаляется. А вот это уже похоже на дурной сон. Но минуты тают, а я почему-то не просыпаюсь…На смену всеобщему шоку воцаряется гул возмущения. - Штрафной пары не будет. За подтягивания у всех «зачёт», за контрольную, которую и половина из вас до сих пор не сдала, у всех «отлично». Кулёмина с перекладины не падала и сегодня на собрании не появлялась!.. – Перешёптывания. – Всем всё ясно?! – Тишина. – Вот и замечательно. Продолжаем… Все перемены напролёт пасу её то у туалета, то у чёрного входа, то у буфета, то у расписания… Без толку! Мне уже надо рвать когти в клуб, а у неё ещё две пары… И разобраться я должен именно сегодня!.. Не с лекции же её вытаскивать?.. Хотя… Но!.. Да плевал я! - Кулёмина, на выход! – Ленка напрягается. С надеждой смотрит на лектора. Он понимает её неверно. - Елена, Вас куратор вызывает. Не задерживайте людей… - С гордо поднятой головой она идёт ко мне словно на казнь. В спину ей летят злые усмешки. Закрываю за ней дверь и опираюсь о стену рядом с её лицом. Складывает руки на груди и отворачивается. Молчим. - Лен, нам поговорить надо. – Вздрагивает. Должно быть в шоке от того, насколько тих и спокоен мой голос. – Я много времени у тебя не отниму. - Валяйте! – По-прежнему удостоен лицезреть лишь её, прикрытый рваными прядками, профиль. - Что это утром было? Что ты, вообще, себе позволяешь?! – Готов ей в глотку вцепиться, но лишь крепко стискиваю зубы. - Что я себе позволяю?.. – Взгляд полный пренебрежения. Я ещё и крайний?! – Это, что Вы себе позволяете?! – Попытка бегства оказывается неудачной. Ловлю её у первого же окна. - Так, Кулёмина!.. – Начинаю заводиться. От греха подальше убираю руки в карманы. – Кончай паясничать! Ты ударила меня сегодня при всей группе - изволь объясниться!.. – Тишину коридора оглушает мой крик. Нервы ни к черту, когда она рядом. - А это была благодарность за чудесно проведённые выходные!.. – Облизывает губы и улыбается. – И в особенности за шикарную ночь в обнимку с «белым другом»!.. – Кажется, веко дёргается. - Тебе что, плохо было после моего ухода? - А то Вы сомневаетесь в своих знахарских способностях?! – Хмурю брови, словно не понимаю, о чём речь. – Ведьма доморощенная!.. – Складывает руки на груди и начинает изучать орнамент линолеума. Ну, конечно, когда как не сейчас?! – Опоил меня травами-отравами и доволен!.. - Коньяк, должно быть, так сказался. – Пожимаю плечами. - Ты бы это… не злоупотребляла. - Коньяк?! Да Вы!.. – Отталкивает меня со всей дури, что я аж равновесие на считанные секунды теряю. – Я Вам верила, я Вам доверяла, а Вы вздумали мне всю пищеварительную систему прочищать!.. Ненавижу. – Вновь отталкивает меня и бежит прочь по коридору. Вскоре нагоняю её и затаскиваю в пустую аудиторию. К стене прижимаю. - Я вздумал позаботиться о твоем здоровье, а в благодарность ты унизила меня перед всей группой!.. – цежу сквозь зубы, а перед глазами уже всё плывет. – Совесть на наглость променяла?! – Трясу её, как тряпичную куклу. - Катитесь Вы к черту с такой заботой! Всякий раз, когда мне нужна была Ваша забота, Ваша помощь, Ваша защита, я один на один грызлась со своей бедой! Вы придали огласке наше чувство, а затем трусливо сбежали, оставили меня одну в окружении своры шакалов!.. Гуцулов хороший. Степнов хороший. Их жаль, а Кулёмина – плохая: соблазняет мужиков направо и налево, веревки из взрослого мужика вьет, учителя под монастырь подводит, её уничтожить надо!.. Какого чёрта Вы обещали всегда быть рядом?.. – Уже бьет меня кулачками в грудь. Истерика чистой воды. Пожалуй, впервые её вот в таком состоянии вижу. – Какого чёрта, я вас спрашиваю?! – Вдыхает полной грудью воздух и сию же секунду захлёбывается слезами. – Где была Ваша забота, когда я отмывала со стен школы «Кулёмина – шлюха!»?! Где была Ваша забота, когда я одна выхаживала деда?! Где, чёрт возьми, Вы были со своей заботой тогда, когда были мне нужны?! Где, я вас спрашиваю?.. Так и сейчас катитесь к чёрту со своими проповедями! Я давно не ребёнок. Сама разберусь, как калечить, а как лечить своё собственное здоровье. Вам есть, о ком заботится. Со мной играть в няньки не стоит!.. Не приближайтесь ко мне, я Вас нена… - Больно сжимаю её подбородок и затыкаю ей рот поцелуем. Целую глубоко, жадно, грубо… Требовательно. Даже как-то по-хозяйски. Не то, что она меня в кафе: бережно и боязливо. Она прекращает рыдать и начинает постанывать, от чего в моих жилах кровь закипает. Лишь начав задыхаться, отпускаю её. Дышит как астматик, смотрит как полоумная. - Всё?! Успокоилась?.. – До чего же у Кулёминой рука-то тяжёлая. Аж зубы трещат. Моя щека полыхает от повторной встречи с её правой ладонью, а бесстыдницы уже и нет. Напоследок так дверью грохочет, что та с петель слетает. – Да, попьешь ты моей крови, Кулёмина, - признаюсь я уже пустоте. – Ой, попьешь!..
Вика: VII. Не спеши занести мое имя в список просто друзей. Из любви моей можно сделать ряд полезных вещей. К примеру, снится тебе дом и вокруг него трава, В траве алмаз - Это будет как то, что осталось в нас От тех нас. («Високосный год» - «Подожди») 09. - Так, все свободны. Кулёмина осталась! – Начинается!.. - Сейчас отжиматься за всех за нас будет! – Старосте ехидства не занимать. - Ага, на четвереньках!.. – Зло скалится Сидоров, самый подлый из сокурсников, и скрывается в мужской раздевалке. – Мужики, спорим, он отымеет её сейчас по полной?! - Одобряющий смех раздается из-за закрытой двери. - Прям на матах! Будет знать, как пакли распускать!.. - кто-то поддерживает его версию. - Нет, у них точно что-то есть. – Боюсь, ворвусь сейчас и накостыляю им там всем!.. - Да-да, я тогда был уверен, Михалыч на Кулемину декану настучит, а он на нас собак спускает! Меня помоями обливают. Нас!.. помоями обливают! А ты стоишь и делаешь вид, что ничего не слышишь?.. - Мне некогда штрафные круги бегать! – последние слова произношу настолько громко, насколько позволяют связки. - Это последняя пара. Куда торопишься? – Пытается поймать мой взгляд. - На работу. - На какую, к чертям, работу?! – Трясет меня за плечи. – У тебя больничный!.. - Две недели прошли. - Две недели?.. – шепчет едва слышно. Да, две недели игры в кошки-мышки. Две недели коротких перебежек. Две недели без столовой и буфета. Две недели курения в туалете в ущерб свежему воздуху на заднем дворе. Две недели его, оглушающих весь коридор, окриков: «Кулёмина!», и моих побегов от него. Две недели он пасёт меня после пар на выходе из корпуса, а я тем временем разрабатываю тысячу и один маршрут в обход куратора. Две недели я старательно избегаю его общества. Я не знаю, что для Степнова значат наши поцелуи, но для меня это проверка на прочность. И если за ними не маячит никакой перспективы, то хотелось бы обойтись без этой свистопляски. Хотелось бы?.. Да черта с два! Я боюсь оказаться с ним наедине. Близко. Да хоть в пустом коридоре без третьих лиц. Я не Виктора Михайловича боюсь. Я своей слабости перед ним боюсь. Боюсь, ещё один наш поцелуй, и тушите свет, товарищи!.. Боюсь его нахрапистости и своей безвольности. Боюсь, что с катушек слечу раньше, чем он отпустит меня из плена своих губ. Нельзя позволять себе растекаться перед ним лужицей. Нельзя. Вот самой веревки из него – это да, это дело. Только бы взять себя в руки и перестать бегать от него, как ошпаренный марафонец! Я что? Я ничего! Это он всё сам! Вот пусть он и избегает моего общества. Я молодая и свободная, это Степнов у нас связан по рукам и ногам. И уж если он со своими багажом из обязательств, долга и морали позволяет себе то, что позволяет, то, собственно, с какой стати я должна загонять себя в какие-то рамки?.. Вот с какой целью он меня преследует? Поговорить хочет? Все точки над i расставить? А я хочу? Хочу, но пока не готова. Что он мне может сказать? Извиняться за поцелуй собирается или читать мораль, что бить по фейсу старших не комильфо? И потом, пока не вынесен окончательный приговор, всегда есть место для надежды. Все мои надежды, к слову, он сам и взращивает. Так что, в случае чего, Виктор Михайлович, не смейте прикидываться, что Ваша хата с краю!.. Снять с себя ответственность в моих глазах у Вас вряд ли выйдет. Прогуливаться по коридору спокойно и непринужденно, без опаски быть зажатой в углу пустого кабинета, могу лишь в компании двух аспирантов. Прикольные парни, симпатичные и перспективные, на пару лет меня старше. Болтаем, шутим, флиртуем непринужденно. Подарки от них регулярно получаю: то шоколадка, то цветочки, то духи, то безделушки… Степнов старательно делает вид, что его это не задевает, но всякий раз, стоит мне улыбнуться приятелем чуть шире, позволить им обнять себя, рычит, словно альфа-самец в брачный период. Его злить – себе дороже. Хотя, это даже забавно, что уж скрывать!.. - Да, две недели прошли. Так что это… Некогда мне тут с Вами на матах… На работу надо. - Кулёмина, кончай паясничать! – Хватает меня за подбородок. Так, это мы уже проходили!.. Уверенно убираю его руку. - За эти слова они у меня ещё поплатятся! – Садится на скамейку. – Разговор у меня к тебе. – Присаживаюсь рядом. На считанные секунды наши, расставленные широко, колени соприкасаются. – Поговорим. Потом отвезу тебя на работу. – На метро быстрее, но с ним интереснее. Хотя, к черту!.. – Значит так, я дело тут твоё читал… Да, в принципе, об этом весь пед. состав гудит. – Напрягаюсь. Он, похоже, замечает это. – Первые четыре года обучения ты с блеском выигрывала все первенства по легкой атлетике среди студентов спортивных ВУЗов. Я как тренер должен заявить о себе на этих престижных соревнованиях. Ты нужна мне в команде. - Ну, я могу и отказаться. – Закидываю ногу на ногу и, словно невзначай, носком кроссовка скольжу по его ноге. – Это же добровольный выбор студента. - Лена, пожалуйста. – Что, пожалуйста? Согласиться на соревнования, или перестать мучить тебя и убрать ногу? – И потом, я не должен тебе говорить, но и соревнования, и ГОСы в апреле. Комиссия всегда лояльна к участникам первенства. – Ну, конечно, в ход идёт шантаж! - Лояльность госкомиссии – это, безусловно, замечательно. Ну, а лояльность тренера – просто чудесно. - Сижу уже вполоборота к нему, наши колени тесно прижаты друг к другу. – Я бы могла подумать над вашим предложением… - Кладу ладонь на его колено и чуть скольжу пальцами по внутренней стороне его бедра. Ловлю его обезумивший взгляд в глубине собственного декольте. Да, в зале душно, молния кофты застегнута не полностью. Теперь и ты знаешь, какого цвета на мне белье. - Если бы Вы отважились скрасить мой досуг… - Резко вскакивает и, потирая шею, спешит к скамейкам вдоль противоположенной стены. - Кулёмина, что ты себе позволяешь? Вздумала меня, взрослого мужика, тренера, преподавателя, куратора, соблазнять? – Он меня тискает по углам, а я, значит, соблазняю? Ему можно целовать меня, когда приспичит, а я крайняя, да? – Ещё одна подобная выходка, и ты у меня с треском вылетишь из универа! Не посмотрю, что курс последний, не пожалею!.. – Даже не пытаюсь скрыть свой саркастический смех. - Вот не зря народная молва гласит, что на воре и шапка горит!.. – Ухмыляюсь, а он, демонстрируя напускное равнодушие, встаёт и начинает чеканить мяч. – Я лишь надеюсь, что мой очередной больничный совпадёт по времени с новогодними праздниками. – Мяч перестаёт слушаться тренера. Встаю и подхватываю спортивный снаряд, отправляю его в кольцо. – Всё остальное Вы сами придумали. – Он переводит дыхание и пасует мне. Так ненавязчиво завязывается игра. - Будет тебе откос от работы на десять дней. – Обманный манёвр, и я вновь отправляю мяч в корзину. – Ну, так что, блеснешь напоследок? - Плевала я с высокой колокольни на результаты этих соревнований, но… - Уводит мяч от меня. - Но я Вас скорее опозорю, чем прославлю. - Не понял. – Забрасывает гол и оглядывается на меня. Абсолютно растерян. - Я последние года два, мало того, что толком не тренируюсь, так ещё курю и чёрти чем занимаюсь… - Присаживаюсь на скамейку, перевязываю расслабившийся шнурок. – А ещё спина. - Что, спина? – Опять рядом сидит. Чувствую его жар, слышу его дыхание и стук сердца. Его близость одновременно и наслаждение, и испытание для меня. - Надорвала я спину, когда деда ворочала. – Стряхиваю со штанов невидимые соринки, тем самым пытаюсь осушить излишне влажные ладони. - Думаю, при разумном подходе пять месяцев достаточно для восстановления твоей спортивной формы. Во-первых, сию же минуту ты начинаешь вести здоровый образ жизни. – Ну-ну, бегу и спотыкаюсь!.. - Во-вторых, сегодня же я разрабатываю план индивидуальных тренировок для тебя. – Индивидуальные тренировки? Только мы вдвоём?! Звучит заманчиво. - Ну, и, в-третьих, на счёт твоей спины я поговорю с Машкой. Уверен, она посоветует нам отличного массажиста. – Возвращается в центр зала и вновь призывно чеканить мяч. Не могу я ни собой управлять, ни эмоциями своими, когда он вот такой... Словно на много лет назад возвращаюсь, и мне уже нет дела ни до обид, ни до боли, ни до мести. - Машка?.. – Увожу от него мяч. – Это Мария Михайловна что ли? – Кивает, а я тем временем отправляю мяч в корзину. – Она сестра Ваша? – Снова кивает. – Вы очень похожи. А фамилия у неё другая… - Мяч снова в его власти. - Она замужем была. Правда, неудачно. После развода на фамилии бывшего мужа осталась. - Удобно это... – Забивает трёхочковый. - Что, удобно? – Настороженно оглядывается на меня. - Ну, для Вас это удобно, когда сестра - медик, а у неё ещё и фамилия другая. - Да я только с тобой и оценил все плюсы своего положения. Вьешь из меня верёвки!.. – Смеемся. – Ну что, собирайся, да увезу тебя на работу!.. – Убирает мяч на место. - Ни к чему это. Разговоры вон уже ходят. Так что Вы это… Не приближайтесь ко мне. Ну, помимо тренировок. – Мне показалось, или он действительно не желает со мной расставаться?..
Вика: 10. Привычно стою на подоконнике туалета, смолю в форточку. Окна заклеены на зиму. Каждый раз отрываю бумагу, и каждый раз её кто-то подклеивает. За окном неспешно падают снежинки. Пульс медленно приходит в норму. Вот уже вторую неделю каждый день после пар я провожу в компании куратора часа полтора-два. Наедине со Степновым в замкнутом пространстве – каторга просто. А как он смотрит на меня!.. Сколько в его глазах нежности, обожания… Сколько, чёрт возьми, в его глазах желания!.. А Как порой он невесомо, словно невзначай, касается меня… А как он мягко, бережно и зачастую излишне долго разминает мои колени и голеностопы. Каторга… Каждое утро бегаю в, некогда Нашем, парке. Дважды в неделю посещаю бассейн в его клубе. И не то, чтобы тренер меня загоняет, но давление рядом с ним скачет. Медленная глубокая затяжка. Приятное покалывание изнутри. Уже и не помню, когда последний раз покупала сигареты. Поначалу сократила курение до трёх раз в день: на завтрак, обед и ужин, а вот теперь обхожусь одной… По окончанию тренировки. - Вот ты где! – От крика Степнова теряю равновесие и едва удерживаюсь за ручку окна. – Куришь, всё-таки!.. - Как же он зол. - Что Вы здесь делаете?! – Выкидываю сигарету, но закрывать окно не спишу. Холодный ветер в затылок хоть как-то меня отрезвляет. - Тебя ищу. - Что. Вы. Здесь. Делаете? – чеканю чуть ли не по слогам, а он смотрит на меня как на непроходимую тупицу. – Это женский туалет. Что Вы здесь делаете? - Я кому-то мешаю? – Отрицательно мотаю головой. – Маша позвонила, у массажиста время освободилось - пациент один слёг с бронхитом, займешь его время. Так что, поехали. Смены же нет у тебя сегодня? – Отрицательно мотаю головой. - Я дорогу знаю, и с Марией Михайловной мы лично знакомы. Так что, я могу и на метро!.. – Без слов перекидывает меня через плечо и выносит из помещения. Ну, он что, не понимает разве, что подобные выкрутасы чреваты? Только-только сплетни начали утихать, а он туда же!..– Сейчас, конечно, пара, но всё равно нас могут увидеть. Опять разговоры пойдут. Виктор Михайлович, зачем Вам это?.. - Не ссы, Кулёмина, прорвёмся!.. – Шлёпает меня по заднице. Я могу же и отомстить – вот только случай представится, и обязательно!.. – О, Петрова, чтоб её!.. Не прорвёмся. – Ставит меня на ноги и отпрыгивает на пионерское расстояние. – Жду тебя в машине. – Щелкает по носу и удаляется на спринтерской скорости. Минуты три наблюдаю из-за укрытия, как он любезничает с методистом. Какой же он смешной, когда старается понравиться, снизить бдительность… - Здравствуйте, Надежда Ивановна. – Прохожу мимо самой злющей тетки факультета следом за куратором. - Кулёмина, из-за тебя одной библиотекари мне всю плешь проели! Когда методички сдашь? – Смотрит на меня так, словно у неё не линзы в очках, а рентгеновские лучи. - Они мне ещё нужны. - Зайди в библиотеку и продли. – Киваю и иду дальше. – Кулёмина, забыла где библиотека? - Я завтра зайду, а сейчас я очень спешу. – Сжимает губы в тонкую линию. – Меня ждут. - Уж не Степнов ли тебя ждёт? – Чувствую себя тушканчиком перед удавом. - А вот это точно не Ваше дело. Всего доброго. Злая, как тысяча чертей, выхожу на улицу. Хочется курить. Хотя нет… Ринг бы сейчас был гораздо результативнее. Так и чешутся кулаки, морду кому-нибудь начистить!.. Вот какого она лезет ни в своё дело?! - Кулёмина! – Выпрыгивает тренер из автомобиля, как чёрт из табакерки. – Особого приглашения ждешь? - У Вас, что, дел других нет, кроме как со мной по больницам таскаться?! – Останавливаюсь, но ближе не подхожу. - План такой: сдаю тебя с рук на руки Марье Михайловне, после забираю Владика из сада, и весь вечер мы с ним коротаем в клубе. – Тарабанит пальцами по дверце. – Тебя всё устраивает? – Знаешь же, что нет. - Сейчас пробки. Я на метро быстрее доберусь. - У нас времени достаточно. Садись. – Обходит автомобиль и открывает для меня дверцу. Обреченно усаживаюсь и послушно пристегиваюсь. Он, не скрывая довольной улыбки, захлопывает дверцу. В салоне тепло. - В банк заедем. Родители должны были перевод сделать. – Включает негромко радио. - Заедем. А если перевода нет, я оплачиваю лечение. И это не обсуждается. – Выруливает на шоссе. - Но!.. - Кто тут главный? - Вы – начальник. Я – дурак. – Смеюсь. - Ага, как-то так… Напряжение спадает и, кажется, что даже злость на Ивановну проходит. По крайней мере, её осуждение утрачивает былую значимость. Главное, он рядом. Дышим одним воздухом, смотрим в одно зеркало, подпеваем одной и той же песне… Хорошо. Встаём в пробку. Моё внимание привлекает тренер. Он ритмично постукивает указательным пальцем по рулю. Вены на его руках проступают порядком отчётливее, чем обычно. Дыхание рваное. И за чем это он наблюдает?.. - Вот наглецы! – Присвистываю. В соседнем авто парочка целуется чуть ли никак в фильмах для взрослых. – Совсем обнаглели!.. – Оглядывается на меня. Ни чем не прикрытое безумие в его глазах. – Да, Виктор Михайлович? - Улыбаюсь и подмигиваю. По привычке облизываю губы. И только по его громкому протяжному выдоху понимаю, насколько это опасный манёвр в закрытом и тесном пространстве. – Виктор Михайлович, Вам нехорошо?! Может, окно открыть? Душно, да?.. – Наши пальцы соприкасаются близ панели управления. Выключает печку. Немного открываю окно с его стороны. – А в моём «телевизоре» канал «Дискавери»! – Опираясь ладонью об моё колено, приближается к боковому стеклу. – Правда, милый пёс? – Смеется в ответ на озорные потявкивания щенка золотистого рейтривера. Заигрывает с ним, гримасничает. Его дыхание, его запах, его тепло… Сердце заходится в нездоровом ритме. До боли в пальцах сжимаю ключи в кармане, сдерживая своё желание к нему прикоснуться. Полной грудью вдыхаю запах его одеколона вперемежку с его собственным запахом. Пьянею… Его чётко очерченные, красивые губы… Горячие, настойчивые, требовательные… Вспоминаю наш последний поцелуй. Витя… Ты нужен мне. Иначе, свихнусь. - … на тебя похож! - Кто на кого похож? - Щенок, говорю, на тебя похож: такой же блондинистый и наглый!.. – Увлекаюсь разглядыванием морщинок вокруг его живых глаз и не успеваю опустить едкий комментарий. Рядом с ним всё чаще становлюсь похожа на саму себя настоящую. – О, едем-едем-едем!.. - Я бы давно была на месте. - Не ворчи. Сейчас на перекрёстке завернём и объедем. – Подмигивает. – Нормально всё будет, я отвечаю!.. - Нормально всё будет, я отвечаю!.. – Эти же слова он произносит, когда выясняется, что перевода нет, и когда оставляет меня в кабинете наедине с массажистом – незнакомым мужиком каких-то немыслимых размеров. Правда, к концу сеанса мы с Тимофеем Анатольевичем уже почти друзья. Справедливый, прикольный, мудрый, приятный, лёгкий в общении и очень добрый мужик он оказывается. Лет на пятнадцать меня старше, и в разговоре со мной в шутку называет себя «дядя Фей». Степнов старше меня на тринадцать лет, но он, Слава Богу, так остро на эту разницу не указывает. Надеюсь, он сам её замечать не хочет. Сквозь боль в спине мне всё же удаётся провалиться в собственные мысли. Эта моя реакция на близость Степнова, что это?.. Версия, что это здоровая реакция молодой самки на привлекательного вожака стаи, меня устраивает лишь отчасти. Всё моё естество требует его. Твердит мне, что я Его только женщина, а он – мой мужчина. Мой?! Как же, как же… Стискиваю зубы, терпя боль, и вместо пальцев доктора представляю сильные пальцы тренера. То на руках меня таскает, то по углам меня тискает, то задницу мою лапает. Если ему этого достаточно, то я нуждаюсь в гораздо большем. Я хочу его. Хочу, как хотят единожды в жизни. Хочу ощущать его желание внутри себя. Хочу слышать его голос, его дыхание, его запах… Хочу греться его только теплом. Хочу смеяться при всех, а плакать только при Вите. Хочу говорить ему: Ви-тя… Доверять ему одному только хочу. Как раньше, доверять. Хочу, чтоб он думать при мне вслух начал. Хочу песни свои ему спеть, стихи почитать. Никому же не показывала ни разу ничего своего. Ну, из последнего – того, что навеяло его возвращение в мою жизнь… Так пишу порой украдкой – возможно, и покажу ему при случае. Говорить с ним хочу. Душу чтоб он свою мне открыл, а я ему свою, да и себе самой заодно. Хочу рядом с ним свою жизнь без него забыть. Хочу за руку с ним по улице ходить. Хочу наблюдать, как Витя стареет. И, уж если с кем-то жить, то только со Степновым. И пусть даже на вторых ролях. Но с Ним! С Моим Витей! Всегда с ним. Я не надеюсь на любовь. Не смею… Но я хочу быть для него нужной, необходимой… родной. Хочу, чтоб Витя нуждался в нас не меньше моего, стал бы от меня, от нашей близости, от наших встреч зависим. Право на всё это мне даст наша близость. Одна близость перевернёт весь привычный устой. Весь зачерствевший уклад рухнет. Это должно случиться до Нового Года. Боль резко усиливается. Я взвизгиваю и тут же одёргиваю саму себя… Ну, Кулёмина, ты на глазах наглеешь, конечно!.. Секс со Степновым. Как придумаешь!.. Хочешь – перехочешь! Даже если и выгорит, дальше-то что?! Дальше?.. Дальше как покатит. А у нас ещё Как покатит!.. И выгореть оно обязательно выгорит. И потом, дело того стоит. Я хочу быть для него всем. Он сам хочет этого не меньше моего. Я же вижу!..
Вика: Девочки, всех с 8 марта! Всем красоты, очарования, любви и солнечного настроения! 11. Методом проб и ошибок к началу декабря выясняю, что после индивидуальных тренировок со Степновым времени до смены остаётся немного – заезжать домой смысла нет. Принимаю душ в универе. Облачаюсь в белоснежную форменную рубашку и чёрные джинсы. Мда-а-а, бельё просвечивает… Ну да ладно, на работе жилетку надену. С чуть влажными волосами и в сменных кроссовках направляюсь в столовку. Надеюсь, найду там хоть что-то съестное. Котлета на пару и винегрет. Окидываю взглядом зал. Наш куратор обедает в гордом одиночестве. С радостью составляю ему компанию!.. - Приятного аппетита, Виктор Михайлович! – Присаживаюсь напротив, и он перестаёт есть. - А не рано ты обедать собралась? – Переводит придирчивый взгляд с моей тарелки на настенные часы. - У меня смена сегодня. – Уже и в глаза мне не смотришь? - Потом только после часа ночи смогу поесть. - Ну, раз так, то жуй, давай. – Переводит дыхание, сжимает вилку, его зрачки расширяются… И меня озаряет!.. Ну теперь-то понимаю, на чём сосредоточено его внимание. – Ну, а вообще ты должна стараться соблюдать перерыв в два часа между приёмами пищи и тренировками. - Между приёмами пищи и физическими нагрузками, - поправляю я его. - Не понял. – Откладывает кусок хлеба на салфетку. - Ну, помимо занятий спортом существуют и иные виды физических нагрузок, которые тренируют мышцы человеческого организма не меньше, чем стандартный комплекс, а истощают порой и больше. - На что это ты намекаешь? – Старается выглядеть строгим и неприступным. - Я никогда не намекаю. Я всегда прямо говорю. – Расстегиваю две верхние пуговицы. – Душно тут. – Провожу пальцами между воротником и шеей. Он громко сглатывает, а затем шумно выдыхает. – Я забыла взять попить. Можно, Вашего компота? - Я не трогал ещё. Забирай себе. - С каких это пор, Виктор Михайлович, Вы брезгуйте есть из одной посуды со мной? – Скольжу указательным пальцем по ободку граненого стакана. Фу, как же это пошло!.. Но результат превыше всего – на Степнова, как на любого другого мужика, действует стандартный комплекс приёмов обольщения безотказно. Никогда не унижаюсь ради привлечения мужского внимания, но в данном случае всё иначе – ставки высоки. - Не брезгую. Пей. – Делаю глоток и расстегиваю ещё парочку мелких пуговиц. - Жарко тут. – Облокачиваюсь о стол, как бы невольно демонстрируя при этом красоту собственного декольте. Он старательно отводит глаза: студенты, окна, лампы… Распятье на моей цепочке. Освободив левую ногу от обуви, едва прикасаюсь пальцами к его ноге. Вижу, он сомневается, не показалось ли ему. Начинаем есть. Периодически прикасаюсь к нему. Он всё ещё держит лицо. Беседуем о погоде, о киноновинках, немного о моей спине и ещё меньше о его бизнесе. Очередное моё прикосновение, и он давится. - Виктор Михайлович, с Вами всё в порядке? – Протягиваю ему стакан. – Попейте. И вообще, кто меня учил, что за едой спешить нельзя? Разговор далее не клеится. Неспешно едим, и он при этом меня разглядывает. Разглядывает с нескрываемым вожделением: лицо, губы, шея… Утопающие между шеей и воротником, волосы, крестик… Мой взгляд падает на его руки. Одной рукой он сжимает скатерть, другой – вилку. Да, впечатляет тренера то, как я медленно глажу его лодыжку своей ногой. Он уже пыхтит, как самовар. Оглядывается по сторонам – боится, не наблюдает ли кто за нами. Скатерть до самого пола, так что без палева!.. Ну, правда, его лицо выдаёт нас с потрохами. Видел бы он себя!.. Хотя сама вряд ли выгляжу намного лучше - щёки пылают. - Кулёмина, ты что вытворяешь? – хрипит осипшим голосом. Как мало человеку надо!.. - Я?! Я обедаю. – Сама толком разобрать не могу, кто из нас сильней трясётся. Но как же, чёрт возьми, мне нравится дразнить его, распылять в нём первобытный огонь… И понимать, что это он Так на Меня реагирует. - Лена! – Скрипит зубами, словно разъяренный зверь, и ещё крепче сжимает вилку. – Ты, видимо, не в курсе, что спички детям не игрушка! - Во-первых, я давно не ребёнок. – Мои движения становятся более настойчивыми, и я завожусь не меньше Степнова. - А, во-вторых? – Вы посмотрите, каково самообладание!.. - Во-вторых, Виктор Михайлович, Вам по душе мои игры. – Провожу по внутренней стороне его бедра от колена и выше… - И не спорьте. – Он набирает полную грудь воздуха. И я продолжаю с ещё большей уверенностью… - Кулёмина, что ты себе позволяешь? – взрывается он напускным гневом. - Прекрати немедленно! - Виктор Михайлович, Вам очень нравится то, что я сейчас делаю. А мне нравится доставлять Вам удовольствие. - Несколько грамотных движений, и я уже чувствую не только жар, но и значительно нарастающее напряжение. Невольно расплываюсь в широкой улыбке, на выдохе с моих уст слетает восторг. - Лена, держи себя в руках! – Пополам сжимает алюминиевую вилку. - Я. Не умею. Как Вы. Вилки. Гнуть. - Ещё. Одна. Твоя. Эмоция. – То сжимает край стола двумя руками, то тарабанит по его поверхности пальцами. – И все. Всё. Поймут. – Смотрит на мой крестик и облизывается. – Лена, отпусти меня. Пожалуйста. - Вас никто не держит. – Опираюсь ступней о его стул, но к нему не прикасаюсь. – Просто Вам нравится. - Трясущимися руками берёт со спинки соседнего стула свой пиджак и вешает его на согнутую в локте руку. Медленно встаёт. Убираю ногу. - Посуду мою уберешь. – Хрипит не своим голосом и сбегает, стыдливо прикрываясь пиджаком. Господи, как тошно-то!.. Никогда никому себя не предлагала и впредь не буду. Я либо соглашаюсь, либо отбиваюсь в ответ на мужское внимание. Со Степновым же всё иначе. Унижения не избежать. О присущей мне гордости и говорить нечего – всякий раз рядом с Витей посылаю её в далекие края. Страшно подумать, реши он меня пристыдить!.. Я, должно быть, сдамся сию же секунду! Ну, или вконец оборзею… Нельзя! Нельзя мне думать о таких вещах как: стыд, совесть, гордость, мораль… Нельзя! Не на этот раз. На этот раз ставки слишком высоки. На этот раз я не жертва, а охотник. На этот раз игра в поддавки не прокатит. На этот раз я действую за двоих. Да, за двоих… То, что желание Хотя бы физического сближения взаимно – факт очевидный. Но очевидно ещё и то, что до мерзости всегда и во всём правильный Степнов на первый шаг не отважится. Он из последних сил будет скрываться за масками образцово-порядочного семьянина, примерного педагога, хорошего друга, да и просто упрямого мужика. Ему так легче, проще, привычнее и сподручнее. Витя если и жаждет каких-то перемен в своей жизни, в наших отношениях, то уж наверняка опасается их. Он боится выхода ситуации из-под собственного единоличного контроля, оттого и самого себя под ногтем держит. Да, он мужик волевой, упёртый, своенравный - к нему на пьяной козе не подъедешь, и да – он и пальцем не пошевелит ради нашего сближения, хотя жаждет этого не меньше моего!.. Но я… Я весь мир вверх дном переверну, лишь бы познать его. И я познаю, чего бы это всем нам ни стоило. Спасибо музе за колоссальную поддержку! Спасибо всем за "спасибо"! Всех жду по прежнему адресу!
Вика: В данной главе использовано стихотворение Роберта Рождественского VIII. И смотрел я в небо звездное долго, И назавтра был больной целый день я. Я искал ее, да только без толку, То ли девочку, а то ли виденье. Я живу теперь и тихо, и складно, Но под вечер, обходя заведенья, Я ищу в толпе глаза ее жадно, То ли девочки, а то ли виденья. Ты похожа на нее, как сестрица, Но, конечно, не она, к сожалению, А я пойду домой и пусть мне приснится То ли девочка, а то ли виденье. (Максим Леонидов – Девочка-видение) 12. Меня трясет так, что аж руль не слушается!.. Телефон. Кристина. - Да. – Её мягкий, приглушенный, монотонный голос немного меня успокаивает. Приезжает сегодня. На три дня раньше запланированного. Через сорок минут будет на Казанском вокзале. – Конечно, встречу, дорогая. Не беспокойся. – Только бы вытерпеть!.. – Я тоже скучаю. – Резко перестраиваюсь в крайний левый ряд и разворачиваюсь. Минут десять езды и встаю в пробку. Отправляю Машке сообщение. Прошу забрать Владика к себе с ночевкой. «Кристине привет» - в ответ от неё. Обожаю свою сестру. Движение восстанавливается. «Или Лене?». Резко бью по тормозам. Чудом в меня никто не врезается. Дожили, даже Машка уже что-то подозревает! Да что она может подозревать?! Нет же ничего!.. Господи, да что это такое-то творится с моей жизнью?! К чертям всё катится!.. Сигналят, матерят, посылают по матери… Мокрая ладонь скользит по рукоятке ключа. Машину завожу лишь с третьей попытки. Как там советует Малахова восстанавливать душевное равновесие? Вслух воспроизводить классические стихи. - Человеку надо мало: чтоб искал и находил. Чтоб имелись для начала Друг - один и враг - один... Человеку надо мало: чтоб тропинка вдаль вела. Чтоб жила на свете мама. Сколько нужно ей - жила… Человеку надо мало: после грома - тишину. Голубой клочок тумана. Жизнь - одну. И смерть - одну. Утром свежую газету - с Человечеством родство. И всего одну планету: Землю! Только и всего. И - межзвездную дорогу да мечту о скоростях. Это, в сущности,- немного. Это, в общем-то,- пустяк. Невеликая награда. Невысокий пьедестал. Человеку мало надо. Лишь бы дома кто-то ждал. Лишь бы дома кто-то ждал!.. И к чертям эту Кулёмину! По скользкому перрону бегу до двенадцатого вагона. Ещё бы немного и, точно, чертовщина!.. Хватаю из тамбура огромный чемодан, а следом ко мне в объятия прыгает и моя законная жена. Лезет с поцелуем. Отворачиваюсь. - Вить, я так скучаю! - Машина моя в неположенном месте стоит. – Хватаю её за руку. – Бежим быстрее!.. Я тороплюсь, она не понимает в чём дело. Удивляется, когда я проезжаю мимо поворота, ведущего к садику. Сообщаю о том, что Владик сегодня ночует у Машки. Улыбается. На подъезде к дому начинает гладить моё колено и томным голосом шептать маловразумительный бред. Знала бы она, насколько это лишнее!.. Ленка. Эх… Ленка-Ленка-Ленка… Зачем ей это? Торопливо врываемся в квартиру. Срываю с жены длинную пушистую шубу, рядом падает моё пальто. Сбрасываю ботинки и резко усаживаю свою благоверную на тумбочку. Избавляюсь от пиджака, затем снимаю с неё высокие сапоги, колготки, бельё. Её пальцы уже блуждают под полами расстегнутой сорочки, путаются в завитках на моей, горящей не здоровым жаром, груди. Запускаю руки под её подол. Чертовски узкое платье. Подхватываю Кристину на руки, отношу её в спальню. Ставлю на пол. Её руки на моих плечах. Тянется за поцелуем. Резко поворачиваю её к себе спиной и в секунду растягиваю молнию во всю длину платья. Толкаю её на кровать. Теряет равновесие и падает на колени. Нельзя так с родной женой, но по-другому я сейчас не могу… Выплёскиваю на супругу не только своё неуёмное желание, но и страсть, и гнев, которые предназначаются другой. Кулёмина-Кулёмина... Надо же было Так меня довести!.. Чертовка! Как же я зол!.. Зол на Лену, на самого себя. Зол на Кристину, что она – это не Лена. Зол на судьбу, что моя жена Кристина, а не Кулёмина. Да какая к чертям разница, Кристина или любая другая?! По большому-то счёту, плевать, кто. Не она. Лена не моя жена, не моя женщина, не моя… Она сама послала меня шесть лет назад. Доходчиво так, главное, послала, что я сразу и уяснил - не светит мне. Так какого чёрта-то эта мерзавка лезет в мою жизнь сейчас, когда я только-только начинаю привыкать к жизни не то, что без неё, без нас, а, более того, без какой-либо надежды, что какое-то «Мы» будет в принципе?! Прогнала меня, словно пакостного пса со двора, а сейчас травит. Травит, словно краюхой хлеба сопливого беспризорника. Ну чего в ней есть такого, чего нет в Кристине? Хм, смешно вспоминать, но при первой встрече я принял будущую жену за Кулёмину – всё-таки она очень на неё похожа: тот же стройный стан, спортивная, подтянутая фигура, длинные, красивые ноги, светлые волосы... Кристина слишком похожа на Лену, но не она. Не. Она. Если откровенно, то на вкус рядового мужика Кристина даже краше Ленки. Миловиднее что ли. Аристократические черты её лица отвечают строгим принципам классической красоты. На объективный взгляд преимущество за Кристиной. Но то на объективный, а не на мой… Чёртова Кулёмина!.. Каждую вторую минуту ловлю себя на мысли, что на месте жены хочу видеть, чувствовать, ощущать её. Лена… Степнов, соберись, ты же не тряпка!.. Ни одна женщина не будет вытирать об тебя ноги, вить из тебя верёвки, держать тебя на коротком поводке. Ни одна продажная девица не в силах сломить твою силу воли. Ты не разменяешь свою благополучную, гармоничную семью на грязные связи с Кулёминой. Нет! Кулёмина уже не та девчонка, которую ты любил когда-то, и ты не станешь мараться об неё. Если бы она только повзрослела!.. Если бы она только расцвела и повзрослела!.. Если бы она только перестала быть ребёнком!.. Если бы она только стала взрослой женщиной. Но нет. Не только. Она пала. Низко пала. Она сама предлагает себя мужику!.. Я не стану очередной победой в её послужном списке, не на того напала. Только бы выстоять, Господи, только бы выстоять!.. Сколько лет вместе, а всё ещё позвоночник скребёт дурная привычка Кристины слащаво смеяться во время самого священного таинства между мужем и женой. Меня в принципе раздражает её смех, её голос, её запах… Когда же уже привыкну-то?! Стоит прикрыть глаза, и воспаленное воображение рисует Кулёмину. Её голос, надменные усмешки с легкой хрипотцой, так заводящие меня, её запах – запах табака, высокосортного кофе, элитного парфюма и Её запах!.. Запах её волос, запах её кожи… Её запах. Её губы… Наглые ласки её языка. Её провокационные прикосновения. И это лишь верхушка айсберга. Что скрыто там, под толщей воды? Что ждёт меня, поддайся я общим желаниям? Что хочет она от меня, от отношений со мной? Что руководит ею? Сквозь пелену возбуждения слышу голос жены. Отрезвляет. Кровать не на шутку расшатывается. Завтра нужно будет болты подтянуть. Не могу остановиться… Похоже, у меня начинается кислородное голодание. Смотрю на Кристину, вижу Лену. Мерцает перед глазами. Всё равно, что телевизор рябит. И такая боль, когда мираж пропадает!.. Ужасно злит. За вечер не единожды удаётся удовлетворить жену. Ну, или скорее, самого себя. Я, словно баба, сорвавшаяся со строгой диеты, в кондитерской, сытости не понимаю. И надо было так Кулёминой завести меня?! Кристина в шоке. Не узнает меня. - Ты ещё ни разу не встречал меня Так с гастролей. – Покрывает легкими поцелуями мою грудь, шею, щеку, уголок губ… Только сейчас понимаю, что так и не поцеловал её в губы. Не могу. Не хочу. Боюсь, Ленкой назову. До сих пор на языке вкус Кулёминой. Прижимаю голову жены к своему, заходящемуся в бешеном ритме, сердцу и целую её белобрысую макушку. – За шесть лет ни разу ты ещё не был настолько страстным… - Я очень соскучился, дорогая. – Укрываю нас одеялом. – А теперь, спать. И вновь я стою посреди её кухни. В ночном, лишенным каких либо штор, окне вижу собственное отражение. На мне только джинсы. Я зол и угрюм. Я обессилен. Вскоре ко мне подходит она. Её изумрудные глаза блестят в ночном небе, словно звёздочки далёких галактик. Прижимается ко мне всем телом. Из одежды на ней, похоже, только моя футболка. Её фигура повторяет изгибы моей. Её кожа ложится вторым слоем поверх моей. Ласкает мои плечи и мою спину пальцами, губами, языком… От чего моя кожа вмиг превращается в металлический панцирь и словно мала мне становится – того и гляди, по швам треснет!.. Её губы порхают по моим лопаткам. Обнимая меня со спины, ласкает мою грудь своими чувственными пальчиками. Мучительно медленно спускается ниже… Она расстегивает ширинку моих джинс и запускает свои руки под белье, одаривает меня порцией отменных ласк. Тем временем её чувственные губы продолжают скользить по моей спине, шёлк её волос лишь добавляет огня. Мои руки весят, как плети, а её пальцы с ещё большей настойчивостью ласкают меня. Она чуть слышно постанывает, а я лишь сильнее сжимаю зубы. Её пальцы неспешно скользят по моей груди, торсу… Накрывает ладошками мою грудь, на цыпочках чуть тянется вверх, чувственным языком обрисовывает моё ухо, чуть прихватывает зубами мочку… «Ты любишь меня, - шепчет она. – Ты хочешь меня. Я нужна тебе. Я одна тебе нужна. Только я»… Хорошо, Господи, как же мне хорошо!.. Разве бывает настолько хорошо в этом грешном мире, Господи?.. Подпрыгиваю в кровати от звонка будильника. А мне и действительно, чёрт возьми, хорошо!.. За окном ещё темно. Судя по звуку льющейся воды, моя супруга принимает водные процедуры. Да, то, чтобыло накануне, жена будет мне ещё долго припоминать. Интересно, психиатры это лечат?.. Но ничего, сессия, потом новогодние каникулы, затем месяц самоподготовки и практика длинною в два месяца, потом госы, потом защита… Наши встречи сойдут на нет, и мы оба успокоимся. Чёрт, я же готовлю её к соревнованиям! Как, как на неё смотреть, дышать с ней одним на двоих воздухом?! Чёрт!.. Слышу тяжёлые шаги. У Крис модельная фигура, а она так шумно ходит, словно пятками гвозди в пол вбивает!.. Утыкаюсь мордой в подушку. До упора буду притворяться спящим. - Витюш!.. – О, Боже!.. – Просыпайся, мой ласковый и нежный зверь!.. Иначе, на работу опоздаешь… - Снова её мерзкий смех. – Ну, просыпайся же, шалун!.. – Пробегается по моей спине острыми ноготками. – Нашалился вдоволь, теперь и встать не можешь? Просыпайся!.. – Что за паршивая манера тянуть слова? – Завезешь меня в мой любимый круглосуточный спа. – Надеюсь, она свою машину из сервиса сегодня же заберет. - Я уже на полвосьмого записалась. Перед появлением в театре мне нужно хоть немного привести себя в порядок. Ну, вставай же уже! Ну, что ты как маленький?! – Лезет со своими поцелуями, не понятно, зачем только!.. – Пока ты будешь плескаться в ванной, приготовлю для тебя чемпионский завтрак!.. – Завтрак настоящих чемпионов – это наш с Леной завтрак. Один на двоих. Таких было порядка десятка, но уже ни один не повторится… Прогоняю прочь навязчивые, словно мухи, воспоминания и следую совету жены – отправляюсь в ванную. В какой-то момент кажется, что всё как всегда. Всё привычно и стандартно. Свежим и со свежими мыслями выхожу в прихожку. Кристинка разбирает чемоданы. - Представляешь, кто-то из поклонников рябиновую наливку подарил?.. – Смеется. Так. Стоп. Наливка. - Число сегодня какое? - Что?.. Не знаю. На поезд девятого садилась. Кажется… - Так, дай Бог памяти!.. Декабрь… Декабрь… Число?.. Какое число?! - Собирайся живее – подброшу тебя. Сумки и вечером разобрать можно. Доставляю благоверную в салон красоты и мчусь к дому Кулёминой. Чисто случайно удается разглядеть Ленку в, приближающейся к метро, толпе. - За добавкой? - Вместо приветствия. - Быстро в машину! - Надменный взгляд из-под челки. - Быстро, тебе говорят! Нельзя здесь стоять. - Запрыгивает в машину позади меня. Срываемся с места. Едем. Молчим. - У меня к тебе разговор серьезный. - В зеркале дальнего вида ловлю ее взгляд. Она в замешательстве. - Ну, валяйте. - Встаем в небольшую пробку. - Ты говорила, деда не стало в декабре. - Буквально тухнет. - Когда годины? - В понедельник. Пятнадцатого. - Прижимается лбом к стеклу. - Я с утра к нему. В универ не приду. - А как же экзамен?.. Черт, что придумать-то?! - По психологии у меня все равно автомат. - И когда все успевает? - Я заеду за тобой. - Ловит мой взгляд в отражении. - Я хочу в этот день быть с тобой. - Вот только смотреть, Кулемина, так на меня не надо! И спрашивать, зачем мне это, тоже. Сам не знаю. - Если ты позволишь. - Вы для деда не чужой человек. - Для деда? А для тебя, Лена? А для тебя?.. Выдыхаю и вдавливаю педаль в пол - движение восстанавливается. Ленка замыкается в собственных мыслях. Даже вон нос морщит. Странно, но я даже рад тому, что поездка проходит в абсолютном молчании. - Удачного дня тебе, Кулемина. - Прощаемся на стоянке универа. Устало кивает. - До встречи. - Выдавливаю из себя улыбку. - До понедельника. - Закидывает сумку на плечо. - Знаете, Виктор Михайлович, я сильно сомневаюсь, но, если что, я в восемь планирую из дома выходить, - бубнит, низко склонив голову. - Сына в сад к семи увезу, а потом сразу к тебе. - Достает из кармана зажигалку и, не выпуская пламени, играет ее колесиком. - Должен успеть. Задерживаться буду, дождись. - Зачем? - Что, зачем? - Поднимаю ее лицо за подбородок. Отвожу в сторону челку. Ее глаза какие-то пустые. - Зачем. Это. Вам, - одним только губами. В горле, видимо, пересохло. - Ты, если против, скажи. - Я-то не против. Но, знаете, Вы... Хотя, ладно!.. - Кладет ладонь на мою грудь. - В автобусе не трястись. - Выдыхает и уходит. Ну, вот что за манера недоговаривать?! Спасибо всем за внимание! Музе от всей души огромное спасибо за ВСЁ!
Вика: И в нашей саркастической истории есть место трагическим моментам 13. Путем шантажа одного из профессорского состава любителя загулять под моим прикрытием удается откосить от рабочих обязанностей и таки освободить понедельник для более значимых мероприятий. В то время как Крис еще спит, а Владька чистит зубы, втихую увожу из домашнего бара наливочку. Помянуть фантаста надо бы по-человечески. - Кулемина, где тебя черти носят? - Мчусь, сломя голову, а ее днем с огнем не сыщешь!.. - Ты если одна уехала, давай пересечемся где-нибудь! - Вы ко мне поднялись что ли? - Разумеется! - Как же хочется выругаться матом... - Выходите. Я к дому подхожу. Машину уже Вашу вижу. - Гудки. Кидаюсь к окну. Оглядываю двор. По узкой диагональной тропинке с ворохом белоснежных лилий чешет Ленка. - Привет. - Распахиваю перед ней заднюю дверцу. - Вы, я вижу, тоже не с пустыми руками... - Кивает на бутылку и пакет с крупой для птиц. - Дед бы заценил. – Ухмыляется, словно в знак одобрения. - Куда ехать-то нам? – После моего вопроса она забирается в салон авто и забивает маршрут в навигаторе. - А, ну все понятно… Путь вновь выдается молчаливым. Ещё немного, и я начну ей доверять как прежде. - Дед, привет, мой родной. - Присаживается перед могилой на корточки и рукавицами счищает с, прислоненного к деревянному православному кресту, портрета насыпь снега. Прижимается сухими губами к стеклу поверх потускневшего изображения. - Дедуль, смотри, кого я тебе привела!.. - Грустно улыбаясь, оглядывается на меня. Поверх ярко-белого снега раскладываю такие же, сияющие белизной, цветы. - Ну, вот и свиделись, Петр Никонорович. - Через боль выдыхаю затхлый воздух. - Вы простите меня. Простите за все... – На этих моих словах Кулёмина разливается циничным смехом. Я лишь поджимаю губы и вглядываюсь в клочок ярко голубого неба, рваные края которого очерчены еловыми верхушками. Вспоминаю наш последний со стариком разговор на премьере фильма... - Лена не пришла. Она не знает ничего о твоей жизни и слова слышать о тебе не желает, а я и не говорю - не зачем душу девчонке бередить. Ты в нашем доме – тема закрытая, запрещенная. Оба вы не говорите, что там у вас произошло, но вот только уверен я, обидеть ты Леночку не мог. Да и, что скрывать, мне было бы спокойнее за внучку, будь в её жизни ты. – Старик кладет на моё плечо дрожащую ладонь, а я лишь низко опускаю голову. – Хотя, что уж теперь об этом говорить. - Собеседник всматривается вдаль поверх моего плеча. Оглядываюсь. Поглаживая округлившийся живот, к нам направляется моя жена. – Ты, во всяком случае, счастлив. Надеюсь, со временем моя внучка тоже обретёт своё счастье. - Мне жаль. - Ну-ну... - Хлопает меня по плечу. - Бывай. - С тростью удаляется в зрительный зал. - За что Вы просите прощения у деда? – Прямой требовательный взгляд. И откуда в ней это - смотреть снизу вверх так, словно это она на вершине горы, а я на дне канавы? Ну что я ей скажу?.. – Виктор Михайлович. - Я должен был раньше почтить память о нем. – И вновь она усмехается собственным мыслям, качая при этом головой. - Годины - куда уж раньше-то, Виктор Михайлович?! Хм!.. Шесть лет не парились, как там старик, так чего сейчас-то из себя корчить кого-то пытаетесь?! Вы же не обязаны! Нам с дедом уж точно ничего не должны. Вы просто не хотели быть рядом с нами, так что и оправдываться не смейте. – Тем временем достаёт из сумки церковную поминальную свечу, устанавливает её перед портретом. Щелкает зажигалкой. – Гроб, и правда, могли бы и Вы нести. Но не переживайте, отец носильщиков нанимал. Мы с ним на пару венки несли. Так что справились без Вас. Все шесть лет справлялись… Да, дедуль?.. Так что, совесть Ваша, Виктор Михайлович, может быть чиста. – Шумно выдыхает. Лена-Лена!.. - Наливку давайте. Открываю бутылку. Ленка достаёт из сумки парочку пластиковых стаканчиков и подставляет их под горлышко. Меня посещает шальная мысль возмутиться, мол, я за рулем, но из одного стаканчика она чуть отпивает сама, а второй ставит рядом со свечой. - Крест уже сгнил. Пора памятник ставить. Да и оградка бы не помешала. – Подтирает нос. - Я денег подкопила, у родителей ещё можно попросить. У меня с собой на флешке есть фотки деда. Надо в ритуальный салон зайти… – Поднимает на меня выжидающий взгляд, словно сканирует степень моей готовности составить ей компанию. - Сейчас закажем, а установят пусть ближе к Троице. Выливает наливку из своего стаканчика в снег. Встает. Вынимает из кармана моей куртки целлофановый кулек и, разрывая его, рассыпает крупу на могилу и вокруг неё. Странно, но слетаются не вороны, а голуби и воробьи. - Ну, что, Ленок, идём? – Поднимаю со снега её сумку и закидываю на своё плечо. Застывает в нерешительности. – Идём-идём! Пора. В результате получасовых переговоров да изучения каталогов продукции, заключаем договор на облагораживание могилы фантаста. Оказавшись на улице, Ленка заметно скисает. Выходит за ворота и сразу закуривает. - Не смей!.. те. – В ответ на мой порыв вырвать из её дрожащих пальцев сигарету. Опускается на скамейку. Забрасываю её сумку в салон. Прогреваю мотор. Она снова достает из кармана пачку. - Кулёмина, в салоне потом не продохнуть будет! – упрекаю её, тарабаня пальцами по приоткрытой дверце. - На автобусе поеду, раз Вам я противна. - Кончай паясничать. - Как куклу, усаживаю её в салон. Заводить мотор не спешу, поскольку самого наизнанку выворачивает от того, как трясёт девчонку. Спустя некоторое время, всё же собираюсь с духом, прокручиваю ключ да вдавливаю педаль в пол. Дорогой я не улавливаю момента, когда она засыпает. - Давай-ка пообедаем. – Останавливаюсь близ недорогой кафешки. Отправляю наливку в сумку Кулёминой. Под локоток вывожу её на улицу. Она лишь отрицательно мотает головой. – Ну, ты не хочешь, а я хочу. И потом, помянуть деда надо обязательно. – Ленка плетётся рядом, прижимаясь к моему боку. Её сумка на моём плече. Усаживаемся за угловой столик. Как с ребёнка снимаю с неё куртку и шарф с рукавицами. Нас не спешат баловать гостеприимством, поэтому я сам подхожу к бару и делаю заказ: порция шашлыка, два чёрных чая с лимоном и самая большая горькая шоколадка. - Я не буду. – Протестует из последних сил. Втихую подливаю в её чай спиртное. – Это Вы специально, чтоб есть меня заставить? - Именно. – Сажусь на соседний с ней стул и кормлю с вилки. Сначала ест через силу, но вскоре уже с охоткой. – Вкусно? – Кивает, облизывая с губ соус. Вкусно, сам вижу. - Вы сами попробуйте. Я всё равно всё не осилю. – И правда, есть можно. – Вкусно же? – Киваю. – Всё, остальное Вам. - Делает пару глотков. Безуспешно пытается отломить дольку от шоколадки. Неужели, настолько несвежая?.. Разламываю плитку на различные фигуры неправильной формы. Протягиваю треугольник Ленке. Вместо того чтоб взять его, ест с моих рук. И нет в этом ничего… Ничего такого!.. Ничего неправильного в этом нет. Увлекается шоколадом. Подливаю наливочки. - Ммм, хватит!.. – Накрывает ладонью свой бокал. – Совсем споить меня решили?! - Сегодня немного можно. Но только сегодня. – Взметаю вверх указательный палец, словно пригрозить пытаюсь. Она лишь надменно фыркает. Доедаю шашлык, а она тем временем сметает десерт. - До дома-то меня довезёте? – Вытираю рот и руки салфеткой. Оборачиваюсь на собеседницу. Даже Владька шоколад ест аккуратнее. - Обязательно. Вот только в порядок тебя приведу... – Подушечками больших пальцев и салфеткой стираю с её лица остатки десерта. - Я что, усы шоколадные отпустила? - Угу, типа того. – Встаю, накидываю куртку. Держу куртку Кулёминой. Просовывает руки в рукава. Достает из-под куртки капюшон белой плюшевой толстовки. Поправляет волосы. Её взгляд блуждает по моему лицу. Мнется пару секунд и вдруг прижимается к моей груди, крепко сжимая меня в кольце своих рук. Я дурею. - Спасибо, что сегодня Вы со мной. – Мои руки также заключают её в плотное кольцо. – Если честно, я боялась этого дня. Прижимаюсь губами к её волосам. Она долго не отпускает меня. Слишком долго. - Лен, ты плачешь? – Чувствую, как она отрицательно мотает головой. Понять не могу, откуда у нее столько сил, так крепко держать меня? И где мои силы, чтобы вырваться? Да я и не хочу вырываться. Не-хо-чу… Подходит официант и просит оплатить счёт. Кулёмина обреченно отстраняется. Рассчитываясь банковской картой, стою у барной стойки наблюдаю за девушкой. Наматывает вокруг шеи непослушный шарф. Её тонкие пальцы дрожат и то и дело подтирают нос. Глаза старательно за чёлкой прячет. Наконец-то автомат соединяется с банком и выдает чек. Расписываюсь. Убираю портмоне во внутренний карман куртки и, обняв Ленку за плечи, вывожу её на улицу. Поравнявшись с машиной, она садится позади меня. Сумку кладет во Владькино кресло и украдкой проводит кончиками пальцев по, забытой сыном, игрушке. Что это значит? Оказавшись на её кухне, готовим суп. Хозяйка дома обреченно и через явное «не хочу» выполняет мои указания. Понимаю, один справлюсь быстрее. Отправляю её спать. Остаюсь на кухне один и ускоряюсь. Суп закипает. Гашу конфорку. Мою посуду. Из холодильника выкидываю дряблую зелень и заплесневелые помидоры. По звукам работающего телевизора, нахожу Ленку в дедовой комнате. - Говорят, когда человек умирает, его вещи надо раздать. – Стоит у окна, сложив руки на груди. На письменном столе стоит портрет фантаста. Перед портретом, накрытый краюхой черного хлеба, граненный полнехонький наливкой стакан. Горит свеча. - А я не могу. Здесь всё, как при дедушке. – Подхожу и не смело кладу ладони на её опущенные плечи. Увлекаю её за собой. Присаживаемся на диван. Кладёт голову на моё плечо. Переплетает свои пальцы с моими. Она вся трясется. Её словно лихорадит. - Ленок, тебе поспать надо. - Не хочу. - Надо постараться. Обязательно. – Накрываю её лоб сухим, коротким поцелуем. – Температуры нет. Но поспать надо. Лен, ты пока не уснёшь, я с тобой буду. Не уйду никуда. Послушно закидывает ноги на диван и кладёт голову на моё колено. Накрываю её покрывалом, стянутым со спинки дивана. Она успевает перехватить мою руку. Накрывает её своими ладошками и прижимает к своей шее. Невесомо поглаживаю её по голове. Она засыпает минут двадцать спустя. Аккуратно высвобождаю свою руку. Поддерживая голову девушки на весу, подкладываю под неё подушку. Её сон чуть тревожат перемены. Она, должно быть, понимает, что я её покидаю, но глаза не открывает, лишь переворачивается на другой бок. Гошу свечу, выключаю телевизор и покидаю осиротевшую давным-давно квартиру. Спасибо, моя милая Таня, за то, что эта история есть! Спасибо, мои читатели, что принимаете эту историю!
Вика: Таня, спасибо,что вытерпела меня с этой главой. Спасибо тем, кто дождался. Приятного, надеюсь, чтения. 14. Моя группа успешно сдаёт зачёты и экзамены, с энтузиазмом готовится к предстоящей практике. Порой окружают меня все разом и, пока про мой школьный опыт вдоль и поперёк не расспросят, не отпускают. Интересно, Кулёмина нашла школу для практики?.. Надо будет с ней поговорить. После годин и тренировки в абсолютном молчании проходят. Я молчу. Она молчит. Разговор никак не клеится. Да и не о чем нам вроде как говорить. Бесит так это. О, опять гирлянда отвалилась. И дела никому нет. Надо с этим разобраться. Со стремянкой иду по коридору. Почти на каждой двери висит объявление: «Тихо! Идёт экзамен!». Со знанием дела укрепляю гирлянду, чудом не сваливаюсь со стремянки от хлопка по заднице. Оглядываюсь. Ну, так и есть… - Кулёмина, ты что себе позволяешь? - Ровным счётом то же самое, что и Вы себе! – Один ноль, и ни в мою пользу. – Кстати, неровно. Правая сторона перетягивает. – В ответ одариваю её пренебрежительной гримасой. - Такая умная, сама полезай! - И полезу, если Вы лестницу держать будете! – Ухмыляется, а я уже представляю её задницу на уровне своих глаз. Ну, уж нет!.. - Ладно, сам справлюсь, а то упадёшь ещё, потом костей не соберешь. – Меняю положение крепления. – Посмотри издалека, ровно так? - Ровно-ровно!.. – Слезаю, складываю стремянку и прислоняю её к стене. - Ты, кстати, чего тут шарахаешься? - А я первая экзамен сдала. Остальные сидят, парятся… – Складывает руки крест на крест, отчего ткань рубашки на её груди чуть натягивается, и я вспоминаю её крестик. – Макарыч пообещал тому, кто пойдёт отвечать первый и без подготовки, бал накинуть. Так что по конспирации у меня «Отлично». – Ехидная ухмылочка. - Это, потому что ты не мне сдавала. Я бы тебя завалил. - Это что, вызов? – Облизывает губы, качая головой. – Вызов принят. Предлагаю проверить моё, то есть – наше, конспираторское мастерство на деле. – Впадаю в некое замешательство. Её это забавляет. – Смотрите, Виктор Михайлович, у меня по конспирации «отлично», у Вас – «отлично». Мы вместе Таких дел наворотить можем!.. – Сам слышу, как со злости мои зубы скрипят. – Мы всё по-тихому сделаем, - шепчет мне на ухо, чуть приблизившись и потянувшись на носочках. Вдруг резко дергает шнурки на поясе моих спортивок и пальчиками едва касается моего горячего живота. Со всего тела мурашки сбегаются на её призыв. – Ваша жена и не узнает!.. – шепчет мне в губы. Наверняка знаю, что аудитория пустая и открытая. Хватаю её за плечи, и мы скрываемся за дверью. - Какого черта ты вмешиваешься в мою жизнь? – Припечатываю её к стене в нише. На уровне её головы висит цветок в горшке. - Я?! – Смеется. Нагло смеется и даже глаз не отводит. – Поверьте, я ещё не начинала. - Острых ощущений да захотелось? – Ещё теснее прижимаю её к стене. Ноль страха, лишь самодовольная ухмылка. – Зудит в одном месте, аспиранты не справляются? Так ты устрой рейд по всей общаге!.. - Общага?! – Напускное недоумение. – А Вы что, сами со мной не справитесь? – И вновь недвусмысленно облизывает губы. - Уши надрать тебе – толку хватит! – А самого уже колотит. - Да что Вы со мной всё, словно я из ясельной группы?! – Бьет меня по груди. Я лишь теснее сжимаю её в тисках из своих рук. Кажется, ещё немного, и раздавлю её. - Да потому что ты ко мне, как глупая малолетка, лезешь! - Я к Вам лезу?! Да у Вас совести нет!.. – Вновь пытается вырваться. Все попытки тщетны. – Да Вы сами за мной носитесь повсюду, прохода не даёте, на большее только никак не решитесь!.. - Возможно, я неверно проявляю свою заботу. – Моя хватка чуть ослабевает, и я скольжу пальцами по её дрожащим плечам. - Но я хочу лишь помогать тебе, беречь тебя. В память о нашей былой дружбе. - Дружба?! – Она задыхается в приступе возмущения. – Да Вы на каждой тренировке меня одним только взглядом раздеваете!.. Да, к чёрту тренировки, шлепки, поцелуи!.. Всё к черту! Если Вы, Виктор Михайлович, не знаете или не помните, Какая у нас с Вами была Дружба!.. Или, вот то, что Вы тискаете меня по углам, это такая форма заботы, да?! Отпустите. – Левой рукой продолжаю сжимать её плечо, правой скольжу по шее. – Отпустите, я сказала! – Провожу большим пальцам по её обветренным губам. Курит. На ветру курит. – Отпустите, я с преподами не связываюсь!.. – Моё дыхание сбивается, а правая рука, помимо воли, скользит по её, высоко вздымающейся, груди поверх рубашки. Вырывается. Вернее, лишь пытается. Неудачно, надо сказать. Шаг навстречу, и прижимаю Кулёмину к стене всем своим телом. Она обжигает своим рваным дыханием мои губы. – Отпустите! Отпустите, я сегодня принимаю третий этаж общаги по записи, а Вы, Виктор Михайлович, в этих списках не значитесь! – В моих глазах темнеет, и я себя уже не контролирую. - А я на льготных условиях! – Не раздумывая, накрываю её рот глубоким поцелуем. Всё моё естество этого требует. Она позволяет себе слишком много. Нам позволяет слишком много. Она сопротивляется, но я не отступаю. Целую нахально и глубоко, крепко сплетая наши языки. Крыша едёт от её близости, от её запаха, от её вкуса, от её стонов, от её пальцев, сжимающих мой затылок… Одной рукой сжимаю её бедро, второй сминаю грудь поверх одежды. Покрываю поцелуями её скулы, шею… Запускаю руки под пояс брюк собственной студентки. Сжимаю её ягодицы, от чего девчонка чуть прогибается в пояснице и слегка прикусывает мою нижнюю губу. Облизывает ранку, а после вновь углубляет поцелуй. Глухой хлопок двери, сквозняк, и мимо нас пролетает кашпо с цветком… - Прости. – Резко отстраняюсь от Ленки и сажусь на парту. Кровь булькает в ушах, и в глазах темно. Стоит. Не двигается. Смотрит на меня во все глаза. – Иди отсюда! – От моего ора стёкла в окнах дрожат, а она и не моргнет. – Пошла вон, я сказал!.. – Закидывает сумку на плечо и, не поправляя рубашки, оставляет меня одного. Так, забрать Владика пораньше, и мухой в клуб!.. Бассейн и штанга, надеюсь, вернут меня к адекватному поведению… *** В голове сумбур и паника. Здравый рассудок начинает возвращаться лишь после жима от груди под плеск воды. - Па!.. Пап! – на бегу кричит мой сын. – Ты долго ещё плавать будешь? - Долго, сынок, долго. - А можно с тобой? А то я уже устал один играть!.. – Притопывает ножкой. - Беги переодеваться! – Подмигиваю своему непоседе. – И очки не забудь! - Ура!.. – Разливается эхом по всему клубу восторг, бегущего по коридору, Влада. - Я готов! – Возвращается в полной боевой экипировке и укатанный в полотенце. - Молодцом! – Одобрительно поднимаю вверх большой палец. – Давай, ныряй! - Я боюсь. - Раз боишься, тогда давай быстрее ныряй! - Ну, пап, мне страшно! – Кладёт полотенце на скамейку. – Очень страшно! - Если ты прыгнешь быстро и громко, то страх испугается твоих брызг и убежит от тебя! – Кулёмина теперь, наверное, меня боится. Да я сам теперь себя боюсь. Заигрались мы с огнём. – Если прыгнешь, я потом тебя на спине покатаю. - Да?! Обещаешь?.. – Киваю, улыбаясь. Идеальный прыжок для его возраста. Выплывает и сразу забирается на мою шею со спины. - Ты мой папа-кит, а я твой сын-дельфинчик! А мама – русалка. - Русалка? - Ну да. Она же очень красивая, и у неё длинные, красивые волосы!.. Она принцесса-русалка. Пап, ну поплыли уже!.. – Да, все они поначалу русалки, а позже в сирен превращаются!.. - Пап, а у тебя на работе, где ты больших девочек и мальчиков учишь и тренируешь, есть бассейн? - Есть. – И, слава Богу, я не плав. рук. Только… Чёрт! Волков на сборы, гад, укатил, и меня поставили завтра вместо него пересдачу у моих же двоечниц принимать, а потому что больше некому!.. – Ну, всё, давай сам. – Спускаю сына на воду. Бултыхается поплавком, а потом вцепляется руками в поручень. – Владик, а пошли наперегонки! - Я маленький, а ты большой! Так нечестно! - Бери круг, и будет честно! – А ночью оба будем крепко спать. - Ну, так тоже нечестно!.. – Да, игнорировать Кулёмину нечестно, но и предавать собственного ребёнка нечестно. Нечестно, как ни крути!.. - Ну, ты уж реши сам, что из этого честнее. – Молча берёт с бортика круг, отталкивается от стены ногами и отправляется в плаванье, словно моторная лодка. – Эй, ты даже старт не объявил! Так нечестно!.. – Смеюсь и следую примеру сына. Я успеваю сплавать туда и обратно, пока Владик совершает курс в одну сторону. Если устает, то отдыхает, держась за круг. Когда мимо проплываю, обрызгивает меня и заливается звонким смехом. Мой ребёнок, мой сын, моё продолжение… Моя жизнь только ему принадлежит, и я могу жить согласно лишь его интересам. Моё сокровище, моё счастье, моя жизнь. К чертям Кулемину, я не подведу тебя. Перебешусь, перетерплю, переживу, но Ленку к себе не подпущу, как и себя к ней. - Виктор Михайлович! – Забегает взволнованная администратор. Подплываю к бортику. - Что-то случилось, Кирочка? - Нет, жена Ваша звонила. Велела передать, что с работы её забирать сегодня не нужно – она машину из сервиса забрала свою. – Ну и, Слава Богу!.. – И… сегодня она будет поздно. - Всё в порядке? – Торопливо кивает, но не уходит. – Кирочка, сауной если еще никто не пользовался сегодня, включи, пожалуйста. И чай с чабрецом завари, как я люблю. – Она суетливо кивает. – Спасибо. - Пап, я не хочу в сауну! Я плавать хочу! - Ну, как синим станешь, так и вылезать будем! – Смеюсь, а он уже подплывает к лестнице. – Рано собрался, ты ещё не синий! - Пап, ты, пожалуйста, скажи, когда вылезать! Я не хочу синим становиться! – Как же я люблю своего маленького водяного!.. Ради его счастья в лепешку расшибусь. И перебьюсь! Кулёминой не было, нет, и не будет. А Владька – вся моя жизнь. И его жизнь, пока она ещё в моих руках, не будет ничем омрачена. – Папочка, а покатай меня ещё, пожалуйста!.. - Полезай!.. Чуть позже сидим в сауне, в одинаковых халатах – Машка нам подарила. Чаи гоняем. Кудри свои сушим. До чего ж он на меня похож… Носик, Слава Богу, гораздо аккуратнее, но всё равно – Мой Сын!.. Задумываюсь и невольно вспоминаю детские фотки Кулёминой. Листал как-то их семейный альбом. В детстве она была девочка-девочка. Милая, трогательная, нежная. Платьица, оборочки, рюшечки. Косички, ленточки, бантики. Улыбка скромная, но хитрющая. Самая красивая улыбка. Эх, какая у нас девчонка могла бы получиться… Только вот это «Бы»!.. - Владька, ты иди, одевайся. – Обтираю ребёнка полотенцем. – Тётя Кира тебе мультики включит. А я ещё поплаваю немного, а потом, если что, в кабинете буду. С документами надо поработать. Хорошо?.. - Так точно! – Отдаёт честь. Вот не знаю, кто из него выйдет: спортсмен или военный?.. А, не важно! Главное, чтоб счастливый, здоровый и успешный!.. А уж я в свою очередь сделаю для этого всё, что в моих силах.
Вика: 15. - Тааак… - Прохожу мимо шеренги девчонок в сплошных спортивных купальниках. В шапочках и без косметики так сразу и не всех признаешь!.. – К пересдаче деканат всех допустил? - Дааа… - Мычание ягнят. Не иначе. - Плывём тысячу метров. Пересдавать возможности больше не будет, так как сегодня, завтра, послезавтра… И всё – конец вашей последней сессии! – Радостные возгласы. – Радоваться будем, когда каждая с первой попытки зачёт сдаст. Так, все на месте? - Кулёмина опаздывает. – Ну, правильно, ещё со вчерашнего вечера под ложечкой сосет. Вот подстава, так подстава!.. - А она чего с первого раза не сдала? - А так рука у неё… Ну, Вы знаете… - Так, и староста здесь. - В пятницу первой парой собрание. Всем быть с полностью оформленными зачётками и справкой из школы о приёме на практику. Носиться с вами по всем преподавателям, как это делала Екатерина Юрьевна, не собираюсь. Я вам не нянька. - Я объявление напишу. – Чудесно, когда староста ответственная. - Напишешь… - Кидаю усталый взгляд на часы. - И долго ваша Кулёмина опаздывать будет? - Уже не опаздывает! – Ленка на бегу натягивает шапочку. – Я здесь!.. – Поскальзывается, и чудом сохраняет равновесие. - Кулёмина, технику безопасности, похоже, не сдавала, да? – Молча встаёт в строй. На ней одной раздельный купальник. Самые красивые ноги, самый рельефный пресс, самая аккуратная грудь. Но по-прежнему чуть сутулится. - Если решила убиться, ради Бога!.. Только не под мою ответственность. – Перешептывания. Звук моего свистка оглушает девчонок. – Так, порядок такой, вызываю сам, зачёт получила – свалила домой. Не гулять, а домой! Готовиться! Чтоб экзамен завтра последний все на «Отлично» сдали! Поняли?! – Гробовая тишина. И одной только Кулёминой хватает наглости смотреть мне прямо в глаза. - Начинаем. Первая - Афанасьева… Оттягивал, оттягивал… В итоге сам себя в угол загнал. Мы с Кулёминой опять наедине. - Долго на скамейке сидеть собираешься? – Выгибает дугой брови. – Давай, шуруй на дорожку. Или особенного приглашения ждешь? Подходит ко мне и вкладывает в мою ладонь свою цепочку с крестиком. - Я забыла в ящике оставить. Пусть пока у Вас побудет. – Убираю в карман и киваю на бассейн. Молча выполняет поставленную задачу. Выполняет, надо сказать, паршиво. - Кулёмина, Соня с Кирой говорят, что ты в неделю дважды, а то и трижды… Трижды!.. Посещаешь бассейн. Результатов я не вижу. – В отчаянии взмахиваю руками. - Я надеюсь на тебя!.. Уверен, что ты способна самостоятельно тренироваться! Я же не могу круглыми сутками с тобой нянчиться – у меня две работы, семья!.. - Нормально я тренируюсь. – Обижается. - Нормально?! Хоть раз на время себя проверяла? – Вылезает из бассейна. По её стройному, подтянутому телу текут ручейки воды. Плавки от интенсивных движений чуть перекошены. Левая ягодица её округлой, крепкой, аппетитной попки чуть оголена. Моё внимание к себе бесстыдно притягивает крупная родинка. Становится нечем дышать. Только вчера я нагло касался этой самой родинки. – Ты понимаешь, что ты показала предельно допустимое низкое время? – Лишь надменно поджимает губы. - Ещё одна сотая, и нет зачёта!.. У тебя в одну сторону дыхалки не хватает. Пыхтеть за каждым углом толку хватает зато!.. Ты обещала мне, что бросишь курить! - Я ничего Вам не обещала. Вы приказали, я промолчала. – Складывает руки на груди. Отвожу взгляд от греха подальше. - Чего Вы так разошлись то опять? Чего Вы меня строите? - Да, потому что, Лена, ты – спортсменка, молодая, привлекательная женщина, мать будущая!.. И так безалаберно губишь собственное здоровье. - Олимпиада мне не светит, да и детей от Вас не рожать, а Вам меня не целовать!.. – Стягивает шапку и встряхивает головой. – Так что, курю я или нет, Вас уж точно заботить не должно. – Направляется в сторону душевых, но останавливается на полпути. Оборачивается. – У Вас, Виктор Михайлович, кажется, жена есть. Вот ей и указывайте, а мне права не имеете! Вы мне никто! Уносить отсюда ноги. Без разницы, куда. Лишь бы от Ленки подальше!.. - Виктор Михайлович! - Бегу по коридору, за руку меня перехватывает Петрова. – Кажется, у Вас что-то выпало. – Указывает взглядом на нечто поблескивающее на сером линолеуме. Запускаю руку в карман спортивок – дырка. - Ага, спасибо, Надежда Ивановна… Крестик. – Поднимаю пропажу, собеседница пристально разглядывает распятье. – Крестик моей жены. Она в машине забыла. А я вот чуть не потерял – спасибо Вам!.. – Выдавливаю из себя подобие улыбки. – Я Ваш должник! С меня шоколадка!.. - Да будет тебе, Витя, будет… - Похлопывает меня по плечу. – Ты лучше проконтролируй, пусть твоя Кулёмина до конца недели все учебники в библиотеку сдаст, а то не получит же методической литературы на практику! - Хорошо, проконтролирую. Разворачиваюсь и спешу в надежде, поймать Ленку на выходе. Пусто и тихо. Только фен шумит в женской раздевалке. Значит, уже одетая. Чёрт!.. Стоит к входу спиной и машет перед зеркалом полотенцем, осматривает себя… - Лен, - зову её, прикрывая левой ладонью глаза, а на правой протягивая её пропажу. – Ты забрать забыла. - А помогите мне. – Открываю глаза и вижу её лопатки поверх края полотенца, белобрысый затылок… Убираю с её шеи волосы, любуюсь её отражением в зеркале, оправдываясь тем, что так удобнее справиться с цепочкой, с горем пополам всё же защелкиваю замочек. - Учебники пора в библиотеку сдавать. Подготовь сегодня все книги, а завтра утром я за тобой заеду. Самой тебе такие тяжести таскать нельзя. – Сбегаю. *** Поздний вечер, в пижаме сижу на кухне, гоняю чаи, перед глазами до сих пор родинка Кулёминой. Так, если за праздники не пройдёт, то пойду к Малаховой. - Пап, вот ты где! – Виснет на моей шее Владька. – Почитай мне книжку, пожалуйста!.. Я уже помылся и зубки почистил! – Улыбается, как стоматологу. – Ну, пожалуйста. - А мама? – Усаживаю сына на колени. - А мама репетирует. У неё послезавтра премьера. - А ты сказку-то выбрал? – На руках с ребенком направляюсь в детскую. - Выбрал! Про маму! Ну, про Русалочку!.. – Если про Русалочку, то это не про маму, а про Кулёмину. Русалочка же ради любимого голос свой отдала, вот и Ленка чего-то не поёт совсем… - Ну, про Русалочку, так про Русалочку!.. – Укладываемся вдвоем на его на его двухметровой полуторке. Всё таки здорово, что я настоял в своё время взять нормальную кровать, а не детскую. Владька поправляет одеяло и прижимается ко мне. Внимательно слушает, комментирует, вопросы задает. Позволяю ему перелистывать страницы самому, вдоволь насмотревшись картинок. - Пап, а Принц перепутал, да? – Смотрит на меня выжидающе своими пытливыми глазищами. - Что перепутал? - Ну, Русалочку с Принцессой перепутал, да? – Да уж… Ухмыляюсь собственным мыслям. - Да, сынок, перепутал их Принц, перепутал… - К сожалению, подобное и в жизни случается. - А что будет, когда Принц поймет, что он перепутал, и женился не на той, которую любит? - Как, что? Ничего уже не будет. – Поджимаю губы. Беру с прикроватной тумбочки стакан и делаю пару глотков воды. – Русалочка же поняла, что ей нет места в жизни Принца, и благородно превратилась в Пену Морскую. А Принц… - А что Принц?.. - Принц будет жить вместе со своей Принцессой долго и счастливо. - Ну, это нечестно!.. – отчаянно тянет, сложив бровки домиком. – Жизнь-то Принцу спасла Русалочка, а женился он на Принцессе!.. Ну, это нечестно же!.. – Сынок мой, только пусть твоя жизнь складывается справедливо. Остальное уж как-нибудь переживу. – И что, Принц никогда-никогда не вспомнит про свою Русалочку?.. – А он никогда и не забывал… - Вряд ли. Если только приснится она ему однажды. – Пытаюсь улыбаться. Паршиво выходит. - Грустная сказка, плохая… - Резко захлопывает книжку. - Ну, ты не переживай. Русалочка же у нас теперь Пена Морская. Гуляет себе вольно в безбрежном море… Песни поёт на заре… Принцу станет тоскливо, он спустится из своего замка в горах к морю, и прибой его успокоит. А Русалочка будет рада видеть своего Принца… - А дома у Принца маленький Владик. - Всё равно не честно. – Злится. Молча глажу его по голове. А что я скажу своему мальчику? - Пап, а ты поспишь со мной сегодня? – Устало киваю, целую сына в лоб, откладываю книжку на тумбочку и гашу бра. - Спокойной ночи, папочка. - Спокойной ночи, мой золотой. Оказывается, Владька во сне хнычет и разговаривает. Признаю, к своему стыду, что и не подозревал об этом. Если с собой, я ещё попробую справиться сам, то сына, всё же, необходимо показать Яне.
Вика: 16. Утром следующего дня выжидаю, пока Кристина с Владиславом выедут со двора. Малой машет мне в окно, отвечаю ему тем же. Так, ещё минуты три, чтобы наверняка, и направляюсь в, противоположенную работе, сторону. - Физкультпривет, Кулёмина!.. – Открывает мне настолько быстро, что складывается впечатления, что ждёт меня давно. – Приготовила книги? – Всё так же молча натягивает куртку. Мой взгляд падает на перевязанные стопки учебников. – О, молодца, жду тебя в машине!.. - Читательский билет в учебнике по философии. А я на метро. – Теперь она мне не доверяет. – А то вдруг, не доедем!.. – Облизывает губы, подмигивает и сбрызгивает волосы духами. Стискиваю зубы и ретируюсь с поклажей. Провокаторша! - Ленка! – Выглядываю из открытого окна. – Не дури ¬- садись! – Всё так же невозмутимо молчит. Смотрит на меня с неким снисхождением. Прикуривает. – Говорю, садись!.. До метро подброшу хотя бы. – Ухмыляется. Пепел стряхивает. – И выбрось к чёрту эту гадость! – Щелчком отправляет сигаретку в сугроб и спешит занять место рядом со мной. - Мне вчера Афанасьева сообщила, что мы в пятницу всей группой в какой-то акробатический театр тащимся. Представляете, какой идиотизм?! – Обреченно вздыхает, расстегивает куртку и пристегивается. – Они ещё всем скопом на меня наехали, мол, я не поддерживаю их сплоченности. Будто все годы учёбы они чуть ли не каждые две недели регулярно то в боулинг, то в кино, то на каток, то пейнтбол, то картинг… За эту осень никуда ни разу не вырвались, и поэтому решили сразу – театр! Ну как решили… Настя сходила и сама на всех билеты купила. Убиться!.. Вот такие пироги, Виктор Михайлович! А у Вас какие новости? - Ну, ты готовься, театр – это только цветочки! – С моих уст слетает ехидный смешок. Попутчица буквально взывает. - В субботу ещё и капустник намечается. – Кидает на меня злобный взгляд. – Я серьезно. Староста уже зал один в пабе неподалеку от универа заказала. Причём, давно. - Дурдом, просто!.. – Опрокидывает голову назад и вглядывается в потолок. – Собрала она денег на текущие расходы в начале сентября – ни одному преподу ни одного цветочка ни разу не подарили, зато – гуляем!.. Зашибись. - Да, ладно тебе!.. – Улыбаюсь, радуясь непринужденной беседе. – Последний год учёбы всё же. Будет, что вспомнить!.. – Подмигиваю Ленке, и уголки её губ слегка вздрагивают. - А Вы?.. М-м-м… Составите нам компанию в субботу? – Скорость движения значительно падает. - Если честно, пока сам не знаю. У нас в клубе корпоратив. – В отражении зеркала ловлю, как моя любимая спортсменка мигом сникает. – Но я очень постараюсь вырваться. Честное слово!.. Обещаю. – И она уже улыбается. Самая красивая улыбка школы, факультета, университета, города, страны, вселенной… Ле-е-енка-а-а!.. Шумно выдыхаю. - А Вы, Виктор Михайлович, сами как планируете Новый Год встречать? - С семьей уедем на все праздники к моим родителям. Они в области живут. - Ну, я помню, Вы рассказывали как-то давно. – Убавляет печку. - Давным-давно… Мария Михайловна тоже с вами едет? – Киваю. – А можно через Вас для неё подарок передать? Курс массажа полторы недели назад закончился, мы с ней теперь долго ещё не увидимся. - Конечно, можно… А, Лен, а родители тебя в гости не приглашают на каникулы? – Встаём в пробку. - Приглашают. Даже деньги на билеты выслали – кстати, могу с них долг Вам вернуть. - Забудь. – Улыбается с благодарностью. – Так что с поездкой решила? - К практике готовиться надо, диплом писать. Да и работу никто не отменял… – Чёрт, я ж совсем забыл в этой кутерьме, что обещал Ленке больничный! Так, на Владькином утреннике сегодня встретимся с Манькой – наплету ей что-нибудь. - Ты, школу, кстати, нашла? – Отрицательно мотает головой. – Значит, одна мне справку завтра не сдашь? - Угу… - Но ничего, я обязательно что-нибудь придумаю. Вот буду Рассказова с Новым Годом поздравлять и договорюсь. Обещать только пока Ленке ничего не буду, вдруг не выгорит. – Но ничего, я обаятельно что-нибудь придумаю! – Общие фразы на двоих. – Чёрт, шнурки развязались!.. – Тянется вниз. Коротенькая курточка поднимается. Низкие джинсы опускаются, оголяя молочно-медовую кожу, чёрную ткань белья… Ну, не совсем ткань и не совсем белья. Так, хлипкие верёвочки, которые от одного только нетерпеливого движения моих требовательных рук треснут к чертям. Я громко сглатываю, подступивший к горлу, ком. Ленка резко оборачивается. Ехидная усмешка и бесенята в глазах. - Я смотрю, Виктор Михайлович, Вы никак от массажа не отойдёте!.. – Самодовольно ухмыляется, и движение восстанавливается. В ритме черепахи, правда, но всё же. – Есть желание продолжить? – Крепко сжимаю руль и начинаю искать в памяти, подходящие под номера, впереди дрейфующего, «Вольво», инициалы. – Сама знаю, что есть… - Накрывает моё колено ладонью. Второй рукой расстегивает пару пуговиц на знакомой мне рубашке. Мда-а-а… Она от своего отступать не намерена. Только зачем ей это?.. Её рука уже скользит по внутренней стороне моего бедра от колена и выше… Как когда-то нога. - Кулёмина, что-то ты излишне расшалилась: то ножка, то теперь вот ручка… - Стараюсь выглядеть по возможности строже. - Да, у меня шаловливые ножки, шаловливые ручки… - Её ладонь мучительно медленно движется по моей ноге. – А Вы, Виктор Михайлович, от всего этого отказывайтесь!.. Ну, согласитесь, глупо. – Пыхчу, как самовар. Пытаюсь убрать от себя её руку. И сразу же теряю контроль над автомобилем. - Тихо-тихо! Вы, главное, руль крепко держите, а с ремнём я сама справлюсь! – Вот, чертовка!.. При таком движении мы, конечно, не разобьёмся, но пальцы после её слов, словно вбиты гвоздями в руль, и я не могу сопротивляться. Или не хочу. Скорость движения чуть подрастает и я, изящно вальсируя, стараюсь переставить автомобиль в более перспективную позицию. Она тем временем довольно быстро и легко справляется с ремнём, пуговицей, молнией… Пробегает холодными пальцами вдоль дорожки волос на моем животе. Каждое её прикосновение – удар током. Медленно скользит ногтем по резинке белья. Нахально, как-то уж слишком по-хозяйски, собирается опустить ладонь ниже. Мне чертовски хорошо, но… - Так вот как ты с таксистами расплачиваешься! – Ухмыляюсь по злому. Стиснув зубы, она одёргивает от меня руку, словно он кипятка. Суетливо освобождается от ремня безопасности. И в нетерпении тянется к дверной ручке. Я быстрее. Блокирую дверцу на панели управления. - Сиди уже. – Напрасно дергает ручку. Вдруг основательно встаём. Привожу свой внешний вид в порядок. Затем, пристегиваю Ленкин ремень безопасности. – А что, может, тебя и, правда, высадить? С такими талантами тебя наверняка подвезут, - хриплю, нависая над её лицом. – Вот только не до универа. – Мне в очередной раз перепадает от Кулёминой звонкая пощечина. – В следующий раз в моей машине поедешь в смирительной рубашке, - цежу сквозь зубы, больно сжав пальцами её подбородок. В глубине её глаз жгучая злость. Наглости немерено. С напускной брезгливостью протираю собственную щеку и отстраняюсь. Она зло сопит, но оставшийся путь неведомым чудом сидит тихо. - Та игра, что ты затеяла, тебе не по зубам, - решаюсь заговорить, лишь уже припарковав автомобиль. – Не трать своё время. И не отравляй мою жизнь. - Злитесь Вы не на меня. Вы на себя злитесь. – Да, злюсь, что не могу и не хочу противостоять тебе, девочка моя. - Шуруй на экзамен. – После манипуляций с электроникой киваю на дверь. - Вы ещё сами умолять меня будете, - самоуверенно и равнодушно выдает перед тем как захлопнуть за собой дверь. Облокачиваюсь об руль и вглядываюсь вслед Кулёминой. Лена-Лена-Лена!... Что же ты творишь, девочка моя? Что же ты?.. Нервно торопливо куришь. Стремительно несешься по аллее. Ленка…Я знаю тебя совсем другой. Такой, которую любил. Такой, которую всё ещё люблю… - Учишь тебя, учишь!.. – Ворчу на неё, а она даже дышать перестала. Только жаром пылает в моих руках. – Ты меня слушаться будешь или нет?! – Нос к носу. Её глаза лихорадочно блестят и нервно бегают от моих глаз до моих губ и обратно… Туда-сюда… Да гори оно всё синим пламенем!.. Её губы. Сухие, горячие, в трещинках… С легким привкусом запекшийся крови и слёз. Не смело ласкаю их своими, до безумия жаждущими большего. Дабы не сорваться, спасаюсь, сжимая в кулаках ткань её футболки. Несчастные секунды нашего недопоцелуя, и я никогда не забуду вкус Ленкиных губ. – Прости. – Пересаживаю Кулёмину со своих колен на диванчик и спасаюсь бегством, скрываясь в ванной. Умываюсь холодной водой… Чуть легче. Я поцеловал её. Я только что поцеловал Кулёмину. Я только что поцеловал Мою Ленку. Ничего вкуснее этого поцелуя в моей жизни не было. Господи, прости меня грешного!.. Возвращаюсь на кухню. Сидит. Скол на кромке кружки гипнотизирует. Присаживаюсь во главе стола – от неё подальше. - Лен. – Вздрагивает, но, видимо, считает, что я этого не замечаю. – Нам следует откровенно поговорить. - Я готова. – Переводит дыхание. - Для начала я хочу попросить у тебя прощения. Я напугал тебя. Я поцеловал тебя помимо твоей воли. Прости меня, пожалуйста. – Ленка лишь отрицательно мотает головой. – Не простишь? – Грустно улыбаюсь. - Да, я испугалась. Это было очень неожиданно, но Вам не за что извиняться. Вы же не со зла? - Со зла?.. – Низко опускает голову, а я откровенно рассматриваю её. - Да нет, Лен, какой там со зла... – Она резко поднимает на меня заинтересованный взгляд, тем временем я, качая головой, ухмыляюсь собственным мыслям. До чего же трогательная. - Я Вас прощаю. – И опять низко опускает голову. Глаз её не вижу. Тяжело-то как. - Спасибо. – Набираю полные лёгкие воздуха. - Лена, ты имеешь право знать, что я отношусь к тебе неправильно, недопустимо, непозволительно. - Это как? – Боится, но всё же поднимает на меня растерянный взгляд. - Это невозможно между учителем и ученицей, между тренером и спортсменкой, и с дружбой нашей это тоже толком никак не клеится. Лена, я люблю тебя. Люблю, как мужчина любит женщину. – Чёлка грязная убрана со лба, и не за чем испуганные глаза прятать. – Я больше ни в силах молчать и скрывать от тебя это. Прости, что сорвался – поцеловал тебя. Впредь этого не повторится. Помимо твоей воли уж точно. И ещё, Лен… моё признание ни к чему тебя не обязывает, но мне важно знать всё, что ты об этом думаешь. - Я в шоке. – Мотает головой, словно наваждение прогоняет. Плечиками пожимает. – Честно. - Мне кажется, мои чувства к тебе за километр видно. - Вы всегда рядом, и я привыкла к этому, но я и подумать не могла, что в действительности всё настолько!.. Настолько… - Настолько ужасно? - Да ну что Вы?.. Настолько странно, настолько сложно... - Лен, прошу тебя, ты только не думай, что моя помощь, моя забота, моё присутствие – всё это… Что я преследую какую-то выгоду, что я могу манипулировать тобой, или… Ну, ты понимаешь?.. - Знаете, Виктор Михайлович, я не хочу Вас обидеть, но… Поймите, у меня есть к Вам чувства, правда, я для самой себя ни в силах их объяснить. Вы очень мне нужны, я не представляю свою жизнь без Вас, но… Я боюсь отношений с Вами. – Стул из-под тебя вышибают, и ты летишь. – Я Вас очень прошу, не давите на меня, не форсируйте события, не торопите время. Дайте мне возможность, осознать и принять факт, что Вы... Да и наша ситуация – она же сложная очень. Так не бывает. Так не должно быть!.. – Считаю украдкой, сколько раз за минуту вздрагивают её ресницы. - Быть может, Вам смешно надо мной, но мне страшно. Страшно, что теперь Вы ни в силах сдерживать свои чувства, и я не знаю, чем обернётся Ваш очередной срыв… - Прости. - А сейчас я хочу остаться одна. - Лен, ну что за детский сад?! Тебе уход нужен!.. – В досаде развожу руками. – Уход и забота. – И по одному её металлическому взгляду понимаю, этот вопрос не обсуждается. – Тогда так, ты сейчас ешь и шагаешь спать. Я…Я?.. Я мою посуду, готовлю для тебя обед, а после - ухожу. - Я. Хочу. Остаться. Одна. - Прости. – Кладу на стол её мобильник. – Если что – звони. – Коротко кивает. – И, Лен… Знаешь, я сильный – смогу со всем с этим справиться. – Лишь бы твою жизнь не омрачать. – Мы можем сделать вид, что этого разговора не было. Я не хочу терять твоё доверие и нашу дружбу. - А… так можно?.. - Утвердительно киваю и протягиваю ей открытую ладонь. Она раздумывает с минуту и доверчиво вкладывает в мою руку свою ладошку. Улыбается, хоть и больно от ссадин. - Друзья? - Друзья. Продолжаем виртуозно играть в нашу псевдодружбу. И уже она выхаживает меня после боев. Помимо ухода и заботы ласка и нежность. Она гладит меня по голове, целует мой лоб, кормит меня с ложки, и я словно воздух впитываю те её чувства, которые она никак не осознает. В наших отношениях небывалое умиротворение. Всё рушится одновременно с нашим возвращением в школьную колею. Она начинает избегать меня, игнорировать. Признаюсь её деду. Он принимает моё откровение и берётся искать оправдание переменам в Ленкином поведении, но я-то знаю: не так всё просто. - Ты не выйдешь отсюда, пока всё мне не объяснишь. – Наконец-то мы вдвоём в запертой подсобке. - Выпустите меня! Немедленно! - Нет. - Выпустите! Я кричать буду!.. - Кричи. - Вас посадят. – Довольно улыбаюсь её заботе. - Я сам сяду, но только после того, как ты объяснишь, чем я тебя обидел, что ты от меня чище черта от ладана марафонские забеги устраиваешь. - Вы зачем мне о любви лгали?! - Я не лгал, но мы же договорились, что не было того разговора… Что тебя не устраивает? - Я не о договоре сейчас, а о том, что Вы лгали мне! Лгали, чтобы…чтобы… чтобы использовать меня! - Откуда столь грязные мысли, Лена?! - Но для чего-то же Вы лгали!.. - Я. Всегда. Всем. Говорю. Правду. - Ну да, Вы любите меня! Наверное, исключительно, по этой причине, тем временем как я пластом валялась с пересчитанными рёбрами и выбитым мозгом, Вы, Виктор Михайлович, на свидания с журналисткой бегали! То цветочки, то конфетки!.. – Брезгливо фыркает. - Что, думали, не узнаю я?! Да вся школа трещит! Уткина воет белугой!.. - Ленка…- Моя Ленка меня ревнует. С ума сойти. – Ленка-Ленка… Внучка фантаста!.. – Улыбаясь, открываю нараспашку дверь. – Вместе с журналисткой мы готовим презентацию нашего с Пётром Никоноровичем романа. Только и всего… - И вот, я уже оправдываюсь перед ней. Кажется, она дышать перестаёт. Она растеряна. С досадой кусает губы. На её щеках алеет лёгкий румянец. Хаотично перемещает смущённый взгляд по комнате: стол, диван, мои кроссовки, стеллаж с кубками, окно, диван, стол, стеллаж, мои кроссовки. - То есть?.. – Да-да, Лена, я перед тобой предельной чист. И да, ты меня ревнуешь. И да, мне это сносит крышу. - Да. - Правда? – Прячу довольную улыбку и утвердительно киваю. – Простите… - Всё хорошо. - Виктор Михайлович, Вы меня простите, пожалуйста. Я такая дура!.. Нельзя школьным сплетням верить, надо родному человеку доверять. Правда? – Родному человеку… - Ты права. Родной человек заслуживает большего доверия, нежели все остальные. - Мир? – Теперь уже она протягивает мне раскрытую ладонь. - Мир. – Прижимаю её ладошку к своей щеке. - А-а-а… Виктор Михайлович, может, сыграем? - Сыграем!.. Боится, ревнует… И что-то ко мне чувствует… Такой я её помню… Такой я её люблю… Очень надеюсь на наши с вами встречи ЗДЕСЬ
Вика: IX. Удивляюсь судьбе: Как ты там за двоих? Нас запомнили все. Нас запомнили все - ты верь. Я тебя сохраню, Как последний патрон. Каскадерам любви Не положен дублер - ты знай. Я запомню тебя. Ты себя сбереги. Равнодушие тем, Кто плюет нам в сердца!.. Возвращаюсь домой. Возвращаюсь домой. Я запомню тебя От ступней до лица. Время года зима. (НС – Время года зима) 17. - О, Ленка, ну наконец-то!.. – Аккуратно прикрываю за собой дверь экзаменационной аудитории и сразу натыкаюсь на старосту. – Вот, Виктор Михайлович попросил, передать тебе. – Протягивает два плотных чёрных пакета. В одном четыре учебника, в другом с дюжину тоненьких разноцветных методичек и мой библиотечный абонемент. Ну, всё ясно… Сил хватает лишь кивнуть в знак благодарности. - … - Что?.. – С усилием выныриваю из воспоминаний о том, как на грани терпения он закатывает глаза, и нехотя поднимаю взгляд на собеседницу. Кажется, она интересуется о результатах. – А, трояк!.. – Она в шоке от моего пофигизма. - Трояк?! И ты так спокойно об этом говоришь? – Я перевожу дыхание, лишь бы не послать её. Не виновата же девчонка ни в чём. – Ты же без стипендии останешься! - К чёрту. – Помнишь, Степнов говорил, что оценка за экзамен по педагогике повлияет на общую оценку за всю практику? – К чёрту. – Лен, дождись, пока все сдадут, и попроси о пересдаче! Андрей Евгеньевич – адекватный мужик, да и видно же, что он к тебе снисходителен!.. – Ненавижу двусмысленные намёки. Через силу осуждающе вздыхает. Видимо, наконец-то понимает, насколько мне всё пофиг. – Ну, ладно, Ленк, делай, как сама знаешь… - С нравоучениями покончено. Аллилуйя!.. - Насть, знаешь, я не приду завтра на собрание… Передай, пожалуйста, мою зачётку куратору. – Молча принимает из моих рук документ. – Если будет какая-то новая информация, напиши мне на электронку, идёт? – В ответ лишь поджимает губы. - В театр-то ты вечером придешь? – Киваю. – Вот билет тогда держи. – Отправив в сумку мою зачетную книжку, вытягивает из перемотанной канцелярской резинкой пачки билетов один и вручает его мне. Очередное современное прочтение классических «Трёх сестёр». Интересно, что они в акробатическом театре делать будут? На качелях если уж только качаться!.. – И ещё… - Отводит под локоток меня к окну. – В субботу капустник, денег только на аренду зала хватило, я завтра на стол буду по два косаря с носа собирать. Не отбивайся от коллектива. – Всё ясно, я нужна им лишь для количества. Но, возможно, там будет Витя, а самовольно я от него ни в силах отказываться. Все также сохраняя молчание, протягиваю Афанасьевой две голубенькие купюры. Открывает блокнот и напротив моей фамилии ставит плюсик. Крестик. Крест, Кулёмина, стоит на твоей судьбе, но никак не плюс. Согласись, наконец!.. – Я сейчас хочу за платьем сходить, а то завтра в театр и надеть нечего. Составишь компанию? - Нет, Насть, извини. Во вторую половину дня я работаю почти каждый день. Так что, мне пора. Удачных покупок тебе. Подожди Миронову. Вот ей шопинг, думаю, интересен. Всё, пока… - До завтра!.. В слезах выбегаю на крыльцо. Размазывая рукавом по лицу сопли и слёзы, прячу мокрые глаза за чёлкой. И, хотя до смены ещё есть время, спешно бегу на метро. В окружении толпы собственную боль ощущаешь не столь остро, нежели наедине с самой собой. Теперь он меня к себе не подпустит, да?.. От моего раннего появления все коллеги в шоке. Перешёптываются… Ненавижу, когда с виду нормальные бабы на деле оказываются копилками для сплетен. Чёрт с ними!.. Отпускаю одну новенькую пораньше на свидание. Только пусть гад попробует её обидеть!.. Всех бы порешила!.. Закрываю двери кинозала, присаживаюсь на диванчик. Дабы хоть как-то отвлечься, принимаюсь за чтение электронной книги с экрана телефона. Понимаю, что сюжет шагает мимо моего сознания. Перевожу взгляд вдаль и начинаю рассматривать посетителей кафе. За двумя сдвинутыми столами щебечет стайка из семи девчонок. Юные совсем, школьницы ещё. У самой когда-то была подобная беззаботная, жадная до жизни компания. Два паренька, должно быть, компьютерщики. Даже при встрече живому общению предпочитают электронные игры. Три подруги. Им слегка за, ну или под, тридцать. Гламурные тусовщицы. Жизнь, как подиум. Пара… Она студентка, он зажравшийся бабник. Активно развешивает на её маленьких слегка оттопыренных ушках разносортную лапшу. Она трогательно гладит его пальцы. Всё ещё левой ладонью ощущаю Степнова. Его жар, его напряжение, его мощь. Он мне нужен, а всё остальное к чёрту. Мораль к чёрту, гордость к чёрту, весь мир к чёрту!.. Вот он угощает её пирожным, одаривает необъективными гиперболизированными комплиментами только для того, чтобы получить то, что Степнов отказывается получить от меня за «так». Повелось испокон веков, и это правильно, мужчина добивается женщину. Секс начинается со слов, или хотя бы со лжи, о любви. В нашей ситуации эта роскошь не доступна – по средствам живём. Ну не стелись я перед Степновым, не соблазняй его, а скажи правду: Виктор Михайлович, я вас люблю; Вы мне очень нужны; я без Вас подыхаю. И что в итоге? Да ничего!.. Ему не нужна ответственность ни за меня, ни за мои чувства, ни за всю эту трагикомичную басню. Я его знаю. Он из последних сил будет бить себя пяткой в грудь и доказывать самому себе, мне и всему миру, что и выбор его единственно верный, и семья его счастлива, и он в семье счастлив, и жену любит вусмерть, а хочет ещё безумнее, и устраивает его всё, и менять он ни черта не намерен. Если я скажу: люблю, он и смотреть на меня перестанет. Моё «люблю» лишит меня каких-либо шансов надеяться. А меня лихорадит от желания к нему прикасаться, вдыхать его, впитывать… Цветы, конфеты, свидания…Что мужики только не вытворяют, дабы получить доступ к телу!.. Мы этот этап за ненадобностью пропускаем и наседаем на самом главном. Степнов хоть и праведный, но всё же мужик. И если он когда-то давно, и правда, меня любил, то вполне сейчас может хотеть. Он хочет. Иначе не тискал бы меня столь жадно и воровато. Его поцелуи полны боли и отчаяния. Мне порой не по себе… Жутко даже. Мы станем близки, и тогда говорить о любви будет незачем. Это чувство перестанет наконец-то мучительно разрывать меня. Оно выйдет наружу. Заполнит всё вокруг. Окутает его. Я буду пеленать его в своей любви. Господи, дай мне целовать его… Дай! Дай, прошу тебя!.. Витя никогда не позволит мне и на йоту о большем мечтать, а я… Хоть как-то быть ближе, быть рядом, быть вместе… Хотя бы так. Это всё, о чём я смею мечтать. Каждая моя клеточка за меня будет твердить ему: «Люблю»… Фильмы сменяют друг друга, суета мерцает вокруг калейдоскопом лиц, движений и возгласов, а я тем временем всё глубже и глубже погружаюсь в воспоминания о недавних событиях. Ощущаю на своей коже его руки, губы, дыхание… Слышу собственные стоны, и покрываюсь румянцем. Не до конца верю, что всё это реально было. А сколько всего не было?.. Шесть лет не видеть, не слышать, не сметь надеяться… Отмотав смену, понимаю, что, вернувшись сейчас в пустую квартиру, где каждый угол свидетельствует о его былом пребывании, от тоски и боли полезу на стену и провою в голос несколько часов кряду. Как есть, в чёрных простых джинсах и белоснежной форменной рубашке, отправляюсь в бар неподалеку от работы. Немного алкоголя, порция адреналина, изобилие мужского внимания – то, что помогает не загнуться, когда адски плохо. Бокал виски, сигарета. На меня уже пускают слюни разносортные и разновозрастные особи мужского пола. За всё это время в моей бедовой голове ни разу не возникает и мысли, замутить с кем-нибудь интрижку на глазах у Степнова. Он слишком мне нужен. И даже его ревность может сыграть со мной злую шутку. Да меня воротит от одной только мысли, что хоть с кем-то другим, ни с ним, прохожу по улице под ручку, не говоря хоть о чём-то большем… После Витиного последнего срыва моя кожа пылает и тлеет от постоянного ощущения его голодных рук. Плюю на похотливые взгляды и отправляюсь в центр танцпола. Отдаюсь на волю музыке… Через некоторое время замечаю, что три приятных наружностью молодых парня уже откровенно раздевают и ласкают меня в своём воспаленном воображении. Усмехаюсь и продолжаю провокационно двигаться в такт энергичной мелодии. На моё бедро ложится чья-то властная рука. Лицо незнакомца освещает луч прожектора. Самый смелый, значит, из этой троицы, да?.. Одобрительно улыбаюсь. Парочка чувственных танцев, и под финал медляка он увлекает меня в уборную. Подпирает дверную ручку шваброй и сажает меня на столешницу меж двух раковин. С животной агрессией спешно раздевает и ласкает меня. Почти искренне отвечаю ему, поддерживая заданный темп… - Нет! Стой!.. – будучи давно обнажённой до пояса, оглушаю тесное пространство, когда он стягивает с меня стринги за компанию с джинсами. – Остановись. - В чём дело? Ты, кажется, сама этого хочешь?.. – Тяжело дышит, а я лишь отрицательно мотаю головой. – Тогда, какого чёрта?! Заводишь, а как до дела доходит, задний ход даешь!.. – Злиться, но продолжает стоять меж моих разведенных коленей. Видимо, ещё на что-то надеется. – Или… - Трогательно проводит по моей щеке вдоль скатившейся слезы большим пальцем. – Ты девочка ещё?.. – Сил хватает лишь помотать головой из стороны в сторону. – Не понимаю, в таком случае, в чём дело. – Переводит дыхание. – Я, должно быть, поспешил… Я напугал тебя, прости. Знаешь, ты мне очень нравишься. И я думаю, возможно, стоит начать наше знакомства иначе. С чашечки кофе, к примеру, завтра, около шести. Место назначаешь ты. – Перебирает пряди моих взлохмаченных волос, а я смотрю в пустоту невидящим взглядом поверх его плеча. – Что скажешь? - Прости. Но нет… Просто, ты - не он. – Шипит с досадой. Отходит от меня и умывается ледяной водой. Брызги обжигают мою раскаленную кожу. - Решила со мной рога какому-то козлу наставить? - Типа того. - В таком случае, не стоило останавливаться. Мстить – так мстить!.. Что уж там… - Не могу. Я уже знаю, как он целует. Я уже знаю, как он ласкает. Я уже знаю, как он рычит… - Начинаю рыдать навзрыд. – Я люблю его. Я не могу. - Какие же вы бабы – дуры, всё-таки!.. – Натягивает на своё мускулистое тело футболку. – Давай, одевайся, подвезу тебя. – Подаёт мне лифчик и рубашку. - Не надо… - Ну и шататься тебе одной в таком состоянии тоже не надо. – Помогает спрыгнуть на пол и тянет за руку в сторону выхода. Забираем в гардеробе вещи, и вот мы уже на свежем воздухе, в окружении миллиарда снежинок. Слёзы моментально замерзают на лице. Усаживает меня рядом с собой, включает зарубежный рок, достаёт из бардачка нетронутую бутылку виски и кладёт её мне на колени. За время пути до моего дома впервые воспроизвожу вслух всю нашу с Витей историю и, захлёбываясь слезами, вливаю в себя половину бутылки. - Это не сексом лечится, а ремнем!.. – Ржёт. – Ну, в твоём случае, у психотерапевта!.. – подытоживает мою исповедь, останавливаясь у подъезда. - Ну, спасибо, что выслушал. Тебе оставить? – Киваю на бутылку. - Нет, мне ещё сегодня пригодится светлая голова, а у тебя вся ночь впереди наедине с собственной дурью. - Не дурью, а любовью!.. – обиженно протестую пьяным мычанием. - Ну, ты смотри, если с любовью не сложится, то позвони. – Вкладывает в мою ладонь визитку. - Сложится! – Разрываю карточку пополам и выкидываю её через плечо. - А ты – настырная девчонка!.. - Смеется по-доброму. - Настырная… Ладно, спасибо тебе за всё. И.. прости ещё раз. - Да забей!.. Только, мой тебе совет, не доводи ситуацию впредь да такого. Ты, вроде, девчонка не глупая… Ну, пойми, не все мужики останавливаются, когда им баба «Нет» кричит!.. Так что, считай, тебе со мной повезло. - Я понимаю. И поэтому благодарна тебе. Обещаю, впредь буду благоразумнее. – Он кивает, и я покидаю салон его гостеприимного авто. Провожаю взглядом огоньки фар. Мысленно благодарю Бога за всё и казню себя за распутство. Хочется принять душ. Адски противна собственная кожа. С полчаса стою под тёплой водой, опираясь об стену. Надеваю Витину футболку. Это немного успокаивает. Выставляю на подоконнике остатки виски и коньяка. Нарезаю в блюдце два кисло-горьких плода с дедова лимонного дерева. Пачка сигарет. Пепельница. Укутываюсь в шерстяной плед и сажусь на табурет, притянув ноги к груди. За окном метель, вьюга, пурга… Не знаю, что именно… Город спит, а я всю ночь заливаю свою дурь спиртным, меня не пробирает.
Вика: 18. Просыпаюсь, завернутая, словно в кокон, в плед, на диване в гостиной. Адски болит спина. В горле «Сахара» просто!.. Щёлкаю пультом. Со мной прощается ведущая трёхчасовых новостей. Да, похоже, мои приключения – это не сон… С полчаса провожу за водными процедурами, в результате немного прихожу в чувства. Но вид кухни просто выбивает из-под моих ног почву. Всё, что на подоконнике – в мусорный пакет, окно - нараспашку. Почти четыре. Выходить через час с небольшим. Надо как-то оживать… Сигарета с чашечкой крепкого кофе, разбавленного молоком, составляют мой завтрак. Проходя мимо зеркал, стараюсь в них не заглядывать, хотя грех жаловаться, бывало и хуже… Отпаривая свой серый брючный костюм из плотной кашемировой ткани, пиджак которого выполнен на манер мундира, понимаю, что меня хоть и слегка, но все же штормит и мутит. Решаю, что к новому костюмчику новые лаковые ботинки на плоском ходу под крокодиловую кожу будут кстати. Достаю коробку с ними с антресолей, чудом не слетаю с табурета. Так, необходимо, насытить организм животворящей энергией… Отвариваю куриные окорока, заталкиваю в себя два черпака золотистого, прозрачного бульона. Следом уже сам просится крепкий, сладкий чёрный чай. Хорошо… Из полотенец перебираюсь, не пойми, с какой целью, в изумрудный кружевной комплект нижнего белья. Вид, конечно, соблазнительный, ну а толку-то?.. Костюмчик, носочки, укладка с пробором и отросшей чёлкой на бок, макияж аля натурэль, шлейф изысканного парфюма, чёрный клатч в виде конверта подмышку. Да, куртка моя со всеми этими изысками не катит, но что уж… куда уж…Чистая, опрятная, и на том спасибо! Дутая, строченная, спортивная куртка… я только сейчас понимаю, в ней одно хорошо – на лыжах кататься!.. Рука так и не поднимается застегнуть молнию, поэтому обматываю шею и грудь изумрудным шерстяным палантином с классическим принтом «Огурцы» - давний подарок от мамы. - О, ты тут? – Выхожу из подъезда и вижу своего несостоявшегося любовника. Сегодня он уже не в джинсах и дутой тёмной куртке, а в вельветовых брюках и ботинках в тон, на ком-то подобные вещи я уже видела… Из под расстегнутой дублёнки выглядывает свитер грубой вязки. Стоит облокотившись о свою тачку, улыбается. Заглядываюсь и чуть не валюсь на лёд. - Аккуратно! – Поддерживает меня под локоть. – Привет, смотрю, ты сегодня при параде… - Оценивающим взглядом скользит по мне от макушки до пят. - А ты что?.. - Что я здесь делаю? – Расплывается в довольной улыбке. – Ну, кофе в шесть, помнишь?.. Я вчера об этом на полном серьезе говорил. - Думаю, моя исповедь могла сойти за отказ. - Отказ, значит, говоришь?.. – По двору едет машина и он уводит меня с проезжей части. Подводит к своей машине, из которой доносится знакомый рок. – Слушай, сама же понимаешь, тебе нечего ловить. Максимум, что он сможет тебе предложить, это быть его любовницей. Ты же классная, молодая, привлекательная, умная женщина, ты не должна довольствоваться вторыми ролями, понимаешь? - Сама как-нибудь разберусь. – Уже злюсь. - Разберешься? Да ты потратишь свою молодость на престарелого лоха, а в итоге - останешься у разбитого корыта. – Из-за всех сил сдерживаю горькие слёзы. Он прав. Чертовски прав. – И потом, посмотри, как благотворно на тебе сказывается знакомство со мной – одна встреча, и ты уже выглядишь шикарно!.. – Смеюсь. Он вместе со мной. - Да, вот с… с подружками в театр собрались в кое-то веки. - Театр? – Вздыхает с досадой. – Ну да, где театр с подругами, а где я с кофе?.. Явно проигрываю. Что хоть за театр? – Сообщаю ему адрес. – Понял. – Обходит авто и открывает дверцу пассажирского переднего сидения. – Садись. Подвезу!.. Во время пути знакомимся чуть ближе. Называю своё имя. Говорит, что будет меня Алёнкой величать. Тоже мне революционер!.. Самого его зовут Миша Кожевников. Живёт с родителями, пару лет назад распалась музыкальная группа, в которой он, смешно представить, но играл на басу. Теперь занимается бизнесом – у него собственный интернет-магазин музыкальных инструментов. Старше меня года лет на пять. Высшее юридическое образование. Рассматриваю его в здравом уме и отмечаю, что у него приятные, мягкие, правильные черты лица, чуть округлые щеки, живые карие лучистые глаза, густые, блестяще, тёмные волосы. У него красивый поставленный голос и приятный смех. Парень высокий, видный, успешный. По всей видимости, он не курит, не злоупотребляет, спортом занимается, питается постным мясом и овощами, много пьет минеральной воды. Вот и меня угощает бутылкой «Ессентуков». Милый парень, но не Витя… Дверцу его авто захлопываю под восхищенные возгласы своих одногруппников. Молча прохожу мимо. Давно не была в театре. Последний раз ходили со Степновым в начале одиннадцатого класса. Родители с Серёжкой, после полугода дома, только уехали в свою Швейцарию, меня тогда не радовали ни баскетбол, ни гитара собственная… И Виктор Михайлович решил меня взбодрить. Столько энтузиазма было в его глазах, что отказать ему было невозможно. - Виктор Михайлович, ну как Вы себе это представляете – в театр с одним на двоих билетом? – Смотрю на маленький букет садовых, сезонных цветов в его руках. Такие бабульки у метро продают. – Скажите, что мне нет пяти, да усадите себе на колени? - Ленка, не кисни, прорвёмся! Где один билет, там и другой! – Щелкает меня по носу. – Если не выгорит, сходишь на спектакль одна, а я тебя здесь, в фойе, подожду! – Свободной рукой обводит пространство вокруг себя. – Расскажешь потом. В красках!.. - А букет для главной героини? – В горле пересыхает, и я почти шепчу. - Вот я!.. – Хлопает себя по лбу. – Для тебя цветы, Ленок! Для кого же ещё?! – Вручает букет, утыкаюсь носом в сладкий аромат нежных лепестков. – Так, ты тут постой, а я билетик поищу!.. – Поражает эта его способность в любой ситуации сохранять оптимизм. Обвожу взглядом присутствующих. Знакомые крендельки в леопарде. Виктору Михайловичу билетик подогнала Елена Петровна. Ну, всё ясно!.. - Девушка, извините… - Талантливо делаю вид, что не узнаю её. Оборачивается. На смену восторженной улыбке приходит слезливая гримаса. – Ой, Светлана Михайловна, здравствуйте! – Улыбаюсь в знак вежливости. – А у Вас не будет лишнего билетика? А то мы с Виктором Михайловичем… - Не успеваю договорить, как она отдаёт мне билет и самовольно покидает поле боя. - О, Ленок, ты билет нашла!.. – Радуется, как ребёнок. Люблю, когда он такой. Люблю? Да, люблю… - Ну что, идём в зал? – Протягивает раскрытую ладонь. Доверчиво вкладываю в неё свою. Его рука сильная, крепкая, тёплая… Моя холодная, влажная, дрожащая… Он взволнован, как ребёнок в новогодний вечер, и весь спектакль не сводит с меня трепетного, восхищенного взгляда. Моя рука по-прежнему в его руке. Решается и легко поглаживает мои затвердевшие пальцы. Эта ласка невинна, словно дуновение мягкого ветра. Мне никогда нигде и ни с кем не было и не будет так хорошо, как сейчас здесь с ним. Мой учитель, мой друг, мой… Мой. Провожая меня до дома, старается поддерживать беседу о спектакле. Выходит у него чертовски плохо. Я с пониманием улыбаюсь. У подъезда робко целует мою руку. Замечая моё волнение, быстро находится: - Кулёмина, с завтрашнего дня возобновляются наши совместные утренние пробежки, а то совсем спорт забросила!.. – Гримаса осуждения. – Экзамен как сдавать собираешься? - На «Отлично»!.. – Смущается. Взрослый мужик смущается меня, заурядной школьницы. – Виктор Михайлович, спасибо за приятный вечер. Вам, правда, удалось поднять мне настроение. - Не вешай нос, Кулёмина, прорвёмся!.. - О, Леночка, и ты тут!.. – Меня обнимает сестра Степнова. – Привет! - Здравствуйте, Мария Михайловна! – Улыбаюсь ей в ответ. Искренне. – Я тоже не ожидала Вас увидеть, но очень рада нашей встречи!.. – Хоть один адекватный человек. – А Вы театр любите? - Люблю, но не в этом дело. Когда у единственной снохи премьера, выбора-то по большому счёту нет!.. – Обреченно вздыхает. - То есть?.. - Моё лицо, должно быть, сейчас красочно иллюстрирует всю ненависть к жене её брата. - Да, Кристина играет одну из сестёр. – Собеседница откровенно обеспокоенна резкой переменой моего состояния. – Леночка, может водички? – Достаёт из сумочки маленькую бутылку минералки, открывает её и протягивает мне. Послушно делаю несколько жадных глотков. – Лучше? – Мягко проводит рукой по моей спине. Киваю. Возвращаю бутылку. Спеша убрать её обратно, сестра Степнова усмехается, обнаружив в сумке плотный конверт. – Вот. – Вручает его мне. – Хотела через брата передать Новогодний подарок для тебя, но уж раз есть такая возможность, поздравляю лично. - Спасибо. – В конверте, обещанный Степновым ещё осенью, десятидневный больничный. – Мария Михайловна, я для Вас тоже подарок подготовила, он дома – не знала, что встречу Вас сегодня здесь. - Ну ничего, Вы же встретитесь завтра с Витей на капустнике – вот через него и передашь. – Киваю, выдавливая из себя улыбку. – А вот и мои любимые мальчики. – К нам подходят Степновы. Оба одеты с иголочки. У обоих в руках розы. - Что? - Спрашиваю, ты знакома с Владиком? – Отрицательно мотаю головой, а у самой уже кишки ходуном ходят. – Сейчас я вас познакомлю. – Улыбается собственным мыслям. - Что, Владислав, выпросил-таки у отца пирожное? – Приседает перед малышом и берёт его за руки. Тот лишь довольно улыбается. - Тетя Маш, а что это за красивая тётя? - Это, сынок… - Обе во все глаза смотрим на Витю. Ну же, что ты готов сказать обо мне своему маленькому сыну? – Это Лена… Она… Она… - Владик, Лена – моя хорошая знакомая. – Оглядывается на меня, затем смотрит на напряжённого брата. Её проницательный взгляд читает, как букварь, наш немой диалог. – Лена – моя подруга. Она очень хорошая и очень добрая. Лена обязательно тебе понравится, вот увидишь!.. – Похоже, только папа Влада не готов дать мне этой возможности. - Лена, а я тебя знаю! – Подходит ко мне и доверчиво смотрит на меня снизу вверх своими огромными озёрными глазами. – Ты мультики показываешь!.. – Так, кажется, ещё немного, и этот малыш снимет с меня все маски, которыми я болезненно обрастала в течение нескольких лет. Начинаю чаще моргать, пытаясь удержать, так некстати просящиеся сейчас на волю, слёзы. - Я тоже тебя помню. – Искренне улыбаюсь мальчишке. - Владик, а ты картинки уже видел? – Марья встает и за руку отводит от нас племянника. - Какие картинки? - Ну как, какие? – Забирает из его рук букет. – Вы пока с папой в буфет ходили, я нашла зал, в котором проходит выставка картин. Хочешь, покажу? - Да!.. – Радостный возглас Влада – последнее, что долетает до нашего слуха из их увлекательной беседы. - Спасибо. - За что? – И он вновь холоден и непреступен. - За Новогодние каникулы. Мария Михайловна отдала мне Ваш совместный подарок. – Собеседник с облегчением вздыхает. - Ты, главное, предоставленное тебе, время трать с пользой: утренние пробежки, лыжи, бассейн!.. К практике готовься! - Вы со мной уже только через службу доставки общаетесь, да? - Ну, некогда мне было тебя ждать. Афанасьева же всё передала? – Киваю. - Просто, я думаю, нам есть о чём поговорить. - Я уверен, нам следует об этом забыть. Обо всём забыть. - Забыть?.. Именно поэтому Вы жене веник принесли? - Перевожу дыхание, набираясь наглости. – И только не врите, что Вы её любите! – Ну, куда я лезу?! - Вообще-то… - Степнов поднимает букет и оценивает его пренебрежительным взглядом. – Нормальные люди это цветами называют. А о любви ни тебе рассуждать. Тебе это чувство, явно, не знакомо. - Чего это Вы так уверены? - Представился однажды случай на собственной шкуре убедиться. – Передёргивает плечами. – Всё закончилось, не успев начаться. Знакомая, правда, фраза? – Меня буквально колотит. И он это видит. - Ну, или как там?.. Точно уже не помню, но смысл, в принципе, мало отличается. - Что, Виктор Михайлович, по сей день гнетёт тот факт, что я не стала Вас тогда выгораживать? – Поджимает губы и отводит взгляд в сторону. – С Вами разговариваю Я, а не кресло!.. – Кричу, привлекая к нам излишнее внимание. - Не желаю портить себе настроение перед спектаклем. Всего доброго. – Разворачивается и устремляется вслед за родственниками.
Вика: X. Вместе сделали вдох - Выдыхать одному. Удивительно, что До сих пор я живу. Удивительно, как Много крови во мне, Никому не отдать, Кровь моя не в цене... (ДА – Охота на волчат) 19. Мы с Марьей и Владиком, как и прочие приближённые к актёрскому составу гости, сидим в ложе. Мои студенты размещены в хаотичном порядке на балконе. Кулёмина на первом ряду нижнего яруса. Не отводит от меня своего наглого взгляда. Испепелить, наверное, хочет… Я и сам, то и дело, порываюсь посмотреть на неё. Красивая, привлекательная, соблазнительная… Чертовка!.. Так, стоп, куда она уходит раньше середины спектакля?! Чёртов телефон!.. - Виктор Михайлович, нам надо поговорить. – Кулёмина?! – И если Вы сейчас не выйдете!.. – Повышает голос в попытке скрыть его дрожь. - По окончанию спектакля, Ваша жена узнает, что Вы своих студенток по углам зажимаете. – Отключается. Избегая лишнего шума, покидаю зал. Бегу к выходу. Чудом не падаю на скользком полу, который тщательно намывает дамочка почтенного возраста с фиолетовыми волосами. - Разбегались тут!.. – ворчит, не поднимая головы. – Это вам не стадион, это театр!.. - Простите, а Вы не видели, девушка здесь не пробегала? – Проводит тряпкой по моим ботинкам, словно я - пустое место. – Блондинка. Высокая. В брючном костюме… - Опирается на швабру и поднимает на меня, полный презрения, взгляд. - Ну, пробегала одна белобрысая девица… - Скользит по мне оценивающим взглядом. – Зарёванная вся… - Упрёк в голосе. - Зарёванная?! - Эх, все Вы мужики такие: сначала доводите, потом удивляетесь! - Продолжает намывать и без того блестящий пол. - Она ушла? - В уборной она. – Взмахом руки указывает мне направление. Без каких-либо раздумий дергаю на себя дверь женского туалета. Первое, что вижу, кончиками пальцев Ленка поправляет макияж глаз. Неужели, и правда?.. Хотя, с чего ей?! - Что, Виктор Михайлович, испугались? – С ехидной усмешкой подмигивает мне в отражении. - Кулёмина, не смей трогать мою семью! – Трясу её за грудки. Она лишь смеется мне в глаза. До чего борзая стала!.. – Не смей приближаться к моей жене! Не смей приближаться к моему сыну! Не смей!.. – За дверью слышны звонкие цоканья каблуков, и Ленка умудряется затолкать меня в кабинку. – Не смей!.. – Затыкает мне рот бескомпромиссным поцелуем. - Теперь можем продолжить разговор. – Вытирая губы, ехидно смеется. По всей видимости, мы вновь наедине. Вылетаю из кабинки. Хватаюсь за дверную ручку. Нет. Мы должны поговорить сейчас. Довольно терпеть её выходки. Этой стерве давно пора указать на место!.. Защёлкиваю замок. Оборачиваюсь. Она сидит на столе меж двух, утопленных в нем, раковин и вырисовывает своими аккуратными ноготками на белоснежной каменной столешнице меж своих, сильно разведенных в стороны, ног, ведомые ей одной, узоры. Ослабеваю узел галстука. Отхожу к дальней раковине. Умываюсь ледяной водой. С вызовом смотрю в зеркало. Вижу там обезумевшего параноика. Опираюсь ладонями об Ленкины колени. Смотрю прямо в её бесстыжие глаза. - Что. Тебе. От меня. Нужно?.. - Вы знаете. – Злости столько, что готов её в асфальт закатать. – Более того, Вы сами этого хотите. – Её ладони по моим плечам скользят к моей шее. - Я понимаю, что прошло время, и ты изменилась. Повзрослела и обнаглела. Но мне этого не надо. У меня есть семья. У меня есть жена. У меня есть сын. – Цежу сквозь зубы, а она и не моргает, и не дышит. Лишь, едва касаясь, поглаживает мою шею. - Меня всё устраивает. Я дорожу тем, что у меня есть. Я не намерен что-либо менять. Я не позволю тебе, или кому бы то ни было, вмешиваться в мою жизнь и рушить её. – Перестаю управлять собой. Сжимаю её за горло и припечатываю к зеркальной стене. – Я запрещаю тебе, приближаться к моей семье, - рычу ей прямо в губы. – Я запрещаю тебе, приближаться ко мне. Тебе нет места в моей жизни. – Её губы чуть вздрагивают. Ну же, что ты можешь мне возразить?! Не успеваю опомниться. Её губы вновь ласкают мои. Её язык крепко переплетается с моим. Целует меня торопливо, жадно, откровенно… Я ни в силах управлять собой. Мои ладони жаждут ощутить её кожу. Пиджак слишком плотно облегает девичье тело. И мои пальцы торопливо расстёгивают на нём пуговицы. - Тебе идёт зелёный. – Её хрипловатый смех, и я покрываю поцелуями её декольте, слегка прикусывая кожу. Она неожиданно, со всей дури, отталкивает меня. Отлетаю к дверям кабинки. - Не нужна я Вам, Виктор Михайлович, да? – Усмехается, застёгивая пиджак. – Ну-ну!.. - Я нормальный, здоровый мужик, а ты – молодая, привлекательная самка. – Вновь сжимаю её горло. – И я не могу ни реагировать на твои провокации. – Самодовольно ухмыляется. – Да, я признаюсь, я срываюсь!.. – Усиливаю хватку. - Но за этими срывами нет ничего: ни чувств, ни страсти, ни желания!.. – Просто, я – живой, а ты ведешь себя, как шлюха!.. Ты всего лишь кусок мяса! Я не узнаю тебя, ты мне противна!.. Иди, под первого встречного стелись, а меня в покое оставь! Я верен своей жене, и ты не станешь исключением!.. – Отшвыриваю её к стене. Спешно покидая помещение, слышу, как позади звенит зеркало. К чёрту!.. Не знаю, куда податься. Раненным зверем мечусь по парковке. Решаю спасаться бегством. Прилетаю в клуб. Шум, гам, суета, визги, писки, мат… - Так, Соня, кто мне объяснит, что здесь происходит?! – Ловлю, пробегающую мимо, администратора. - Здравствуйте, Виктор Михайлович! Трубу прорвало!.. - Как, прорвало?! Почему мне сразу не сообщили? – Сжимаю её узкие плечи. Ору, почем зря. - Ну, у Вас же… У жены… У Вашей жены премьера!.. Вы сами просили, не беспокоить Вас!.. Мы Павлу Алексеевичу позвонили!.. Он скоро будет! - Какая, к чёрту, премьера?! – Трясу девчонку, как тряпичную куклу. – Что с трубой?! - Воду перекрыли. Техника не пострадала. Но будет нужен небольшой ремонт. – Сверлит меня испуганным взглядом. – Виктор Михайлович, мне в страховую компанию срочно позвонить нужно!.. – Отпускаю Соню и падаю в кресло. - Виктор Михайлович, в страховой компании сказали, что мы можем не ждать их эксперта, который сможет прийти теперь уже после праздников, а делать ремонт уже сейчас. Только вместе с заявлением необходимо предоставить датированные фото и видео материалы. У нас всё это есть, - отчитывается по окончанию телефонной беседы. Я лишь устало киваю. – Виктор Михайлович, я могу заварить для Вас чай, успокаивающий. – Смотрит на меня с невообразимой жалостью. - Лучше, кофе. – Улыбается и направляется на кухню. Ловлю её и усаживаю по подлокотник кресла. - Софочка, дорогая, ты у меня такая умная девочка, такая мудрая… - На моих глазах она превращается в стальной комок нервов. – Такая понимающая!.. - Виктор Михайлович!.. – Пытается выбраться из кольца моих рук. Все попытки тщетны. – На что это Вы намекаете? - Софочка, прошу тебя, умоляю тебя, заклинаю тебя!.. Раздели со мной одну маленькую ложь во спасение мира на Земле… - Собеседница расслабленно выдыхает и улыбается. – Если Кристина будет спрашивать, я приехал сюда по Твоему звонку. Понимаешь, о чём я? - Не совсем… - Сонечка, смотри, дорогая: ты обнаружила потоп. – Кивает. – И сразу позвонила мне. В первую очередь Мне, а уже после всем остальным, понимаешь? - А Вы телефон во время спектакля не отключали? – Мотаю головой и вдруг осознаю, насколько на руку сыграла Кулёминой моя нерасторопность. – Меня же Кристина Ваша… - Что она тебе сделает? Уволить тебя она права не имеет. Наорать?.. От неё, в принципе, не убудет. Если что, я тебя своей широкой грудью прикрою, а вот если она правду узнает, последствия будут критическими, и я боюсь, мне не поможет даже доктор. - Ну, хорошо, я постараюсь быть убедительной… Хотя, Виктор Михайлович, боюсь Вас подвести, я же врать абсолютно не умею!.. – Знаю, поэтому и доверяю. Пожимает своими узкими плечиками. - Не переживай, нам поверят. У меня есть свидетели того, что я, будучи в крайне нервном состоянии после телефонного звонка, спешно покинул зал. И ещё, Соня, такой момент, чтобы наша маленькая ложь стала большой правдой, мы с тобой оба должны придерживаться этой версии со всеми, абсолютно со всеми, а не только с моей женой. - Для маленькой такой компании огромный такой секрет? - Верно понимаешь! – Расплываюсь в одобрительной улыбке. – Моя школа. Обещаю, за сотрудничество отблагодарю. Но об этом?.. - Никому ни слова. - Умница. – Отпускаю её. – Кофе мне принеси. Через пять минут передо мной Соня с чашечкой кофе и Алексееич весь в пене. Спускает на бедную девочку собак, что та вырывает его с важных переговоров, когда тут Степнов в наличии одной штуки!.. Доводит администратора до слёз и удовлетворенный скрывается в кабинете. Теперь уже я приношу Соне валерьянки и воды. Успокаиваю её. Вечер пролетает в суете, ругани, переговорах, подсчетах, перерасчётах, в поисках ремонтной бригады, согласовании грядущего корпоратива… Мы с Пашкой ожесточенно спорим, как вдруг в кабинет врывается Кристина. - Как?! – На её лице сценический грим, в глазах гнев. – Как ты посмел, так унизить меня? – Швыряет свою сумку и свою шубу на мой стол и опирается об него раскрытыми ладонями. - Во-первых, если ты не умеешь входить, как подобает, то хотя бы поздоровайся с Павлом Алексеевичем. – И глазом не ведет. - Во-вторых? - Во-вторых, ты выбрала неподходящее место для обсуждения наших взаимоотношений. Дома поговорим. - Я не уйду, пока ты не объяснишься со мной!.. – Орёт так, что аж Пашка, действующий адвокат, ретируется из кабинета. – Степнов, как ты посмел демонстративно сбежать с моей премьеры? Неужели, этот твой жалкий бизнес для тебя важнее меня, твоей законной жены, матери твоего ребёнка, твоей любимой женщины?! – Ну, это уже все пределы переходит!.. Встаю, разминая ноги, подхожу к окну. - Во-первых, не на сцене, успокойся. – Наполняю бокал водой и протягиваю его собеседнице. – Во-вторых, этот, как ты выразилась, жалкий бизнес, кормит, поет, обувает и одевает тебя!.. - Соня объяснила, что у вас тут какой-то форс-мажор, но, думаю, твой компаньон мог бы уладить все проблемы и без твоего присутствия. – Окидываю её злобным взглядом. – Ну хорошо… Ты мог приехать в клуб после спектакля. Но нет!.. Ты не имел права так позорить меня перед коллегами и зрителями! Ты буквально в душу мне наплевал своим пренебрежением!.. Никакого уважения ко мне! Весь мир приоритетнее меня! Знаешь, Степнов, я всё чаще и чаще сомневаюсь, а любишь ли ты меня?.. – А я сомневаюсь, говорил ли я об этом в принципе.- Тебе плевать на меня, на мои чувства, на мою карьеру! Ты сконцентрирован лишь на своей работе, на своём сыне, да на себе самом!.. - Где, кстати, мой ребёнок? - Маша его к себе забрала. В воскресенье, когда к родителям вашим поедем, заедем за ними. - А ты, я смотрю, всё, наоралась? – Замирает. – Домой поезжай. - А извиняться ты не собираешься?! – вновь разрывается в крике. - У меня нет причин не извиняться, не оправдываться ни перед тобой, ни перед кем бы то ни было. – Разве что, с Кулеминой следует помириться. Когда-то мы были друзьями, не могу я с ней, как с врагом, не могу!.. – Слушай, Кристин, ну чего ты Так на меня смотришь? В театре не служу – как ты, скандалить не умею. А слушать и дальше твоё сольное выступление не испытываю желания. Ты же знаешь, что своим криком можешь от меня только одного добиться. – В подобных случаях я хлопаю дверью и ухожу. Могу часами гулять по улице и в дождь, и в метель, и в жару… Только бы её истерику не видеть. – Так что давай, надевай свою шубку, забирай свою сумочку и поезжай-ка ты домой!.. Я ещё с документами поработаю. - Вот так, значит, да? – Лицо самого оскорбленного в мире человека. - Ты успокоишься и поймешь, что ничего страшного не произошло. – Подхожу к жене и слегка сжимаю её руку. – Крис, дорогая, ты же знаешь сама прекрасно, что проблемы в наших отношениях возникают лишь тогда, когда ты сама ищешь, какую бы очередную муху превратить в слона. На сцене что ли страстей не хватает? – Усмехаюсь. – Я тебя очень прошу, будь мудрее. - Если бы ты хоть немного был чуток ко мне… - Хватает вещи и убегает. - Я тоже пойду?.. – Спустя минут пять из-за приоткрытой двери в кабинет робко заглядывает Паша. Я лишь одобрительно киваю. Довольный, он собирает вещи и одевается. – Ты тоже, Вить, не задерживайся!.. – Хлопает меня по плечу. – Тебя всё-таки дома ждут. - Да я скоро. Дела ещё есть. – Смотрит на меня с удивлением. Вот чего языку за зубами-то тесно?! – До завтра. – Пожимаем руки. - Ну, счастливо там тебе… С делами твоими… - Дверь захлопывается, и с моих уст чудом не срывается мат. Минут пятнадцать работы с бумагами, и меня одолевает желание увидеть Ленку, поговорить с ней, расставить, наконец, все точки над «i»… Дома её нет, телефон не отвечает… Нет, он не отключён. Просто, она игнорит меня. Это чертовски злит!.. Ехать к ней на работу – откровенный идиотизм, но я решаю использовать этот шанс.
Вика: 20. Последний сеанс. Драма. Всё в лучших традициях Голливуда: секс, наркотики, рок-н-ролл!.. Взрывы, слёзы, погони, стоны, децибелы… А у меня перед глазами злая Кулёмина. Всё ещё вижу, как, не удосуживаясь пожелать мне приятного просмотра да фальшиво улыбнуться, ожесточенно она отрывает корешок от моего билета. Протягиваю в проход затёкшие ноги. Мда-а-а… удружил Ленке!.. Тот упырь, который ведро с попкорном привык на пол ставить. Тёплая погода стоит уже почти неделю. Мокрый снег крупными хлопьями заметает всё вокруг. Я сам уже снеговика напоминаю. А её всё нет. Но я дождусь. - Лен! – Встречаю её у служебного выхода. Не останавливаясь, пытается обойти меня. Смотрит куда-то вдаль, словно я - пустое место!.. – Кулёмина, да стой же ты!.. – Нагоняю и сжимаю её плечи. – Нам поговорить надо. - Вас дома ждут. – Ледяная глыба, не иначе. Всё так же смотрит вдаль. – У Вас семья есть. - Сам разберусь. – Да посмотри же ты на меня!.. - Я на метро спешу. - Уже опоздала. – С досадой выдыхает мне в лицо. Как разгадать тебя, Ленок, как?.. Что таится в глубине твоих усталых глаз, что?.. Ты обиженна? Оскорблена?.. Знаю, что да. Позволь мне объяснится. Я наговорил лишнего, но не думаю так о тебе. Я не узнаю тебя, а ещё не узнаю самого себя рядом с тобой. И это страшит меня. Вернее, узнаю… И тебя узнаю, и себя… Узнаю. Это мы и есть, только с цепи сорвавшиеся. И с этим нужно что-то делать. Так нельзя. – Это я попкорн рассыпал. - Вы?.. Да… Да Вы!.. – От досады мотает головой, кусая нижнюю губу. – Ну, Вы молодцы, конечно! У меня нет денег на такси!.. - Вырывается и спешит прочь. - Кулёмина, ну куда ты всё бежишь? - Стелиться под первого встречного! – Оборачивается на ходу. – Кажется, Вы мне именно это несколько часов назад советовали!.. – Поднимает воротник и продолжает намеченный путь. - Лена, я не хотел тебя оскорбить, но ты сама меня спровоцировала!.. Прости, Ленок… - И после всего я прошу у неё прощения?! Что же творит со мной эта несносная девчонка!.. - Спровоцировала?! Весьма хитро, Виктор Михайлович! – Останавливается на мгновение и сплевывает в сторону с досадой. – Как что - Кулёмина крайняя!.. - Прошу тебя, успокойся, нам поговорить надо! – Поправляет лямку сумки и ускоряется. – Ленка, прошу тебя, один разговор! Это важно!.. – Бегу за ней по слякотной каше из свежего мокрого снега вперемешку со старым талым да всевозможными реагентами. – Кулёмина, стой, тебя говорят!.. – Спринтер, мать её!.. – Лена, я отвезу тебя домой! – Святые угодники, она останавливается!.. Подбегаю к ней. – Жди здесь! – Победоносно улыбаясь, оставляю её под козырьком автобусной остановки. – Нечего ноги тебе мочить лишний раз. – Кидаю небрежный взгляд на её хиленькие кроссовки. Для надёжности забираю из её рук сумку. - Жди, сейчас подъеду. - Девушка, такси вызывали? – Кулёмина аж подпрыгивает. – Садись, давай, быстрее!.. - И вот салон наполняется её ароматом. Пристегивает ремень безопасности, и я газую. - Вас дома ждут. – Сквозь зубы. - Если ждут, дождутся. – Она не остаётся равнодушной к этому моему заявлению. Не без труда удерживает, стремящиеся вверх, уголки губ. - Печку добавь. Ты же промокла вся до нитки!.. – Молча выполняет указание. - А куда мы едем? - В какое-нибудь тихое, спокойное место. Говорю, побеседовать нам надо. – Ухмыляется. – Чего? Я что-то не то сказал? – Встаём на светофоре. Протираю тем временем запотевшее лобовое стекло. Молчим. Слышно только то, как по стеклу шуршат «дворники». – Лен, ну чего опять не так? - Учитывая время суток, самое тихое и спокойное место в Москве – это и есть Ваша машина. – Горький смешок. – Так что валяйте, какие у Вас там ещё ценные указания да советы назрели? – Проезжаем несколько кварталов, и я паркую автомобиль на стоянке круглосуточно супермаркета. - Лен, всё сложно, и надо что-то с этим делать. – Она замирает и даже дышать перестаёт. Под её тяжёлым взглядом я и сам дышу через раз. Провожу ладонями по лицу, словно умываясь, в желании разгладить, если уж не морщины, то точно все болезненные, металлические спазмы. – Ты вытворяешь не пойми что. Я ни в чём тебе не уступаю. – С досадой бью ладонями по рулю. - Оба хороши, оба дров наломали, оба берегов не чувствуем!.. Лен, я не знаю, с какой целью ты всё это затеяла… - По всей видимости, в яблочко!.. Что-то всё-таки затеяла, а не просто так гормоны играют. – Одно я знаю точно – у тебя ничего не выйдет, зря только время теряешь. А я?.. – Поворачиваюсь к ней и буквально разрываюсь от нежности. – А я не могу с тобой, как с врагом! Понимаешь?! Твои выходки мне поперёк горла! Но не хочу я с тобой врагами быть, не хочу… – Устало выдыхает и медленно опускает веки. – Нам ещё полгода существовать как-то бок обок. - Потом уж наши пути разойдутся наверняка. Хотя, как там говорят, не зарекайся, так, кажется?.. – Я не могу с тобой вечно на ножах! Не могу и не хочу!.. - Что Вы предлагаете? – Само спокойствие!.. Не помешало бы поучиться у неё самоконтролю, поскольку сам я готов в любую секунду вцепиться в её губы животным поцелуем. Память о её стонах слишком свежа. - Любовницу заводить в мои планы не входит, да и обретать врага в лице бывшего друга не хочу. – Накрываю её тонкие, обветренные пальцы своей, пылающей жаром, ладонью. - Лен, я предлагаю забыть всё и остаться друзьями. – Она в зачатке душит возглас возмущения. – Лен… Ленок… Прошу тебя, в память о Петре Никоноровиче, в память об общем прошлом, в память о былой дружбе… Прошу тебя, пожалуйста!.. – Как же угнетает невозможность залезть в её голову!.. Ну, вот о чём она может думать, так пристально рассматривая меня?! – Ради Бога, относись с уважением к собственной чести и к моей личной жизни. Лена, всё зашло слишком далеко, выяснять, кто прав, кто виноват, смысла нет!.. Я вижу один только выход: сделать вид, что ничего не было. Думаю, ты понимаешь, о чём я? – Кивает, поджимая губы. – Я - куратор, ты – студентка; я – тренер, ты – спортсменка!.. Если ты не против, мы – друзья… Друзья?.. – Протягиваю раскрытую ладонь. - Друзья. – Доверчиво вкладывает свою ладонь в мою. - Зла не держишь на меня? – Мотает головой. – Прощаешь? – Кивает. – Прощаешь… Ну и ты смотри у меня!.. – Демонстрирую кулак, она сдавленно смеётся и подмигивает. Вот без слов я Ленку мою понимаю, а как изъясняется сложными предложениями - так разбери, что за скрытый смысл!.. - Вот что, друг, подожди-ка, я скоро. – Щёлкаю её по носу и покидаю авто. Возвращаюсь через минут пятнадцать-двадцать. Три огромных пакета с провизией оставляю в багажнике. В салон забираюсь как можно тише. Кулёмина спит, прижавшись щекой к левому плечу. Еду не спеша, осторожно, дабы ненароком не потревожить её сон. На каждом светофоре любуюсь её безмятежным лицом. Невзначай ловлю собственное отражение в зеркале. Да уж, друзья!.. Блажен, кто верует. - Ле-е-ен.. – негромко зову её. – Лено-о-ок!.. – чуть громче. Забавно морщит носик. – Лен, просыпайся, мы приехали. – Ноль реакции. Слегка дую на её румяную щёчку и вздёрнутый носик. Прогресс - уже фыркает!.. - Отвалите, я спать хочу!.. – Сквозь сон машет руками. - Я бы отвалил, но не на скамейку же тебя с пакетами выгружать. - С какими пакетами? – Сладко зевая и потирая глаза, вытягивается, словно кошка. – Опять вздумали меня строить? - А ты будто не знала, на что подписываешься, соглашаясь быть друзьями? – Откровенно ухмыляюсь, а она лишь обреченно вздыхает. – Иди, открывай мне подъезд!.. – Нехотя, словно черепаха, Кулёмина выползает из салона. Следом выпрыгиваю и я. – Двери держи! – кричу ей вдогонку, когда она уже скрывается в подъезде. - Кулёмина, напиши уже жалобу мэру – сколько тебя знаю, у вас вечно с лифтом какие-то проблемы! – С сумками в руках плетусь позади Ленки, а думать способен только о том, насколько прекрасна её задница. Неужели, это не лечится?.. - Не орите! – Останавливается у двери. – Весь подъезд ещё перебудите!.. – Распахивает передо мной дверь. Не переступая порога, ставлю пакеты на коврик в прихожей. - Ну, всё, не провожай. Спать ложись. – Выдавливаю из себя улыбку и пячусь к лестнице. – Завтра суп обязательно свари. – Она лишь улыбается собственным мыслям. И смотрит на меня как-то странно. Подходит ближе. Ещё ближе… Хватается за лацканы моего пальто и слегка тянется вверх. Целует меня. Мягко и нежно. Невесомо. Невинно как-то. Едва касается моих губ своими… Моя голова кружится. Я чудом не лечу кубарем вниз. - Кулёмина!.. – Сдавливая больно её плечи, отстраняю нахалку от себя. – Мы же договорились. - Так я по-дружески!.. – Нагло ухмыляется и хлопает перед моим носом дверью. Не раздумывая, убегаю прочь…
Вика: Под титры Первомайских праздников, в Наш День 4 мая немного Новогоднего чуда! XI Снег шампанским обольём, В небо шарики отвяжем, Только вслух пока не скажем Никому, за что мы пьём. (Олег Митяев - В Александровском саду) 21. Сегодня в течение дня значительно холодает. На смену влажным хлопьям приходят, одиночно вальсирующие, снежинки-звездочки, вместо каши под ногами гололед. Жадно курю после дневной смены, пальцы немеют от холода, горло сковывает с каждым вздохом. Нет, надо забежать домой и переодеться. Да и мало-мальски привести себя в порядок. Правда, я уже и сама мало верю, что выгорит, но вот, чёрт возьми, другого шанса не будет… Сегодня. Одна из последних забегаю в паб. Отражение в зеркале даже мне самой нравится: высокие брутальные сапоги на солдатский манер – выглядят они круто, но тяжёловатые, зато тёплые и не скользят, кроссовки сегодня явно проигрывают; утеплённые легенцы цвета индиго - не на ощупь вполне сойдут за благородные джинсы, белый удлиненный свитер-балахон крупной вязки со спущенным плечом, под ним плотная черная майка в рубчик, на голове укладка «шухер», глаза подведены чернённым серебром – взгляд кажется каким-то дерзким, даже опасным. Пахнет от меня дорого и вкусно. В зале веселье на полную катушку. Свет приглушен. Цветовые пятна освещают лица танцующих одногруппников. Играет вполне сносная музыка. Ребята сами себя развлекают. Забавные, как дети малые!.. При виде добротно накрытого стола, желудок призывно урчит. Два пустых стула на краю стола в глубине зала у стены, два нетронутых комплекта посуды… Виктор Михайлович, надеюсь, мне не придется ждать Вас очень долго?.. - О, Лен, привет! – Кладу свой клатч на край стола у стены. Накладываю себе салат. И вдруг слышу до боли знакомые повизгивания. Миронова с Афанасьевой. - Здорово, девчонки! Нарядные вы какие, молодцы! – Смущаются. - Ты куда со спектакля сбежала? Мы уж думали, не придёшь сегодня… - Переглядываются. - Нормально всё. – Отмахиваюсь. – На работу вызывали. Девчонка одна траванулась - на «Скорой» увезли. – Настя садится рядом. Я бесцеремонно начинаю орудовать вилкой. – Я последняя, наверное, да? - Нет, ещё Виктора Михайловича ждём!.. – Киваю, цедя сок. - А он придёт? – Не сдерживаюсь и окидываю девчонок требовательным взглядом. - Конечно!.. – Ира закатывает глаза. - Он клятвенно обещал, – подтверждает Настя. - О, Ленок! – На спинку моего стула облокачивается Сидоров. Помнится, с его подачи полгруппы нас с куратором на маты уложили. Как-то оно всё само затихло, но до чего же гадкий тип!.. – Потанцуем?.. – Афанасьева окидывает нас пренебрежительным взглядом и удаляется. - Я только с работы. Голодна, как волк!.. – Для пущей убедительности вновь наполняю свою тарелку. Кидаю взгляд на танцующие под медляк парочки, азартно спорящих о чём-то парней на другом конце стола. – Ирку вон пригласи. – Берёт Миронову за руку и отводит от стола. Но вдруг останавливается. Возвращается, опираясь о стол, нависает надо мной. - Видимо, ты привыкла на матах, - то ли с осуждением, то ли с сожалением шепчет мне на ухо. - Ошибаешься. На козле. – С вызовом смотрю в его, пылающие яростью, глаза. - Гонишь!.. – Утвердительно киваю. - Только у тебя всё равно шансов нет. - Полгода, Кулёмина, полгода!.. – Заливаюсь смехом. – Полгода, я сказал. – Удаляется с Иркой. Да, Кулёмина, тебя можно поздравить, к тебе уже очередь записывается: Миша из клуба, Сидоров из группы…Ты, определенно, блещешь!.. На смену лиричной мелодии приходит более заводная. Староста агитирует всю группу на какие-то обрядовые игрища. Под шумок смываюсь на улицу. Снегопад, как и мороз, за последние минут сорок усиливается, а мне жарко: щёки пылают, кровь в висках стучит, всё тело пульсирует. Что же дальше то будет?.. Трусиха. Закуриваю. Трясёт так, что никотин да выхлопные газы только и способны успокоить. Тысячи «если» разрывают меня изнутри: если он не придёт, если мы не уйдём вместе, если мне не удастся заманить его в квартиру?.. Допустим, туалет – если нам помешают?.. Кулёмина, какой к чертям туалет, ты в своём, вообще, уме?! Если он меня пошлет? Треснет по морде хорошенько, перешагнет и дальше пойдёт. Господи, я в ту же минуту сдохну!.. Нет, всё будет. Всё случится именно сегодня. Я точно знаю. Предчувствую. Иначе бы мышцы не каменели, а нервы бы не звенели стальными тросами, кровь по сосудам словно не кислород, а пылающий уголь гоняет. Всё будет. Да что, чёрт побери, будет, если он не придёт? Не заявляться же мне в его клуб, и у подъезда не пасти!.. Так, Елена Никитична, отставить панику! Ты же его ждешь? Ждешь! Значит, он придёт. Обещал - придёт. Жду его, как ждут большой и светлый праздник. Жажду его, как манны небесной, как детвора конфет и подарков, Новогодней сказки, Рождественского чуда. Всё тело мается в сладкой истоме. Так, выдох, вдох, выдох… План такой: успокаиваюсь и жду. Чёрт возьми, как легко сказать «успокаиваюсь», но совсем невозможно это сделать!.. Возвращаюсь в зал. На ходу ловлю официанта. Прошу кофе покрепче да погорячее, ну и шоколадку. Веселье нарастает, словно снежный ком. Ребята балагурят и отрываются. У самой нервы ни к черту. Вдруг дверь хлопает. В нетерпении вздрагиваю, но тут же сникаю. По всей видимости, какой-то левый дружок старосты. Слава Богу, садится на её место!.. Стерегу стул Степнова, как трон Зевса! Теперь наша тёплая компания пополняется ещё одним недалёким мажором, неплохой гитарой и бутылкой, как будто бы кубинского, рома. Стеклотара гуляет по рукам. Все изучают этикетку. И, правда, ни слова не по-русски, не по-китайски… Настя призывает пока ограничиваться шампанским, а более крепкое оприходовать после ухода куратора. Теперь парни ждут Витю не меньше, чем я. В нетерпении мучают гитару. Афанасьева приказывает отложить инструмент в сторону и скоротать время за пошловатой инсценировкой. Цирк-шапито, ей Богу!.. Конкурсы-конкурсы-конкурсы!.. Идиотский танец на газетках. Петров, самый крепкий из ребят, силой вытаскивает меня в центр зала. Я уже стою на одной ноге, вторую в воздухе придерживает партнёр за бедро, очень тесный контакт… Вдруг музыка глохнет. Зал озаряют свет и дикие возгласы умиления. Так вот, кто последнее минуты три пялится на мою задницу… Степнов. Моя нога по-прежнему в руке Андрея, мои руки сжимают его плечи. В глазах Вити, плохо скрываемая, ярость. Растерянно выдыхаю и наконец-то отхожу от одногруппника. Все чинно-важно усаживаются за стол. Староста пресекает на корню попытки её благоверного усадить девушку себе на колени и, деловито облокачиваясь о высокую спинку, становится рядом. - А для куратора место найдётся? - Обязательно, Виктор Михайлович! – Расплывается в льстивой улыбке Афанасьева. – Рядом с Кулёминой. Там, у стены, осталось свободное место!.. – Степнов с некой обреченностью присаживается рядом. – Лена, поухаживай, пожалуйста, за нашим любимым куратором!.. – С удовольствием. Беру его тарелку и без излишних разговоров наполняю её салатом из морепродуктов и грецких орехов. Тем временем свет чуть приглушается, появляется фоновая музыка, звон столовых приборов оживает. - Приятного аппетита, Виктор Михайлович, – томно шепчу и раскладываю льняную салфетку на коленях мужчины. Скептическим взглядом оценивает джентльменский набор. – Вам что-то не нравится? - Просто, я не голоден. - Ну, немного перекусить-то можно… - шепчу на ухо. – Это очень лёгкое блюдо. - Давится, да ест. Вскоре староста привлекает всеобщее внимание и от лица всей группы поздравляет куратора с наступающими праздниками. Интересно, сама-то хоть понимает, что городит: счастья в семейной и в личной жизни?.. Хотя, да, оговорочка по Фрейду… Кроме меня, похоже, никто косяк не оценивает. Кладу ладонь на Витино колено. - Кулёмина! – с укоризной. - Я по-дружески. – Хлопаю ресницами и стряхиваю крошки с салфетки. Свою руку с его интимного места убираю за мгновение до того, как к нам подходит Настя. Она вручает куратору пакет с подарком и целует его в щеку. Тот аж млеет!.. Краснеет, смущенно улыбается, но всё же берёт ответное слово. Его пожелания больше похожи на наставления: успешно пройти практику, отлично сдать экзамены и защитить диплом, легко найти своё место в жизни и чтобы в личной жизни всё сложилось – это очень важно… Восхищается сплоченностью коллектива, благодарит за почтительное уважение к его персоне, выражает радость, связанную с тем, что его карьера в университете началась именно с нас… Сижу, подперев щеку кулачком, и не свожу с него пристального взгляда… Как же я скучаю, чёрт возьми, как же я скучаю!.. Шесть лет скучаю. - И так, призываю всех наполнить свои кубки!.. – Тем временем наполняет мой бокал шампанским. Вручает его мне. У самого апельсиновый сок. – С Новым Годом! С новым счастьем! Ура!.. – Его «Ура!» утопает в общем крике восторга. Постепенно свет едва приглушается. Музыка чуть усиливается. Миронова приглашает Степнова на Белый танец. Ведя её, Витя не отводит от меня трепетного, полного нежности, взгляда, тем самым снося начисто все мои тормоза. Мне нужно, необходимо знать, насколько далеко он готов идти вслед за мной… По окончанию композиции ему не удается приблизиться ко мне. Его перехватывает другая девчонка. Парней в избытке – по трое на одну, но он как эстафетная палочка дарит поочередно каждой танец. Наблюдая за ним, подмигивая и посылая воздушные поцелуи украдкой, далеко не сразу соображаю, что уже порядочное время вместо стерео системы музыкой банкет обеспечивает хор мальчиков-зайчиков под управлением пришлого гитариста. Играют в основном лирику «Сплина», да «Пикника». Да, давно я не пела прилюдно... Очень давно. Арбат не в счёт. Там меня никто не знает. - Э-э-э.. Данил, кажется, да? – Настин парень окидывает меня оценивающим взглядом. – Можно инструмент? - А ты умеешь с ним обращаться? – Цинизм и презрение. Молчу. - Ну нет, ты попробуй, конечно… Мы смеяться не будем… - Великодушно издевается Сидоров. - Лена великолепно владеет гитарой. – Вот так подстава, Виктор Михайлович!.. И не только меня в плане мастерства, но и самого себя. Коли мы не афишируем общее прошлое, Вам-то откуда знать?.. Но, кажется, никто не просекает. Принимаю гитару, перебираю струны, чуть подтягиваю их, вновь перебираю, отстраиваю инструмент и проверяю его на пригодность вступлением «Перемен» Цоя. - Лен! – вопит староста. – Можно что-нибудь лирическое? Я с Виктором Михайловичем хочу потанцевать!.. Обреченно выдыхаю, и с первыми аккордами она берёт его за руку. Я помню те дни, как учился любить, Учился прощать и говорить "Прости". Тогда была ты. Сейчас тебя нет. И я стал изгоем, боюсь выйти на свет. Но я не ревную. Ни боли, ни радости. Ни силы, ни слабости. Ни тени, ни света. И вовсе не нужно мне знать, где ты и с кем ты. Я все вином заливаю и курю сигареты, Про себя повторяя: "Не думай об этом". К концу первого куплета почти все затихают. Покачиваясь в такт с Настей, Степнов не сводит с меня пристального взгляда. Он буквально ласкает и обволакивает меня шлейфом из нежности… Нервы колышутся, как рожь на ветру. Маска циничной стервы трещит по швам. Пою, как дышу… Он поймёт. Он не может не понять. Нету... И рядом тебя нету. От заката до рассвета Я один в постели. Рядом тебя нету. Нету... И рядом тебя нету... Вопросы без ответа. Пустота... И рядом тебя нету. Виктор останавливает партнёршу. Отходит в сторону и, опираясь о спинку свободного стула, начинает ещё откровеннее рассматривать меня. Становится невмоготу. Отвожу от него взгляд. Песня льется из меня ручьем. Я в плену пристальных взглядов. Пою, словно на людной площади раздеваюсь. Последний аккорд, и я обессилено наваливаюсь на гитару. Сдержанные аплодисменты. С моих уст слетает усмешка, за которой таится смущение. - Такая песня крутая… - тянет кто-то из девчонок. - Реально играешь. – Одобрительно кивает владелец инструмента. - А знаешь аккорды?.. Как там… Сейчас.. Та-та-та-та та-та… – Пытается напеть мотив. – Короче, песня итальянская, по-русски поёт Кортнев! – В запале размахивает руками и опрокидывает бокал невесты. – Чёрт!.. Насть, прости!.. – Усаживает девчонку к себе на колени и чмокает её в щеку, а я тем временем начинаю играть. Данил одобрительно кивает. Если б не было тебя, Скажи, зачем тогда мне жить, В шуме дней как в потоках дождя Сорванным листом кружить? Если б не было тебя, Я б выдумал себе любовь, Я твои не искал бы черты, И убеждался б вновь и вновь, Что это все ж не ты... Играю, стараясь не сбиться, поём на два голоса. Поверх его плеча рассматриваю опечаленное лицо Виктора. И смотреть на него хочу, и пытка это уже не по силам – того и гляди, слёзы сорвутся!.. Закрываю глаза. - Ну, что-то уж совсем грустные песни поёте! – протестует староста под последний аккорд. – Такой весёлый праздник!.. Все живы, здоровы, счастливы!.. Ну-ка, все за стол! – приказывает она парочкам на танц-поле. - Пока ждём горячее, беспроигрышная, шуточная лотерея от Деда Мороза! – Заражает всю компанию аплодисментами, в зал важно, с мешком наперевес, входит, выряженный в красную шубу, Сидоров. - Я – Мороз, красный нос! С белой бородою! – Своей лапой в рукавице хватает меня за бедро. – Ущипну, так до слез! Не шути со мною!.. – Все дружно смеются, только мужчина по правую руку от меня зло оглядывается назад. – Ну, девица-красавица, рассказывай стишок, да пущу тебя в мешок!.. - Дедушка Мороз, мне полагается амнистия от стихов! – Все смеются. – Я уже две песни спела! Так что, давай, гони свой подарок!.. – Одобрительные возгласы с разных концов стола. - Ну, Леночка, запускай свою ручку в мешочек! Долго не ройся, что в руку попало, то и твоё!.. – В следующее мгновение машу над головой упаковкой презервативов. Очень милая шутка. – Ну, Леночка, угодил тебе дедушка? – Показываю ему язык. Он лишь отмахивается и продолжает путь. Стишки – подарки – шутки – стишки – подарки - шутки… Витя нервно потягивает минералку. Аккуратно вкладываю свой подарок в карман его брюк. - Что ты делаешь? - Думаю, Вам сегодня пригодится. – Пытается отстранить от себя мою руку. – Ну, тише!.. Так Вы только внимание к нам привлекаете. - Это тебе пригодится. Ты, наверное, этим пользуешься так же часто, как зубной щёткой. - Дважды в день? – Наигранно восхищаюсь. – Эх, мечты-мечты, Виктор Михайлович!.. – Встаю, и убегаю на улицу покурить. Вскоре ко мне присоединяется Данил. Не курит. Просто стоит рядом. Смотрит приторным взглядом. Отчаянно гонит тухлую ересь о смысле жизни и любви с первого взгляда. Тянет ко мне свои влажные, толстые губы… Вскоре, лежит на снегу. - Эй, ты чего не встаешь? – Чуть приподнимается, и я вижу кровь на его лице. Прислонил к носу ладонь тыльной стороной. – Хочешь сказать, я тебе с одного удара нос разбила?! Слабак!.. – Последняя жадная затяжка. Отправляю сигарету в урну. - Насть! – перекрикиваю общий гам. – Там твой Данил!.. Парни его короче какие-то побили. – Делаю жадный глоток воды из Витиного бокала. У меня только сок и спиртное. - Как?.. – С её лица сходит улыбка. - Ну, ко мне приставать начали… Он заступился… Они, правда, убежали сразу. - Что с ним?! – Его уже заводят наши парни и усаживают у стены. Официант приносит лёд. – Дорогой, что с тобой?.. – «Дорогой» не реагирует. – Скорую вызовите! - Не надо «скорую»! Настён, не сходи с ума!.. Такси лучше… - Меня колотит, буквально наизнанку выворачивает. И вдруг по костяшкам моей правой руки уверенно пробегает теплый палец Степнова. Подпрыгиваю на месте. - Что? – почти шёпотом. - Что он тебе сделал? – Обеспокоенный взгляд. - Ничего. – Дыхание в конец сбивается. – Ничего не успел. – Собеседник с облегчением выдыхает и расплывается в улыбке. – Помните, Вы мне сами удар ставили?.. – Салфеткой стирает кровь с моей руки. - Кулёмина - Кулёмина… - Коротко притягивает меня к своему боку. Все суетятся вокруг Данила. Он способен лишь поддакивать всеобщему восхищению его рыцарским поведением. Вскоре они с Афанасьевой покидают нас. Дабы возродить дух праздника, ребята призывают наполнить бокалы. Дед Мороз вещает тост. На этот раз серьезный и толковый. После Степнов решительно встаёт с бокалом апельсинового сока в руках. - Ребята, спасибо за приятный вечер! Ещё раз вас всех с праздниками наступающими! Желаю нашей компании вот такие форс-мажоры оставить в старом году, а в новом году пусть всех и во всём ждёт успех!.. Извините, пришёл поздно - после корпоротива, да и вот ухожу рано… - ставит бокал обратно на стол. Переводит дыхание. Выжидающе смотрит на меня, поджимая губы. – Не обессудьте, домой пора – семья ждёт!.. – Уходя, как бы невзначай кладёт ладони на мои плечи. Какие-то жалкие доли секунды, но они кажутся мне вечностью. Всё, Кулёмина, вот и все твои приключения!.. Проиграла. Сама себе проиграла. Судьбе проиграла. - Ну, что, а теперь ром!.. Ленок, что насчёт рома? – Улыбается бывший Дед Мороз. - Наливай!.. – Киваю на чистый бокал. Уже собираюсь сделать глоток, как, о чудо, на меня снисходит просветление!.. У меня же в рукаве ждёт своего часа козырь! Извлекая из клатча мобильник, сочиняю безотказную фразу: «Виктор Михайлович, мы про подарок для Марьи Михайловны совсем забыли!..». Уже шагая по направлению к уборной, ищу его номер в списке контактов. Приходит сообщение, и я вылетаю в главное меню. «Жду тебя за автобусной остановкой. Выходи через минут пятнадцать». Степнов. Включаю воду. Несколько минут тупо смотрю на то, как она исчезает в небытие. Запускаю дрожащие пальцы в холодную струю, рука дергается, и я невольно обрызгиваю зеркало. Провожу мокрыми пальцами по горящим щекам. Немного становится легче. Возвращаюсь в зал. За прогул назначают штрафную. Старательно поддерживая общее веселье, медленно выцеживаю лишь полбокала, попутно закусывая глотки дольками апельсина. Невпопад смеюсь над плоскими шутками. Сидоров приглашает потанцевать. Отмахиваюсь и спешно покидаю паб. Один Бог знает, с каким трудом мне даются эти чёртовые пятнадцать минут!.. Очень вас жду :)
Вика: ВНИМАНИЕ! R! Крайне не романтичная! Может вызвать раздражение, неприязнь, злость! ОСТОРОЖНО! 22. Неважно, что я стал не первым. Неважно, кого мы любили. Не важно, что ты испугалась. И первая ночь вышла грубой. Неважно, что оба смущались. Толкались губами в губы. Неважно, что не получилось. Неважно, что порознь уснули. Неважно, что всех, кто нас любит, Мы без труда обманули. Неважно, что ты так же влажно, Интимно куришь со всеми. Неважно, что я, задыхаясь, Стою, наблюдаю, зверею. Неважно, что чудом не влипли: Спасли 0’4 промилле. Не важно, что, будь мы солдаты, Уверен - друг друга б прикрыли. Неважно, что я тебя старше. Неважно, что мясо не в моде. Иные п р о в о д я т время, А наше бежит - а не ходит. Неважно, что ты мое имя Боялась сказать, будто вето. Неважно, что, падая навзничь, Ловил тебя. Плавились кеды Неважно. Неважно. Неважно: Мы обреченно-детальны. А знаешь что важно? Я в марте Сорвусь. Обещаю. Встречай меня. (ДА - 0’4 промилле) - Снегурочку вызывали?! – Плюхаюсь рядом с заждавшимся меня уже почти личным водителем. Смотрит на меня с грустной улыбкой. Но в следующую секунду уже с укоризной. Тянется ко мне, дабы пристегнуть ремень безопасности. – Слушай, от тебя уже не только шампанским пахнет!.. – Громко вдыхает воздух рядом со мной, а потом и вовсе начинает обнюхивать меня. - После Вашего ухода рекой полился кубинский ром. – Смеюсь от того, как меняется его лицо. - Чего?! Он такой же кубинский, как я – итальянский, - бурчит себе под нос, выруливая на шоссе. – Там, в бардачке, полотенце – протри стекла. – Послушно выполняю просьбу, а затем самовольно чуть убавляю печку, а то боюсь, развезёт. – Ты, наверное, забыла, что Куба ни в ближнем Подмосковье находится. - Зависть, Виктор Михайлович, плохое чувство. Впрочем, ревность тоже. - Ревность?! – Старательно вальсирует, не пропуская никого вперёд себя. – Причём тут ревность? Кто кого где ревнует? - Вы. Меня. Весь вечер. – Его гомерический смех резко обрывается сухим кашлём. – И только отпираться не смейте!.. - Так я это… Не выдумывай мне тут! Внучка фантаста, ё-моё!.. - Петрова, Сидорова и Данила этого несчастного Вы были готовы асфальтоукладчиком закатать! – И не дай Бог, ты скажешь, что у меня обширные галлюцинации, или посмеешь сострить по поводу моего самомнения. - Ну так это… Сама знаешь, они позволяли себе лишнее. Тоже мне, нашли девочку для «потискать»!.. – Со злостью резко выруливает в крайний левый ряд. - Чего это Вы так переживаете за мою честь, а, Виктор Михайлович?! – Провожу указательным пальцем по его колену. - По-дружески, Лена, по-дружески... – Чёрт, уже мои фразы против меня же и пускает! – И, вообще, мы договорились, что мы – друзья! Так что, ещё одна твоя провокация, и высаживаю тебя у ближайшей станции метро! – Сигналит впереди ползущей тётке. - Вам ещё у меня подарок для Марии Михайловны забирать. - Вот и сиди смирно, да помалкивай. – В салоне воцаряется гнетущая тишина. Проезжаем два перекрёстка и встаём в пробку. – Солёное, видимо, что-то съел. Пить очень хочется. – Искусно так сам в гости напрашивается. - Приедем - я Вас нормальным чаем напою. Вы же ничем другим не напиваетесь – ни минералкой, ни соком, я знаю… Помню. Я сегодня в кафешке рулетик, кстати, Ваш любимый прихватила. – Довольная улыбка в благодарность. - А у тебя смена сегодня дневная была? - Да… Завязывается непринужденная беседа о бытовых мелочах жизни – обо всём, что обсуждают в новостях, в чатах и на скамейках во дворах. Так за наивной, пустой болтовней проходит остаток пути. - Кулёмина, ты письмо мэру когда уже напишешь? – В то время, пока я открываю дверь, Виктор Михайлович пытается шутить. - Вы – спортсмен, я – спортсменка! Зачем Нам лифт?.. Да ещё на втором этаже? – Открываю дверь. – Проходите. - Ну, а о пенсионерах ты почему не думаешь? – Закрывает дверь на щеколду, в то время как я переобуваюсь в тапки и достаю для него отцовские. Он носил их уже когда-то… - Мойте руки, и на кухню. – Скидываю курточку и отправляюсь в комнату за подарком для его сестры. - О, да Вы уже хозяйничаете!.. – Застаю Степнова уже в одной только сорочке с закатанными рукавами за чинно-важным завариванием рассыпного чая. Такой домашний. Одиннадцатый класс, первая четверть – картина маслом!.. Понять только не могу, где только заварку-то нашёл?! Я же тогда всё выбросила! - Ну, так, Ленок, по старой памяти!.. – Какой он милый, когда смущается. - Вот. – Кладу коробку на подоконник. – Заберёте для Марии Михайловны. Не забудьте только… - Кивает. - Без сахара и с лимоном – верно? Ничего не изменилось? - Всё верно. Только с некоторых пор я принципиально пью исключительно пакетированный чай. – Виновато выливает содержимое моей кружки в раковину. Закидывает в чашку пакетик черного чая с бергамотом, заливает кипятком и ставит на стол. – Спасибо. – Облегченно выдыхая, присаживается на диванчик. Достаю рулет из холодильника. Разрезаю его на тонкие ломтики. Чисто на автомате слизываю крем с широкого лезвия ножа. Но мне нравится, как это действует на гостя. - Лен, не делай так! – Нервно сглатывает. - Как? – Повторяю движение. - С ножа не ешь! – Господи, как же он нервничает! Вот это да!.. - Не дай Бог, поранишься!.. - Поранюсь? – Ухмыляюсь. - А мама в детстве говорила, что злой буду. - Это не так страшно. - Вмиг ополовинивает кружку. - Угощайтесь. – Присаживаюсь на табурет и ставлю перед собеседником блюдце с десертом. – Я для Марии Михайловны приготовила органайзер для рабочего стола. Как думаете, ей понравится? - Машке-то? Обязательно понравится. – Заворожено наблюдая за тем, как я облизываю пальцы, медленно водит указательным пальцем по ободку кружки. – А мне подарок собираешься дарить? - Вам? Подарок?.. – Кивает. Ну, сам напрашивается!.. – А Вы в курсе, что подарки, какими бы они не были, принимаются безропотно и с благодарностью? - Ну да, слышал о том, что в зубы дареному коню не смотрят. – Нервный смешок. - У меня есть для Вас подарок. – Встаю, снимаю свитер, взлохмачивая волосы. Не позволяя Степнову опомниться, сажусь верхом на его колени. - Ле!.. – Его возмущение тонет в моём поцелуе, словно в болоте. Пытается отстранить меня от себя, но я лишь сильнее сжимаю его бедра своими коленями. Спешно расстегиваю пуговицы на его рубашке. - Кулёмина, не смей!.. – Задыхается злобой, в то время как мои губы спускаются по его шее. – Лена… - Хрипит, больно сжимая мои плечи. Его животная хватка чуть ослабевает, когда мои губы вслед за пальцами начинают вырисовывать узоры на его груди. – Прекрати!.. – Кажется, аж оконное стекло звенит от его крика, но я, слава Богу, и бровью не веду. - Тише-тише… - Сжимаю пальцами волосы на его затылке. Покрываю его лицо хаотичными короткими поцелуями. Витины губы словно сталь!.. Вспоминаю про нож и провожу по ним языком. С уст мужчины срывается приглушенный рык, чем я спешу воспользоваться. Он почти не отвечает на мой настойчивый поцелуй, но всё же позволяет углубить ласки. Постепенно его руки на моих плечах полностью ослабевают. Перевожу дыхание. Стягиваю с напряженных мужских плеч сорочку и покрываю смуглую кожу поцелуями. - Кулемина, черт тебя дери, что ты творишь?! – Оставшись полуобнаженным, приходит в себя. - Лена... – отчаянно пыхтит, а мои пальцы уже накрывают пряжку его ремня. - Прекрати сейчас же! Чтоб тебя!.. – Со всей дури отшвыривает меня от себя. Ударяюсь спиной о ребро столешницы. Жгучая боль пронизывает позвоночник. Только бы сдержать слёзы – иначе, начнет жалеть, и всё зря. Второго шанса не будет. Тяжёлый стол подпрыгивает. На пол летит посуда. Снимаю с себя майку и, прижимаясь к нему обнаженной грудью. - Тише… - Вдох у его виска. - Не кричи… - Выдох в его приоткрытые губы. – Тебе понравится… - Моя правая ладонь настойчиво проникает под его белье. Левой рукой притягиваю Степнова к себе за шею. Травлю перспективой поцелуя… Медленно ласкаю его под бельем… - Мать твою, Лена, прекрати, говорю! – Больно сжимает мои плечи. Моя правая рука тоже сжимается. Что, слабо меня отшвырнуть, когда моя рука Там?.. – Не доводи до греха!.. - Что ты мне сделаешь? Ударить ты меня не сможешь. – Обреченно выдыхает. Ослабевает хватку. Возобновляю свои опасные, но ласковые игры… – Лен, прошу тебя, перестань, отпусти меня!.. Нельзя нам. - Тш-ш-ш… Я буду нежной… - шепчу осипшим голосом, опасаясь сорваться на откровенный стон. – Очень нежной… Обещаю… - Ну чего же ты всё портишь-то а, зараза такая?! – Отшвыривает меня от себя, да так что я оказываюсь на столе, опираюсь ступнями об его колени. - Мы же решили все, как люди нормальные решили, Лена!.. - Тише… Тише… - Избавляюсь от остатков одежды. Возвращаюсь к нему. Он обреченно рычит от бессилия. – Никто не узнает… - Правой рукой опираюсь о его плечо, а левой, чуть потянувшись вверх, гашу свет. Теперь наши силуэты освещают лишь тусклые уличные фонари. На глубоком выдохе обжигает кожу моей груди. С моих губ срывается полустон. - Лена, не смей!.. Я женат, в конце-то концов!.. - Я только подарок Вам свой подарю. И пойдёте Вы к своей жене… - Накрываю свою грудь его раскрытыми ладонями. Пытается сопротивляться, я лишь сильнее прижимаю к себе его руки. Шумно выдыхаю. – Она не узнает, никто не узнает, а Вам хорошо будет… Очень хорошо. Вам понравится. Я постараюсь. Его пальцы теперь уже сами сжимают мою грудь. Сладко ноет низ живота. Полной грудью вдыхает воздух у моих губ и накрывает их поцелуем. В этом поцелуе ничего кроме злости и отчаяния. Решительно приспускаю с него брюки и белье. Он кричит на меня, от досады грубо материться; но я ничего не разбираю… Слышу только, как клокочет его сердце, как кровь стучит в моих висках. Поцелуй. Торопливо-жадный, голодный, не понимающий сытости поцелуй… Мы близко… Очень близко… Чувствую его жар, его напряжение… Неуёмная пульсация всего моего естества лишает последнего терпения. Льну к нему всем телом, обхватывая его плечи, призывно ёрзаю… - Да остановись же ты!.. – Резко встряхивает меня. – Нам нельзя. Скажи мне: «Нет»!.. - Не могу… Не хочу… - хрипло шепчу, отрицательно мотая головой. С моих глаз вот-вот сорвутся слёзы. Щека к щеке, чтоб он не разглядел слез в моих глазах. Слизываю с его шеи капельку пота. - Да мать твою!.. Чуть приподнимаюсь, его шумный выдох, мой приглушенный крик и… Мы Одно!.. Господи, так вот какое оно, это твоё проклятое счастье!.. Медленно покачиваюсь. Мои губы по-прежнему на его шее. Запускаю пальцы в его вихры, шумно дышу в его губы, трусь об него своей налитой грудью, неспешно качаюсь, словно на волнах ленивого прибоя… Я пообещала быть нежной. Я очень, очень, очень нежна… Мы одно. Мы одно! Мы одно?.. Мы одно, чёрт побери! Мы одно… Сквозь стиснутые зубы Степнов шипит, как удав, его властные пальцы впиваются в мои бёдра. Прижимает к себе ещё теснее. Кажется, верно его понимаю… Начинаю двигаться активнее. Амплитуда волн нарастает. На смену прибою приходит шторм в шесть, а то и в девять балов. Сил хватает лишь на то, чтобы, скрестив руки за Витиной шеей, держаться за его плечи. Мой крестик, словно маятник, мается меж моих лопаток. С каждой новой волной Витя всё злее и злее, но его руки по-прежнему жадно сминают мои бёдра. Дорвались-таки!.. Его движения навстречу ко мне становятся интенсивнее моих. Нагоняю его ритм. Степнов рычит мне в шею, от чего раскаленные камни внизу моего живота вспыхивают неуёмным пламенем. Начиная содрогаться от нарастающего напряжения, кусаю собственный кулак. На нём оставлять следов нельзя. Он чужой… Чужой. И даже сейчас - чужой!.. Движения резкие, отчаянные. Почти не дышим, лишь шумно заглатываем воздух, рвано выдыхая. - Лен… - Не узнаю его голоса. Он на грани. – Лена… - Вот-вот, и взорвётся. Не успеваю за ним. Мне мало. Адски мало. – Всё, Ленк… - Нет. Ещё… - В горле пересыхает. Каждый звук даётся с болью. – Ещё… - Провожу языком вдоль бьющейся жилки на его шее. Он весь – сплошной комок нервов. Его трясёт… Господи, пожалуйста!.. – Пожалуйста, ещё!.. - Нельзя. – Я вновь ударяюсь позвоночником о ребро столешницы. В его глазах гнев. Гнев и злоба. Ярость. В его глазах ненависть. Ненависть и боль разочарования. В его глазах страсть. Страсть и неуёмное желание. Отшвыривает меня в угол дивана и спешно скрывается в ванной. Он бросает меня за шаг до края обрыва. Господи, нет!.. Из моей груди вырывается сдавленный, болезненный крик. Буквально звериный рёв. Господи, это невыносимо!.. Острые спазмы разрывают меня изнутри. Я на стены готова лезть. Ни одному наркоману и в страшном сне никогда не приснится то, как меня ломает. С моих глаз катятся крупные слёзы. Притягиваю колени к груди. Мне никогда не было настолько плохо от того, что настолько почти хорошо… За стеной шумит душ. Иду к раковине умыться, но ноги не держат. Чудом не падаю. Облачаюсь в свитер. Он прикрывает меня почти как платье. Умываюсь, пью ледяную воду из-под крана. В ушах гул. Опираясь о стол, добираюсь до подоконника. Не без труда взбираюсь на него и, поджав под себя ноги, курю в щель приоткрытого окна. Морозный ветер играет с моими волосами. Леденит слезы на моих щеках. Внезапно пульсация обрывается и застывает острым булыжником там, где совсем недавно меня настырно ласкал он. Теперь никто кроме него ни в силах будет помочь мне, спасти меня, окрылить меня… Хлопает дверь ванной комнаты. Старательно изображая блаженство, я вытягиваю ноги и упираюсь ступнями в оконный откос. - Ну что, получила своё?! – На кухне появляется разъярённый Степнов. Взглядом ищет собственную рубашку. – Довольна?! – рявкает, как цепной пёс. - Вполне. – Лениво выпускаю струйку сизого дыма. – Для первого раза сойдёт. - Он же и последний! – Злится, путаясь в пуговицах. - Ну-ну!.. – Саркастическая усмешка срывается с моих уст. Он вернётся за продолжением. Довольно скоро вернётся. - Я в свой первый раз и то активнее была, чем ты сейчас. – Стряхиваю пепел. – Ты мог бы быть первым. – Выдерживая паузу, глубоко и медленно затягиваюсь. – Первым и единственным. - Ты сама послала меня на все четыре стороны! – Заправляет рубашку в брюки, звенит пряжкой ремня. Злится. До чего же он злится!.. - Ты настолько легко отказался от меня. – Ни в моих правилах навязывать собственное общество. – Упорно ищет галстук. Находит. Отправляет в карман брюк. Облачается в пиджак. – Надеюсь, теперь ты от меня отвяжешься. - Подарок для Марьи Михайловны!.. – Нехотя подходит ко мне. Забирает коробку. Притягиваю его к себе за шею. Сплетаю наши губы и языки. - С Новым Годом. - Забудь. – Демонстративно обтирает рот ладонью. Сумрак квартиры разрывает хлопок входной двери. Больно… Как же мне больно. Оглядываюсь по сторонам: моя одежда вперемежку с битой посудой. Нераскрытая пачка презервативов на столе. Ну что, этого ты хотела, да? Этого?! Этого. Этого, но не так… Хотя, какая, к чертям, разница Как, если с Ним?! Главное, что Он!.. Главное, что Мы. И я не забуду. Никогда не забуду. Как бы он не просил. Витя и сам не забудет. Провожаю взглядом его автомобиль. Он возвращается к ней. Мужчины всегда возвращаются в свой дом к своим жёнам. Дрожащие пальцы сами тянутся к припухшим губам… Морской узел внизу живота отдаётся тяжестью при каждом вздохе. Слёзы. Кто бы мог подумать?! Раньше оно как? Сигарету выкурить, забыть и растереть. Ну, или бутылку коньяка на неделю растянуть в качестве снотворного. А потом ещё с полгода даже не смотреть на мужиков от того, насколько мерзко. От того, насколько гадко, что это снова кто-то другой, а не он. А тут – слёзы. Рукавом свитера утираю лицо. Ну и что теперь дальше-то, что?.. Книга жалоб
Вика: XII Знаю чувство вины по дороге домой. Знаю, время войны стало ближе. Знаю, надо мною ангел мой, Но только не вижу. Знаю холод зимы в темноте без огня. Знаю слово "Взаймы", - небо выше. Знаю, - это всё из-за меня; Всё тише и тише. (Би-2 feat. Д. Арбенина – Тише и тише) 23. - Где ты был? – Из гостиной выплывает моя супруга. - Я дома. – Стараясь не смотреть на неё, спешно избавляюсь от верхней одежды и обуви. - Я вижу! Я спрашиваю, где ты был?! - Корпоратив сегодня был. – Отодвигаю её в сторону, освобождая себе путь к ванной. - Ты не брал трубку, и я позвонила Кире. Я знаю, во сколько ты ушёл из клуба!.. – Сквозь запертую дверь доносятся её отчаянные крики. – Где ты был весь вечер?! - Начинает колотить дверь своими пятками. Слава Богу, Владька всего этого цирка не видит!.. Сплевываю пену от зубной пасты и ополаскиваю лицо. Резко открываю дверь. Передо мной не жена – фурия. Собака цепная, готовая разорвать меня за непослушание. Волосы взлохмачены. Почти боевая стойка. Злой прищур. Да она пьяна!.. - Я не буду разговаривать с тобой, пока ты в таком состоянии. - Состояние моё не устраивает?.. Степнов, ты сам-то в каком состоянии?! – Подлетает и начинает бить меня по лицу. Хватаю её за шею и головой под холодную воду. Брыкается, дерется, матерится… Отпускаю её, когда она начинает рыдать в голос. - Спать ложись. Завтра ранний подъём. - А всё-таки, где ты был? – Оглядываюсь на неё с порога. Да, ничего не скажешь. Жалкий вид. - Со студентами своими в пабе сидел. – Чёрт, да я ж её предупреждал! С какой стати я должен оправдываться?! - Точно, ты же говорил. – Убирает волосы от лица. – Ты… просто ты… трубку не брал. Я нервничала. - Я в детской сегодня сплю. Будильник себе поставь. Выезжаем в семь. Может, даже в половину. – Прикрываю за собой дверь и сквозь полумрак квартиры добираюсь до кровати. Моментально проваливаюсь в сон. Снится Кулёмина. Верхом на мне. Просыпаюсь в холодном поту. Правду Владька говорит, что ночью на его потолке звездочки светятся. Прикольные обои. Включаю ночник. На прикроватной тумбочке в рамочке наша с сыном совместная фотка. Его третий день рождения. Он маленький ещё совсем, а я счастливый… Маленький мой мальчик, сынок мой, счастье моё… Прости меня. Прости папку своего непутёвого!.. Вла-а-адька!.. Сын мой. Я только тебя люблю. Тебя и твою маму. Честно-честно-честно!.. Честно. Сам-то веришь, Степнов, нет?! Себе-то признайся – ты не жену все эти годы любишь! Жену ты все эти годы терпишь по большому-то счёту, а любишь её… Её. Кулёмину Елену Никитичну. Да, я люблю мою девочку. Я люблю мою Кулёмину. Я люблю мою Ленок. Но… Её нет. В прошлом она. А та, что нагло отдалась мне прошедшим вечером, нет, это не она. Тормоза мне срывает посторонняя, обычная, взрослая женщина, которую я не то, что не люблю, я её знать не знаю!.. От прежней Ленки у этой разве что внешность, голос, да любовь к спорту. Она даже пахнет иначе. Где та светлая, чистая, родная девочка? Где она?.. Её уже не вернуть, а эта… Эта не стоит того, чтобы ставить под угрозу привычный уклад. Ладно, как бы там ни было, всё же надо выспаться… Следующим днем, в то время как Кристина ждёт нас в машине, одеваю спящего сына, да подгоняю сестру. Маня выгребает из холодильника съестные припасы и отправляет гостинцы в дорожную сумку, затем пишет соседке записку о том, как поливать цветы и кормить рыбок, крепит её магнитом к холодильнику. Магнит… Мы втроём в Египте отдыхали, Владику тогда четыре с половиной было. Я его плавать учил, Крис свои наряды выгуливала, загорала, вечерами по клубам бегала… Ну, в принципе, хорошо мы тогда отдохнули. - Что, Маш? - Подарок, говорю, от Лены где? - В машине. – Чёрт, моя благоверная его, должно быть, сейчас уже распаковывает!.. – Сиреневая коробка с серебристым бантом. Сама забери. – Закидываю на плечо сумку - ту, что потяжелее, и бережно беру на руки сына. - Если что, скажем, что это от тебя мне второй подарок. – Подмигивает, помогая мне с дверью. Ну, и к чему, спрашивается, излишне шифроваться?! Ничего противозаконного я не вижу!.. В подарке уж точно. Крис продолжает дремать на переднем сидении. И даже не собирается шмонать тачку. Коробка лежит, как лежала. Усаживаю временами моргающего малого в кресло. Рядом с ним устраивается его крестная и с довольной улыбкой запускает пальцы в пышный атласный бант. Эх, узнай она, чего мне стоит этот подарочек!.. Спокойно едем по относительно свободной трассе. Половина салона сопит, другая половина переглядывается в зеркале дальнего вида. - Уймись, Мань. - Мы с тобой обязательно поговорим. Позже. - Папа… - тянет спросонья мелкий. - Тихо-тихо, мой хороший… - Тётка целует его в лоб. – Мы едем к бабушке и дедушке, папа за рулём, мама впереди тебя едет – тоже спит ещё. - Папа… - Здесь я. – Притормаживаю у обочины и оглядываюсь. – Здесь. – Трёт глазки и улыбается, сладко зевая. – Не успел проснуться, а уже капризничаешь!.. Чего стряслось-то? - Тише можно?! – возмущается сквозь сон Кристина. - Да спи ты!.. – В салоне тепло, Машка снимает с племянника куртку и вновь пристегивает ремни безопасности. – Что случилось-то, Владь, а? - Пап, я по тебе соскучился. – Да гори в огне эта чёртова Кулёмина!.. Моё замешательство не скрывается от пристального взгляда сестры. - Чего? Чего ты Так на меня смотришь?! – В ответ она лишь поджимает губы. – Ты, кажется, йогурт брала, ещё что-то!.. Покорми ребёнка завтраком! – Злюсь на себя, кричу на Машку. - Пожалуйста. - Аккуратно выезжаю на шоссе. Слава Богам оставшийся путь проходит в тишине. Каждый из троих утыкается в собственный гаджет и уже не ездит по моим оголенным нервам. До поры, до времени… - Если ты устал, могу сменить тебя, - великодушно вещает Крис. Ну, уж нет!.. - Ты полночи догонялась, вторые полночи чертей зелёных гоняла. – Да, да, я всю ночь упорно притворялся, что ни черта не слышу и сплю беспробудным сном. – Так что, отдыхай, дорогая!.. - Зачем ты так?.. При Маше... – в то время как Маня повышает громкость у мультика, моя суженная глубоко оскорбляется. Какой же я невежа!.. - А думаешь, она ни в курсе, какие в нашей семье проблемы? - В нашей семье нет проблем. – Да посмотрите-ка!.. - Ты меня сделаешь счастливым, если позволишь также думать. – Беру её руку и прижимаюсь губами к её пальцам. Сам-то!.. Сам… Выдыхаю с облегчением, заезжая во двор родительского дома. Слава Богу, на месте!.. Отец подхватывает на руки внука, мать в растерянности не решается подойти хоть к кому-то!.. Забавные. Целую маму, обнимаю отца… Выгребаю сумки из багажника. Заставляю Крис собрать Владькины вещи и навести порядок в салоне. Хлебосольный обед, полуденный сон… Дальняя дорога всё-таки здорово выматывает. Вечер проходит за украшением дома и ёлки. Дед рассказывает мелкому увлекательные истории появления в нашей семье каждой ёлочной игрушки. Женская половина семьи колдует на кухне – лепят пельмени с мясом, с капустой, с грибами, да вареники с замороженными ягодами. Чувствую, все каникулы будем полуфабрикатами питаться – хитровыдуманные!.. Захаживаю периодически на кухню – Кристинку проверяю… Как в воду опущенная!.. Молчит, глазки в пол… Грызёт саму себя. Интересно, а моя совесть в несанкционированный отпуск смоталась, да?! - Сын, мне кажется, ты сам ситуацию усугубляешь!.. – Папа, как всегда, проницателен. – Не акцентируй на этом внимание! Наоборот, отвлекай Кристину, развлекай её!.. - Да я понимаю, что её срывы раз в полгода – это не трагедия, но!.. – В отчаяние отпускаю из рук запутанную гирлянду. - Но?.. – Завидую отцовской выдержке – невозмутимо продолжает распутывать провода. – Боишься, что это Пока не трагедия? - Она не опустится. Она не такая. - Запускаю пятерню в шевелюру и сию же секунду вспоминаю Ленкины проворные пальчики. Меня аж всего передергивает. – Просто…- Перевожу дыхание. – Я вот всё думаю, чем же я Так её довожу?.. Пап. – Смотрю ему в глаза. – Она же несчастлива со мной. - А сам-то ты счастлив? - Стараюсь. - Ну вот, старайся, чтоб и жене твоей счастливо жилось. – Вскакиваю на ноги. Наматываю круги вокруг отца и сына – прям мёртвая петля выходит!.. - А я что, не стараюсь? Да я из кожи вон лезу – да всё без толку!.. - Внучек, иди-ка проверь обстановку на кухне!.. – Владик послушно удаляется. - Вот что, что ей надо, а?! Я для неё всё!.. - Стоп – стоп - стоп! – Нескрываемое осуждение в глазах собеседника. – Шубы, машины, бриллианты – про всё это слышать я не желаю. – Да я и не собираюсь её подарками попрекать! С чего это он?! – Сын, ты мне вот что скажи, ты жену свою любишь? – Вот он – отцовский удар под дых. Сохраняя молчание, опускаюсь на диван. – Она это чувствует, она это видит, она это знает. – Да, исчерпывающий ответ на всё мои вопросы. – Тебе нужна баба для здоровья, для жизни, для души… Кристина всем этим тебя обеспечивает. – Будь благодарен и живи дальше, стиснув зубы, так да, папа? – А ты, Витя!.. - Встаю. В свете недавних событий нравоучения отца ножовкой скребут по хребту!.. Это невозможно терпеть. Невозможно!.. – Витя, послушай же ты отца!.. – Старик переходит на повышенные тона. – Знаешь, в чём кроется твоя самая большая и страшная ошибка? Ты смеешь винить Кристину в том, что ты сам не в состоянии любить её. А эта девочка ни в чём не виновата. Она любит тебя. И это не ты для неё, а она всё для тебя делает!.. Молодость, сын, её жизнь и она сама – всё для тебя, а ты всё равно не любишь. Хочешь, чтоб жена твоя счастливо жила, чтоб ты и сын твой сыром в масле катались, чтоб дом – полная чаша? Так люби жену-то, люби!.. - Сердцу не прикажешь. - Освобождаю лёгкие от прокисшего воздуха, низко опустив голову. - Не прикажешь!.. – Раскладывает гирлянду на полу. – Взрослый мужик – должен понимать, что любовь – это не охи и ахи при Луне, а труд! Колоссальный труд!.. Так, хорош на месте топтаться – тащи стремянку!.. Проповедь обрывается так же внезапно, как и началась. Вешаю под указания отца гирлянду. Прибегает малой. Восхищается огоньками и приглашает нас к столу. Ужин проходит в напряженном молчании. Хвала небесам. Чувствую, ещё один укор в мой адрес, и без прилюдного покаяния не обойдется. Так, Степнов, соберись! Вечер промолчать, да ночь продержаться!.. А завтра… А что завтра? А завтра всё образуется. Хотелось бы верить… Раннее, морозное утро. Ещё и не расцвело. Все ещё спят. Беру лопаты, ведра и отправляюсь во двор строить горки и снежные городки – всё малому развлечения. Часа через полтора ко мне присоединяется отец. Лопатами машем сообща, но на отвлеченные темы беседа, слава Богу, не заходит. Ещё через часа два в собственном пуховике, в валенках и шале моей матери выбегает все ещё румяная ото сна Крис. Беспокоится, почему это я ещё до сих пор не завтракал… Интересуется, не устал ли я, не замерз… Забота – ни дать, ни взять. А я в глаза ей смотреть не могу. Не могу!.. - И ты позволяешь? – не выдерживает папа, наблюдая струйку дыма, тянущуюся из-за бани, где скрывается моя благоверная. - А меня спрашивают? – Отец лишь хмурит брови. - Просто, я думал… - Что ты думал?! Думал, что твой сын - «умывальников начальник и мочалок командир», а он на деле тряпка, так да, папа? – Облокачиваюсь о лопату и окидываю взглядом результаты проделанной работы. Удаляюсь с пустыми ведрами, вскоре возвращаюсь с полнехонькими. Отец по-прежнему в замешательстве. Обливаю снежные сооружения водой. Горка вмиг покрывается ледяным панцирем. Несколько раз повторяю процедуру. – Единственное, что я от неё требую, чтобы сын не видел. А так!.. – Отмахиваюсь рукой. – Огорчить меня уже никто не боится. - Ладно, Вить, идём в дом. – Хлопает меня по плечу. – Позавтракаем в самом-то деле… - Руки и ноги уже подмерзают, да и желудок сосет. Эх, сейчас бы Ленкиного наваристого куриного бульона с помидорами!.. Так, Степнов, мама с Маней тоже вкусно готовят. Приди в себя, в конце-то концов. День проходит медленно и размеренно. Тихий семейный быт. Уют и тепло родительского очага. Владька то рисует каждому из нас по открытке, то с подсказками матери рассказывает стихи да поёт песенки с детсадовского утренника, на котором сын блистал талантами прошедшим четвергом. Четверг… Кулёмина – зараза, каких поискать!.. Так, научить вырезать снежинки? Садись, сынок, поближе, сейчас научу… В итоге гора мусора и целый снегопад!.. Восторг в детских глазах ничем не заменить. Что, дорогая, ноги ни с чего ни с того разболелись? Это всё твои каблуки, но я скажу, что виной резкая смена погоды: то снегопад, то мороз, то вот на первые числа оттепель обещают… Конечно, массаж сделаю!.. Устраивается на диванчике, закидывает свои ноги на мои колени, разминаю её икры… Господи, как же тошно-то и от её приторных любезностей, и от собственной распущенности!.. От чего больше, не знаю. Мама успевает связать за день внуку носки, и вон уже варежки довязывает. Отец баньку топит. Только Манька весь день на меня зуб точит. Ну что же, время выждали, можно и горку опробовать!.. На улицу собираемся с сыном вдвоём, втихомолку, но Марья Михайловна всё равно вскоре к нам присоединяется… - Вить, ммм… - Вот так и рушится в один миг непринужденная болтовня брата с сестрой. – А Лена принесла подарок в паб, или ты к ней заезжал? - Заезжал. – Сначала думать надо, а потом говорить! В твоём случае, Степнов, косить под глухонемого. Глядишь, бед избежишь!.. - Понятно. - И что тебе понятно?! – ору, не беспокоясь о том, что могу напугать сына. - Тише-тише, Вить… - Гладит меня по плечу. – Вы поругались, да? – Тихий вкрадчивый голос, участливый, обеспокоенный взгляд… Маша, знала бы ты, не жалела бы так меня!.. - Да, поругались. – А я и не вру! В принципе, всё, что было, вписывается в это ёмкое определение. - Ну, братец, не переживай ты так!.. – Вытянувшись вверх, натягивает на мою голову капюшон. – Всё образуется. Вы помиритесь. – Сбрасываю её руки со своего плеча. Ей хватает мудрости не обижаться. – Слушай, она мне такой крутой органайзер подарила – по цвету и стилю идеально к моему кабинету подходит!.. – Киваю, мол, рад за нее. – А тебе Лена что подарила? – Заходящееся галопом, сердце резко обрывается и шлепается о печёнку. - Других тем для разговора нет? - Ну, я же вижу, что ты сам не свой. У меня сердце кровью обливается наблюдать за тем, как ты от собственного отражения в зеркале шарахаешься!.. – Неужели, всё настолько паршиво?.. – Вить, не раскисай ты так!.. – Шутя, бьет меня кулачками в грудь, желая спровоцировать игрище с валяниями в сугробах, но мы давно не подростки. – Позвонишь Ленке – поздравишь её с Новым Годом, она и оттает!.. – Подмигивает. – Вить, ну неужели ты не хочешь со мной поговорить? - Господи, да когда же ты отвяжешься-то?! - Знаешь, Мань, ещё одно слово про Кулёмину, и я пошлю тебя! За мной не заржавеет! - Вить?! – Она в замешательстве. – Тебя никто и никогда так не понимал, как я!.. - Да, мы поругались. Поругались раз и навсегда. Мириться с ней, у меня никакого намерения нет. Пусть катится ко всем чертям!.. И учти, на этом тема о Елене Никитичне закрыта окончательно! – Выдох. Вдох. – Ещё одна твоя попытка зажать меня с целью личной беседы, я забираю семью, и мы уезжаем. То-то родители рады будут!.. - Ясно. - Что тебе ясно? Что тебе понятно? Что?! – В конец выхожу из себя. – Ты у нас сведущая во всём?! Или истина в последней инстанции? Так, может, поделишься своей мудростью-то, а? - Ты запутался. И даже сам себе не доверяешь… - Грусть в глубине родных глаз. Не могу, когда она Так на меня смотрит. Поворачиваюсь к Маньке спиной. – Вить, ты помни всегда: в любой ситуации я на твоей стороне, я с тобой и я за тебя. – Хлопает меня по плечу и отправляется на горку к племяннику. – Эй, Владик, меня подожди!.. – кричит она ему, заливаясь искристым смехом. - Владислав Викторович! - Спустя полчаса во дворе появляется отец. Мелкий буквально замирает на месте. – Шагом марш в баню! – Внук послушно бежит за дедом. - Отец, я с вами! – Можно часик отдохнуть от сострадающих взглядов сестры. - Нет, нет!.. – Преграждает мне путь рукой. – По трое тесно! Чего толкаться-то?.. – Тесно? В нашей пятистенке-то? - Первый заход – мы с внуком. Вторыми пусть две сороки идут! – Кивает на Маньку, предполагая, что компанию ей составит мать. – А вы с женой последними пойдёте. – Захожу следом за собеседником в предбанник. Помогаю сыну раздеться. - И да, Владька сегодня у нас с матерью спит. – За ним закрывается тяжелая дверь. - Это ещё зачем? – Прихватываю с собой вещи мелкого. - Мы редко внука видим. Да и кровать наша больше твоей. Чего вам тесниться-то?.. – Ну-ну… Захлопываю дверь. Отказываюсь от предложенного ужина. Изучаю содержимое полок в гостиной. Наш с Кристинкой свадебный альбом. Усаживаюсь в отцовское кресло близ камина. На моих коленях клубочкам укладывается Багира – любимая папина кошка - черная, как смоль. У нас была экстренная свадьба. Крис была самой роскошной невестой во всем загсе. Море гостей, процентов восемьдесят из которых я не видел ни до, ни после… Я никого не подпускал к невесте, постоянно заставлял её переобуваться из «умопомрачительных» туфель в утепленные ботинки на плоском ходу. Стоял довольно прохладный, влажный весенний день, и я то и дело пытался потеплее укутать Кристинку. Контролировал, что она ест и пьет. Она уже носила под сердцем нашего сына. Много фотографий с родственниками и друзьями. Игорёк с Софочкой… Милые такие. Рассказов! Не забыть бы, поздравить их послезавтра, но вот про Кулёмину и слова не скажу – пусть выкручивается, как хочет!.. Порядком больше кадров, где мы вдвоем. Кажемся очень влюбленными и крайне счастливыми. Вымученные поцелуи, скромные объятия, усталые улыбки… Море фоток, где невеста одна. Довольно редко куда-то выбираемся вдвоём, но всякий раз мужики на неё шеи сворачивают. И только мой суровый взгляд хоть сколько-то отрезвляет наглецов. Красавица она у меня. Высокая, стройная… Длинные, красивые ноги, подтянутая фигурка, не лишенная женственных округлостей и изгибов. Правильные, мягкие черты – лицо, как нарисованное. Красиво очерченная грудь после родов стала чуть пышнее. Идеальная, гладкая кожа. Длинные, густые, красивые, волосы. Голосок мелодичный, томный, пленительный… - Ммм? – Жена моя сидит на подлокотнике. По щеке меня гладит. – Что, милая, говоришь? - Ностальгируешь? - Тобой любуюсь. – Руки самовольно ложатся на её бедра. - Предлагаю, на живую полюбоваться. – Лукавая улыбка. – И не только полюбоваться!.. – дразнящий шёпот. - Девушка, на что это Вы намекаете?! – притворно подыгрываю ей. Мыслями я в другом месте. С другой. - Ну, Владика я усыпила в родительской спальне… - Закидывает ножки на мои колени, прогоняя кошку. – Михаил Юрьевич, Наталья Николаевна и Машка чаи на кухне гоняют. – Проводит ноготком по моей шее – там, где позавчера чертила языком узоры Ленка. – Идём в баньку!.. – Только сейчас обращаю внимание, что на ней уже не трикотажное платье, а махровый халат. – Идём!.. - Прижимается носом к моему виску. - Ну, идём… - обреченно выдыхаю, подхватывая её на руки. *** - Вить? – После, в халатах, пахнущие хвойным мылом и ромашковым шампунем, пьем чай на кухне. Она сидит на моих коленях, склонив голову к моей. - Ммм?.. - Ты любишь меня? - Конечно. - Просто ты не говоришь об этом. Совсем не говоришь… - А ты не чувствуешь? – Прижимаюсь губами к её виску. - Чувствую. Совсем недавно чувствовала. – Смущается. – Но, Витя, пойми, я хочу знать, что ты меня любишь!.. Всегда знать, а не только ощущать в редкие моменты близости… - Редкие? Хм, ей мало что ли?! – Порой мне кажется, что вот-вот, и мы расстанемся. - Кристин, а ты хочешь этого? – Отчаянно мотает головой. – Вот и я не хочу. – Прижимаю её к себе. – Знаешь, я очень стараюсь, чтобы ты была счастлива рядом со мной. И от тебя жду того же… - Понимаю, что мою последнюю фразу жёнушка может вывернуть наизнанку, поэтому, не позволяя ей опомниться, продолжаю и дальше развешивать лапшу на её милых ушках: – Так вот, ты у меня – самая сладкая, самая красивая, самая моя родная женщина. Ты – моя единственная. – Да-да, Степнов, особенно с некоторых пор Очень «единственная»!.. - Мне нужны Владька, ты и наша семья. – Моя женщина, мой сын… В моих руках их счастье и счастье нашей семьи. К чертям всё и всех. Я сохраню это счастье. - Верь мне. - Верю. И всё-таки?.. - Ты нужна мне. – Кристина, пожалуйста, держи меня… Держи!.. На руках уношу жену в нашу спальню. В нашу кровать. Засыпаем в объятиях друг друга. Снится Ленка. На мне. Подо мной. Господи, прости меня грешного!.. Просыпаюсь среди ночи в холодном поту. Душно. Пить хочется. Комнату освещает яркий свет Луны. Жена крепко спит, обнимая скомканное одеяло. Стараясь не шуметь, встаю и чуть приоткрываю форточку. Жадно вдыхаю свежий, морозный воздух. Ленка… Как она там? Скучаю… Скучаю? Я? По Кулёминой?! Да, что есть – то есть. Глупо отрицать… Я всё ещё там с ней в том моменте. Слышу её, вижу, ощущаю… Хочу. Хотя и жена под боком, а мне всё не имётся!.. Жена… Вот любуюсь ей спящей, а внутри кроме умиления и благодарности ничего и нет. И красавица, и умница, и ладная, и складная, но ни тело, ни душу так не бередит, как Кулёмина. И ладно бы только Ленка беспредельничала, так я сам-то хорош. Ни Кристинка, ни одна другая баба так не манит, как Ленка. Ну, есть и есть. Ну, хорошо и хорошо. Сытый да довольный хожу. Спокойный. Ленка же из меня параноика делает. Знала бы, что её одного взгляда более чем достаточно, возможно и не баловала бы меня столь изысканными провокациями. А я и рад поддаваться!.. Понять бы, ей-то это на черта?! Мне она доверяет, ну или так – по старой памяти… Здоровья ради. Неужели смерть деда сделала её столь циничной? Или козел какой ей все мозги перелопатил?.. Как бы там не было, нет моей девочки. Да вот только от стервы этой проклятой башню рвет не по-детски. Нельзя. Нельзя рядом с ней быть, общаться с ней, доверять ей… Нельзя. Кристинка ежится от холода. Возвращаюсь в кровать и накрываю супругу своим одеялом. Ну не самовольно же от такой красоты отказываться?.. Да и Владька. Не из-за дешёвой подстилки же сына-то предавать?! Ну, уж нет. И в сторону Кулёминой не посмотрю. Пустое место она для меня теперь. Пустое… Перебеситься бы только. Господи, дай сил!
Вика: XIII Если бы, если бы нам До конца разобраться, Просто бы по именам И на «ты» называться. (Амели на мели – Если бы) 24. Вчера было, а словно пять минут только прошло: фен выключаю и слышу его голос. Орёт так, что, должно быть, крысы в подвале притихли. Не в моих правилах подслушивать, но распирает же!.. Подкрадываюсь к приоткрытой двери кабинета. Собеседника не слышно – значит, беседа телефонная. Дорогая. Милая моя. Кристина Аркадьевна!.. С женой скандалит. За три минуты выясняю все интимные подробности их семейной жизни. Витя через день появляется в клубе, так как его компаньон на заграничном курорте. Семья Степновых не может позволить себе подобную роскошь, потому что в миру второй директор – высокооплачиваемый адвокат, а отец сего семейства, мол, простой преподаватель универа. И благоверная-то его, в принципе, в курсе, что замужем она за физруком, а не за олигархом! И потом, Новогодние каникулы у родителей – это традиция, это не обсуждается!.. Её родители? Предлагает провести летний отпуск в Омске. Ах, Кристина планирует поездку на Крит!.. А её супруг не виноват, что тесть с тёщей живут в Сибири, а не в Греции. Понимаешь, Кулёмина, ещё куранты не отгремели, а они, даже скандаля, грядущее лето по месяцам сообща расписывают, понимаешь?.. Шорохи. Отскакиваю от двери. Нос к носу сталкиваюсь с Мироновой. Она-то тут что ловить планирует?! Со школой сорвалось. Помощи у куратора просить собирается. Я лишь пренебрежительно фыркаю и пускаюсь со всех ног прочь. Проходя мимо знакомой тачки, не сдерживаюсь и с размаху бью ногой о колесо. Пусть-пусть побегает!.. Нечего с Иркой любезничать! Тридцатое и тридцать первое сливаются воедино. Дед Мороз со Снегуркой и прочие ряженные, детский гомон и гоготанье подростков, бабье нытье и ворчание их содержателей, семейные скандалы и первые свидания, стёбные насмешки и слезливые капризы, перегорающие гирлянды и падающие ёлки, разбитые зеркала и беспроигрышные лотереи, льстивые пожелания счастья в Новом Году от каждого тринадцатого смазливого юнца и приглашение на «утренний кофе» от каждого девятого мордоворота. В этом калейдоскопе недавние события горьким углем стоят в горле – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Ни плечи расправить, ни глаз поднять… Я самонадеянно жду его, жду нашей встречи, жду второго раза… Жду… Жду… Жду… А он рвётся копать тёщины грядки! Я?.. Мне нет места. У него тихое семейное счастье, вокруг безудержное веселье, а я тушусь во всём этом. Без масла, в собственном соку, подгораю. Сообщение. Трясусь почем зря. Родители. Предлагают новогодний вечер отпраздновать в их компании в режиме онлайн. Вру, что комп накрылся. Обещают выслать денег. Отвечаю дежурным поздравлением. Возвращая трубу в карман, через боль проглатываю истерику, подступившую острым булыжником к горлу. Пусть выворачивает, пусть загибает, пусть!.. Пусть. Пусть будет так, как будет. Только жизнь свою и себя саму выжимать буду до последней капли. До последней капли возможности быть с ним. Быть с ним жизнь. Быть с ним ночь. Быть с ним полчаса. Быть с ним полторы минуты. Быть с ним… Господи, как же хочется выть!.. Коллеги затеяли небольшой сабантуйчик. Освободивших раньше всех, втихую увожу из недр холодильника бутылку мартини. Шампанского море – они и не вспомнят. Пачка пельменей, сырная нарезка, банка маринованных грибов, банка маслин, полтора килограмма мандарин и горький шоколад в круглосуточном суперамаркете по дороге от метро до дома – вот и праздничное меню готово. Впереди меня плетётся парочка пьяненьких мужиков с неким хвойным деревом наперевес. То песни горланят, то матерятся за жизнь, то слёзы льют, выпуская излишнюю водку. Падают прямо на дерево. Поднимают друг друга. Снова падают. А вроде и не особо скользко. С уличной собакой спорят – одно что, на четвереньки не встают. Наконец-то скрываются в подъезде, и я ускоряю шаг. На месте их последнего падения подбираю три, отломленные от дерева, ветки. Всё же, сосна. Содержимое пакета вываливаю на кухонный стол, ветки в трёхлитровую банку, кипячу воду для пельменей, окно нараспашку – душно. Достаю с верхней полки коробку с набором бокалов. Звонок телефона, и я грохаю коробку на пол. Смс. Будьте с нами в следующем году. Ваш Билайн. Почему его зовут не Билайн?.. Не раскрывая коробку, отправляю её в мусорный мешок и выставляю на коврик в прихожей. Сажусь на табурет у подоконника и, потягивая из горла мартини, гипнотизирую пристальным взглядом мобильник. В себя прихожу лишь, когда тухнет газ от сбежавшей воды. Снова зажигаю конфорку, солю воду, отправляю в нее полуфабрикат, открываю консервные банки… Мог бы и позвонить!.. Приличия ради. Да хотя бы сообщение отправить! Знает же, что я одна, и во всем белом свете у меня есть только он!.. Зачем? Зачем ему это?.. Он с семьей. Ему некогда и вспомнить обо мне. Напомнить? До новых встреч в новом году. Нет, не так!.. Заходи в новом году за новыми подарками. Самой смешно от того, насколько пошло. С Новым Годом! С новым счастьем! Стираю. Ему и со старым недурно живется. Выключаю плиту за мгновение до того, как могла бы сбежать вода. Выгребаю пельмени в глубокую миску и ставлю её остужаться на подоконник. Закуриваю. Вздрагиваю от хлопков за окном. Подростки пускают салют. Провожу пальцем по дисплею телефона. Тринадцать минут первого. Поздравляю, Кулёмина, ты проворонила Новый Год! Молодца!.. Телефон вздрагивает в руках. Леночка, золотая моя девочка, желаю тебе в новом году успешно окончить учёбу и обрести взаимную любовь. Верь в своё счастье. Марья… Марья Михайловна, знали бы Вы, в чём моё счастье!.. Приношу из спальни гитару. Чуть отстраиваю её. И потягивая мартини вприкуску с оливками, начинаю не спеша перебирать струны… Под аккорды собственного авторства льются предательские слёзы. Ни в моей привычке жалеть себя, но уже и пальцы дрожат. Откладываю инструмент и продолжаю терзать мобилу. Неужели, позвонить так сложно?! Несложно, когда надо. Ему, видимо, не надо… За ночь осушаю бутылку и подчищаю все плошки. Не раздеваясь, к утру засыпаю, свернувшись комочком, на диванчике в гостиной. Просыпаюсь ближе к полудню от адской боли в спине. По мимо спазм, ещё и синяк саднит – знатно меня Степнов к столу приложил. У него взгляд тогда был – убьет, думала. Но всё-таки сдался… Контрастный душ, уборка квартиры на скорую руку. Чувствую себя паршиво, дома ни кофе, ни сигарет, ни минералки. По всей видимости, год будет тот ещё!.. Из полотенец перебираюсь в свежую одежду. Запускаю стирку. Укладывать волосы нет ни сил, ни желания – собираю их ободком. Позавчера Степнов был в клубе. Значит, и сегодня вполне может объявиться в городе. Глупо ждать его у окна, да и без сигарет я долго не протяну. Я быстро: одна нога – там, другая – здесь!.. Подождёт, если что. Так телефон, ключи, карточка. Прихватываю пакеты с мусором и бегом спускаюсь вниз по лестнице. - Алёнка! – уже направляюсь в сторону ближайшего продуктового, как кто-то окрикивает меня со спины. Ну как, кто-то - Мишка!.. Оглядываюсь и улыбаюсь ему. – Ну, привет! – Подбегает ко мне и крепко прижимает к своей горячей груди. Опять нараспашку. - Привет. Какими судьбами? - Тебя захотел повидать! С праздниками поздравить!.. - Поздравляй. – Ухмыляюсь. – Я вся во внимании. - Ммм… - Мнётся, как пятиклассник – вот умора. – Может, ты всё же примешь наконец-то моё приглашение на чашечку кофе, а? - Миш, прости, но мне некогда. Правда. – Перевожу дыхание, загоняя вовнутрь слёзы. - Я много времени у тебя не отниму, обещаю! – Прячу руки в карманах и пинаю ногой сугроб. – Ну же, соглашайся!.. Я тут по дороге отличную кофейню заприметил! - Только не долго. И вот, мы уже в салоне его машины: тепло, играет рок, пахнет мандаринами и им самим – молодым породистым самцом… Дарит мне подарок: букет ромашковых хризантем, плюшевый символ наступающего года и самую большую коробку «Рафаэлло». Пара фраз ни о чём, и мы на месте. Уютное, пустое кафе. Воздух в нём горький и терпкий от летающих в нём ароматов элитных сортов кофе. Мишка увлекает меня за столик у окна. Он заказывает кофе и мороженное, я – кофе и пачку сигарет. В ожидании заказа расспрашивает меня об учебе, о работе, о планах на новогодние каникулы, рассказывает о себе, о родителях и о друзьях… - Алёнк, что ты всё телефон терзаешь? Оставь его в покое! – Облизывает начисто ложку. – Или звонка от кого ждешь?.. - Нет, не жду. - Часто моргая, выпускаю струйку дыма. – Так, привычка дурная. Не обращай внимания. – Отмахиваюсь и прихлебываю чуть остывший кофе. Кажется, он замечает, как дрожат мои руки. - Слушай, ты ночью опять в одиночку догонялась? – Ухмыляюсь. Если так дело пойдет дальше, он скоро наизусть меня выучит. – Может, тебе чего покрепче заказать? Или минералочки? - Минералочки. – Удаляется к барной стойке и вскоре возвращается с открытой бутылкой и высоким бокалом. – Спасибо. – Целительная влага входит в моё горло, словно наждачная бумага. - Ну что, может, довольно оплакивать свою жизнь? Может пора отпустить прошлое и начать жить настоящим, а? – А он ни в прошлом. – Смотрю на тебя, и кошки на душе скребут: ты же сознательно обрекаешь себя на существование, в то время как он, тварь, живёт полной жизнью!.. Хотел просто рядом посидеть. – Моя кисть тонет в его огромных ладонях. – На тебя полюбоваться. Мозги тебе строить в мои планы не входило, поверь мне. Просто… Я же понимаю, что с тобой происходит. Чего же ты так себя загоняешь-то, а? – Освобождаю свою руку от его оков. Разочарованно вздыхает. – Слушай, мы завтра с родителями улетаем в Сочи. На горных лыжах будем там кататься. Ну ладно, это не суть… Просто, я тут подумал, тебе бы обстановку сменить не помешало. - Нет! – Давлюсь солёным напитком. - Ну что, нет? У нас собаку не с кем оставить – мамина приятельница в последний момент отказалась, а так бы и Джокер пристроен, и ты при деле!.. - Собака-то большая? – После минералки и кофе идёт лучше. - Да не очень. Лабрадор. - Ну, привози его ко мне. Неделю Джокера я у себя могу подержать, но жить у вас я не буду. - Правда? – Его глаза загораются детским азартом. - Правда. У меня отпуск. И будет жаль, если он пропадёт пропадом. – А так хоть какая-то польза от меня. - Тогда допиваем кофе и мчимся ко мне – познакомлю тебя с родителями!.. - Так, стоп. – Проверяю телефон. Он может и без звонка заехать. А меня дома нет. Развернется и уедет. Ждать не станет. – Помедленнее на поворотах! Мне домой надо! У меня дома!.. – Что у меня дома? Кошка рожает? Окно открыто? Что?! – Стиралка работает. - Ну, хорошо, подброшу тебя, а потом за псиной. – Расплачивается по счёту. – Давай только телефонными номерами уже обменяемся. – Без слов беру со стола его трубу и вбиваю в неё свой номер, делаю на него дозвон. – Ммм, Алёнка!.. – отмечает он то, как я обозначила своё присутствие в его контактлисте. – А меня как запишешь? - Джокер!.. Телевизор бубнит голосами советских актёров, на кухне пахнет, отваренными в мундире, овощами для винегрета, темноту за окном рассекают снежинки. Мобильный оживает. Отвечаю, не глядя на дисплей. - Алёнушка, спускайся – мы приехали!.. Знакомая тачка, знакомый парень держит на поводке дружелюбного пса пегого окраса. Равняюсь с ними, из салона выходит пара, по всей видимости, родители моих новых друзей. Они добродушно улыбаются мне. И я улыбаюсь в ответ. - Мам, пап, знакомьтесь – это Алёна!.. – Прижимает меня к себе за плечи. - Мой очень хороший друг. - Лена! – Протягиваю руку Кожевникову-старшему, который, несмотря на годы, тот ещё Аполлон!.. - Андрей Дмитриевич! – Любезно улыбается. - Так, значит, всё-таки, Лена? – Мишкина мама игнорирует мою руку и прижимает меня к своей груди. – Елена Ивановна! – Обе смеемся приятному совпадению. Примерно с полчаса знакомят меня с всеобщим любимцем – Джокером. Меня учат давать основные команды, его – слушаться нового, постороннего человека. В какой-то момент, ловлю себя на мысли, что моя собственная жизнь с её заморочками и горестями меркнет где-то в далекой недосягаемости, а я целиком и полностью всё глубже и глубже погружаюсь в атмосферу гармонии и уюта чужой семьи. Я растворяюсь в этом снегопаде, в игре с этой забавной собакой, в трогательном отческом восторге этой пары, но ни в этом мужчине… Мишка. Я бы не отказалась от такого старшего брата, но он… Он выжидает гораздо большее. И я не имею права воровать его время. Почему же он не понимает?.. Ещё минут пятнадцать собачьей беготни по сугробам, и мы поднимается в квартиру. Я на повадке веду Джокера, тот постоянно оглядывается на родных. Мишка тащит огромный мешок с кормом. Отец - огромный бутыль с водой. Мать – пакет, в нём коврик, щетка и какие-то мячики, игрушки. А я мысленно радуюсь, что успела прибраться сегодня утром. Пса определяем жить у батареи на кухне. С полчаса гоняем чаи с рафаэллками. Да, любая другая была бы счастлива на моём месте. Я сама была бы счастлива, если бы не одно «Но»!.. Расспрашивают об учебе, работе, семье… Удивляются, что мой дед «тот самый Кулёмин»!.. Дарю Кожевниковым последнюю книгу деда. Надо же, даже с автографами!.. - Это он? – шепчет мне на ухо Мишка, разглядывая заднюю обложку, на которой размещены фотографии и краткие биографии соавторов. Киваю. - Ты девяносто второго? - Угу. - А он семьдесят девятого. Говорю же, старый он. - Закрыли тему. - Молодежь, чего вы там спорите? - Да вот, пытаюсь выяснить, какие Алёнке привезти гостинцы!.. Она ни в какую не колется! - Не надо ничего. - Ну как, не надо? – возмущается моя тёзка. – Так принято - из поездки привозить близким и родным людям гостинцы! – Близким и родным людям… - К тому же, мы и отблагодарить должны тебя за Джокера! – Тот подает голос. - Я сюрпризы очень люблю. – Сдаюсь я, улыбаясь. Провожаем с Джокером гостей. Готовлю винегрет под его тоскливые завывания. Уже скучает. Я же не позволяю себе ни жалеть себя, ни думать о том, как могло бы быть. Всё так, как есть. Значит, иначе быть не может ни при каком раскладе, да, Джокер? Скулишь. Ну, а для чего наши пути снова сошлись? Зачем всё это? Вся жизнь – это цепь причинно-следственных связей. Каждое событие – оно не просто так, оно для чего-то. Нет, я ещё не окончательно тронулась. Я не мечтаю о том, чтоб Степнов развёлся и женился бы на мне. Вообще, я настолько зачерствела, что брак, семья – это всё не для меня. Я реально смотрю на вещи. Я хочу хоть немного побыть его любовницей. А сколько это «немного»? Ну, не знаю… Месяц, полгода, шесть лет… В любом случае, мне будет мало. Но и взгляд его, украдкой брошенный мне вслед, за счастье. Только Вите этого всего не надо в принципе.
Вика: XIV Целовать тебя в шею, Оставаться следами Безупречного цвета Переспелой рябины. Что теперь между нами? Я не сдам, я не сгину, Мой моторчик рывками, Мой моторчик рывками Звенит. А хозяин влюблённый, Встречи стали опасны, Эти игры для взрослых, Первобытные танцы. Что теперь между нами? Я не сдам, я не сгину, Не прошу тебя сдаться, Помогу тебя сдаться. Погибнешь. Тишина атакует, Мы в секунде от неба. Поздно бабочкой в стёкла. Я же вижу, ты хочешь. Что теперь между нами? Никогда не забудешь Горький мёд и цунами, Горький мёд и цунами. (НС – Горький мёд и цунами) 25. Только после скандала с женой на тему, что Владьку все же стоит показать психологу, удается вырваться проверить клуб. Тишь, гладь, да Божья благодать!.. Клуб пустеет без посетителей, что не удивительно – третье января, в разгаре новогодние каникулы, кто в отъезде, кто под ёлкой пузо отращивает. Недолго развлекаю Сонечку и решаю всё же вернуться домой. Зачем-то заворачиваю не на том перекрёстке… Чёрт, что я забыл во дворе Кулёминой?! Нам надо поговорить. Необходимо. Я… я найду слова. И пусть они причинят ей боль, зато они будут порядком действенней предыдущих моих речей. И, как бы мне не было жаль, но… Значит, всё таки враги. В нерешительности топчусь вокруг машины, прокручивая в голове возможный сценарий, распределяю реплики. Меня разрывает от абсурдности и циничности каждого слова. Слава Богу, импровизация все ещё правит этим миром. Поднимаю взгляд на окна её квартиры. Курит у окна. Грустно улыбается, лениво машет мне рукой. Рабочий лифт значительно облегчает жизнь. На ватных ногах каждый шаг дается через сговор с совестью. Да-да, я признаюсь, я не отрицаю, что подозреваю… что боюсь… Да, я боюсь! Боюсь, разговором одним дело не обойдётся. Но, я постараюсь. Постараюсь… Выхожу из лифта. Дверной замок щёлкает. - Я знала, что ты снова придёшь. – Переступаю порог квартиры, и Ленка окутывает меня собой: её руки, её губы, её запах, её тепло… - Лен… - С меня слетает пальто. Она не перестаёт меня целовать. Шагая вперёд спиной, увлекает за собой вглубь квартиры. - Лена, ты… - Послушно на ходу сбрасываю ботинки. – Ты… Её медовые губы. – Ты. – Её руки уверенно сбрасывают с меня пиджак. – Чёрт тебя дери, Кулёмина! – Смеется. Заливисто и красиво. Её искристый смех обрывается одурманивающим поцелуем. – Ты неверно всё поняла. – Тянет прочь с моих плеч рубашку, отрывая с мясом последние пуговицы. – Я поговорить пришёл. – Переступаю порог её спальни – иду за ней словно осёл за морковкой. – Остановись же ты! – Одёргиваю её руки. - У меня к тебе разговор серьёзный!.. - Потом поговорим… - шепчет на ухо, лаская языком мою напряженную шею. – После… - Поцелуи утопают в вороте рубахи. - Нет! – Решительно отталкиваю Кулёмину от себя. Вместо узкого углового дивана на полу её комнаты лежит матрас. Судя по тому, как она приземляется, ортопедический. Сбившийся подол моей футболки призывно демонстрирует её стройные бёдра. – Повторения не будет. - Резко разворачиваюсь и, продолжая топтаться в дверном проёме, застегиваю непослушные мелкие пуговицы на рубашке. – Пойми, мы теперь даже не друзья, хотя и договаривались!.. - Выдыхаю с сожалением. – Ты сама другой путь избрала. Я пришёл тебе сказать, что чужие мы теперь. Не друзья мы теперь. – Льнет ко мне всем телом, запускает проворные пальчики под край рубахи. Настырно ласкает мой живот, впиваясь в кожу острыми коротенькими ноготками. Тянется на цыпочках вверх, осыпает поцелуями мой затылок, мою шею… Господи, дай сил!.. - Ну да, не друзья. – Циничная усмешка. – Это иначе называется. - Кулёмина, впредь ничего не будет! – Веду плечами, сбрасывая её руки. - Ну-ну… - Едва касаясь моей кожи, пробегает пальчиками по моей груди. – Ты же за этим пришел?.. – Её пальцы под моим бельем ласкают меня и дразнят. Мой организм предательский отзывается. Из моей груди вырывается приглушенный рык, и я перехватываю её руки. – За этим. Обходит меня и вновь расстегивает уцелевшие пуговички. Тут же покрывает оголившуюся кожу томящими поцелуями. Вместе с этим ненавязчиво подталкивает меня к матрасу. - Совсем с катушек слетела?! - Трясу Ленку, больно сжав её плечи. – Нет, тебе говорят!.. Нет! - Мне ты можешь сказать «Нет»!.. А себе?.. – Прижимается ко мне вплотную. И я уже не в силах сдерживать растущее напряжение. – Себе можешь сказать «Нет»?! – Вижу только её глаза. Упираюсь своим желанием в её впалый живот. Сама она горит нездоровым жаром и трясётся. – Ну же, скажи себе «Нет»!.. Может, отпустит?! - Ну что, не отпускает? - Ты же знаешь, что нет… – шепчу, очерчивая большим пальцем её губы. Прикрывает глаза, не скрывая довольной улыбки, и я накрываю её губы поцелуем. Отвечая на поцелуй, сбрасывает с моих плеч долой рубашку, расстегивает брюки. Путаясь в спадающих штанинах, послушно падаю на ложе Кулёминой. Она сию же секунду восседает на мне верхом. Мои руки скользят по её бедрам. Пробираются под футболку… Понимаю, на ней ничего кроме… Гладит моё тело своими пальчиками, ладошками, щекочет шёлком своих белокурых волос… Тихо и самодовольно смеется. Попутно избавляет меня от остатков одежды. Ласкает меня абсолютно нагого губами и языком… Целует мягко и нежно, изредка прихватывая кожу зубами… Зализывает не существующие ранки… Я никогда и никого и от части не ласкал так, как ласкает меня сейчас эта девочка. - Лена… - шепчу пересохшим горлом. Девушка трется об мой нос своим, а затем дразнит перспективой поцелуя. Не хватает терпения, хватаю её за шею и прижимаю к себе, сплетаю наши языки. Отпускаю её, лишь начиная задыхаться. Спускается поцелуями по моей груди всё ниже и ниже… - Кулёмина, иди уже ко мне! – Тяну её на себя. Усаживается на мне верхом. Упираясь в мои рёбра острыми коленками, тянется за поцелуем. Пробегаюсь пальцами по её пояснице. – И сними к чёрту футболку!.. – Оголяется. Лохматая, разрумянившаяся… Наконец-то вижу её всю. Хитро улыбаясь, ласкает пальчиками низ моего живота. – Лен, сейчас… - Сжимая её бедра, чуть помогаю ей, и мы - Одно!.. В голове ни одной праведной мысли. Только эта бесстыжая девица, её запах, её аромат, её голос… Её тело, и я внутри её души… - Лен, всё… - Вот-вот, и я взорвусь. Надо хоть немного включать свою пустую голову, да прислушиваться к шёпоту нудной совести. - Нет. – Помимо собственного желания, чуть замедляет наш темп. – Ещё немного… - Девушка на мне вся взмокшая, все её мышцы, словно стальные прутья… Она рвано дышит и содрогается каждой своей клеточкой. – Ещё чуть-чуть!.. – Из последних сил сжимает мои руки, понимая, что я собираюсь скинуть её с себя. – Витя, ещё… Пожалуйста… Мне надо… - Ей опять чуть-чуть не хватает, а мне опять слишком много. Отчаянно балансируя на грани, я стараюсь отсрочить развязку. Но все мои попытки тщетны… - Нельзя. Да пойми же ты!.. – Скидываю её с себя и сию же секунду извергаюсь. Господи, хорошо-то как!.. Опрокидываюсь на подушку и опускаю веки, стараюсь выровнять дыхание. Сквозь вакуум эйфории до моего сознания пробираются непонятные всхлипы вперемежку со стонами. Ленка… Прижимается грудью к собственным коленям, жуёт край простыни, завернувшись в неё, словно в кокон. - Иди сюда! – Решительно сжимаю её трясущееся плечо. Она вся содрогается в нечеловеческом исступлении. И в таком состоянии я оставил её тогда?.. Урод. – Иди сюда, иди… - Разворачиваю её к себе. Господи, она плачет!.. Довёл девчонку!.. Неблагодарный. – Иди ко мне. – Лежим на боку лицом друг к другу. – Я сейчас тебе помогу. - Закидываю её ногу на своё бедро и накрываю ладонью треугольник меж её ног. Умело ласкаю её. Ленка – вся раскаленный камень, того и гляди кожа на ней потрескается. Углубляю ласки. Слёзы обрываются, остаются только стоны. Выше задирает свою коленку. Рвано дышит мне в шею, время от времени прихватывая губами мою горячую кожу. Волны жара и холода попеременно овладевают её телом. Подается навстречу моим движениям. И ей всё равно всё ещё не хватает!.. Опрокидываю её на лопатки, она сжимает мою руку, сведя бедра. Возвращаюсь в неё сам. Обхватывает меня руками и ногами. Резкие, грубые толчки. Срываюсь на рычание, по мере того как в ней нарастает напряжение и становится невыносимым уже для меня самого. Слизываю пот с ложбинки меж её грудей. Ленка отчаянно ёрзает подо мной. - Отпусти себя, ты сама себя держишь. Отпусти… - хриплю, лаская её грудь. - Ещё!.. – До чего ж ненасытная-то, а?! – Ещё… - Сейчас-сейчас… Потерпи немного. - Подкладываю под её поясницу подушку. – Сейчас!.. Ещё несколько грубовато-сладких ласк, и я чувствую, как мучащий её спазм наконец-то взрывается, разрывая её изнутри, и разносит по всему её телу миллиарды собственных острых, горящих осколков. Покидаю Ленку под её оглушающий крик, и моя первобытная к ней страсть разливается на её животе. Я выравниваю дыхание, а Лена всё кричит и кричит, сжимая в кулаках простыни. Выгибаясь дугой, закатывает глаза… Несмело провожу ладонью по внутренней стороне её бёдер. Улыбаюсь, кожа девушки одно, что током не бьет!.. Её очередной громкий крик приглушается моим поцелуем. В одно мгновение Кулёмина вытягивается в полный рост и замирает. Кажется, даже не дышит… - Ну, всё? Теперь, довольна? – В ответ она лишь лениво мурчит нечто невнятное себе под нос. Смеюсь, до чего же милая. – Хорошо тебе? - Угу. – Облизывает губы. Не сдерживаюсь и накрываю их ленивым поцелуем. Тем временем скольжу пальцами по её горячей коже. Сквозь влагу на её животе ощущаю шероховатость кожи. Шрам. Надо же было так растерзать – хирурги хреновы!.. - Раньше не было… - Откуда тебе знать?.. – сипит сорвавшимся голосом. - Переодевая тебя после твоего последнего боя, почти всю тебя разглядел. Ты почти не изменилась… - Всё так же прекрасна. Но… кто тебя видел? Кто тебя касался? Кто тебя познал? Если бы только я один. Если бы… Разглаживаю шрамики, словно они от этого исчезнут. – Я тебе сейчас могу сказать, где какой синяк тогда был на твоём теле. – Скептично щурит глаза. – Здесь… - Прижимаюсь губами к ней чуть выше левой груди. – Здесь… - Осыпаю поцелуями район солнечного сплетения. – Здесь… - Машка подозревала, что левое нижнее ребро может быть треснуто. – Здесь… - По печени твари тоже били. Переворачиваю её. – Зде… - Господи, желто-зелёная с сиреневыми разводами гематома вперемежку с ссадинами на половину её спины! - Кулёмина, что это?! Откуда?! – Боюсь прикоснуться к коже и только слегка дую, несмело прижимаясь губами к пояснице. - Это ты. – Как гром среди ясного неба. – Нехило ты меня шарахнул о стол, да? - Прости. – Спускаюсь поцелуями по её аппетитной попке. – Прости… - ещё один, грозящий багровой отметиной, поцелуй. И я спешу покинуть спальню. Собираю на ходу собственные вещи, уединяюсь в ванной. Приведя себя в относительный порядок, пару секунд стаю в замешательстве посреди прихожей. Из-за приоткрытой двери видно, что Кулёмина лежит все так же на животе и, явно, не собирается шевелиться. Все же отваживаюсь на разговор. Почти неслышно подхожу к ней. Опускаюсь на колени близ матраса. Накрываю, начинающую замерзать, девушку одеялом. Поверх одеяла провожу рукой по её спине. Она мурлычет, словно кошка… Поворачивает голову в мою сторону, бережно убираю прядки с её лица. Прямой, выжидающий взгляд. - Лен, ну ты же умная девочка. – Мои пальцы утопают в её волосах. - Ты понимаешь, что так нельзя. Неправильно это, у меня семья... – Ластится к моим рукам. – Брось. Ты же знаешь, нам нельзя. Мы не должны. Я не знаю, зачем тебе это, но впредь этого не будет. Смирись. - Мы оба этого хотим. – Совсем без голоса – накричалась!.. - Нельзя, черт дери, нельзя!.. – Провожу ладонями по собственному лицу, словно умываюсь. – Чего ты хочешь? Зачем тебе это всё? – Пожимает плечами. - Просто тебя хочу. Всегда. - Может, просто хочешь? - Тебя… - Облизывает губы и трет кулаком глаз. – Ты жене не изменял что ли ни разу за все шесть лет? – Отрицательно мотаю головой. – Ничего, ещё пару раз, и втянешься… - Лена, нет! – кричу в негодовании. – Пойми же ты, у меня семья, у меня жена, у меня сын! Найди себе кого-нибудь другого!.. - Никто твою семью не трогает!.. – Садится передо мной во всей своей красе. – Успокойся ты, наконец-то!.. Нравится – живи! Сомневаюсь, правда, я... – Ухмыляется. - Послушай, наши встречи твоей семье не навредят никоим образом. У нас с тобой обоих по конспирации «отлично» – так что никто и не узнает, что ты захаживаешь ко мне перепихнуться пару раз в месяц. – Окидываю её пренебрежительным взглядом. – Ну, или сколько ты сам захочешь… - Кулёмина-Кулёмина… - Перевожу дыхание. – Не узнаю я тебя. – Усмешка в ответ. - Объявился бы ещё через пятилетку – и ни такое бы увидел. – Сладко зевая, натягивает на плечи одеяло. – Ну, так, что решать-то будем?.. Ммм? - Не знаю. - Сомневаешься. Уже хорошо. – Тянется к сумке. Достает из неё сигареты. Прикуривает. - Не кури при мне! – Выхватываю из девичьего рта сигаретку и тушу её об пачку. - Думаешь, вот всё это даёт тебе право запрещать мне?! – кричит что есть мочи сорванным голосом через явную боль. - А что мне даст такое право? – Сжимаю её подбородок. - Ты знаешь. - Я не брошу семью. - Чёрт тебя дери, Степнов! – Задыхается от возмущения. – Повторяю в трехсотый раз: я не собираюсь разбивать твою семью, я не планирую уводить тебя из семьи, я не хочу разрушать твоё счастье!.. Нет! – Сжимает моё лицо своими ладонями. – Мы!.. Мы, понимаешь, мы?! Вот всё, что мне нужно!.. – Резко отстраняется и валится на подушку лицом к стене. – Дверь захлопни. - Лен… - Касаюсь её волос. - Решай сам. Предлагать больше не буду. - Лен, я пришёл сказать, что…Что вы с Мироновой практику будете проходить в нашей школе. С Рассказовым я уже поговорил. Борзова уехала в Америку на пмж, и он теперь у нас завуч. - Всё?! Или что-то ещё? - Давай-ка, я твои ссадины обработаю. Боязливо прикладываю к девичьей коже, смоченную в антисептике, ватку. Кулёмина чуть попискивает. Дую на содранную кожу, прижимаюсь губами… От синяков в аптечке ничего не нашёл, а надо бы их растирать. - Вить… - Ничего не изменится, но ещё и Ленка рядом будет. - Мне надо подумать. – Прижимаюсь губами к её макушке и ухожу. По дороге домой вспоминаю, как увидел её обнаженной впервые. Думал тогда я совсем о другом… Я боялся. Боялся за жизнь моей девочки. Я проклинал себя, чтоб под моим носом!.. Что я смел обвинять её Бог весть в чём!.. Она без сознания. В поту. Левая сторона лица изувечена в большей степени: бровь рассечена, скула припухшая, из носа сочиться кровь, ссадина в уголке губ. Аккуратно освобождаю её напряженное тело от казенной формы. До чего же худющие ноги, аккуратная грудь, видимо, созданная не для моих огромных лап, ребра светятся, кожа медово-молочная, прозрачная, горячая… Маленькие серые трусики отчаянно отстаиваю право на тайну. Быстро, но при этом бережно одеваю Ленку. Спешный побег. Такси. Подъезд. Её спальня. Дед… Порываюсь поговорить с ним, но Кулёмина из последних сил сжимает мою руку. - Спасибо. - Проехали. - Останьтесь. – Ещё крепче сплетает наши пальцы. – Мне страшно. - Я здесь. - Лена! Виктор!.. Что происходит?! – Пётр Никонорович… Что же мне Вам говорить?.. - Дед… - Ленок, отдыхай. – Убираю чёлку с её влажного лба. – Я сам всё деду объясню. Непростой разговор на кухне. Капли. Скорая… Очередной приступ. Когда я возвращаюсь в спальню, Ленка сама всё понимает по одному моему взгляду. Всхлипывает. Опускаюсь рядом и чуть касаюсь её волос. - Спасибо. - Лен, не надо. - Спасибо, что Вы рядом. – Каждое слово даётся ей с трудом. - Я обещал, и я рядом. Засыпай. - Мне страшно. Останьтесь, пожалуйста… - шепчет с робкой надеждой. - Это даже не обсуждается. – Накрываю её пледом. Левою ладонь опускаю на девичью голову. Правую мою руку Ленка прижимает к себе. Горько выдыхает и опускает припухшие веки. Девочка моя. Девочка… моя… - Виктор Михайлович. – Некоторое время спустя вздрагиваю от её тихого шёпота. - Думал, спишь уже. - Вы нужны мне. Очень нужны. – Ещё крепче сжимает мою руку. - Спи, моя родная, спи… Не бойся ничего. Я рядом.
Вика: 26. От армии так никто не косит, как я от разговоров с родственниками. На жену огрызаюсь, мама причитает, что проблемам бизнеса дома не место, отец вместо того, что мозги лечить, отчаянно рукой на меня машет, сестра даже при всей её проницательности ни в силах догадаться, что со мной твориться в действительности – и, слава Богу. Одно хорошо – с сыном на пару дурим, играемся, гуляем!.. В компании Владьки день за днём пролетает быстрее, чем последний период знатной игры. Но наступает ночь, и приходится делить ложе с нелюбимой женщиной. Хорошо, что повздорили. Профессионально изображаю из себя глубоко оскорбленную личность. Как же это, оказывается, удобно!.. Тёплое снежное утро. Новый день начинается с коллективно-настырной попытки домочадцев возобновить со мной дружеское общение. А мне бы в самом себе разобраться. Сегодня пятое – спасаюсь бегством в столицу!.. - Привет, Кирочка! Гости есть сегодня? - Добрый день, Виктор Михайлович! – Привстает со стула и улыбается мне. - Пока никого. - Я к себе. С бумагами поработать надо. – Кладу на рисепшен шоколадку. – Не скучай!.. – Подмигиваю и скрываюсь в директорской. Минут через сорок, когда тараканы дохнут в неравной схватке с цифрами, отчетами и табелями, решаю размять затекшую спину в бассейне. А бассейн-то занят!.. - Ну, здорово, Кулёмина. - Здравствуйте, Виктор Михайлович! – Подплывает к бортику и обворожительно улыбается. – А я вот тренируюсь. – Мой взгляд падает в ложбинку меж её грудей. Кровь стынет в жилах. - Молодец. Как спина? - Терпимо, а что? - Терпимо, значит… - Смотрю на неё, и аж скулы сводит. - Через пять минут в моём кабинете. – Ухмыляется и уплывает к противоположенному борту. На её спине всё еще желтеет гематома. Выхожу в холл, включаю музыкальный канал погромче, приветствую компанию парней – качаются у нас с открытия. Приглашают в качестве консультанта составить им компанию. Ссылаюсь на занятость, хвалю их опыт и грамотность. Вежливо отлыниваю от работы. Кира суетится вокруг гостей. Проходит минут пятнадцать, возвращаюсь в свой кабинет. Ленка в халате стоит спиной к входу. Щелкаю дверным замком, опускаю жалюзи. - Ну, привет. – Подхожу к ней вплотную. - Зачем позвал? – Вот так, да? Холодно и отстраненно, значит? Что за игры, Лена? - Хочу тебя. - По-хозяйски задираю её подол, губами скольжу по влажной шее. - Может, просто хочешь? - Тебя. – Резко разворачиваю девушку к себе лицом и срываю с неё одеяние. Покрываю её холодные плечи поцелуями. Торопливо толкаю Ленку к кожаному диванчику. Настырно шарю руками по желанному телу. Мокрые плавки впиваются в её кожу. Резкий рывок, и они трещат в моих руках. Раздеваюсь, а затем вновь преподаю к ней. И о чём я только думаю? Да я в принципе не думаю! Беру то, без чего загибаюсь – и только!.. Я хрипло рычу, она сдавленно стонет. Где-то среди бумаг звенит мобильник. Со злости я лишь углубляю движения. Ленка отчаянно ловит раскрытым ртом воздух. Звонок обрывается. Я замедляюсь. Теперь я не отчаянно голоден, а нежен и ласков. - Тише-тише!.. – шепчу, когда девушка всё же срывается на громкие эмоции. – Тише, моя хорошая. Стук в дверь. Кулёмина каменеет, а я не могу остановиться!.. Не могу. Кто-то настырно дёргает дверную ручку. - Виктор Михайлович! – Кира - чтоб пусто ей было!.. Я замираю. – Виктор Михайлович!.. - Нет! Нельзя!.. – единственно цензурное, на что я сейчас способен. – Я работаю! – Кулёмина срывается на хриплый смех. Затыкаю её рот ладонью. – Нельзя!.. - Кристина Аркадьевна не может до Вас дозвониться!.. – Девушка подо мной зло сопит. – Что ей сказать? - Перезвоню. Как. Освобожусь. – Кажется, она уходит. Кусая губы, Кулёмина отчаянно ёрзает подо мной. Я отзываюсь. Некоторое время спустя, замедляюсь и собираюсь отстраниться. По Ленкиному лицу мелькает тень разочарования. Закидываю её левую ногу на спинку дивана, правую ещё сильнее сгибаю в колене. Ещё ближе, ещё глубже… Улыбается. Качает бёдрами ко мне навстречу. Сдавленно постанывает. Приближаясь к кульминации, значительно ускоряюсь. Прогибаясь в позвоночнике, хватается за мою шею, кусает собственный кулак. Бьется подо мной, словно, выброшенная на берег, рыба. Любуюсь ей, наслаждаюсь предвкушением общего финала. Спешно покидаю её. Извергаюсь на её бедра. Оба содрогаемся. Вытягиваюсь на Ленке. Хорошо… Вылезает из-под меня. Надевает казённый халат, тапки. Негодные ни на что плавки выкидывает в мусорное ведро под моим столом. Среди бумаг отыскивает мобильник и вручает его мне. - Жене позвони, - сдавленно хрипит. - Лен. – Ловлю её руку. Прижимаюсь губами к девичьим пальцам. – Собирайся. Я домой тебя отвезу. - Молча уходит. Отключаю телефон. Жду её в машине. Барабаню пальцами по рулю в такт радио-мелодии. В голове сумбур. Мышцы ноют. Управлять ни собой, ни ситуацией не могу. Хочу Ленку. И это сильнее меня. Никогда бы не поверил, что крыша может так ехать от запаха любимой женщины. Раз пять сменяю частоту приёмника, а её всё нет и нет. - Ты как? – искренне интересуюсь, когда Ленка наконец-то неспешно усаживается на пассажирское сидение рядом со мной. - Всё хорошо. – И при этом она такая подавленная. – Я посплю, ладно?.. – Отворачивается к окну. - Конечно, спи. – Пристегиваю на ней ремень безопасности. И на пару секунд прижимаюсь губами к ее, всё ещё пульсирующему, виску. – Спи. – Спи, моя сладкая девочка. По дороге наблюдаю за ней, любуюсь… Спит тревожно. Думать ни о чём не могу. Её запах. Захлебываюсь им. - Что, приехали уже? - Угу, приехали. – Убираю с её лба чёлку. – Накормишь меня чем-нибудь? - Пюре с сардельками сойдет? - Ну, если на десерт ты, то сойдет!.. – Смеется, накрываю её припухшие губы легким, дразнящим поцелуем. Поднимаемся на лифте в непонятном обречённом молчании. - Так, это что за Барбос? – Оказавшись на кухне Ленкиной квартиры, нарываюсь на крайне агрессивное рычание. Так вот кто скулил в закрытом зале в прошлый раз, а я то думал – от соседей такая слышимость. - Да так, - хозяйка достает из холодильника небольшую кастрюлю. – Друг на передержку оставил. - Что за друг? – Припечатываю девушку к стене. - Ты его не знаешь. – Вырывается. – К чему эти допросы? – Перекладывает пюре в керамическую чашку и отправляет в микроволновую печь. Пребывая в растерянности, сажусь на табурет. – Вить, тебе две сардельки отварить или три? - Две. Ленка суетится. Пёс ходит за ней попятам. - Слушай, Джокер, ты у меня ешь по расписанию. Ещё не время тебе трапезничать. – В ответ зверь жалобно скулит. – Ну-ну, на жалость не дави. – Хвостом виляет. – А гулять я с тобой всё утро гуляла – имей совесть!.. - Кулёмина, а всё-таки, что за друг такой, а? - Друг – это человек, с которым дружишь! – Достает картошку и раскладывает её по двум блюдцам. – Слушай, тебе, наверное, хлеб нужен?.. Я ж его не покупаю. – Отмахиваюсь, собеседница продолжает колдовать с обедом. – А у тебя что, друзей нет? - Приятели только. – Убираю со стола локти, позволяя заботливой хозяйке расставить тарелки. - А у меня вот недавно появился хороший друг. – Садится рядом. – Ммм, слушай, а Игорь Ильич? - Ну, если только Рассказов. Но редко мы сейчас видимся и очень мало общаемся. – Наблюдаю за тем, как она ест. Сам же не чувствую ничего кроме ревности. – Друг хороший, говоришь… Кулёмина, тебе что, меня не хватает? - Слушай, Степнов, если даже у меня есть параллельно с тобой какой-то другой дополнительный мужик, тебя это никаким боком не касается!.. – Ну да, оправдываться ни в её стиле. – Ты есть хотел – ешь! - Я, пожалуй, начну с десерта. – Закидываю её на своё плечо и уношу в спальню. Псина бежит за нами. Захлопываю перед его носом дверь. Минут через двадцать вновь натыкаюсь на его наглую морду. - Ну что, ты все слышал? – Тявкает тот в ответ. – Хозяину расскажешь. Пусть завидует. Ему всё равно не обломится. - Степнов, кончай придуриваться, - хрипит Ленка, не поднимая головы с подушки. – Лучше, выгуляй Джокера. - Хорошо. Только для начала я пообедаю. – Усмехается. – Лен, я доем твою порцию? - Угу, подогрей только. Кофе, если что, у меня нет. Чай, ты знаешь, где. - Разберусь. Отдыхай!..
Вика: XV Рискуй, рискуй со мной, Смотри, как сужены зрачки, Течет и расцветает мир движением руки. Течет, тоскует паводком весна, И даже некому сказать, Открыть, открыться, обнажить, Что мы случились друг у друга. Чай остыл, ключи остались на столе. Я жду - Иди ко мне… (НС – Иди ко мне) 27. Весь день, если не с Джокером на прогулке, то уж точно у окна. Телефон в руке сжимаю. В этом режиме тянется время с Витиного ухода. Кажется, я уже привыкаю к этим встречам через день… Вот и сегодня жду, да всё впустую. Сигареты из рук не выпускаю. А надо бы бросать. Ему не нравится. Да и Джокеру - сжимает зубами рукав моего свитера и тянет мою руку в сторону, не позволяя мне затянуться. Смешной. Тянусь губами вслед за рукой. Ему не нравится, что я сопротивляюсь. Огрызается. Тушу, лишь на половину выкуренную, сигарету. Делаю глоток, разбавленного молоком, кофе. Холодный. Отдаю квартиранту. С аппетитом лакает. Только бы на здоровье его эти гурманные изыски не сказались. Телефон по-прежнему молчит. Решаюсь позвонить, но не ему. - Да, Леночка, я тебя слушаю! – его сестра, как всегда, радушно меня приветствует. - Здравствуйте, Мария Михайловна. Вот решила позвонить, с праздником поздравить. – Смех и гам фоном. – Желаю Вам настоящего женского счастья. Здоровья Вам и Вашим родным. Пусть Бог хранит Вашу семью. – Я предельно искренна. - Спасибо, девочка моя! И тебе всего самого светлого. Ты там как? Все праздники одна? - Нет, не одна. – Расплываюсь в невольной улыбке. – С псом одним нянчусь. Все тапки вон сгрыз!.. – Смеемся обе. – А-а-а Вы?.. – Голос предательски дрожит. - Вы с семьей Рождество справляете? - Ну да. Ночью на Службе все были. Потом спали полдня. Сейчас вот день рождения Владика празднуем. - День рождения?.. - Ага, день рождения. Пять лет, представляешь? Совсем уже большой!.. И куда только время летит? Леночка, мне очень приятно, что ты позвонила, и мы с тобой ещё обязательно не раз поговорим, но сейчас меня сноха к столу зовет. Извини. – Глотаю слезы. - Я понимаю. – Перевожу дыхание. – Поздравьте племянника за меня. - Я его в щечку поцелую, идёт? - Спасибо. - Не грусти. Все наладится. Пока-пока!.. - До свидания. – Гудки. Стоит экрану только погаснуть, как телефон тут же разрывается звонком. Не глядя, жму приём. - Привет. Как ты? – Должно быть, Витя всё же отважился на звонок после загадочной улыбки сестры. - О, Ленок, да ты никак ждешь меня?! – Глумливый смех. Не могу признать, чей. – Предвкушаешь? И какую позу ты предпочитаешь? Нет! Не говори, молчи!.. Сюрприз будет! - Сидоров, ты? - Я! Слушай, идём сегодня в клуб! - Не звони мне. - Не ломайся. - Иди ты!.. - Не думал, что ты настолько несговорчивая. - Ещё одно хоть слово, и сядешь за домогательство. - Я бы ставил условия иначе: если ты мне откажешь, все узнают о вашей со Степновым связи. - Твои фантазии к делу не пришить. - Не оправдывайся. Просто я тебе доказать хочу, что я реально круче. - Позови Степнова в спарринг, а меня оставь в покое. - Лен?.. - Иди к чёрту! Выключаю телефон. Взрываюсь слёзной истерикой. Реву взахлёб, задыхаюсь. Собственный вой страшит. Когда-то я была самым важным и единственно нужным человеком в его жизни, а сейчас… Сейчас приоритет у других. Я не на вторых ролях. Я на последних ролях. И это всё… Это. Из-за меня… Меня никто и никогда так не любил и не оберегал, как Виктор Михайлович когда-то давно. И только из-за меня любит и оберегает Витя сейчас другую женщину. Ей крупно повезло – оказалась в нужное время в нужном месте. По сути, мы мало чем различаемся, но не отягощена она ни запретами, ни строптивым нравом. Так что, как ни крути, всё в её пользу, да против меня. Библиотекаршу всерьез не воспринимала, журналистке была готова в глотку вцепиться, а ей подарила – на золоченом блюдечке с голубой каёмочкой преподнесла!.. Дура. Он запутался, погорячился, оступился… В моих силах было исправить эту его ошибку, если уж и ни в угоду общественности, то для нас двоих – да, могла!.. Но не захотела. О чём я тогда только думала?! Я без него смогу, он без меня – нет. Выходит, что наоборот. И я ни вправе просить у него защиты, заботы, поддержки. Любой скот может позволить себе унизить меня, а Витя… Я не могу на него рассчитывать. Право не имею. Витя – он чужой. И моим вновь никогда не станет. И всё это только из-за меня самой. В себя прихожу от шершавого языка на своём лице. Пёс умывает меня от слез. - Ну что, Джокер?.. – Запускаю пальцы в шерсть на его загривке. – Скажи, мог он мне позвонить, написать?.. Мог бы? Не хочет, видимо… Как больно-то, а!.. – Собеседник на недолго удаляется. Возвращается с поводком в зубах. – На прогулку меня приглашаешь? – Виляет хвостом в ответ. – Ну, хорошо, прогулка – так прогулка. Уже достаточно темно, и в лес как-то не тянет. Бродим по окрестностям. Вскоре загоняю Джо в заброшенную хоккейную коробку. Снимаю поводок. Он счастливо носится, резвится, пытается заигрывать со мной. Не реагирую. - Папа, смотри, собака!.. - Пес замирает. Следую за его взглядом. Среднестатистическая семья из трех человек: мама, папа и сынок лет шести. - Не бойся, Тема. Этот Барбос добрый! Ты ж на горку просился - идем на горку!.. - Мужчина подхватывает мальчишку и усаживает его на свои плечи. - Андрей, не дури - Артем уже тяжелый! – заботливо возмущается мать семейства. - Папа, мама все врёт - я не тяжелый! - Мама шутит - ей просто завидно. - Завидно?! Ну, держитесь!.. - Женщина лет тридцати, заливаясь смехом, словно подросток-школьница, обкидывает своих мужчин снежками. Джокер, наблюдая за этими игрищами, скачет, как на пружине. - Домой. - Пес пытается раскидать снег мордой. - Домой, я сказала! - Убегает от меня в противоположенный угол коробки, долго роется в снегу, затем приносит к моим ногам палку. - Нет, Джо, никаких игр. Домой. - Оба оглядываемся на беззаботный смех счастливой семьи. Глаза в глаза, и он с пониманием подходит ближе, позволяя пристегнуть поводок к ошейнику. У него такая же счастливая семья. Такой же славный сын. Такая же заботливая жена. А я со своей грязью и похотью нахально лезу в самое святое, что есть у Степнова. Семья… Семья и этим всё сказано. У них свои заботы, свои радости, свой мир... Только толку-то что я все это понимаю? Отказываться-то от Вити я все равно не собираюсь. Добровольно уж точно. Оказавшись дома, Джокер укладывается на коврике, а я бесцельно начинаю стучать дверцами шкафов. Роюсь в холодильнике. Обыскиваю стеллажи и шкафы в коридорах, сервант в зале. Что я ищу? Что?! В себя прихожу, сидя на полу в спальне деда. В правом кулаке зажата пробка. Пальцы левой руки обхватывают полупустую бутылку. Хотя уже и соображаю, но все равно подношу ко рту горлышко. Запах наливки резко ударяет в нос. Меня ведёт в сторону. Бутылка выскальзывает из рук. По светлому бежевому ковру разливается красное пятно. Да, Кулёмина, пить надо в меру. И, похоже, свои двадцать пять литров ты уже выдула. Ноябрьские праздники праздновала – праздновала, знакомство с Мишей праздновала, Новый год праздновала!.. Елена Никитична, я тебя поздравляю, у тебя есть две возможности завязать: либо сейчас, либо никогда. Выбор очевиден. Скатываю ковер. Открываю окно. Зачерствевший кусок хлеба выбрасываю птицам. Наливку выливаю в снег. Беру со шкафа пустую коробку из-под электрочайника и наполняю её, собранными со всего дома, фужерами да бокалами. В коробку летят и пачка сигарет, и зажигалка. Вместе с ковром выношу на мусорку. Уливаюсь всё это время слезами, истерика обрывается в одно мгновение. Стоит мне услышать душераздирающий писк. Не брезгуя, я роюсь в вывалившихся из контейнеров пакетах. В одном из них среди картофельных очистков греется котенок. Уже не маленький, но ещё и не взрослый. Холодный, голодный, грязный… Девочка со скатанной, невнятного серого цвета, шерстью и огромными зелеными глазищами. - Надеюсь, большой Джо тебя не съест. – Прячу малышку в вороте собственной куртки и спешу домой. Купаю новую подружку шампунем Джокера. Он у нас товарищ припасливый на все случаи жизни, от него не убудет. Сушу её шерсть феном, дрожит в моих руках, пищит. - Слушай, да ты красавица!.. – Пушистый комочек серой шерсти и две блестящие изумрудные пуговицы. На ушах кисточки почти как у рыси. Оставляю кошку спать в кресле. Сама ищу спасения в тщательной генуборке, стирке, глажке. Руки заняты, и мозг не думает. Если я остановлюсь хоть на секунду, свихнусь. И эта перспектива меня страшит. Уже перевалило за три ночи, когда я обессиленная, а потому не способная на размышления, наконец-то вылезаю из ванной комнаты. Непонятный треск на кухне привлекает моё внимание. Захожу. Зажигаю свет. Кошка уплетает собачий корм. Джо покорно созерцает. - Ну что, Мадам, осваиваемся? – Усаживаю котёнка на подоконник и ставлю перед ней блюдце с молоком. – Будешь со мной жить? – Мурлычет в ответ. Хочется закурить. Шарю по ящикам. В поиске карманов хлопаю себя по полотенцу. Босыми ногами шлепаю в прихожую. В сумке пусто. Горько смеюсь. Да, долго мне ещё привыкать к этой новой жизни без сигарет. Нездоровый смех нарастает снежной лавиной и внезапно срывается на истерику. Меня всё же нагоняет. Под грузом несусветной боли оседаю на пол. Локти впиваются в колени. Дрожащие пальцы сжимают виски. Завываю дай Боже, того и гляди - диафрагма лопнет!.. Проходит много времени, прежде чем моё лицо полностью высыхает. И я засыпаю на полу прихожей. Жутко… Ранним утром раздается звонок домашнего телефона. Просьбу коллеги сменить её на пару часов воспринимаю как спасательный круг. Стоит на горизонте замаячить администратору, со знанием дела прихрамываю на левую ногу. Окончив с уборкой зала, мою руки. В это самое время телефон в кармане разрывается. Высушиваю наконец-то руки и проверяю пропущенные. Степнов. - Привет, Вить. Ты звонил мне? – Сама знаю, что тупой вопрос. - Да. Ты где шляешься?! – Упреки вместо приветствия. - У тебя пёс под дверью воет! - Не ори на меня. На работе я. - На какой, к чертям, работе?! У тебя больничный! Ты чего идиота-то из меня делаешь? - Я никого из тебя не делаю. Девчонка попросила подменить её - выйти на полсмены. - И почему только я перед ним оправдываюсь?! - А … Ты у меня что ли? - Да. Приехал, а тебя нет. Звоню, стучу, кричу – всё без толку!.. Только по тому, как Джокер жалобно скулит, понятно, что дома он один. – Переводит сбившееся дыхание и продолжает чуть тише: - Ты ещё и трубу не берешь… Когда ты дома будешь? – Он что, ждать меня собирается?! - Ну, скоро. - Лена, во сколько ты освободишься? Я заеду за тобой. – Вот так новости. - Кулёмина! – Администратор буквально вырывает мобильник из моих рук. – У тебя уже толпа на входе стоит! – Выключает телефон и убирает в карман. – Я тебя штрафую, и мобильник заберешь перед уходом. – Вот и делай людям добро!.. В период экономического кризиса отечественные комедии сближают и расслабляют народ. Из-за закрытых дверей кинозала доносится разношерстный смех, а я становлюсь всё колючей и злее. - Лен! - После сеанса в зал вбегает запыхавшаяся коллега. – Спасибо тебе огромное! Ты меня так выручила!.. – Отбирает швабру. – Не надо. Я сама! Ты иди. – Киваю и, снимая на ходу бейдж, спешу к выходу. – Лена!.. – Оглядываюсь на пороге. – Я у тебя в долгу. – Даже не представляешь, в каком. Захожу за мобильником. Расписываюсь в книге актов, мол, ознакомлена с тем, что в моей трудовой теперь красуется запись о выговоре. Переодеваюсь и спешу домой. Не дай Бог, Джокер мне квартиру изгадит!.. - Ты?.. – На выходе из развлекательного центра врезаюсь в грудь Степнова. Молча сжимает моё запястье и тянет к машине. Летим на всех скоростях. Он не дышит – пыхтит!.. - Я думала, мои смены по нечетным числам. - В смысле? - Ну… Двадцать седьмое, третье, пятое… - Он звереет на глазах. – Сегодня – восьмое. Полагаю, на четные числа выпадают смены твоей жены. У неё что, сегодня?.. Уважительные причины? - Заткнись, пока не врезались. - И когда ты стал таким агрессивным?! - А ты такой борзой? – Утыкаюсь в шарф и сдавленно в него смеюсь. – Хотя, ты всегда такой была. Так, мастерство шлифуешь при случае!.. - Почему ты так уверен, что я… не против? – Встаём на светофоре, и я решаюсь продолжить разговор. - А ты против? – Вперёд мыслей отрицательно мотаю головой. – Что и требовалось доказать! Кстати, хватит уже дурью маяться. В аптеку заедем. - В аптеку?.. А зачем? - Затем, что оприходовали вы на пару с другом, полагаю, твой новогодний подарок. – Ну да, умяли рафаэлки под чай. Он то об этом откуда знает, и какое ему до этого дело?.. Или, речь о?.. - Подарок от Деда Мороза, которым пренебрег ты? – Меняется в лице. – В целости и сохранности. В левом верхнем ящике кухонного гарнитура ждёт своего часа. – Собеседник резко газует. – И вообще, не вижу я необходимости во всём этом… - хриплю осипшим голосом и упрямо борюсь с так некстати накатившими слезами. Всё предельно логично. От чего мне так больно-то? – Ты и без того осторожен. - Риск, может, дело и благородное, но уж точно не благодарное. – Всегда благоразумная, не допускающая компромиссов в вопросах защиты, сейчас я чувствую себя обделённой, обездоленной, отвергнутой… Между нами вырастает стена. Близость, доверие… Всё это рушится в один миг. Мы отлетаем друг от друга на десятки километров. Умом я понимаю, Витя прав. Но не прельщает мне грядущая перспектива. – Несанкционированные залёты нам ни к чему. – Чувство такое, словно у меня отнимают не право на счастье, а туманную надежду на зыбкую возможность. Думать не думала, мечтать не мечтала, а сейчас начинаю понимать, единственный, кто в силах меня спасти, стать моим смыслом, моей жизнью и моим счастьем - его ребёнок… Наш ребёнок. Намекает на очевидную, но недооцененную мной, возможность и тут же её отнимает. Хороший такой удар под дых!.. Боль от краха осознаю быстрее, чем восторг от полета. Я затыкаю уши наушниками и прижимаюсь лбом к оконному стеклу. У меня было мало Вити, сейчас ещё меньше. А когда-то давно он признавался мне в любви… Когда-то давно… - Слушай, Ленк, ты где Джокера выгуливаешь? – Я аж подпрыгиваю. Шикарная тема как для примирения, так и для прелюдий. Мы уже к дому подъезжаем. Я уже предвосхищаю его руки на себе, а он меня вторым этапом через коленку, да мордой в грязь!.. – А то в тот раз на меня мамашки наехали, что, мол, тут и дети, и скотина – не дело. - Мы в лесу гуляем. Там, где ты нас на лыжах гонял. – Степнов паркуется и глушит мотор. - Выведи Джокера. Я эту псину до изнеможения загоняю, чтоб пришёл домой и рухнул на свой коврик!.. Если он второй раз будет скулить под дверью, я не выдержу! - План, в принципе, не плохой. Но… Спорный момент, кто кого загоняет, и кто вперёд устанет!.. – Смеюсь. Выходит почти искренне. - Если устану я, то ты со всем справишься сама. Я в тебе не сомневаюсь. – Отстегиваю ремень и тяну на себя дверную ручку. – Лен?.. – Стоит мне обернуться, притягивает к себе одним рывком и жадно целует. – Если с нами гулять пойдешь, шапку надень. – Буквально ускользаю из его рук. Перед тем как скрыться в подъезде, оглядываюсь на Витю. Сидит, опираясь подбородком о сложенные на руле руки, на меня пристально смотрит. Ну, вот о чём он сейчас думает?..
Вика: XVI 28. Это не мне… Пусть это будет не мне, а тому, кто не смог. Чтоб удержать тебя, вовсе не нужен предлог. Танцует в наших глазах электрический ток. Долго, долго, долго, долго! Долго, долго, долго, долго! Кто сказал тебе, что мне просто Отпускать тебя за пределы Видимости двух перекрестков? Шаг направо, сотню налево. В твоем горле сердце подростка, В моем сердце зреют каштаны. Перед поцелуем скажи мне: «Я к тебе бежать не устану!» Это не мне. (НС – Это не мне) Пока пёс, сломя голову, носится туда-сюда: за палкой и с ней обратно, успеваю подразнить Кулёмину намеками на поцелуи. В очередной раз палка улетает очень далеко. - Он потеряется. – Укоряет меня Ленок, в то время как я натягиваю на её голову капюшон толстовки. Не слушается ни в какую!.. - Пусть, - шепчу, едва касаясь её губ. – Пусть потеряется. Его хозяин тебе не простит, вы поругаетесь, конец вашей дружбе, и не буду я тебя делить со всякими хлыщами. – Усмехается мне в шею. И я плотнее прижимаю девушку к берёзе. Губами очерчиваю её скулы, подбородок. Торопливо сминаю её сухие потрескавшиеся губы. Она едва слышно постанывает. Мне рвёт крышу, и я углубляю поцелуй… Кто-то настырно тянет меня за штанину. Отстраняюсь от Ленки. Ну, так и есть!.. Джокер. До неприличия доволен собой. - Ну, ты хоть набегался? – Поднимаю со снега палку. Пёс тут же вцепляется в нее зубами. Затевается игра, кто кого перетянет. Мы резвимся. Кулёмина с нас глаз не сводит, смеётся. Минут через семь всё же отбираю палку и отправляю её в далёкий и длительный полёт. Джокера словно ветром сдувает. Вновь припечатываю Ленку к дереву. Её пальчики переплетаются на моей шее. Целую её, она искренне мне отвечает. - Лен, идем домой. - Джокер... - шепчет обреченно и тянется к моим губам. Домой, Лена, домой! Умоляю тебя!.. Дует ветер, за ворот куртки с веток сыпется снег. Это значительно отрезвляет меня. - Иди домой, а мы тебя догоним. - Отстраняюсь от девушки. - Без вас не пойду. - Ленок, ну ты же замерзла уже. - Заключаю ее ладони в свои и отогреваю ее тонкие пальчики своим дыханием. Она блаженно прикрывает глаза. - Ты меня отогреешь. - Это обязательно. Тебе еще и жарко будет. Вот увидишь. - Прижимаюсь губами к Ленкиным пальчикам и подмигиваю ей. Она улыбается мне. Но как-то грустно... - Джо!.. - кричит она в нетерпении. - Джокер, домой! Пес оставляет в покое найденный им пакет, хватает палку и спешит к нам. Кулёмина сжимает мою руку и тянет меня по направлению к дому. Джокер ускоряется из последних сил. Нагоняя нас, пытается запрыгнуть на мою спину. Оступаюсь и валюсь в сугроб, Ленка летит следом за мной. Корректирую ее падение, и она приземляется на мою грудь. Обнимаемся. Ласкаемся. Смеемся. Джокер прыгает вокруг, пытается нас разнять. Уличаю момент и цепляю к его ошейнику поводок. - Все, Лен, хватит дурить - встаем. - Продолжает сидеть на мне верхом и смеяться над тем, как собака вылизывает мое лицо. - Ленка, я серьезно, снег влажный, одежда моя промокнет, а мне еще домой ехать. Резко вскакивает на ноги и ускоряется в ранее выбранном маршруте. Неужели, ее настолько разговоры о моем доме задевают?.. Чудом успеваем с Джокером забежать в подъезд прежде, чем захлопывается дверь. Тем же Макаром пробираемся следом за хозяйкой и в квартиру. Посреди прихожей сидит и пищит клубок серой шерсти. - Еще один друг подкинул? - шучу, сбрасывая обувь и верхнюю одежду. - Кулёмина, сколько у тебя друзей? - кричу ей вдогонку. Но она молча скрывается вместе с Джокером в темноте коридора. - Лен, ну что ты от меня все бегаешь? - Врываюсь в ванную, девушка протирает псу лапы. - Я завела свою собственную кошку. - Мою руки и ловлю в зеркале ее надменный взгляд. - Друг у меня один. - Надеюсь, другом он и останется. - Как решишь своего собственного мужа заводить, предупреди, чтоб зря не приезжал я. - Ты первый узнаешь. - Я, пожалуй, Джокера накормлю. А ты иди - постель грей. - Сжимаю в кулаке ошейник и увожу пса на кухню. Тот сразу же кидается к миске с едой. Я же дрожащей рукой тяну на себя ящик шкафчика. Радуюсь обещанной находке, как ребенок конфете. В голове щелкает. Кулёмина в выпускном классе или на последнем курсе? В какой момент я вдруг все себе разрешил, ей все разрешил, нам все разрешил?.. Она нужна мне, а остальное... Толку-то думать. Неслышно прикрываю за собой дверь. Кидаю упаковку на убранное к стене одеяло. Ленка стоит у зашторенных окон полностью обнаженная. Она вся какая-то напряженная, обессиленная... Спешно раздеваюсь, подхожу к девушке, покрываю поцелуями ее плечи, шею, затылок... Разворачиваю Кулемину к себе лицом. Провожу подушечками пальцев по ее лицу, груди, теплому мягкому животику... Мои пальцы скользят меж ее бедер. Ленкины ноги слабнут, она буквально виснет на моих плечах. Подхватываю девушку на руки и укладываю ее на ложе. Зависаю над ней, покрываю ее горячее тело поцелуями... В нетерпении она подается вперед раскрытыми бедрами, тянет меня к себе. Торопится. Обрываю ее рвение. Отстраняюсь. Спешу позаботиться о защите. Руки не слушаются. Зубами рву целлофан. Ленка пыхтит в нетерпении. Разрываю цветастую картонную коробку. Кулёмина жалобно стонет. Еще немного суеты, и мы одно. Лена послушно вторит темпу, который задаю я, но при этом совершенно не проявляет ни своих эмоций, ни своих желаний, ни самой себя. Неужели, вот сейчас о друге своем думает?! - Лен, что не так? - Опускаюсь на подушку и привлекаю девушку к своей груди. - Все так, - отвечает она вяло, что значительно напрягает меня. - Вить, все хорошо, правда. - Да, все зашибись! Я вижу! - срываюсь на крик. - Что стряслось?! Объясни, как есть! От ответа только уходить не смей! - Все хорошо. Не выдумывай ерунды. - Поглаживая мой пресс, осыпает легкими поцелуями мое лицо, шею, грудь. - Все отлично. Просто ты вымотал меня. Сам разве не видишь? - Вижу, что кайф какой-никакой ловлю я один, а вот Ленка блефует. - Устала, говоришь? - Ласкается, словно кошка. - Ну, отдыхай. Выбираюсь из кровати. Собираю одежду и покидаю спальню, прикрывая за собой плотно дверь. Душ на скорую руку. Утоляю жажду минералкой из холодильника. Котенок спит на спине Джокера. На подоконнике блещет чистотой пустая пепельница. Это определенно радует. Кипячу воду. Пока заваривается крупнолистовой зеленый чай с жасмином, выпиваю полкружки растворимого кофе. Думаю о Ленке, о нас. Мысли в кучу так и не собираются. - Ты не спишь? - Щекочу дыханием чуть влажную кожу девичьей спины. Она вздрагивает. - Думала, ты ушел уже. - Оставляю дорожку поцелуев вдоль ее позвоночника. - Чай тебе принес. - Приподнимаясь на локте, Кулёмина окидывает меня скептическим взглядом. Я демонстративно делаю глоток из ее чашки. - Я ложечку меда положил и дольку лимона. Все, как ты любишь. Садится очень близко ко мне, почти вплотную, но забирать чашку из моих рук не спешит. Понимаю ее без слов. Неспешно пою из чашки, словно ребенка. Ловлю капельки губами с ее подбородка, шеи, ложбинки меж грудей... - Вкусно? - Очень. - Прижимается к моему плечу. Вкладываю в ее руки полупустую чашку. - Мне пора. - Коротко целую Ленку в лоб. Отстраняюсь и покидаю квартиру. Никогда ни думал, ни гадал, и вот тебе на! Вытворяю черти что! И с кем?! С Кулёминой!.. Задумываюсь, и дурно становится. Наверняка одно только понимаю, хорошо мне с ней очень. Ленка нужна мне. Владькино счастье, правда, порядком приоритетнее, но одно другому не мешает. Выходит же как-то совмещать. Только от Кулёминой уходить с каждым разом все тяжелее и тяжелее. Если сейчас уже так, дальше-то что будет? Легче бы было не начинать всего этого, но, как говорит Рассказов, история не терпит сослагательного наклонения… Захлопываю дверь автомобиля, сын скатывается с горки и спешит, запинаясь, в мои распростертые объятия. Прижимаю Владьку к себе, подбрасываю его пару раз в воздухе. Смеется. - Может, стоит побыть с семьей, а не пропадать по полдня? - с укоризной окрикивает меня отец. - Я уладил все дела. - Усаживаю Владика на свои плечи. - До конца каникул к машине близко не подойду. - Думаю, должен выдержать. - Посмотрим. - Скрывается в доме. С полчаса дурим с сыном во дворе. После мать приглашает нас ужинать. Домашние смотрят так, словно меня дома лет десять не было. Нет, не с радостью, с укоризной. Ну, перед вами-то я в чем виноват?! Для семьи работаю, стараюсь, о сыне забочусь, о всех вас, как могу, забочусь. Что вы на меня смотрите, как на убогого?! Вечер Машка коротает в компании отца - любят они за жизнь посидеть за чаем, Кристинка учится у матери вязать – лишь бы пыль в глаза пустить, я разбираюсь со стиралкой - отжимать почему-то перестала, а у отца уже глаза не те, Владька играется сам собой где-то поблизости. Первые с ним отправляемся спать. Позже, сквозь дрему, понимаю, жена забирает второе одеяло и отправляется спать в зал на диван. Нашим же проще. Снится Ленка с маленьким Владькой на руках. Просыпаюсь посреди ночи и уже до утра не смыкаю глаз. Подсознание явно измывается надо мной. Я что, выбрать из них двоих кого-то одного должен? Ребенок это все и навсегда. Поправляю на Владьке одеяло и прислушиваюсь к его ровному сопению. Я от сына никуда. Лена. Лена-Лена-Лена... Рано или поздно это пройдет. Это же не навсегда. Или навсегда? Сам я чего хочу? Как там говорят? Не зарекайся. Попрекаю многоженцев, а теперь и сам уже готов жить на два дома, на две семьи... Ленка мне нужна, но не готов я сейчас ничего решать, менять… Пусть идет, как идет. Совмещать у меня, Слава Богу, получается. За завтраком вновь чувствую себя врагом народа, но и, что порядком важнее, любимым отцом. Мать досадует, испечь бы пирог, так муки не набирается. Вызываемся с Владиком прогуляться до магазина. Седлаем санки и вперед. Вскоре нас нагоняет Манька со списком продуктов от матери и вторыми санками. Слава Богам, Кристина следом не семенит. Сестра предлагает самый дальний путь. Соглашаюсь. Вспоминаем детство, беззаботные каникулы у бабули с дедом, тем временем как родители трудились в душной и суетной Москве. Машка шутит, подтрунивает надо мной. Играю по ее правилам. За душевной беседой я успокаиваюсь. В какой-то момент понимаю, родственники точат на меня зуб исключительно с подачи отца. Наедине, вне его присутствия, женщины нашего семейства жаждут трепать меня за уши, словно плюшевого медведя. Вот и сестра валит меня в сугроб, заливаясь смехом. К ней присоединяется племянник, и вдвоем они обкидывают меня снежками. Подхватываю сына подмышку, и сбегаем от провокаторши. Обратный путь прокладываем через самый короткий маршрут. Машка везет санки с крестником, я с провизией: мешок муки, мешок сахара, два пакета продуктов. - Вить, я так рада видеть тебя столь счастливым, столь безмятежным!.. - Итак, фразы из разряда: "А помнишь?.." неожиданно иссякают. - Слава Богу, вы с Леночкой помирились! - Замираем на подходе ко двору. Оглядываюсь по сторонам, выдыхаю и понемногу начинаю соображать. Что?! Нет. Только не это. Да, они дружат. Неужели Кулёмина рассказывает Машке про нас?.. - Да, я помню, Лена - закрытая тема, но... - Это «но» пробуждает во мне ярость на Кулёмину. - Владик, беги-ка в дом! Пусть там чай ставят!.. Закрываю ворота за сыном и вглядываюсь в глаза собеседницы. Что она знает? Есть ли смысл опровергать ее теорию, или следует промолчать, тем самым узаконить право сестры столь снисходительно улыбаться? - Вы в клубе, да, встретились, поговорили? Конфликт исчерпан?.. - Что ты знаешь? – Чёрт, сам себе смертный приговор подписываю!.. - Откуда такие выводы? - Я тебя, брат, знаю! - Похлопывает меня по груди, склонив голову набок. - Знаю, что на данный момент единственное, что может огорчать тебя, заботить, это конфликт с Леной. И от меня не скрывается то, что с каждой поездкой в Москву ты все спокойнее, умиротворённее... С твоей души словно некий груз сходит. Она же тренируется у тебя в бассейне?.. Вы случайно встретились, пообщались, помирились... Так, да? Я права? - Да, в другом бы случае я сказал, женщина сама все придумала, но тут я готов преклониться перед женской проницательностью, логикой, интуицией... Любопытством. - И что ты от меня хочешь? Ждешь подтверждения собственных больных фантазий? Так этого не будет! - срываюсь на крик, но это не пугает сестру, а огорчает ее. - Ну-ну, тише, Витя, тише... - Заботливо гладит меня по плечу. - Я не хочу быть правой, я хочу быть полезной тебе. Я же вижу, тебе нужна поддержка. Тебе необходимы понимание и принятие. Знай, я с тобой и за тебя при любых обстоятельствах. - Маш, ты не обижайся, но, может, стоит своей личной жизнью заниматься, а не моей за меня распоряжаться?! - Я же зла-то тебе не желаю. И конфликтовать нам незачем. Вить, я знаю... - Да что ты знаешь, черт побери?! - Мягко, но твердо сжимает мои руки и решительно отводит меня от ворот. - Знаю, что ты несчастлив в браке. Знаю, что шесть лет назад вы с Леной любили друг друга. Знаю, что по сей день Лена не чужой для тебя человек. - Это все твои фантазии. И я не собираюсь подыгрывать тебе, тешить тебя фальшивым согласием. Да, мы с тобой близки, дружны, но ты, Маш, уже к той черте меня подводишь, после которой я без сожаления оборву связь с тобой, если вынудишь, то и с родителями. Тебе нужен мужик нормальный, тогда и голову мне морочить не будешь. - Это все лирика. Про Лену по существу ты мне что можешь сказать? - Вижу, ты не угомонишься... - Пока к стенке меня не припрешь. - Кулемина в прошлом. У меня семья. Я вычеркнул ее из своей жизни больше шести лет назад. Да, по собственной глупости я пытался стать ей другом, но не вышло, не срослось, не сложилось. Добра она не понимает. Мы поссорились окончательно и разошлись, как в море корабли. Все, с меня довольно. Места для нее в моей жизни нет. - А ты не будь столь категоричным! Дай девочке право на ошибки, дай себе право на счастье!.. - Маша, я тебе слово - ты мне десять!.. Лена-Лена-Лена!.. Сколько можно? Такое чувство, ей-богу, что Кристина для тебя плохая, а Лена хорошая. - Понимаешь, ты мой брат, а они обе для меня чужие, посторонние женщины. Для меня важно лишь одно в этой истории - твое счастье. И единственный критерий в оценке этих двух милых девушек - способность каждой из них обеспечить тебя этим самым счастьем. И даже если вы с Леночкой безвозвратно упустили возможность быть вместе, она так или иначе должна присутствовать в твоей жизни, а ты в ее. Леночка для тебя звездочка, солнышко, маяк... А ты для нее опора, щит, крепость!.. - Если с мужиком в ближайшее время не сложится, ты книжки начни писать. Меня, мою жизнь и мою семью в покое оставь. - Распахиваю автомобильные ворота. Спешно запрыгиваю в машину и выезжаю на дорогу. Притормаживаю рядом с сестрой: - Закрой за мной! - На всех порах срываюсь к Ленке. Моё место занято. Паркуюсь чуть поодаль. Глушу мотор, щелкаю дверной ручкой, но замираю… Высокий статный парень открывает дверцу и подает руку для Кулёминой. Они веселы и беззаботны. Достают из багажника домик для кошки и ворох пакетов. Скрываются в подъезде. Вот такие вот нынче, Степнов, у твоей Ленки друзья!.. Ну, и что делать собираешься? Будешь тут сидеть и ждать, пока они там накувыркаются?! Сделать-то что ты можешь?! Морду ему начистить? Так, было – плавали… Это отпадает. Без разговора с Кулёминой я не уеду. Ну и чего я сижу?! Высижу сейчас себе рога!.. Выпрыгиваю из машины и со всех ног срываюсь в знакомом маршруте. Рука зависает над клавишами домофана, дверь распахивается. Тот самый «Друг». Секунд пятнадцать пристально рассматриваем друг друга. По всей видимости, претензии у нас взаимные. Расходимся. - Миш, ты что-то забыл? – Блаженно улыбаясь, Кулёмина открывает дверь. – Ты?.. – Её лицо вмиг обретает выражение траура. – Зачем пришел? - Свечку держать. - Ну, сегодня мы не планировали, а как соберемся, думаю, сами справимся. - Кулёмина, не дерзи мне!.. - А то что? – Со всей дури толкаю её. Летит с порога вглубь коридора. Дверь распахивается. И я уже беспрепятственно вхожу в квартиру. Закрываю замок и оборачиваюсь на негостеприимную сегодня хозяйку. Взлохмаченная вся, зло пыхтит. – С женой так обращайся! Меня трогать не смей!.. – Так, сворачивать эту тему надо, а то мы сейчас разругаемся в пух и в прах. - И как часто у вас с Мишей подобные вояжи по магазинам? - Может, тебе сразу весь свой график расписать? – Она заводится от каждого моего слова. - Кулёмина. – Прижимаю несносную девчонку к стене. – Я. У тебя. Для чего? Меня о помощи западло попросить?! - А я не прошу Мишу ни о чём. Он приходит и помогает. Сам. – Резко отстраняюсь от неё. – А ты… У тебя на меня не более пятнадцати минут в день через день. – Теперь уже зверею я. - Слушай, Лена!.. – Сжимаю её плечи. – Ты с самого начала знаешь, на что ты подписываешься. Более того, это твоя инициатива. Не смей. Меня. Попрекать. - Я знаю, каково мое место в твоей жизни. Я не питаю иллюзий относительно твоего времени и пространства, поэтому и ты не лезь в мою жизнь. - Кулёмина, ты сама все это начала. Ты сама в это ввязалась и меня за собой увлекла. Ты сама обеими руками топишь меня в самой себе, в своей жизни, в наших отношениях. Ответственность с себя не снимай и под дурочку не коси! - Отношения?! Какие, к черту отношения?! Побойся Бога! - Циничная ухмылка. - Какие отношения? Мы - любовники. - Отрицательно мотает головой. На душе вмиг становится гадко. Отпускаю ее. - Нет. Мы не любовники. Мы Даже не любовники. Любовники от слова "любовь". Не сексом единым сыты любовники. Любовники это почти всегда в перспективе супруги. В наивных планах одного из любовников уж точно. Мы с тобой, нет, мы не любовники!.. Так, половые партнеры. Не более. - А я-то дурак думал!.. - Ну, и актриса же ты! - Интересно, когда перестану удивляться полярным переменам в моей девочке? - Нет, я не блефую. Если уж секс есть, он должен быть качественным. И... - Полной грудью вдыхает воздух. - Мне действительно с тобой очень хорошо. - Обессиливает и садится на трюмо. - Вить, я знаю, ничего большего, чем эти чертовы пятнадцать минут, у нас никогда не будет. Давай не будем усложнять. Незачем... - Поднимает на меня усталый взгляд. - Оно того не стоит, правда... Так что, ступай. Ступай и подумай на досуге о том, что ты порой много на себя берешь. - Ну, раз уж я во всем этом замешан, считайся со мной и с моим мнением. Если уж мы есть друг у друга, пусть между нами все будет по-человечески. Мы ж не шавки какие-то подзаборные!.. - Встряхиваю собеседницу за плечи. - И еще, Кулемина, я всегда выделял для тебя время и пространство, поэтому не обращаться ко мне за помощью с твоей стороны, мягко говоря, неблагодарно. И мой тебе совет, если уж ты меня используешь, пастелью не ограничивайся!.. - Больно сжимаю девичьи подбородок, вынуждая смотреть мне в глаза. - Если ты только на это дело годна, я - нет. - Резко отшвыриваю ее к зеркалу и спешу удалиться, но замок поддается не сразу. - Прежде чем приходить, звони! - Уже ведешь прием по предварительной записи? - Оборачиваюсь и сжимаю Ленкину кисть в паре сантиметров от своего лица. - А если когда-нибудь отскочит?.. - Да иди!.. - Вопль возмущения тонет в грубом поцелуе. Ей больно. - Жду тебя в понедельник на тренировке. - Она с досадой вытирает губы. Запыхавшийся, выбегаю из подъезда и тут же врастаю ногами в асфальт. "Друг" Кулёминой стоит, облокотившись о свой внедорожник. Мажор хренов!.. Пристально смотрим друг другу в глаза. Игра в гляделки чистой воды. Ну, я, допустим, не тороплюсь… Кидаю быстрый взгляд на циферблат наручных часов и убираю руки в карманы распахнутой куртки. Оппонент складывает руки на груди. Эх, Кулёмина-Кулёмина… Одного выпроводила, другого прогнала… Два мужика из-за неё ноги морозят… Помогаю женщине с коляской и возвращаюсь на пост заставы. Да, правильно понимаешь, только после Вас!.. Вдруг он переводит взгляд с меня на окна. Ленка за нами, видимо, наблюдает. Мне не доверяет. Её друг нехотя залезает в машину и не спеша трогается с места. Следую его примеру. Выпроваживаю навязчивого гостя со двора и порядком трех-четырех кварталов сопровождаю, словно картеж. Надеюсь, парень понятливый и дорогу к Ленке забудет. Да и мне самому следовало бы… Жим от груди, надеюсь, пойдет на пользу. Седьмой пот вон уже сходит!.. Да и с каждым выдохом голова все светлее и светлее. - Виктор Михайлович!.. – В зал вбегает Кира. В одной её руке мой, небрежно брошенный на ресепшен, мобильник, в другой – рабочая радио-трубку. Вылезаю из-под штанги и промокаю лицо махровым полотенчиком. - Чего тебе? - Вас Кристина Аркадьевна ищет. Через пять минут… - Видимо, уже сейчас. Речь администратора обрывает пиликание моей трубы. Молча протягиваю руку. - Слушаю. – Лучше мне не слышать весь этот бред в принципе. – Да, мы поругались с Машей. И да, я свалил в Москву! Сделал это прежде, чем успел разругаться со всей семьей! И да, я на работе!.. В этом ты сомневаться права не имеешь! – Что?.. Мне работа дороже семьи?! – Всё, Кристина, разговор окончен. Я приеду за вами в воскресенье. Будьте к двум готовы. – Жена кричит о том, что я позорю её перед родителями, разрушаю нашу семью и злоупотребляю её чувствами. Ну-ну!.. Не прощаясь, отрубаю трубку и возвращаю её администратору. Выясняю, что бассейн свободен и отправляюсь вниз. Лежу на воде. Придирчиво изучаю поверхность потолка. Что привело меня в эту конкретную точку бытия? Что, когда и каким образом задало вектор переменам в моей стабильной, спокойной, размеренной, до противного благополучной жизни?..
Вика: XVII 29. Когда кончается чай, переходишь на "ты" Я заглотила твой крючок, твои слова эффективны. Кончается час, если ты проснёшься раньше - То не буди меня. Кончается год, и что-то чует она. Но у тебя проверенное алиби - "Псков" А у меня всё тип-топ, я отдыхаю одна - Читаю книги, жую рулеты, жду твоих звонков. Я ж вида не подам, не бойся, не выдам тебя, Забытых удовольствий, разбитых колен. Я буду Backstreet Boys тебе, верности пояс К чёрту, не стыда, не совести Не надо со мной. (Т. Зыкина - Чай ) Рано или поздно все заканчивается. Праздничная неделя заканчивается прощанием с Джокером. Тяжёлый, длинный, бесконечный, выматывающий, но счастливый день. С раннего утра готовлю, убираюсь, себя и живность в порядок привожу. Шумная семья Кожевниковых тискают меня и зацеловывают мои щеки. Сметают подчистую все угощения и заваливают меня сувенирами и гостинцами. У меня вся кухня теперь в приправах и орехах. С ними легко и хорошо. Почему ни в Мишке моё счастье?.. Понедельник. Начинаются трудовые будни. Тренировки. Степнов гоняет меня как сидорову козу. Работа. Полупустые залы. К концу января мы должны сдать три контрольные, план учебного процесса и анализ посещенных уроков в качестве зрителя. Степнов планирует нас с Иркой чуть ли не за ручку в школу привести в следующий понедельник. Он мне об этом каждый божий день твердит. И про диплом при этом на мозг капать не забывает. - У тебя кто научный руководитель? – спрашивает он меня как-то буднично. - Вообще-то, Екатерина Юрьевна. - А сейчас? - Я заявление на имя декана факультета написала. Ещё не назначили. – Сажусь на скамейку. Беру бутылку. Делаю глоток воды. - Ясно. – Сжимает моё запястье, измеряя пульс. – От меня не откажешься? – Отрицательно мотаю головой. – Ну и хорошо. Надеюсь, ты меня не подведешь. – Начинает убирать маты, на которых я только что качала пресс. - Виктор Михайлович, а подвезите меня до дома! – Утомляет наше с ним официальное общение. Я скучаю. - Кулёмина, ты хоть раз на мне головной убор какой видела? – усмехается. - Нет, а что? – Всем видом сдою своё явное замешательство. - А чтобы ты знала, Кулёмина, таксисты фуражки носят! – Осмеливается щёлкнуть меня по носу. – Метрополитен столицы к Вашим услугам, Елена Никитична! - Ну, в таком случае, к Вашим, Виктор Михайлович, услугам Ленинградское шоссе!.. - тяну обреченно на выдохе. - А ты себя уже в ряды трудящихся записала? - А Вы сравниваете, да?! Ну, и в чью пользу счёт?.. - Лена, заткнись! – Больно сжимает мои плечи. – Подобные разговоры не допустимы вне стен твоего дома!.. - Вы, Виктор Михайлович, давно не появляетесь в стенах моего дома!.. – Почти две недели. Последний визит не в счет. - У меня нет другого выхода, как разговаривать с Вами здесь и сейчас, потому что неизвестно, когда Вы соизволите объявиться в стенах моего дома! – Резко отпускает меня. - А ты что же… Ждешь меня? – Самодовольная усмешка, и я понимаю – скосить под дурочку не выйдет. – Ну, жди… - Оставляет ключи от зала на скамейке и удаляется. И дернул чёрт меня его послать!.. Даже думать не хочу, как он без меня не скучает, да с женой забавляется. Лично я подыхаю. Мне нужны его запах, его тепло, его голос. И чай зеленый заваривать я не умею, а любить очень люблю… Он мне очень нужен. Одна девчонка попросила помяться сменами. Это, конечно, тяжело после второй смены в первую. Весь день зеваю да кофе лакаю. Зомби чистой воды. Дома понимаю, что спина безбожно напряжена. В бассейн бы, да снять с уставших мышц стальные латы не по размеру. В сауне косточки прогреть. Насладиться чаем с чабрецом. Степнов, наверное, сам администраторов своих чайной церемонии обучает. А собственно, почему бы и нет? Купальник новый мы с Мишкой купили – сплошной и закрытый на этот раз, спортивный. Страаашныыый!.. В том, что меня красит, я уже пощеголяла – хватило!.. Ну здорово, конечно, было, но подобный экстрим в непредназначенных для того местах ни к чему. К тому же, вечер. Он дома должен быть с семьей, с сыном и с женой… Во всяком случае, не на работе. Мы не столкнемся случайно. После запланированных процедур я и в самом деле словно новорожденная. Уже переодетая, допиваю чай в раздевалке. Волосы тем временем чуть подсыхают, но феном помахать всё же следует. Сейчас, только чай допью… Даже как-то хорошо. Почти хорошо. Устало опускаю веки. Уже почти засыпаю, как вдруг дверная ручка щелкает. Оглядываюсь. Из-за чуть приоткрытой двери помещение оглядывает маленький мальчик. - Можно я тут спрячусь? – Впадаю в ступор. – Мы с папой в прятки играем. – Проходит и аккуратно прикрывает за собой дверь. – Тут он меня точно не найдет. – Подходит ближе. – А я тебя знаю. Ты – подружка тёти Маши. Лена. Ты папина ученица, да? Я – Владик. Ты меня помнишь? – Улыбается мне, а я уже не дышу. В глазах темнеет, через боль стараюсь сделать глубокий вдох. Но не получается. Все мышцы гортани дико сотрясаются. Воздухом давлюсь. Хватаю сумку с курткой и убегаю. Надеюсь, ребёнок не успевает испугаться. Добредаю то ближайшего гастронома. Не без труда выстаиваю очередь. Беру пачку сигарет. Курю одну за одной на детской площадке в жилом дворе за магазином. Куда?.. Куда я лезу? Его жена мне не конкурент. Я трижды не конкурент его сыну. Я проиграю. Как скоро?.. Ну а пока… Да что там пока?! Я никогда от него не откажусь!.. Пальцы замерзают на ветру и перестают сгибаться. Выбрасываю сигарету, подхватываю сумку и плетусь в сторону метро. На входе в подземку меня останавливает мент. Просит показать документы Да, видок у меня тот ещё, раз за обдолбанную принимают. Просит пройти в комнату полиции. - Я не наркоманка и не алкашка. Я спортсменка. С тренировки возвращаюсь. Спать хочу очень. Домой хочу. Отпустите меня. – Молчание. Сижу на грязной скамейке. Здесь мерзко пахнет. Воздух влажный и холодный. – Давайте, я Вам в трубочку подышу, и Вы меня отпустите. – Не находит моего имени в своих базах правонарушителей. Швыряет мой студенческий на стол и распахивает дверь. Типа, всё – свободна. – Спасибо за гостеприимство. Надеюсь, впредь не увидимся. В вагоне метро какой-то парень уступает мне место. Засыпаю. Дома засыпаю не сразу. Долго рыдаю в подушку, но вдруг в какой-то момент отключаюсь. На следующий день просыпаюсь ближе к обеду. Голова трещит, и даже тиканья настенных часов не слышу. Лениво переворачиваюсь с боку на бок приблизительно раз в сорок минут. В туалет сходить, сил нет. Лень. Даже не хочется. Ничего не хочется. За зашторенным окном то выглядывает, то прячется солнце. Думать больно. Анализировать больно. Прогнозировать больно. Жалеть себя больно. Стараюсь уснуть. Из забытья резко выдёргивает настойчивый стук в дверь. Моргаю, тру кулаком лоб. Прислушиваюсь к тишине. Глюки уже что ли? Дверной звонок окончательно избавляет от ступора. Как есть, в трусах и в майке, со всех ног бросаюсь в прихожку. Глазок. Руки нервно трясутся и не слушаются. Наконец-то справляюсь с замком. Дверь распахивается, и я утыкаюсь носом в его шею. - Ты. – Целую его в подбородок. – Ты пришёл. – Завожу руки за его спину и закрываю дверь. – Ты пришёл ко мне. – Мои губы порхают по его лицу, мои руки скидывают с его плеч куртку. – Ммм!.. – Головная боль резко усиливается. Не позволю такой ерунде помешать нам. Продолжаю ласкаться к нему. Он мне нужен. – Ай!.. - Что с тобой, Лен? – Чуть отстраняется и сжимает мой подбородок. - Крыша едет. – Теряю равновесие и присаживаюсь на трюмо. - Так, ясно… Похмелье – любимая болезнь!.. – Нервно выдыхает и снимает ботинки. - Я не пью. – Скептично хмурит брови. - Не пила. Башка весь день гудит. Виски давит. Тело всё ломит. Сил нет совсем. Правда… – Ты здесь, а я почти трупак. Проклятье. Придерживая одной рукой мою голову за затылок, второй поднимает челку и прижимается к моему лбу губами. - Да ты горишь! – Прижимается к моему лбу своей гладковыбритой щекой, затем снова губами. – У тебя температура высоченная! Ты что, не мерзнешь? – Отрицательно мотаю головой. – Горло показывай! – Послушно выполняю указание. – Нормальное горло у тебя!.. – Вдох сожаления. – Температура, голова болит… Есть у меня подозрения. Умывайся, одевайся, собирайся – в больницу тебя отвезу. - В больницу?.. Зачем в больницу? Может, ты сам меня как-нибудь полечишь? - Чтоб тебя лечить, надо знать от чего. У меня два варианта: либо менингит, либо отит. Для начала надо исключить самое страшное. И вот если, дай Бог, это не менингит, то я самолично тебе уши надеру! - Менингит?.. Откуда?.. – Пожимаю плечами. Я просто в замешательстве. - Оттуда! Кто у нас форсит – без шапки ходит?! - Все шесть лет без шапки хожу – и нормально! Шапка тут не причем. - До поры, до времени! – Прячусь от его гневного взгляда за чёлкой. – Всё, шуруй! Пятнадцать минут тебе на сборы! Я кофе пока попью… - Я готова. – Заглядываю на кухню из-за чуть приоткрытой двери. Степнов играется с кошкой. - Ты хоть назвала её как-то? – Отрицательно мотаю головой. – Пусть Дуськой будет. - Ну, пусть. – Пожимаю плечами. – Если ты так хочешь. – Закрываю дверь и плетусь в прихожую. Вскоре нагоняет меня. Притягивает к своей груди. Целует в макушку. – Степнов, перестань. – Громко выдыхает с явным сожалением. У порога выхватывает из моих рук кроссовки. Усаживает меня на трюмо, обувает меня в сапоги. - У тебя есть что серьезнее этой разлетайки до пупа? – Кивает осуждающе на мою куртку. Отрицательно мотаю головой. – Ну, шапка-то хоть есть? – Повторяю условный знак. – В школе же ты носила шапки! Неужели, ни одной не осталось?! - Я все свои старые вещи в центр помощи бездомным отнесла. - Это весьма и весьма похвально, но… - Тщательно осматривает прихожую. Обматывает вокруг моей головы шерстяной зеленой палантин. – Так, значит, пойдешь. - Я на деревенскую Маланю теперь похожа. - Поговори мне ещё тут! – Несдержанно цыкаю в ответ. – На руки что у тебя? - Потеряла я и рукавицы, и шарф. – Сейчас спросит, как я голову все ещё не потеряла… - Как ты только голову за шесть лет без моего присмотра не потеряла?! – Обувается и надевает куртку. Оно, конечно, всё в шутку, но сам-то ты хоть понимаешь весь смысл собственных слов?.. – Так, кстати, сумка тебе для чего с собой? Телефон и ключи в карман. Документы – мне. – В очередной раз послушно выполняю его указания. - Дверь закрывай!.. В приёмном отделении инфекционки нас, конечно же, не принимают. Вернее, принимают, но далеко не сразу. Медики соглашаются осмотреть меня после фееричного циркового представления Степнова с угрозами о жалобах в министерство здравоохранения. Витя готов себя пяткой в грудь бить. И если внешне я абсолютно разбита, то внутри я ликую. Да, меня принимают. Выдают бахилы, заполняют талон… Но шоу продолжается!.. - Нет, я не понял, её, что, мужик будет осматривать?! – взывает Витя. - Не мужик, как Вы изволите изъясняться, а врач. И не кричите, Вы в больнице, а не на стадионе. - Нет. Нас это не устраивает. Пригласите врача-женщину!.. - Сначала Вы требуете, чтобы Вас приняли без направления «Скорой помощи», затем ставите условия!.. Вы в больнице, а не в ресторане!.. - Вы выполняете свою работу. Выполняйте её качественно!.. – Степнов рвёт и мечет. Я не вмешиваюсь. Чувство такое, вот-вот и усну. Проваливаюсь в забытье. В себя прихожу минут пятнадцать спустя, когда Витя ласково касается моей щеки. - Ленок, доктор пришла… - шепчет он едва слышно. Дама просит следовать за ней. Степнов, не спрашивая разрешения, надевает бахилы, меняет куртку на халат и идёт со мной. Это очень кстати – опираюсь на его руку. Заходит вместе с нами в кабинет. Там меня заставляют раздеться до трусов. Он заботливо мне помогает. Осматривают кожные покровы, суставы, лимфоузлы, горло, нос, уши. Выслушивают жалобы в пересказе Вити – сама я уже ни в состоянии языком ворочать. - Ясно, - сухо выдает доктор и меняет перчатки. Мой мужчина, вот сейчас не постыжусь столь конкретных формулировок, одевает меня, чуть ли ни как ребенка. Врач отводит нас в лабораторию. У меня берут кровь из пальца и из вены, а после отправляют ожидать результатов в приёмном покое. Час. - Вы даже жаропонижающее ей не поставите?! – Слышу нервный крик в полудрёме. Его губы на моём лбу. – Ей же плохо, Вы разве не видите?! - Щурюсь на тётеньку в белом халате. Она куда-то звонит, а затем просит меня пройти за ширму. После процедуры засыпаю тут же на кушетке. Просыпаюсь ближе к полуночи. Темно. Витя спит рядом. С ума сойти… Так, ну если он рядом – значит, я незаразная. Значит, всё же уши. Значит, оторвёт он мне их. Да о чём это я, Господи?! Какие к чертям уши?! Витя. Спит. Рядом. Со мной. Просто спит… На минуточку, ни дома, ни у родственников в гостях, ни на работе!.. У меня дома. Со мной.. Спит. Витя… Мой… Время идёт. Мышцы безбожно затекают, а я и пальцем не шевелю. Витю разбудить не хочу. Слушаю его размеренное дыхание, дышу его запахом. Чуть оглядываюсь и понимаю, матрац сдвинут от дверей к батарее. - Надо кровать купить. По полу дует, - первое, что он заявляет, проснувшись. И тут же прижимается губами к моему лбу. – Температуры нет. В душ не хочешь? - А можно? - Немного даже нужно. Вода лечит. Идём… Мы впервые принимаем душ вдвоём. Ни холодный, ни контрастный, как это заведено у спортсменов, а тёплый-тёплый… Никогда ни с кем раньше не принимала душ. Никому другому толком-то и разглядеть меня так и не удалось. Сейчас стоим друг перед другом абсолютно нагие при стоваттной лампочке. Абсолютно спокойны. Без тени смущения. Словно Адам и Ева в Райском саду до вкушения яблока. От кого-то слышала да где-то читала, что совместный душ после близости это безумно романтично. Может, оно и так, но вот он купает меня, потому что у самой сил нет, он так нежно касается моей кожи, так трогательно, так чутко, что порой мелькает мысль о том, что хочу болеть вечно. Только бы он заботился обо мне… - Ммм… - Что, Лен? - Ничего. – Опираюсь рукой о стену. - Ясно. Голову повело, да? - Угу. – Только не от болезни, а от тебя. - Ещё немного потерпи, и приляжешь. Он бережно моет мне голову – так, чтоб вода в уши не попала. После обтирает полотенцем, одевает в плюшевый костюм, носки, заставляет волосы феном сушить, а затем отдыхать на диване под пледом. Сам отправляется готовить легкий ужин. Уколов мне навтыкали, таблетки ещё пить, поэтому необходимо поесть. Со Степновым проще согласиться. Во всяком случае, сейчас сил спорить с ним особо не наблюдается. - Утром терапевта вызови, - наказывает он мне, ополаскивая посуду после трапезы. – Завтра же смена у тебя? – Оглядывается на меня через плечо, я лишь киваю, допивая чай. – Ты никуда не идешь – сидишь дома, врача ждешь, таблетки пьешь, уши капаешь, спишь. Греть тебе уши рано – температура совсем сойдет - тогда уже. – Садится рядом. Уверенным движением убирает мою челку и прижимается ко лбу губами. – Нормально. – Берёт какой-то пузырёк и закапывает мне из него уши. - Участковый у тебя женщина, поэтому нормально всё тут у вас будет – сами справитесь, я даже не сомневаюсь. Я уеду сейчас. Ты мне сообщением завтра скинь, что врач выпишет – я вечером завезу. Хотя, в принципе, предполагаю, как тебя лечить. Температура… Температура, вероятно, ещё поднимется, поэтому греться пока не стоит. Говорил я уже это, да? – Киваю. Он криво усмехается собственным мыслям. – Мне пора, а ты вот пей чай с лимоном и спи. - Вить. – Кладу ладонь на его, сцепленные в замок, руки. - Прости, но… Я, правда, не могу… Мне плохо очень. - Кулёмина! Думай, когда блины на штангу вешаешь! – кричит он, а я, поджимая губы, прячу улыбку. - Завтра вечером не приезжай – я на работе буду. - Лена, ты сидишь дома. Врач тебе больничный выпишет. - Да меня уволят! Больничный за больничным!.. – Не фиг было симулировать. - Чтоб носа за порог казать не смела! Пойду, пастель тебе перестелю. И, Лен, может, ты у деда спать будешь? Всё не на полу… - Я не могу спать ни на своём матрасе. Спина потом адски болит - Когда у тебя следующий курс массажа? - Как только деньги появятся. – В ответ он лишь рычит нечто невнятное себе под нос и удаляется. Копошится в моей комнате, а затем громко хлопает входной дверью. Мой стабильный график: вторая смена, два дня рабочих, один выходной. Звоню менеджеру по графику, прошу раскидать мои шесть смен, клятвенно обещаю отработать отгулы в две смены по субботам и воскресениям. Утром после чашки крепкого чая с лимоном относительно прихожу в себя. С трудом вычитываю диагноз со справки из приемного покоя. Гуглю. Выясняю, чем лечат. Скидываю инфу Степнову. «Вечером жди» - его лаконичный ответ. Закапываю уши и заваливаюсь обратно спать. Вечером Витя заявляется с кульком лекарств-витаминов и с тремя огромными пакетами продуктов, в том числе и для кошки. Сумасшедший просто!.. Проверяет мою температуру уверенным поцелуем, как бы так, между прочим, словно для нас это дело бывалое. Остается довольным. Ещё бы!.. Знал бы он, что я весь день жаропонижающим питаюсь. В то время как я потягиваю чай с лимоном и мятой, он готовит первое, второе и третье. Страшно подумать, если Витя заставит меня все это съесть!.. Да какой: «Всё»?! Я и часть то не осилю! Нет. Я съем все. Буду жевать медленно-медленно, а он не уйдёт, пока всё в меня не запихнет. Вот!.. - Блин, ну я и болван! – Мой личный шеф-повар вдруг бросает половник в мойку и спешно покидает кухню. – Вот! – Протягивает мне пакет. – Гостинцы от Маньки!.. Совсем про них забыл! – Судя по его сдавленному смешку, моё лицо значительно искажается немым вопросом. - От Марьи Михайловны?! Ты что, рассказал ей про нас?! Ты… Ты?.. Ты!.. Ты не лечишься, Степнов! – Он заливается искристым смехом. - Не знает она ничего, успокойся. Я заехал и взял без спроса. От Маньки не убудет, да и для тебя она бы не пожалела. – Присаживается рядом на диванчик и закидывает мои ноги к себе на колени. – В моих носках ты запинаться будешь, а носки моей сестрички тебе в пору!.. – Тем временем натягивает их на мои ноги. – Мама ей три пары навязала – подумаешь, запропастилась одна куда-то. – Ухмыляется. – И вот варенье. – Ставит на стол две банки. – Малиновое и смородиновое. Мама моя сама закатывала. Я дома с Владькой таких вещей не держу, а ты давай налегай. Чтоб к выздоровлению обе банки проглотила, поняла? – Киваю и устало кладу голову на его сильное плечо. – Ещё я привез кармашки специальные, уши греть. Владик простужался, так тётка для него специально сшила. - Что за кармашки? – А сама уже запускаю руку под край его джемпера. Грею пальцы о его горячий живот. Всё остальное не важно. - Ну, такие кармашки из ткани плотной. Кармашки, как кармашки… - Нервно выдыхает. – В них засыпается горячая соль, ну или горячая, сухая гречка, и к ушам!.. – Уже обе мои руки скользят по его торсу. – Лен, не дразни меня. - У меня руки мерзнут. – Прижимаюсь носом к Витиной шее. Он коротко целует мой лоб. - Правильно, температура опять поднимается. – Отстраняется и колдует у плиты. – Так, сейчас супа жиденького похлебаешь… - Ставит передо мной тарелку. – Затем приём медикаментов и сон. Сон – это лучшее лекарство! – Взметает вверх указательный палец. - Поняла? – Киваю с набитым ртом. – И да, пока температура не спадёт окончательно, никаких тепловых процедур и никакого малинового варенья! – В ответ мой желудок громко урчит, из-за чего Витя искренне и заливисто смеется. Чуть позже он моет посуду под мои ворчания о том, как надоела зима, о том, как ненавижу кинотеатры и простуды, а ещё больницы и врачей, но к Марьей это, ясное дело, не относится. Единственное приятное исключение. Единственное?.. Да, единственное. Пичкает меня лекарствами и укладывает спать. В его бережных, каких-то целомудренных объятиях быстро забываюсь тревожным сном. С ним тепло, уютно, хорошо… Сквозь дремоту чувствую, как он по-тихому покидает моё ложе и мою квартиру. Только бы не судьбу…
Вика: XVIII 30. Это всё, что осталось нам. Это всё что досталось мне. Гриф по ватману, будто смерть, По прямой вертикально дням, Что успели пройти с тобой. Архитектор моей души, Разреши мне ещё пожить, Разреши мне ещё пожить, Разреши мне увидеть дочь. С новым именем всех дождей, Всех туманов и нежных слов Я хочу заслужить её. Я могу заслужить любовь. Архитектор моей души, Я прошу продолжения. (Д.Ар. – Архитектор) Сижу на диване в гостиной. На моих коленях небольшая диванная подушка. На подушке покоится Ленкина голова. Она лежит, закинув ноги на подлокотник дивана. Прижимаю к её ушам «кармашки» с горячей солью. Молчим. Она пристально рассматривает моё лицо. Поговорить бы о чём, а то боюсь – не выдержу этой пытки. - Кулёмина, ты про учёбу ещё помнишь? – Недовольно мычит в ответ. – Есть чем меня порадовать? Контрольные готовы? - Готовы, но так… процентов на шестьдесят… - Морщит носик. – Первую контрольную я сделала давно и даже на электронку тебе скинула. – Кроме Ленки ещё никто и не чешется. - Вторая – там заключение осталось. А по третьей я ещё и тему не выбрала. - Так, с процедурами на сегодня всё – шуруй обедать, а я тем временем гляну, чего у тебя там работа застопорилась!.. - Медленно поднимается, опираясь об моё колено. Опираясь уже о моё плечо, так же не спеша натягивает тапки. - Шуруй-шуруй!.. – Не сдерживаюсь и мягко похлопываю её по попе. Оглядываясь, хитро щурит сонные глаза и безуспешно скрывает довольную улыбку. Спустя полчаса увлеченной работы я уже забываю, где и в компании кого нахожусь. От того Ленкина ладошка на моей груди приводит меня в искреннее замешательство. - Поела? – Довольно мурлычит в ответ, прижимаясь носом к моей шее. – Что-то долго ты… - Я посуду помыла. - Вот дурёха!.. Иди сюда. – Тяну девушку на себя за руку и усаживаю на своё левое колено. – Смотри, за первую контрольную я могу тебе только четвёрку поставить. – Краем глаза замечаю, как Кулёмина зло сводит брови. – Так… Вторая работа… Выводы я написал. Тебе остаётся только оформить её, как подобает, а то ни титульника, ни оглавления, ни библиографии!.. – Усердно продолжаю думать о деле, а тонкие пальчики проказницы уже во всю путаются в моих вихрах. - А с третьей работой не пойму, чего ты паришься?.. Ну, возьми и составь режим дня для конкретной группы спортсменов. Это всё просто!.. Таблицу я оформил. Загоняешь в неё данные: рост, вес, давление и пульс в состоянии покоя и после физ. нагрузки, контрольные замеры нормативов, и вуаля - программа сама выдает тебе результаты. Строишь процентные диаграммы. Ориентируешься на большинство, но учитываешь всех и вперед по методичке Ермакова расписываешь две, наиболее оптимальные на твой взгляд, модели режимного дня конкретной группы. Выбор свой естественно надо обосновать. Данные нашей группы я тебе сегодня из дома скину. – Щёлкаю девчонку по носу. – Идёт? – Пытается меня поцеловать. Отстраняюсь, а то, знаю я, чревато это продолжением. Встаю с кресла, освобождая место для неё. - Ты уходишь уже? – Что это, сожаление в её привычно стальном голосе? - Мне пора. Сына из сада нужно забрать. - А твоя… - Ленка с плохо скрываемой досадой прикусывает нижнюю губу. - Влада не может забрать его мать? – Смотрит снизу вверх. Ловит мою руку. Свои пальцы с моими переплетает. Медленно, гипнотизируя тяжёлым взглядом, скользит указательным пальцем по гладкой поверхности моего обручального кольца, а затем, тяжело вздыхая, прикрывает пальцем, словно и в помине нет этого куска металла. - Мама Влада улетела сегодня утром на гастроли. – Собеседница в легком замешательстве – не знает: то ли радоваться, то ли огорчаться новостям. – Так что я теперь дома один и за хозяина, и за няньку… Все мои вечера теперь только сыну принадлежат. – Прижимается лицом к моему животу. Мои ладони ложатся на её плечи. Кольцо. Её угнетает моё кольцо. Подумать только!.. – Буду к тебе днём заглядывать. – Прижимаюсь губами к пшеничной макушке. - Да и сына позже забирать. Постепенно, думаю, он должен привыкнуть. И вообще, кое-кто ещё не выздоровел!.. – Стараюсь быть строгим, но с Кулёминой это не прокатывает. Она лишь отстраняется и горько ухмыляется. – Ладно, Ленок, пошёл я… - Хозяйка отворачивается к окну, я перевожу дыхание. - Не провожай – дверь я захлопну. - Топчусь по центру комнаты, говорю - лишь бы что-то говорить, да всё впустую - она не оборачивается. – Лечись, спи, а силы есть – займись учёбой… Я хочу тобой гордиться!.. – Только ей, похоже, это ни черта не надо. По дороге от Ленки до сада заезжаю за продуктами в супермаркет. Беру Владьке пару раскрасок да простетский пазл с мультяшками – хоть как-то скрасить первый вечер без матери. Это мне спокойнее без прожигающего взгляда озлобившейся и изголодавшейся Химеры, но мелкому… Мелкому тоскливо. Но нет худа без добра – в отсутствии паникёрши-матери свожу сына на консультацию к Малаховой. Заливаясь искристым смехом, сын бежит в мои объятия, и мне дышать словно легче, но вместе с тем и тяжелее – рядом с Владькой острее ощущаю свою вену перед ним и перед его матерью. Владька-Владька, ты не пострадаешь из-за отцовского распутства, из-за отцовской слабости, зависимости… Обещаю, сынок. Оказавшись дома, первым делом почти настежь открываю все окна – хочу выветрить запах Кристины, да хоть пару месяцев подышать свежим воздухом вдоволь. После ужина тут же, на кухонном столе, мелкий раскладывает детали пазла. Я, пристально наблюдая за ним, припоминаю особо проблемные моменты и расписываю их подробно в письме, как при давнем телефонном звонке того просила Яночка. После кидаю письмо и Кулёминой. Вот чего она?.. Ммм… Не договаривает она что-то словно… Словно её распирает что-то, а она это упрямо в себе подавляет… Вот только что? Весь оставшийся вечер руки чем-то заняты, от чего вроде и мысли не путаются. Всё как по накатанной – мы с Владькой привыкшие к самостоятельности. Проблем порядком больше бы было, останься с сыном наедине мать. Убаюкав наконец-то неугомонного мальчишку и приняв душ, перестилаю кровать. Хочу избавить себя от навязчивых воспоминаний о вчерашней вынужденной близости с супругой. Я пыхтел, я изо всех сил честно старался, но… Но не чувствовал я ничего. Я о Лене думал. И сейчас думаю о ней. Сбиваю одеяло и кутаюсь в него по уши. Универ, клуб, Владька… Надо для Ленки время выкроить. Очень она мне нужна. Скучаю. Отбрасываю одеяло и переваливаюсь на другой бок. Сон не идёт. Уткнуться бы сейчас носом в её шею. Каждый раз от её запаха дурею. Ленка… И вот, пару дней спустя, вновь паркую свой автомобиль у её подъезда. Мой взгляд падает на собственное обручальное кольцо. Этот Ленкин жест… Что это? Зачем? Снимаю кольцо и, всматриваясь в его отблеск, стараюсь понять её. Она пытается помыкать мной или… Или это порыв чистой воды?.. Прячу кольцо в бумажник. Проверим, заметит ли. - Пришёл вот тебя проведать. – Переступаю порог Ленкиной квартиры. Избавляюсь от верхней одежды. Она сдержанно улыбается. – Иди сюда – температуру проверю. – Привлекаю её к себе за талию, сминаю чёлку губами. – А ушки… - Ласкаю их языком. – Ушки не болят? – Девушка ластится ко мне, блаженно прищуривая глаза. – А если без шуток, Ленок, ты как себя чувствуешь? - Хорошо, но подозреваю, после… - Дразнит меня перспективой поцелуя, замирая в паре миллиметров от моих губ. - Ты исцелишь меня полностью, если мы… - Её губы порхают по моей шее, утопают в вороте джемпера. - Не трави мне душу. – Пытаясь утихомирить её пыл и сохранить самообладание, мягко отстраняю девушку от себя. - А я и не травлю. Иди ко мне… - За руку тянет меня в сторону спальни. - Если бы ты знала, как я истосковался!.. – Властно притягиваю её к себе. - А я и говорю, иди ко мне… - И мы погружаемся в бескомпромиссную, всеобъемлющую, всепоглощающую страсть. Когда, разглядывая трещинки на потолке Ленкиной спальни и лениво поглаживая её плечико, наконец-то прихожу в себя, сквозь рванный ритм сердца хаотично соображаю, не пренебрегли ли мы на этот раз защитой?.. Нельзя. Нельзя быть столь легкомысленными. - Лен, мы… - Накручиваю на палец прядь её волос. – Мы?.. – Не могу подобрать подходящих слов. - Нормально всё, - сипит на выдохе. – Я в последний момент новую упаковку тебе в руки сунула. Ты что, сам ничего не помнишь? – Усмехается в недоумении. - Пусто в голове. - Ну ты!.. – Чуть приподнимается и нависает надо мной, сцепив в замки кисти наших рук. На ощупь обнаруживает отсутствие кольца. Замешательство в её затуманенном взгляде. Прижимает мою руку к своей щеке, а затем к шее. Этот порыв длиться не более пары секунд, и она вновь укладывается на моей груди. Прижимается носом к моей шее. - Лен, почему я? - В смысле? - Почему ты выбрала меня, а не какого-нибудь жеребца из того табуна, что за тобой бегает? - Потому что ты – это ты, а они – это они. Их много, но среди них нет ни одного тебя. Мне не нужен хоть кто-то, не нужен кто-то из них. – Её пальчики лениво скользят по моей груди. – Мне нужен ты. Поэтому ты. – Чувствую, как вновь ускоряет темп её, чуть отдышавшееся, сердечко. Неужели нервничает?.. - Хорошо. В таком случае, другой вопрос: почему я? – Да, это другой вопрос. Она упрямо молчит. – Лена, почему я? – Сбрасывает с себя мои руки. Резко встаёт. Пренебрегая бельем, надевает лишь мою футболку, которая давно её. Немного петляет по комнате, затем наклоняется и с остервенением роется в валяющейся на полу сумке. Она где-то в своих мыслях, в некой параллельной вселенной, ей абсолютно невдомёк, что я наглым образом любуюсь ею. Пару минут пыхтит с явной злостью, но вот наконец-то победно выдыхает, извлекая из-под дырявой подкладки, видимо, чудом завалявшуюся сигаретку. Гордо вскинув головой, стремительно покидает спальню. - Топор можно вешать. – Вскоре захожу в задымленную кухню. Ставлю окно на проветривание. С её стороны ноль реакции. – Прошу тебя: не уходи от разговора!.. - Кофе мне сделай. – Садится за стол. - От окна подальше пересядь. – Обреченно выполняет указание, в то время как я уже колдую у плиты. - Лен, почему я? – Спустя несколько минут напряженного молчания ставлю перед ней чашку ароматного напитка. - Потому что хочу я только тебя. Никого другого я Не Хочу! Чёрт!.. – Торопливый глоток, и она обжигается. – Не понятно, разве?! - Это, допустим, понятно, но…. – Беру её чашку и остужаю кофе, тихонько дуя на него. Вновь ставлю чашку перед девушкой. – Лен, обычно, и надо заменить, вполне разумно и целесообразно, девушки твоего возраста стремятся строить отношения, как бы это сказать, с более перспективными партнёрами. - Думаешь, я связалась с тобой из-за отчаяния? Думаешь, я - вторсырье? Крокодилом меня считаешь? Думаешь, что наша близость – это благотворительность с твоей стороны? – Вскакивает на ноги и хаотично перемещается по кухне. Я же напрягаюсь из-за вспышки её гнева и подпираю плечом холодильник. - Нет, я себя ни на помойке нашла! Нет, я с тобой не из-за отсутствия выбора или других возможностей! Знай, меня хотят многие! Парней пять – это, поверь, не мало, и да!.. – Наконец-то останавливается и пристально всматривается в мои глаза. - Мой друг Миша тоже меня хочет! – Фыркает и, надменно улыбаясь, качает головой. - Но ни одному из них я не позволяю наглеть! – Взметает вверх указательный палец и словно грозит им мне. - Знай, я никогда не лягу под первого встречного-поперечного, как ты обо мне судишь!.. Выбор всегда за мной! Я выбираю тебя! И поэтому ты! - Это всё понятно. Лен, я не хочу тебя ни обижать, ни унижать, ни… - Теряюсь. Все слова вмиг становятся недостаточно значимыми, внятными, ёмкими. – Лен, присядь. – Чуть сжимаю её плечи и опускаю взъярённую девушку на табурет. Сам приседаю перед ней на корточки. Кладу свои ладони на её острые, дрожащие коленки. – Всё это я понимаю. Вот я и хочу разобраться, почему на фоне этих прекрасных молодых парней ты выбираешь меня – престарелого, проблемного зануду, а? – Она нервно облизывает губы. – Почему в ущерб стабильным, романтическим отношениям с перспективой создания семьи ты выбираешь стихийный, спонтанный, практически, случайный секс? Заметь опять же с, обремененным проблемами, партнёром!.. – Мои руки по-хозяйски скользят по её ногам. - И потом, тебе стоит щёлкнуть пальцами - и любой мужик падёт перед тобой. Ты же потратила немыслимое количество сил, энергии, времени лишь бы этим любым оказался я!.. Почему я? – Нервно выдыхая, Кулёмина отворачивается к окну. – Лен?.. – Чуть касаюсь её подбородка. Смотрит на меня со злым прищуром. - Я слишком многого хочу от тебя? Или ты… Ты со мной помимо собственного желания? Я знаю своё место и на большее не претендую. Я же не усложняю твоей жизни. Что тебя не устраивает в наших отношениях? - Кулёмина, много говоришь, да всё не о том!.. Прошу, коротко и по существу ответь на мой конкретный вопрос: почему я? – Резко сбрасывает мои руки со своих бёдер, встаёт, пытается обойти меня, но я сцепляю её ноги в тесном кольце своих сильных рук. Её заметно потрясывает. – От разговора уйти не удастся!.. – Усаживаю её обратно. – Почему я? – Ленка переводит дыхание. - Ну, я тебя знаю. Мы давно знакомы. У нас есть общее прошлое. Я тебе доверяю. Ты во многом мне помогаешь. – Вроде и очевидные вещи говорит, но все эти факты не кажутся мне столь уж весомыми. - Помогаю? - Причём тут это?! - Например? - Например, ты помог мне с двумя контрольными, и я получила за них пятёрки от тебя же. - Нормальные были контрольные. Да и потом… Друзья мы… - Друзья?! – Ухмыляется, закусывая нижнюю губу. Всем своим видом демонстрируя, насколько ситуация абсурдна. – Ну раз, друзья помоги по-дружески то!..– Я в замешательстве. – В твоей же власти оформить документы, якобы я успешно прошла практику в школе, а на деле избавить меня от этой нервотрёпки? - Не понимаю… Ты к чему клонишь? - Я не хочу проходить практику. Мне этого не надо. В школу я работать не пойду. Диплом мне нужен лишь для того, чтоб у родителей не было основания попрекать меня тем, якобы мне толку не хватило универ достойно окончить. Они при каждой возможности осуждают мой недальновидный выбор бесперспективной специальности. - Мне даже интересно, как ты это всё представляешь. - Ну, ты договоришься с Игорем Ильичом. Вы оформите все документы: справки, табеля, ведомости… Напишешь хвалебные отзывы по моим открытым урокам. Поможешь мне написать все планы, отчёты, анализы. И вуаля – практика зачтена!.. – На эмоциях раскидывает руки в стороны, а в моей голове детали пазла складываются в яркую и весьма однозначную картинку, но вида я не подаю. Продолжаю слушать её, скрипя зубами. – Я не хочу возвращаться в нашу школу. – На последнем слове она заметно напрягается. – Не хочу общаться с малолетними дегенератами. Витя, пойми, практика для меня – это пустая трата времени!.. Мне надо как-то на что-то жить, поэтому мне надо работать, мне дипломную работу надо дописывать. У меня тупо нет времени на эту чёртову школу. Ты же поможешь мне? – Накрывает мою щеку своей холодной ладонью. – Я буду очень благодарна тебе. – Как ножом в горло!.. - Теперь ясно, почему я. – Она лишь хмурит брови. – Шлюха ты, Кулёмина! Шлюха!.. Стелешься под меня сама наглым образом, ещё и оплаты требовать смеешь!.. – Одним резким движением руки сметаю со стола всё, что на нём есть. Девчонка лишь зажмуривает глаза и чуть заметно вздрагивает. – Чёрт! – Ударяю по столешнице кулаком. – И почему я купился?! Почему я не предвидел?! – Устало опускаюсь на край кухонного диванчика. – Всё… Всё!.. Всё вот это!.. – Обвожу руками пространство вокруг себя. – Всё это ради паршивой практики, а я уж было думал!.. Взятка в виде секса – надо же, как виртуозно! – На выдохе из моего горла исходит животный протяжный рёв. Ленка прижимает к груди ноги, обхватывает их кольцом рук и нервно кусает губы. Встряхнуть бы её за загривок, да прикасаться теперь к ней брезгую. – Понятно, как ты выбираешь, под кого ложиться – под кого выгодно! – Поднимает на меня глубоко оскорбленный взгляд. – Что, думаешь, секс – достойная плата за должностное преступление?! Со мной не прокатит! Только подумать, ты же это всё спланировала: каждое слово, каждый жест, каждое прикосновение – всё!.. Ты всё заранее продумала, всё!.. Ты умышленно продавала себя, зная какую цену стребуешь с меня! - Всё совсем не так, Вить. – Встаём. Пытается взять меня за руку. Отталкиваю её от себя. – Я близка с тобой не из-за практики или какой-то другой выгоды. Просто я так хочу. Нам же хорошо вместе!.. - Вот только идиота делать из меня не смей! – Усмехаюсь, мотая головой, словно наваждение прогнать пытаюсь, но вот она по-прежнему передо мной из крови и плоти. – Я спросил тебя, почему твой выбор пал на меня, и ты стала просить, нет – требовать, откос от практики! Причинно-следственные связи в твоём поведении, знаешь ли, очевидны!.. - Наши отношения вышли на тот уровень, когда я в праве рассчитывать на твою поддержку, помощь… Разве, нет? - Нет! – Снова бью кулаком о стол. – У нас с тобой свободные отношения, без обязательств. – Твои слова, Лена, повторяю. Твои. Так что не надо – губы с досадой не кусай. - Вить, а если бы мы не спали… Если бы оставались на «Вы»... Ты не помог бы мне в память о былой дружбе?.. Если бы я пришла к тебе с этой же просьбой, ты бы тоже отказал мне? - Сейчас нет толку об этом рассуждать. Ты слишком продажная, чтобы рассчитывать на мою бескорыстную помощь. - Я продажная?! – Захлёбывается возмущением. – Сам-то давно в трусы запрыгнул, моралист хренов?! – Ехидно цокает зубами. Слегка шлепает меня по плечу, дабы я отошёл от холодильника. Извлекает из морозилки бутылку минералки и жадно припадает к горлышку, едва не захлёбываясь. - Пошёл я одеваться, раз Вам, Елена Никитична, мой внешний вид доставляет дискомфорт!.. – Задерживаюсь в дверном проёме. - И да, встречаемся в понедельник в восемь утра на школьном крыльце. Если не придешь, я тебя пойму и сделаю всё, чтоб тебя отчислили. – Ленка аж водой обливается. Сквозь мокрую ткань проступает очертание вмиг набухших сосков. Я нервно сглатываю. Ну вот только что же!.. Только что! Сколько можно-то?! - Степнов… Ты что, мстить мне так собираешься или морали меня учить?.. Ты в своём вообще уме?! Ты думаешь, я позволю тебе жизнь мне ломать?! Если ты объявляешь мне войну, то я принимаю вызов. Декан, думаю, примет к сведению тот факт, почему ты в действительности уволился из школы! Уверена, ты сам и на деле вскоре подтвердишь свою репутацию: глядя на аспирантов, кулаки-то, должно быть, чешутся! – Выгнув бровь, качает головой. - Шантажировать меня тем, что было, не смей – ни на одну уловку твою я теперь не поведусь. Вздумала, пугать меня!.. – Шумно выдыхаю. – Знаешь, Кулёмина, никакие подачки не стоят девичьей чести, но ты… Дешёвка – ты, одним словом!.. – Отмахиваюсь рукой и покидаю кухню. Она молча заходит в спальню следом за мной. А в моей голове мысли, не наступила ли босыми ногами на осколки посуды… Ненавижу. - Вить… - Игнорирую её и надеваю джинсы, затем носки. - Кофта где моя? - В прихожей, кажется, - хрипит не своим голосом. Грубым рывком сдвигаю её с прохода. Спешно натягиваю джемпер. Присаживаюсь на трюмо. Шнурую ботинки. – Вить, ты… Когда ты остынешь, придёшь поговорить? - Никогда. – По её бледной щеке скатывается крупная слеза. Она словно и не замечает этого. – Тебе теперь невыгодно же будет! – Надеваю куртку. Демонстративно включаю телефон и возвращаю обручальное кольцо на законное место. – Ты и мизинца её не стоишь. - О чём ты? При чём тут вообще она? Я не думала никогда с ней себя сравнивать!.. Просто нам хорошо очень, когда мы вместе!.. Разве, нет?! - Знаешь, я думал, что нужен тебе. А тебе даже секс со мной не нужен. Тебе только выгода нужна. Любой ценой. Выгода. Как ты говорила, помнишь? Всё кончено – даже то, чего не было. Теперь и то, что было, Лена, закончилось. Нет теперь у тебя ни Вити, ни Виктора Михалыча, ни Степнова! Никого нет!.. - Ругань - руганью, скандалы у всех бывают, но что, ты оставишь нас без какого-либо шанса на примирение?! - А тебе это надо? Мне – нет. – Низко опускает голову, сложив руки на груди. - Кстати, ни в клубе моём, ни в больнице моей сестры впредь не появляйся. – Замираю на пороге и скольжу по ней жадным взглядом. В последний раз стою вот так рядом с ней, ощущая её тепло и запах. - Думаешь, ты меня унижаешь? Думаешь, ты меня наказываешь? Думаешь, ты правосудие вершишь?! Нет, ты самого себя обделяешь! Ты сам всё рушишь: сам всё перевернул шиворот навыворот, сам обиделся, меня оскорбил. Буквально полчаса назад мы… - Словно в отчаянии взмахивает руками и пожимает плечами. – Полчаса назад нам было хорошо – мы были счастливы в объятиях друг друга. Ты берёшь и всё рушишь. И из-за чего?.. Я всего-то на всего попросила тебя о помощи!.. – Облизывает губы, качая головой. – Ты сам пожалеешь, если уйдёшь сейчас! - Молча тяну на себя дверь. - Прощай. – Оборачиваюсь на пороге, но все же захлопываю за собой дверь.
Вика: XIX 31. Так странно, что я не ревную тебя, Меня изумляет, что кто-то был до. Лесами бежали, маялись врозь, Мы звери, мы звери влюблённые. (Д. Ар. - Юго) До мерзости ветреное утро понедельника. Как и обещал, встречаемся на школьном крыльце. Меня словно отшвыривает лет на семь, а то и восемь назад. Нехилые такие качели для моей психики. Ирка откровенно восхищается появлением куратора. Бесит. - Здравствуйте, Виктор Михайлович, - отчаянно лебезит Миронова. - Привет, девчонки. – Украдкой кидает на меня пренебрежительный взгляд. Я молчу. – За мной. Турникет. Дядя Петя на посту. Разросшаяся комнатная берёзка. Портрет президента. Огромное зеркало в раме. Гардероб. - Миронова, не отставать! – Оборачивается на нас, пробираясь сквозь толпу школьников. А я, вообще, зачем здесь? – Нам сюда!.. – Кивает в направлении учительской. Приветствуем пед. коллектив. Степнов толкает речь. Ирка фривольно растопыривается рядом с наставником. Я будто бы робко выглядываю из-за его плеча. А что, очень даже комфортабельное расположение. Шрек с Рассказовым нервно радуются. Химичка сама гостеприимность. Пять человек, которых я вижу впервые, отстраненно занимаются своими делами. Уткина искоса поглядывает на Витю. Милославский напряженно косит на неё. Физручка надменно жуёт губы. За всем этим цирком, стоя у окна и не без труда удерживая циничную ухмылку, наблюдает Малахова. Что, наконец-то свеженькие подопытные прибыли? Вернее говоря, старые знакомые с хроническим диагнозом. Звонок. Все расходятся. Из воспоминаний выплываю, когда в кабинете остаемся втроём: Ирка, я и Виктория Михайловна. Мироновой предлагают на выбор два класса из любой параллели с пятой по девятую. Естественно, она выбирает малышей. Шубина вручает ей расписание и прочую документацию: бланки, табеля, методички, а после отправляет восторженную девицу знакомиться со школьниками. Первый урок по понедельникам – классный час. - А я? - сухо сиплю, после того как за этими двумя захлопывается дверь. - А у тебя, Лена, 10 «А» и 10 «Б». - Но?.. – Ничего вразумительнее сказать ни в силах. Руководительница молча вкладывает в мои руки папку с моим комплектом бумаг. – А Миронова что, по блату? - Кабинеты тридцать и тридцать один. После уроков жду в спортзале. – И удаляется, гордо вздернув голову вверх. Да, мне тут явно не рады. День выдается абсолютно никчемным. Слава Богам, он приближается к концу. По дороге на голгофу чудом удаётся выцепить Рассказова. Мне необходимо разобраться в ситуации сразу же. Иначе, чем дальше в лес – тем толще партизаны. - Игорь Ильич, у меня к Вам официальная жалоба на школьного руководителя практики. – Завуч останавливается передо мной, слегка покачиваясь с ноги на ногу и устало снимает очки. – Мироновой предоставили выбор, а меня поставили перед фактом – десятые классы, и точка!.. И где, спрашивается, равные условия? - Лен, ты бы хотела поработать с детьми помладше, верно понимаю? – Возвращает очки на нос и складывает руки на груди. - Меня раздражает сам факт несправедливости! – срываюсь я на крик. Некогда мой собственный классный руководитель берет меня под локоток и отводит к окну. - Дело в том, Елена Никитична, что Виктор Михайлович настоятельно просил поставить Вас стажироваться именно в десятых классах. - Степнову-то какое дело? – повышаю я голос на собеседника. - Лена, а-а-а… а разве не ты сама его попросила?.. - О чём?! Я не могла попросить о том, чтоб работать с перезревшими дегенератами. Дети ещё куда ни шло, но вот то, что я сегодня видела!.. Увольте! – Поднимаю руки вверх, словно признаю собственное поражение. - Видишь ли, по учебному плану третья четверть с пятого по девятый класс посвящена лыжам и бассейну, а у старшеклассников это время отведено на командные виды спорта: баскетбол, волейбол… - И? - Скажи, Лен, это правда, что недавно ты перенесла отит в тяжёлой форме. - А причём тут это? Это же не грипп, я детей не зарожу. – В растерянности пожимаю плечами. - У тебя ослабленный иммунитет. Переохлаждение может привести к осложнениям. Поэтому Степнов стребовал с меня, чтобы я предоставил для тебя десятые классы. Ты, в отличие от Мироновой, практику будешь проходить в зале, а не на открытом холодном воздухе. - Понятно. – На выдохе устремляю взгляд мимо собеседника вдаль за окном. Хочется одного – сквозь землю провалиться. – Что?.. - Первый день, спрашиваю, как прошёл? – Прошёл, и Слава Богу!.. - Рано выводы делать – ещё с Шубиной разговор предстоит. - Не смею задерживать. – Улыбаясь, Ильич оставляет меня в одиночестве. Отчет перед физручкой в тренерской. Да, вот здесь, на этом диване, он обрабатывал мои коленки зелёнкой, накладывал тугие повязки и угощал столовским чаем с горьким шоколадом, на гитаре учил играть. Сам умеет. Только об этом никто не знает. Все думают, во дворе научилась. Согласование плана, как по пассивной, так и по активной практике. Чего, спрашивается, согласовывать, если куратор уже поставил мне за все мои наполеоновские замашки пятёрки?.. Староста скинула вчера на электронку скан ведомости. Шубина вроде и одобряет мои наработки, но разговаривает со мной через губу. Возможно, у неё просто-напросто манера такая - по моей памяти она довольно таки высокомерная дамочка, и зря я её пренебрежение на свой счет принимаю. Как бы там ни было, экзекуция оканчивается вполне благополучно. На прощание руководительница мне настоятельно советует посещать все уроки своих классов – иначе элементарно не напишу педагогический отчёт. И тонко намекает, дабы получить её снисхождение – следует оказывать руководительнице посильную помощь с факультативами. Спасибо, учтем. Перед уходом захожу в учительскую, дабы сверить изменения в расписании. А тут картина маслом – Степновы!.. Витя и Владик. - Привет, Лена! – Озорно меня приветствует мелкий. Присаживаюсь перед ним на корточки беру его ручки в свои ладони. - Привет, хулиган! - Я не хулиган! – протестует он отчаянно, но рук при этом своих от меня не отнимает. От меня не скрывается то, как это злит его отца. Но он терпит, дабы сына не напугать. – Даже тётя Маша знает, что я не хулиган!.. – Не сдерживаюсь и расплываюсь в широкой улыбке. И плевать, что Степнов готов меня одним только взглядом испепелить. Мальчишка, должно быть, на подсознательном уровне осознает напряжённость ситуации и начинает стрелять хитрым взглядом то на отца, то на меня. – Папа, я понял!.. – Резко вскакивает на ноги и крепко обнимает меня за шею. – Мы к Лене пришли, да? – Обнимаемся, улыбаемся, щека к щеке прижимаемся, во все глаза на Витю глядим. - Нет, Владь, мы к другой тёте пришли. – Бережно, но вместе с тем твёрдо, отстраняет ребёнка от меня, но тот лишь сильнее сжимает в тисках мою шею и буквально виснет на мне. – Мы к Яне Ивановне пришли. Она к нам в гости приходила пару раз. Помнишь её? - Это та тётя, которая весёлая такая и всегда много вопросов задает? – Степнов усмехается собственным мыслям и кивает сыну. – А где она? - Сейчас она освободится и зайдёт за нами. Кабинет нам свой покажет. Там много интересного. - Пап, а можно ты один в кабинет к Яне Ивановне пойдёшь, а мы здесь с Леной поиграем? – Бровки домиком, и его отец шумно выдыхает. - Нет, нельзя. Яна Ивановна нас в гости к себе долго уже ждёт, а Лена… Лена занята очень. - Да, Лена, ты занята? – Обреченно поджимаю губы. – И чем? - Ну, как тебе объяснить?.. Понимаешь, Владик, я понарошку работаю учительницей. - Понарошку?.. А разве так бывает?.. – Переводит взгляд с меня на отца и обратно. - Бывает. Чтобы мне разрешили важные тети и дяди работать, как твой папа работает, надо сначала понарошку поработать. - Извините, что заставляю ждать!.. - Мы втроём синхронно оборачиваемся на входную дверь. Малахова. – Смотрю, вас Лена развлекает… Витя, Владик, проходите в мой кабинет, располагайтесь… Я… Я пару… парочку книг прихвачу. – Мило улыбается. Слишком мило. Мальчишка с огорчением отстраняется от меня и тут же жмётся к отцовской ноге. - Лена, а-а-а… - Стоит нам остаться наедине, улыбка сходит с лица психолога. – А ты знакома с сыном Виктора Михайловича? - Более того, я и с его старшей сестрой знакома. – Это откровение вводит собеседницу в явное замешательство. – Я могу быть свободна, или у Вас, Яна Ивановна, ко мне ещё есть вопросы? - Нет… То есть да – ты можешь быть свободна. – Суетливо тянет дверь на себя. - Яна Ивановна!.. - Что, Лена? – Протягиваю ей два психолого-педагогических справочника, сдёрнутых с полки с метод-литературой. – Спасибо. – Смущенно улыбаясь, скрывается за дверью. Да, у неё ещё есть ко мне вопросы. И я уверена, не простые вопросы. Жизнь течёт своим чередом. Рутина. Уроки, на которых я пишу отчеты по наблюдению за учениками и редактирую теоретическую часть диплома. Столовка. Секции, во время которых я то ассистирую Шубиной, то заполняю табеля, на которые у неё не хватает то ли времени, то ли желания. Библиотеки. Архивы. Читальные залы. Столовка. Работа. Хочу спать двадцать пять часов в сутки и семь дней в неделю. Ещё Витю хочу. Очень… Скучаю очень. После тех эпических объятий ещё пару раз сталкивалась со Степновыми. Малой всякий раз деловито жмёт мне руку, однажды даже с разбегу на шее моей повис, его отец лишь через зубы сухо здоровается. Скучаю. Как же я скучаю… Подкачиваю мячи и слышу позади себя знакомые шаги. Глючит уже что ли?.. - Привет, Лен. – До боли кусаю губы – лишь бы не разреветься. Ответа не следует неприлично долгое время. – Привет – говорю!.. - Здрасьте, - хриплю на выдохе. - Ты, Кулёмина, лучше бы на тренировки исправно ходила, нежели ерундой маяться. – Подходит ко мне со спины вплотную. Шумно вдыхает воздух у моей макушки. – Кулёмина… - тянет с некой досадой, зарываясь носом в моих волосах. Веду плечом, словно отгоняя его от себя. – Ну и почему на тренировках не появляемся? - Вы сами. – Запрыгиваю на козла. Сжимаю между колен мяч и подкачиваю его насосом. - Мне сказали, что… - Я. Много. Что. Тебе. Сказал. – Выбивает из моих рук мяч. Тот скачет по полу в торопливом темпе. – Но тренировки я не отменял. – Разминаю затекшую шею. - У меня из-за этой чёртовой практики совсем времени свободного не остаётся. – Потягиваюсь, прогибаясь в спине. - Практика не чёртова, но вот инвентаризацией ты точно заниматься не должна. - А чем я должна заниматься? – Подхватывает меня на руки и заносит в подсобку. Укладывает на диван. Надеюсь, я у него одна такая. - Виктор Михайлович, Вы ничего не перепутали?.. – Трясёт перед моими глазами казенным ключом с биркой и швыряет его на стол. - Второй в замочной скважине. – Тянет вниз молнию моей олимпийки. - Но!.. - Перехватываю его руку. - Здесь и сейчас. - Решительно сжимает мои запястья. - Ты сумасшедший. – Его руки нагло шарят под моей майкой. - Пусть. - В нетерпении стягивает дрожащими руками с меня штаны. - Витя… - Выдыхаю ему в губы, и он уже во мне. Господи!.. Полустон-полукрик срывается с моих уст. - Тихо. - Я не могу. – Судорожно ловлю его губы. - Тихо, я сказал. – Резким толчком впечатывает меня в диван. В ответ я прикусываю кожу на его шее. Ему больно. – Лена!.. – рычит он мне в ухо на жарком выдохе. – Тихо. – Крепко сплетает наши языки. Моё грудное мычание буквально перетекает из горла в горло. Вот-вот и задохнёмся!.. Спасает нас, оборвав поцелуй. Обжигает мои губы своим сбившимся дыханием. Его резкие, нетерпеливые, настырные движения ко мне навстречу. Мои несдержанные, откровенные стоны, крики. Зло зажимает мой рот. Глухо хриплю в его напряженную ладонь. Не чувствую под собой опоры, словно по воздуху парю. Хватаюсь за его плечи, и он берет меня ещё наглее, ещё отчаяннее, ещё жёстче. Резко, глубоко, больно… в знак мести кусаю ребро его ладони. Замирает. Шипя, сжимает кулак. Что, на этом всё?.. Нет. Продолжает. Мягко, нежно, медленно. Вскоре потолок начинает кружить и постепенно подниматься всё выше и выше. И чем он выше, тем темнее. Темнота сгущается, становиться невыносимой, душит, нагоняя панику. Я на грани, и вдруг беспроглядная, безжалостная темень разрывается искристым многоцветьем. Сквозь забытьё ощущаю, всё моё естество наполняет его тягучая, опаляюще-опасная страсть. Господи, неужели, он настолько близко?.. Господи, а что если?.. Нет, об этом нельзя мечтать вслух. Заглушая собственное рычание, впивается в мою шею. Минуты полторы восстанавливает дыхание, обессилив на мне. Вдруг неожиданно отстраняется и резко вскакивает на ноги. Приводит свой внешний вид в порядок… Тем временем я спешу оценить свой: майка задрана до подмышек, штаны с трусами спущены ниже колен. Да уж… Рамки его интересов очерчены предельно чётко. – Знаешь, Лен, я бы хотел, чтоб всё было бы по-человечески. – Шумно и протяжно выдыхает, звеня пряжкой ремня. - Да, у нас всё О-о-очень по-человечески!.. – Криво ухмыляюсь, качая головой. - Тебя, главное, устраивает. – Спешно и даже как-то картинно срывается прочь. Слышу, как он закрывает зал снаружи. Конспиратор, ё-моё!.. Несколько минут перевариваю информацию, затем устало улыбаюсь. Улыбаюсь так, что с глаз невольно падают слёзы. Лениво переодеваюсь в штатское и вспоминаю, про ключ, про расписание… Как же всё сложно!.. В учительскую забредаю на негнущихся ногах. - П…Пр… Приятного аппетита. – Степнов с Рассказовым деловито гоняют чаи. Меня не слушаются ни то, что ноги, но и руки с языком!.. - Спасибо. – Историк учтиво помогает присесть за стол. – Какая-то ты, Лена… Ммм… Уставшая что ли… - Есть немного. Притомляют детки с непривычки. – Беру первую попавшуюся тетрадку и обмахиваюсь ей. – Душно тут у вас. – Завуч суетливо открывает форточку. - Ты бы, Лен, в мед-пункт сходила. - Уже. Альбина Леонидовна говорит, давление низкое. – Да, вру я профессионально. Надеюсь, с медичкой моё самочувствие обсуждать у Рассказова желание не возникнет. - О, тогда тебе сам Бог велел испить с нами травяного тонизирующего чая!.. – Взметает вверх указательный палец. - По рецепту моей мамы!.. – Расплывается в горделивой улыбке. - А вот, не откажусь! – Довольный Ильич колдует над столом в дальнем углу кабинета, Витя тем временем вкладывает в мою ладонь ключ. Историк вдруг оглядывается на нас, когда я вешаю ключ на стенд. Ещё бы не забыть, второй сдать на вахту. - Прошу к столу!.. – Ставит передо мной дымящуюся чашку ароматного напитка. Подсыпает в вазочку кураги и цукатов. - Слушай, Кулёмина! – Мышцы каменеют от Витиного голоса. Во все глаза смотрю на историка. Так легче. - Я тут переговорил с нашим любимым завучем. – Рассказов расплывается в улыбке. – Он нам разрешил тренироваться в спортзале. – Перевожу взгляд попеременно с одного собеседника на другого. - Тренироваться?! – Это сейчас Так называется? - Да. – Сама невозмутимость. – К соревнованиям нам надо готовиться. Смысл тебе через весь город в универ мотаться? И тут в кабинет вбегает Владик. - Лена, привет! – Обнимает меня. Не могу ни ответить ему взаимностью. - Привет. - Виктор… - Малахова нервно оглядывает помещение. – Виктор Михайлович, можно тебя на пару слов? – Тот спешит следом за психологом. Остаёмся втроём. - А можно мне тоже чай? – Скромно строит глазки Степнов-младший. Историк всё равно, что хлебосольная хозяйка. Вскоре на столе материализуются ещё одна чашка ароматного чая да пакет с овсяным печеньем. Владик забирается на мои колени. Моё сердце сжимает ржавыми тисками. Дышу через раз. Вылавливаю чайной ложкой чаинки из кружки ребёнка, невольно поглаживаю его левое плечико. Похоже, где-то на вверху этот малыш изначально задуман для меня, но уже никогда моим не будет… И пусть Витя перебил бы носы всем хлыщам в радиусе километра от меня, но не должна была я прогонять его. Не должна была… - Лен, ты меня слышишь?.. - Что? – Поднимаю взгляд на завуча. - Лена, я тебя спрашиваю, ты можешь с Владиславом посидеть, пока Виктор… Виктор Михайлович пока не вернется? Мне бежать уже пора. – Кидает нервный взгляд на наручные часы. - Да не вопрос!.. Правда, малой? - Правда! – Рассказов настораживается. – Лена хорошая! Она – подруга моей тёти Маши! И мне Лена очень нравится! – Вот, наверное, то состояние, о котором пафосно пишут в стихах: «Слёзы по изнанке щёк». - Ну, если Лена – подруга тёти Маши, то это многое объясняет! – Наш собеседник торопливо собирается. - Игорь Ильич! – Оборачивается на пороге. – А Вы в чём-то сомневаетесь? - Нет. Всё в порядке, Лен. Пока. - До завтра. - До свидания, дядя Игорь!.. Пьём чай. Угощаемся сладостями. Он мне про сад рассказывает, про друзей, про игрушки… Хвала небесам, не про мать!.. - Лена, а почему от тебя моим папой пахнет? – Вот тебе на!.. Чёрт, ну как так?! Я же в другой одежде была!.. Если от волос только?.. Принюхиваюсь – да, волосы его одеколоном пропитаны. - Ну, наверное, потому что мы одежду одним и тем же порошком стираем… Ну или… мылом пользуемся одинаковым… - Нюхает своё джемпер. - Но от меня так не пахнет! – Ух, какие нынче детки – не проведешь!.. Позади нас хлопает дверь. Оставаясь в кольце моих рук, мелкий оборачивается на звук. - Пап, а каким мы порошком стираем? – Забирает сына с моих коленей. - Зачем тебе? – Одевает мальчишку и при этом кидает на меня обжигающие злобой косые взгляды. - От Лены пахнет тобой! – И откуда столько зла в одном человеке? – Она говорит, что это из-за порошка! Или, из-за мыла! - И правильно говорит. Варежки где твои? – Тот достаёт их из карманов. Степнов одобрительно кивает и накидывает куртку. - Ну что, Кулёмина, собирайся, да подвезём тебя. - Мне чудом удаётся сохранить невозмутимое лицо. – Давай-давай!.. Догоняй нас. - Я Лену здесь подожду! – вопит мелкий. Степнов лишь обреченно выдыхает и уходит, отмахиваясь рукой. Я убираю со стола, мою посуду, сверяю расписание, причесываюсь, одеваюсь… Всё это время малой сидит на диване рядом с моей сумкой и сжимает в своих маленьких кулачках её лямку. Взявшись за руки, мы с Владиком чинно-важно проходим по пустому коридору, сдаём ключ на вахту, пересекаем школьный двор. Степнов ковыряется под капотом. Я усаживаю молого в автокресло. Сама собираюсь сесть рядом с ним, но… - Рядом со мной садись, - кидает мне сухо его отец. Я устало слушаюсь. Плюхаюсь в кресло. Витя разбирается с машиной ещё минут пятнадцать-двадцать. За это время наша с его сыном игра в гляделки посредствам зеркал обрывается - мальчик засыпает. Едем молча. Степнов рулит одной левой. На перекрёстке забывается и сжимает руль правой рукой. Глухо шипит. - До чего же ты кусачая, Кулёмина!.. – С досадой косит на отпечатки моих зубов. И как, интересно, с Рассказовым здоровался? - Больно что ли? - Представь себе, - шипит он. - И мне больно было. - Это тебе-то?! – Ухмыляется. – Не смеши меня!.. – Как же больно-то… - Заткнись. Люди спят. - Люди – да, люди – это святое… Кстати, о людях - вот что нам нужно!.. – Паркуется рядом с аптекой. – Я быстро. Встревоженно смотрю на отражение безмятежно спящего малыша. Хороший, добрый, спокойный, умный мальчик… Неужели, Малахова медикаментозного лечения требует?.. С ума сойти!.. И кто, интересно, доводит ребёнка?.. Мои размышления, открыв дверцу, обрывает Виктор. Послушно покидаю салон авто. Молча протягивает мне картонную коробочку, на которой краснеет сложное название и словосочетание «Одна капсула». - Надо выпить. – Открывает бутылку с водой. - В смысле? - В смысле, я не был готов к встрече с тобой – пей. – В растерянности тереблю коробку. – Ты должна выпить эту таблетку. Живее, Кулёмина! – Он паникует, и я всё понимаю. А он, как и прежде, благоразумен. Только вот мне такая его забота поперёк горла. Из принципа жадно и демонстративно сжираю отраву. Выпиваю полбутылки воды. Показываю ему горло, как то принято в психушках. - Вот и молодец. – Вздыхает с нескрываемым облегчением. Он сам-то понимает, чему радуется?! - Интересно, какого это убивать собственного ребёнка?.. – Кидает испуганный взгляд на сына. – Я не о Владике сейчас. – Забираю из машины сумку и спешу прочь. С цыплёнком на борту он в погоню не кинется.
Вика: 32. Глаза застланы слёзной пеленой. Шагаю по памяти. У самого подъезда ко мне неожиданно подлетает Кожевников с ворохом роз в руках. Решительно сминает меня в объятиях. В щёчку целует. А меня трясёт. Мне волком выть хочется. - Привет, Алёнка! – В другую щеку целует. – Ты где пропадаешь? Я ног уже не чувствую, а цветы и подавно! - Хватит заливать! – Проглатываю слёзы, утираю украдкой сопли рукавом. - Как ты в машине мог замёрзнуть? – Напускной металл в голосе. - В какой, к чертям, машине?! – Пожимает плечами. – Тачка в сервисе! – Оглядываю двор, и правда. - Ну, пошли – отогреешься, а потом будем дальше думать. Отправляю его ботинки сушиться. Самого Мишку кормлю перекипячённым супом. Цветы в вазу. Они отогреваются и наполняют кухню едва уловимым ароматом весны. - Слушай, а ты вкусно готовишь! – Подмигивает, облизывая ложку. - Знаю. – Улыбаюсь устало, присаживаясь напротив. - Сама чего не ешь? – Кивает на мой бокал с чаем. - Сыта по горло. – Выдыхая, наваливаюсь на рабочую столешницу гарнитура и складываю руки на груди. - Хочешь об этом поговорить? - А ты никак в психологи подался? – Набираясь терпения, глубоко выдыхаю. - Нет, но для тебя могу сделать исключение. - Миш, вот скажи, тебе время не жалко на меня тратить впустую? - Я не впустую. Я с перспективой на будущее. – Неужели, со стороны я выгляжу также нелепо?.. – Чего ухмыляешься? - Да так… - Чего-то ты темнишь!.. – Подхожу к окну, отворачиваюсь, дабы не позволять и дальше читать меня, как открытую книгу. Парень за моей спиной шумной вздыхает с явным сожалением. - Миш!.. – Резко оборачиваюсь с натянутой улыбкой. - Как тебе такой план – ты поскучаешь с пол часика, а я тем временем приму душ, соберусь, ну а потом мы с тобой куда-нибудь сходим… - Отличная идея! Но ты особо не спеши – я пока план на вечер разработаю. Давай пять!.. – Хлопок в ладоши, и я скрываюсь в ванной. - Алёнушка! – Слышу я сквозь журчание воды и выключаю её. - Что? - Тебе завтра в школу, как всегда, к восьми? – кричит через дверь. - Завтра суббота – я завтра в киноцентр к половине десятого. - Отлично – погуляем с размахом!.. - Что-то ещё? – Слышу, в дверь скребётся. - Спинку могу потереть. – Мягкий смешок. - Всему своё время – не гони лошадей!.. – Только бы не послать его и не обидеть, сгоряча. - Так я могу надеяться? - Надежда есть всегда. – Хотя, наверное, зря я так жестоко с парнем… - Алёнк!.. – Включаю воду на полную, и он отходит от двери. Спустя минут пятнадцать, обмотанная в полотенце и с мокрой головой, пересекаю коридор. - Уууу!.. – присвистывает мне вслед Кожевников из зала. – Девушка, у вас дивные ноги! - А я ногами могу – у меня длинные ноги!.. - Да?.. Не замечал раньше… - Откровенно оценивающий взгляд. Мотаю головой, прогоняя наваждение, и наваливаюсь на дверь изнутри спальни. Шумно выдыхаю и с усилием проглатываю вязкий комок горечи. Мишка ни в чем не виноват. Не стоит портить его планы своими слезливыми истериками. Да и в принципе, не время раскисать. - Идём на кухню. – Пятнадцать минут отсутствия, и я готова: укладка, макияж, вместо брюк – облегающие джинсы, вместо рубашки – свитшот со спущенным плечом. Гость демонстрирует мне большой палец. – Идём-идём на кухню – обсудим план боевых действий, да по кофейку на дорожку. Накрываю на стол, Мишка ласкается с Дуськой. Та млеет от нежности. Мне нужны одни только руки… - Ну, приступаем!.. – Перекидываю отросшие волосы на одно плечо и нарезаю сыр ломтиками. Резко поднимает на меня взгляд и тут же меняется в лице. – Что? - Давно это у вас? – Грубо, резко, надменно. - Ты о чём, Миш? - Ты шею свою видела?! – Истеричные нотки чужеродны в привычно мягком бархатном голосе. - А-а-а… ты об этом…Столько тоналки перевела… Всё равно заметно, да? - Утвердительно кивает. Сожаление вперемежку с неприязнью в его тяжёлом взгляде исподлобья. – И что, совместный вечер отменяется? - Хм. Много чести ему будет. – Зло поджимает губы и тщательно размешивает сахар в чашке. – Я же ему палки в колёса не вставляю, вот и свои планы ему в угоду менять не планирую. - И какие у тебя планы? – Покачивая головой, поджимаю губы. - В одном крутом баре сегодня мастер-класс по приготовлению коктейлей и кофе. - Я, чур, за кофе!.. - Завязала? - Типа того. Ну что, выдвигаемся? - Кофту переодень. Пожалуйста. – Строго сжимает губы. Мне впервые не хочется борзо шутить в ответ. Убиваю ещё пятнадцать минут и выворачиваю наизнанку шкаф в спальне. Итог - чёрный колючий свитер с высоким горлом. - Сойдет? - Во всяком случае, прилично. – Его шутка меня задевает. Парень это замечает и обреченно вздыхает. – Алёнк, слушай, давай быстрее, а то весь кофе без нас уговорят. – Треплет Дусю за ухом и спускает её с колен. – Идём-идём!.. – Подгоняет меня, прихлопывая по заднице. Видел бы Степнов – руки бы оторвал. Хотя… пофиг ему, просто жадничает. - Алёнушка, выбирай, на какой тачке поедем: на той, той, или той? – Попеременно тычет пальцем. - На этой!.. – Подыгрывая ему, указываю на такси. - Отличный выбор! – Большой палец вверх и атмосфера более чем разряжена. Во время пути успеваем выиграть конкурс на радио. И вот, в следующую пятницу вновь один на двоих вечер – в качестве приза два билета на рок-концерт в одном из городских клубов. Неделя, чувствую, пройдет на подъёме. Ну а пока, кофе-кофе-кофе!.. Под конец вечера я уже не думаю о Вите, не думаю ни о его грубости, ни о его потребительском отношении, ни о том, как он так со мной может… Видимо, может. Плевать. Мишкина жадная до жизни улыбка исцеляет мою грешную душу. Вот бы перевлюбиться в Кожевникова – всё было бы порядком легче. Кожевникова Елена Никитична. Фу, как же это тошно звучит. Странно, но по мере того, как легчает на душе, мне самой становится всё хуже и хуже. Незначительно поднимается давление, а затем резко падает. Как результат - лихорадка. Я креплюсь из последних сил. Цежу кофе. Смеюсь, не то, что ни улавливая сути, но и ни разбирая толком речи собеседника. Не по себе настолько, что прошу друга сопроводить меня до уборной. Включаю ледяную воду. Но умыться не успеваю. Темнота. В себя прихожу от резкого порыва ледяного ветра. Мишка держит меня на руках. - Напугала ты меня, Алёнка!.. – Дрожь в его тихом голосе. – Что с тобой? - Нормально всё. – Аккуратно ставит меня на ноги, но, кутая в куртке, продолжает прижимать к себе. - Нормально?! Да тебе в больницу надо! – Убирает чёлку с моего взмокшего лба. - Домой. Отвези меня домой. - Ты уверена? – Устало киваю. Вскоре засыпаю на заднем сидении такси, прислонив голову к плечу хмурого Кожевникова. Он помогает мне подняться до квартиры. За порог, пусть мягко, но я его всё же не пускаю. Клятвенно обещаю в случае чего вызвать «Скорую» и маякнуть ему. Закрываю дверь. Не зажигая свет, добредаю до спальни. В ногах Дуська путается. Едва не оступаюсь. Стоит прилечь, как она укладывается на низ моего живота. Она жалобно мурчит, а я подвываю ей полночи. После подобного утро добрым не бывает… - Привет. – Взгляд побитой дворняги. Сохраняя молчание, всё так же держу дверь, стоя на пороге. – Может, в квартиру пригласишь? - Я на работу собираюсь. - Много времени не отниму у тебя. –. - Пятнадцать минут? Или сколько на этот раз. - Лена. – Зло сжимает губы. - Проходи. – На выдохе обреченно отхожу в сторону. Продолжаю накладывать макияж. Ранний гость запирает дверь и наваливается на неё. - Неважно выглядишь. – Что-что?! Сочувствие это или сарказм в его голосе? - Твоими стараниями. - Другого выхода не было. – Вот только не оправдывайся!.. - Был. – Пару брызг парфюма. – Ты мог меня не трогать. – Резко оборачиваюсь на него. - Я не мог. – Шумно выдыхает и утыкается на коврик. – Ты сама знаешь. - Зачем ты пришёл? – Надеваю куртку - За этим. – Наматывает вокруг моей шеи шарф. – И вот ещё… - Кладёт на трюмо мои рукавицы. – Ты забыла в своём ящике. Девчонки делали генуборку и нашли. Не теряй!.. – Неловкая попытка щёлкнуть меня по носу. Уворачиваюсь. - Ты сам запретил посещать твой клуб. Так что, как я могла их забрать? – Да, я сама бы не вспомнила, где забыла, но уколоть-то его надо. Эффект есть – пыхтит как чайник. - Всё? – Рукавицы отправляю в сумку. Гашу свет. Открываю дверь нараспашку. - Или что-то ещё? - Могу я подвести тебя? - Можешь. Всю дорогу молчим. То он меня откровенно разглядывает, то я его – украдкой. Да, будь его прежнее бережное отношение ко мне – нашей близости бы не было. Поэтому всё верно – циничная, колючая стерва. - У тебя ещё полчаса. – Вдруг перехватывает мою руку у крепления ремня безопасности. – Давай, по чашечке кофе выпьем. - Ты когда успел головой удариться?! – Выпрыгиваю из автомобиля и захлопываю дверь. Степнов с досадой бьет раскрытыми ладонями по рулю. И чего он злиться? Хоть кто-то из нас двоих должен сохранять благоразумие. Захожу в комнату персонала и получаю сообщение. «До вечера». Не тут-то было, Виктор Михайлович! У меня планы!.. Вызваниваю Мишку, прошу его встретить меня после смены. Степнов послал меня, а я… Моя жизнь продолжается. Продолжается? Ну не помирать же!.. День выдаётся пустым, нервным и дёрганным. Отпрашиваюсь с последнего сеанса. Сегодня Кожевников уже на своём верном стальном коне. Опять с букетом. Я даже не знаю, как цветы эти называются, но красивые очень, и аромат дивный. Ужин я пропустила, поэтому с восторгом принимаю предложение приятеля посетить Японский ресторан. Интимный полумрак, звуки природы в качестве музыкального оформления, дальний столик в обрамлении углового дивана, классическая Филадельфия, в пузатом стеклянном заварнике медленно вальсируют травяные листочки и сушенные ягодки – созерцание сего действа умиротворяет. И да, ещё… Я даю слабину и прошу кальян. Кальян в Японском ресторане – дикость несусветная, но, как говорится, своими глазами видел!.. Согреваюсь изнутри терпким мятным дымом, лениво улыбаюсь под Мишкину милую болтовню. Десертные роллы прошу упаковать с собой – отличный выйдет завтрак. Пока я навещаю дамскую комнату, мой спутник оплачивает счёт и встречает меня у гардероба, предлагая курточку. Стоит Кожевникову завести мотор, как на мой телефон поступает звонок. Степнов. Сбрасываю. Сбрасываю снова и снова. После седьмого сигнала отключаю мобильник. Водитель шутит, а я нервничаю. Дико хочется курить – зря я кальяном побаловалась. Теперь бы не сорваться. Между нами с Витей творится черти что, и ни один из нас не в силах управлять ситуацией. Он одной рукой прогоняет, другой при себе держит. Держит, при чем, хватко и за горло. И даже когда он жесток и деспотичен, он нужен мне. И даже когда мне приятно есть с Мишкиных рук, нужен мне Витя. И даже когда я посылаю Витю, я хочу уткнуться в его грудь и рассказать о своей любви. Молчать всё тяжелее и тяжелее – меня разрывает изнутри. Мишка паркуется в моём дворе. Нас слепят фары встречного авто. Я, как загипнотизированная, становлюсь между капотами двух внедорожников. Кожевников решительно сжимает мою руку и крепко прижимает к себе. - Опять я ваши планы рушу. – Поджимает губы незваный гость. - Не обольщайся – тебе это не под силу!.. – И когда я перестану срываться на грубости. – Ты же бросил меня – так чего явился-то?! - Поговорить нам надо. – Берёт меня за руку. - Мне не надо. - Одёргиваю ладонь, как от кипятка. - Кулёмина. – Обреченно выдыхает. – Пожалуйста. – Пожалуйста?! - Миш, я в машине цветы и пакет забыла. – Проглатывает обиду и устраняется. Даже сквозь запертую дверь авто слышна музыка. - Ну?.. - Ты нужна мне, Лен. – Жмёт губы и взгляд прячет. - Заметно. Как шавку к забору!.. Только за этим и нужна. - Ты сама меня спровоцировала. – Ухмыляюсь. – Ну да, я мог быть и сдержаннее, но… не мог. Прости. - Прости?! Шлюхой называешь, посылаешь, силой берешь, отравой кормишь!.. А потом, прости?! – Порывается обнять меня. Кидает взгляд поверх моего плеча и, ухмыляясь, отходит на расстояние вытянутой руки. - Зачем тебе он? - Я же не спрашиваю, зачем тебе жена. – Небрежный смешок, как попытка скрыть нервную дрожь. - Что?! Моя жена тебя не устраивает? А о чём ты думала, когда в штаны мои лезла?! – Резко встряхивает меня за плечи. - Ни о чём не думала. Хотела тебя. – Старательно сдерживаю слёзы, что вот-вот и подло предадут меня. - А сейчас? – Больно сжимает мой подбородок. – Сейчас уже всё, прошло желание? - Отпусти меня. - С ним лучше, да?! – Как говорится, с пеной у рта кричит во весь голос и машет в сторону Мишки. - А ты жаждешь принять участие в соревнованиях? - Зачем он тебе? – Хватает мои запястья. Освобождаю руки. Сжимает мом локти. Несдержанно вырываюсь. - Это моя личная жизнь. И не смей… - Я! Я, чёрт возьми, твоя личная жизнь! – Встряхивает вновь меня, а затем крепко прижимает к груди. – Я! Только я! А ты – ты только моя! – Безудержно обсыпает мою голову короткими, хаотичными поцелуями. И не хочется уже корчить из себя напыщенную курицу. - Ну, друзья-то у меня могут быть? – Отстраняюсь, и уголки моих губ устремляются вверх. - Что ж, Кулёмина, с подругами-то у тебя не клеится? - В ответ пожимаю плечами. – Ленка, давай начистоту! Я не верю в вашу дружбу. Не-ве-рю! Он смотрит на тебя, как самец гориллы в брачный период, а ты ведешь себя, как!.. – Закусывает нижнюю губу. Ну же, договаривай!.. – Как девушка, которую хочется. - Вам, мужикам, всегда и всех хочется, а чуть что – сама виновата!.. – Пользуясь замешательством собеседника, обхожу автомобиль и, не раздумывая, скрываюсь в салоне. Спокойно уснуть сегодня Степнов мне явно не дал бы, а я и без того сболтнула лишнего. Побег – лучшее решение.
Вика: XX Береги меня, даже если люди Говорят, что мне прощения не будет. Береги за то, что тебя люблю я. Береги за то, что я не ревную. (Д.Ар. - Береги меня) 33. - О, явление Христа народу! – приветствую входящую в зал Кулёмину. На тренировки в школе на не согласилась, спортзал универа долго игнорила. – Давай пару кружков для разминки. – Пробегает пару кружков в хорошем темпе, но быстро выдыхается. Сбавляет скорость. – Лен, ну и как позавчера вечер прошёл? - В смысле, ночь? – Оглядывается через плечо. С досадой пинаю коробку – мячи разлетаются по залу. – Тусанули – уговорили на двоих бутылку совершеннолетнего виски. Утром поспали пару часов в тачке, а потом Мишка меня в школу увёз. - Я не просил тебя отчитываться. – Сбрасывает олимпийку и бежит дальше с явным остервенением. Я тем временем раскладываю маты. После бега разминочный комплекс. Укладывается. Качает пресс. Держу её ноги. Постоянно одёргиваю взгляд от её напряженной груди. - Виктор Михайлович, а давайте сегодня мы проведём тренировку не по легкой атлетике, а по кикбоксингу. – Измеряю её пульс. - Зачем на этот раз? – Настораживаюсь. - Боюсь, форму потеряла, а одной ходить опасно. – Внутри всё обрывается. - Мишка пристаёт? - Если бы… - Кривит личико, понимая, что от ответа не уйти. – Сидоров прохода не даёт. - Чего?! – Шерсть встаёт дыбом во всех местах. - Того! У школы пасёт, в универе, звонит постоянно. И Андрей – это не Данил Настин. Его я одним ударом в нокаут не отправлю! Так что давай, без поддавков!.. – Принимает стойку. - Поехали в клуб. - Зачем? - Там груша есть. Тренировать я тебя согласен, драться – нет. - А Сидоров будет висеть как груша и ждать, когда же это я размахнусь! – Снисходительно жмёт плечами. - Ну, давай. – Обреченно выдыхаю. Запираю дверь, разминаемся. Удар. Ускользает. Удар. Гасит его. Удар. Завязывается отличный бой. Ленка с успехом держит темп и не даёт мне спуску. Уже оба взмокшие. В воздухе витает азарт. Неожиданно для самого себя пропускаю меткий и хлесткий удар. Валюсь с ног. Тяну на себя Ленку. В мои планы не входило, но вот уже раздеваю её. Сходим с ума. Какая-то вороватая страсть. Стоны украдкой. В последний момент успеваю опомниться. Кулёмина с досадой закусывает нижнюю губу. Отворачивается. Садится ко мне спиной. - Лен… - Чуть касаюсь её плеча. Сбрасывает мою руку. - Мы дрались дольше. - Расходимся по разным душевым. Жду Кулёмину на парковке. И действительно с крыльца в направлении станции метро её сопровождает Сидоров. Под ручку взять пытается. Ленка отбивается. Не дай Бог, не дай Бог!.. Самолично кастрирую. Ну а пока наблюдаю за ними уже на общих тренировках. Андрей без стыда и совести пытается зажать Ленку в ближайшем углу. Задерживает её каждый раз тупыми расспросами. Цветы таскает, а вот буквально позавчера напускал полный зал воздушных шаров. Только вот Кулёмина по-прежнему безжалостно его посылает. А я уже забываю её запах… Да нет, такое не забывается. Наоборот, её аромат, её голос ощущаю везде и всегда, даже если самой Ленки нет и в радиусе километра. Я вечно чем-то занят, и нет возможности ни в дом её без приглашения заявиться, ни урок открытый наконец-таки посетить. Но вот сам Савченко приглашает меня в школу по Ленкину душу… - Здравствуй, Виктор Михайлович. – Старик устало вздыхает. – Здравствуй. – Надевает очки. – Проходи, Виктор Михайлович, присаживайся. – Сам мрачнее тучи. За столом уже сидят растерянный Ильич и напряженная Малахова. - Что с Кулёминой? – Обвожу требовательным взглядом троицу. - Виктор Михайлович, ты пойми, мы сор из избы не хотим выносить. – Директор вновь снимает очки и дрожащими руками трет переносицу. – Не хотим сор из избы выносить, понимаешь меня? – Киваю, хотя ни черта не понимаю. И это злит. – Не хотим, но ситуация патовая…Патовая, конечно, ситуация. И, думаю, коллеги со мной согласятся, мы сейчас с тобой как со своим говорим, понимаешь? – Тревожно выдыхаю. – Этот разговор он не между школой и университетом, а между нами, понимаешь? - Понимаю. Ещё хочу понять, что с Кулёминой происходит. - Лена ударила ученика. – Я ни в силах разобрать, кто сообщает мне эту новость. - С чьих слов это известно? – Голос не мой. Хочется проснуться в другом месте и в другое время. В глазах мелькают кадры из прошлого. - Слова излишни. – Бескомпромиссный тон Яны режет слух. Рассказов суетится у директорского компьютера. Николай Павлович жестом приглашает занять его кресло. Короткий видео-ролик не нуждается в комментариях. Елена Никитична отвешивает ученику знатный подзатыльник и вышвыривает его из зала во время урока. - Я хочу её видеть. *** - Лена… - Вздрагиваю от надменного женского голоса. - Да, Виктория Михайловна? – Поднимаю взгляд на старшею коллегу. - Тебя директор вызывает. Ты иди, а уроки я все сегодня сама проведу. – Партсобрание в одном лице. - Я после звонка. - Ну, как знаешь. – Жмёт губы. - Только ждать себя не заставляй. – Берёт журнал и удаляется. Раз, два, три, четыре… Звонок. Перед смертью не надышишься. Печальный Николай Павлович теребит дужки очков. Игорь Ильич отчаянно борется с паникой. Малахова встревоженно всматривается в мои глаза, которые я упрямо прячу за чёлкой. Степнов. Витя, кажется, отказывается верить в реальность происходящего. - Елена Никитична, ты, должно быть, и сама понимаешь, не могли мы не оповестить об инциденте Виктора Михайловича. – Киваю, низко опустив голову. – Ты, Лена, присаживайся. – Директор указывает на свободный стул. – Присаживайся. – Не трогаюсь с места. - Меня отчисляют из университета? - До настоящего момента этот вопрос не поднимался. – Савченко обращает оценивающий взгляд на куратора. – Не поднимался этот вопрос ещё. - Лена, ты…Ты для начала объясни нам ситуацию, - заикаясь, чуть слышно шепчет завуч. - Ситуация, Игорь Ильич, предельно ясна – Елена Никитична позволила себе крайне непедагогичное поведение. – Савченко горько вздыхает. – Ты, Лена объясни, почему отказываешься принести публичные извинения перед мальчиком и его родителями. - Если бы у вас было видео предшествующих событий – думаю, вопросов бы не возникло. - Лена, послушай, я понимаю, что Семёнов тебя спровоцировал, но… Да какой спровоцировал?! – Директор в отчаянии машет рукой. – В любом случае, учитель не имеет права выгонять ученика с урока, не говоря уже о рукоприкладстве. – Смелею и поднимаю украдкой взгляд на Степнова. Он готов провалиться сквозь землю за компанию со мной. – Подобным вещам нет оправданий. Понимаешь, нет оправданий? - В таком случае, чего вы все от меня хотите?! – Это отчаяние кричит во мне. – Дело сделано – ничего не изменить!.. – Устало взметаю руками в знак поражения. - Извинись перед Семеновыми – иначе они дадут делу ход: напишут жалобу в университет, в полицию заявление напишут. – Отрицательно мотаю головой. – Лена, мы хотим тебе помочь, но ты лишаешь нас всякой возможности сделать это. Понимаешь, о чём я? – Продолжаю молчать. - Оставьте нас, пожалуйста, наедине. - Виктор Михайлович, ты уверен? – Директор в замешательстве. - Уверен, Николай Павлович, уверен. - Но времени у вас немного. – Все трое встают из-за стола. – Немного у вас времени. – Савченко замирает на пороге. – Немного. Скоро родители Семёнова подойдут. Дверь закрывается, и Степнов в секунду подлетает ко мне. - Ну, мне-то ты можешь всё объяснить?! – Сжимает мои плечи. Отрицательно мотаю головой. – Лена!.. - Стискиваю зубы и утыкаюсь в его грудь. Его тёплая ладонь ложится меж моих содрогающихся лопаток. – Кулёмина, он оскорбил тебя? – Чуть отстраняет меня и поднимает моё лицо за подбородок. – Мне ты можешь рассказать всё, как есть? – Отрицательно мотаю головой, шмыгая носом. – Лена, позволь мне помочь тебе!.. Позволь! – Мы оба замираем и оглядываемся на открывающуюся дверь. Входят директор, завуч, психолог и семья Семёновых. Савченко знакомит родителей двух дегенератов со Степновым. И тут я оцениваю хитрый ход Николая Павловича. Они побеседуют с представителем университета и, возможно, на этом успокоятся, а дальше Вити дело не пойдет, если, конечно, я извинюсь и хоть как-то задобрю сумасшедшую мамашу. В процессе беседы на меня начинают сыпаться отборные оскорбления и неадекватные угрозы. Степнов уже пыхтит, как слон, да и я сама не лучше. Малахова пытается держать руку на пульсе ситуации, но все ее попытки тщетны. Семёнов-старший требует телефон деканата, но тут в кабинет врываются одноклассницы его сына. Наперебой, самозабвенно выкрикивают спутанную, сбивчивую речь в мою защиту. В итоге Игорь Ильич реализует их предложение продемонстрировать полную видео-запись конфликта. - Семёнов, опять без формы – давай сюда дневник! - Давай сюда!.. – Парадирует мою интонацию. – Давай туда!.. – Глумливый, хриплый смех. – Тебе, наверное, не привыкать давать сюда, давать туда! - Стою, словно кашу жую. – Что, нечего тебе сказать? - Мне Вам, Даниил Семёнов, сказать нечего. Думаю, и Вам следует замолчать. Итак, класс, сегодня мы с Вами… - Расскажем друг другу о своих детских прозвищах! - Семёнов, своё остроумие приберегите для литературы, а на моём уроке, будьте добры, демонстрируйте ловкость, силу и выносливость. - А я думал, на уроке шлюхи кое-что другое демонстрируют!.. – Всеобщий гул. – Да, ребят, чтоб вы все знали, физру у нас шлюха преподает! Мне старший брат рассказал, у Елены Никитичны в одиннадцатом классе такое погоняло было! Думаю, заслуженно!.. - Думать будешь на контрольной по физике, а сейчас встал в строй! - Встал?! – Всеобщее гоготанье. – А я вот всё думаю, шлюха – ну вот как? Каким образом?! Это же не реально! Шлюхи они все красивые такие, а у нас доска доской – прям, горбыль!.. Шлюха – трансвестит, видали?! – Отвешиваю подростку знатную затрещину и вышвыриваю его в коридор. Понимаю, что произошло, и вся жизнь мигом пролетает перед глазами. Да, я это сделала – подняла руку на ребёнка, но Земля вертеться не перестала, а значит всё верно. - Класс, кто-то ещё желает на прогулку? – Тишина. – Ну и хорошо. Делимся на две команды. Играем в волейбол. Ролик обрывается. Савченко бледнеет. Рассказов и Малахова переводят дыхание. Степнов скрипит зубами. - Девочки, спасибо, что восстановили справедливость, а теперь можете быть свободны. – Первым отходит завуч. - Ну, что же… - После того, как дверь за десятиклассницами закрывается, Савченко обходит стол и опускается в собственное кресло. – На этом, думаю, конфликт исчерпан. Исчерпан же конфликт? – Осматривает всех присутствующих требовательно-выжидающим взглядом. - Вы жалобу не пишите. Мы педсовет не созываем. С Михаилом вашим школа отмучилась. Думаю, Данил перешёл ту грань, за которой отчисление более чем заслужено. Мой вам совет: заберите документы сегодня же и определите сына в училище при каком-нибудь заводе. – Звенящая тишина. – Яна Ивановна отведите Елену Никитичну в свой кабинет, а мы тут сами разберёмся. В кабинете дымятся арома палочки. Дико хочется курить. Психолог вручает мне бокал. Нос режет резкий запах валерьяны. Выливаю содержимое кружки в раковину и умываюсь. - Лен… - Я хочу побыть одна. – Снисходительно выдыхает, понимающе улыбается и покидает кабинет. Я подхожу к окну и медленно опускаюсь на краешек стола спиной к двери. Времени наедине с самой собой проходит немного, но я успеваю передумать обо всём на свете. Вернее, обо всём самом жутком. Но вот скрипит дверь, пропуская Витю. - Ну, как ты тут? – Украдкой стираю с глаз слёзы, но он, кажется, замечает. Подходит со спины. Кладёт на мои плечи свои тёплые, тяжёлые руки. – Ленок, не расстраивайся ты так из-за кого-то малолетнего дебила. – Пытается обнять меня – отстраняюсь. Обходит. Видит мои мокрые глаза, с досадой кривит рот. – В универе никто не узнает. И ещё… - Шумно выдыхает и заводит мою отросшую чёлку за ухо. – Ты недельку отдохнешь, а часы потом нагонишь. – Отрицательно мотаю головой. - Нет. Тогда все мои ученики решат, что Семёнов прав. – Решительно убираю от своего лица его руку. – Достаточно того, что ты с ним согласен. - Лен… - тянет на выдохе и решительно прижимает меня к себе. Его руки, кажется, везде: на плечах, меж лопаток, на макушке… Его губы на моём лице. Отстраняется. Моё лицо в крепких оковах его властных рук. Глаза в глаза, и мы оба дышим с трудом. – Я. С ним. Не согласен. – Обессиленный опускается на пол и прижимается лбом к моим коленям. – Ты у меня, конечно, не святая, но какой бы ты ни была – ты нужна мне. Нужна… Любая нужна. - Поднимает на меня обреченный взгляд. – И для меня ты самая лучшая. Для меня ты одна единственная - та самая. И я никому не позволю причинять тебе зла. - Конечно, не позволишь. Зачем столь ответственную миссию доверять посторонним людям, когда сам на раз справляешься. – Молча сгребает меня в объятия. Жадно дышу им – успокаивает. – Виктор Михайлович, зачем тебе шлюха, а? - Тшшш. Ленок, прости, пожалуйста, прости… Лен, позволь мне всё исправить. Ленка, пожалуйста, дай мне шанс всё исправить. – Всё ли?.. Сомневаюсь. Я способна лишь на то, чтоб молча уткнуться в его плечо. Он гладит меня по спине, по плечам, по голове… Дверь позади меня открывается. Порываюсь отстраниться от мужчины, но он лишь крепче сжимает меня в кольце своих рук. - Всё хорошо? – Хозяйка кабинета. – Я могу помочь? - Всё в порядке, Ян, спасибо. – Мне почему-то стыдно. Хочется спрятаться. Она же знает, о нас в прошлом. Вот и сейчас затылки прожигает. Нам бы разбежаться по разным углам, а он словно ребёнка малого меня баюкает. – Как на фронте обстановка? - Налаживается, Вить, налаживается. И… Лен, на сегодня ты можешь быть свободна. Я пойду – у меня классный час. - Яночка, спасибо, мы дверь закроем. – Грустно улыбается собеседнице. - Ну, до встречи. - До скорого. Дверь хлопает и, чуть отстранившись, Витя убирает мою чёлку за ухо. - Поехали домой. – Простая фраза, но как же от неё чертовски больно.
Вика: 34. Дома, наблюдая за Ленкой, ловлю себя на мысли, что двигается она медленно, скованно… через явную боль. - Спина? – Чуть касаюсь девичьих лопаток – она неимоверно напряжена. – Идём. – Решительно уважу её в комнату, осторожно раздеваю и медленно укладываю на живот. Секунд тридцать инспектирую туалетный столик, и вот по молочной спине растекается массажное масло. Мои сильные руки быстро разогревают и грамотно разминают панцирные мышцы. Кулёмина покорно терпит. Лишь всхлипывает изредка. - Терпим-терпим!.. Сейчас полегчает. – Громко всхлипывает и вытирает глаза кулаком. Дальше терпит без слёз. Памятник при жизни ей поставить надо за такую выносливость. Освободив по возможному максимуму Ленкину спину от острых спазмов, я прижимаюсь к её затылку губами. - Почему ты меня к Фею отправил, если сам не хуже кости мнешь? – Моя горькая усмешка щекочет её шею. – Степнов? - Ты серьёзно?! Я бежать от тебя должен был тогда, не оглядываясь!.. – Поцелуями обрисовываю её плечи, лопатки… - Да не убежал, как не пытался!.. – Продолжаю покрывать поцелуями чуть липкую кожу девичьей спины вдоль позвонков, поясницу… - Я в душ. – Резко, насколько это в её силах, встаёт и удаляется. - Лена – Лена… - шумно выдыхаю, запустив пятерню в шевелюру. И минуты не могу находиться в этой спальне без её хозяйки. Подскакиваю. Мчусь по коридору, запинаюсь об мяч, который лежит тут, сколько его помню. Чёртова дверь заперта. За ней льется вода. До боли сжимаю рукоятку замка и, стиснув зубы, утыкаюсь в деревянное полотно двери. Сооружаю нехитрый обед, мою посуду, а вода за стеной всё льётся и льётся. Выпиваю две огромные чашки кофе, пытаюсь тем временем выстроить в голове возможный диалог. Да, буду вести себя, как ни в чём не бывало. Жалость Кулёмину добьет окончательно. Третья чашка кофе остывает за невостребованностью. И я вдруг осознаю, вода не льется уже полчаса как. Где Кулёмина?! - Лена?! – Тишина ответом. Долблю дверь. Дёргаю ручку. – Кулёмина, открывай! – Пара отчаянных ударов кулаком об упрямую преграду. – Лена!.. – Выламываю дверь. Первое, что вижу, собственные, обезумившие от страха, почерневшие от ярости, глаза. Скольжу встревоженным взглядом по зеркальной глади. Красные припухшие глаза, по белоснежному лицу беззвучно стекают одинокие крупные слёзы, мокрые волосы убраны ото лба, вода с них капает на коврик. Ленка обреченно и с неким отвращением рассматривает отражение своего обнаженного тела. Неистово хочется прижать её к себе. Успокоить, обогреть… Но я каменею, стоит нашим взглядам пересечься. - Степнов, знаешь – а мне тебя жаль. - В смысле? – Снисходительно фыркает в ответ. - У нормальных мужиков любовницы козырнее жён, а вот тебе, мягко скажем, не подфартило. Ну, либо с тобой самим что-то ни в порядке, раз тебя устраивает!.. – Злобно смеётся. – Зачем тебе всё Это?! – Взметает рукой в сторону собственного отражения. Хватает увесистый стаканчик с зубными щётками и швыряет его в зеркало. Всё происходит неимоверно быстро. В себя прихожу, уже сжимая эту несносную девчонку в руках, прикрывая её от осколков собственной спиной. - Что-то подобное ещё хоть раз выкинешь – своими руками живьем тебя закопаю! Поняла?! – Истерика. Настоящая. Честная. Откровенная. Мне страшно за мою девочку. Её нельзя оставлять одну. Надо что-то решать. Подхватываю содрогающееся тело на руки и отношу в спальню. Не выпуская Ленку из рук, вместе с ней устраиваюсь на матрасе. Скулит не по-человечьи, захлебываясь слезами. Не прерываясь глажу её по спине, по рукам, по ногам, по затылку, сминая в кулаке мягкие, влажные волосы. Губами пытаюсь осушить её солёные, холодные щёки. Баюкаю её, как младенца, по плечику глажу. Чувствую – подмерзает. Накрываю девушку махровой простынею. Ленка шумно вдыхает мой запах и затихает. - Вить, зачем я тебе? – Надо что-то решать. - Зачем я тебе Такая?! – шепчет устало и обреченно, но при этом с явным осуждением. - Я же твоей жене и в подмётки не гожусь: лицо, фигура… Я ей во всём проигрываю!.. Да и ты сам… красивый очень. – Отстраняется и смотрит так, что душу наизнанку выворачивает. – Вот жена тебе под стать, а я – нет. - Кулёмина, если моему вкусу не доверяешь, мало тебя мужиков хочет? – пытаюсь отшутиться, чтоб хоть как-то разрядись атмосферу – не выходит. – Отставить истерику! - Вот-вот, и я выдохнусь. Не мастер я говорить. Надо как-то увести мою девочку с этой тропки самобичевания. Ни к добру оно. Ни к добру. – И вообще, где самая красивая улыбка моей жизни? – Грустно, смущенно, невольно, а от того искренне улыбается. Накрываю её губы легким поцелуем. Надо что-то решать. Мы укладываемся обратно. Она прижимается ко мне каждой своей клеточкой. Поглаживаю её по спине. Её дыхание постепенно выравнивается и неожиданно она засыпает. Подложив вместо себя подушку, покидаю спальню. Убираюсь в ванной. В голове сумбур. В душе – мятеж. Не понимаю, каким образом, но умудряюсь пораниться. Обрабатываю порез и вспоминаю о сестре. - Мань, привет. - И с каких пор ты со мной разговариваешь? - Марья Михайловна!.. – Обреченно выдыхаю, поскольку слов подобрать не могу. - Выкладывай. - У меня тут форс-мажор. Скажи, ты можешь забрать сегодня Владьку из сада к себе на выходные, а в воскресенье вечером я его заберу. - В понедельник утром я сама отвезу малого в сад. - Спасибо. - Ты мне лучше скажи, всё в порядке? – Сестра искренне обеспокоена. - Надеюсь, за эти два дня мне удастся нормализовать ситуацию. - А Лена как, не знаешь? – В зобу дыхание сперло. – Давно мы с ней не виделись. – Это я запретил, и она не смеет меня ослушаться. Да… - Да вроде нормально: практику проходит, с работой совмещать умудряется. Фея вашего со стажировки ждёт. Я как увижу её – привет от тебя передам. - Вить, ты точно в порядке? - Маш, прошу тебя, не беспокойся. Помоги мне с сыном – это значительно облегчит мою ситуацию. - Хорошо, братец, я поняла тебя. - Спасибо. - На связи. – И гудки. Повезло мне с Манькой. Ну, это лирика. А если по существу, то надо спасать Ленку. Да, решено, увезу мою девочку на выходные подальше от города. Ищу в интернете базу отдыха в Подмосковье. Нахожу довольно быстро то, что меня устраивает. Бронирую самый маленький и скромный домик – нам вдвоём много и не надо. Так, у меня в багажнике всегда сумка с вещами первой необходимости валяется. Надо и для Ленки что-то собрать. Рейд по её шкафчикам и тумбочкам – сумка собрана в считанные минуты. - Ленка… - Бужу её поцелуями. – Просыпайся. - Приспичило? – Ну, вот как она так может, что за двуличность такая, а?! - Да, приспичило. – Поднимает на меня крайне недовольный взгляд. – Приспичило так, что на два дня увожу тебя из Москвы. - Как?.. Куда?! – Она явно в шоке. – А меня ты, вообще, спрашивать собираешься? Может, я не поеду?! - Одевайся. – Швыряю на постель комплект белья и покидаю спальню, с треском захлопываю дверь. На кухне завариваю себе растворимый кофе. Ленка уже в футболке и в одном носке входит в тот самый момент, когда я подтверждаю бронь, беседуя с администратором. - Я никуда не поеду! - Одевайся. - Степнов, у меня работа! Я. Никуда. С тобой. Не поеду. - Выбирай: или работа, или я. – За пару секунд раз пять меняется в лице, а затем резко бледнеет. - С кем Влад? - С тёткой. – Пара больших глотков и ополаскиваю чашку под напором горячей воды. - Что знает Марья? - Она знает, что помогает брату. Одевайся. Вещи я уже собрал. – Кулёмина шумно выдыхает и удаляется. - Всё, готова? – Уже одетый с сумкой в руках ожидаю её на пороге. Ленка в толстовке и в джинсах стоит посреди прихожей и отрицательно мотает головой. - Вить, куда ты меня везёшь – туда с животными можно? - Не знаю. Думаю, нет. – Кулёмина с досадой закусывает нижнюю губу и напряженно начинает копошиться в мобильнике. Не сдвигаясь с места обменивается с кем-то смс. По её уставшему напряженному лицу периодически пролетает тень улыбки. - Всё, я договорилась. – Влетает в сапоги и в куртку. – Заедем по этому адресу. – Протягивает мне телефон и скрывается в глубине квартиры. Возвращается с выглядывающей из ворота её куртки Дуськой и пакетом её приданного в руках. Читаю текст сообщения. Выстраиваю в голове более выгодный маршрут. Отправитель – Джокер. И когда он только исчезнет из Ленкиной жизни?! Всю дорогу котёнок жалобно попискивает у Кулёминой за пазухой, она гладит его и шепчет ему на ухо колыбельную, словно ребёнку. Лена… Интересно, какой она будет мамой? Мамой не моего ребёнка… И когда-нибудь я должен буду её отпустить – загибаюсь от мысли об этом. Она моя. Она снова моя. Она наконец-то моя!.. Я не могу отказаться от неё. Это сильнее меня. Да, я понимаю, когда-нибудь мне придётся отпустить Ленку в её семью: муж, дети… Чёрт!.. Да, я понимаю, я не имею права ни неё, ни на нас, ни на что, но не смогу я ни отдать её другому, ни разделить её другим. Да, я женат, у меня есть две жизни: наша с Леной и моя семейная. Не представляю я, что Лена выходит замуж и продолжает оставаться моей любовницей. Ей это будет уже не нужно и потом… Да, не отдам я её никому! От себя не отпущу. Снег метёт беспроглядной стеной. Я зол. Зол на ситуацию. Зол на Ленкиного друга. Зол на саму Кулёмину. На себя зол. Но, что странно, её голос и её запах меня же и успокаивают. Она рядом, и это главное. Всякий раз, когда притормаживаем в очереди на светофоре, не могу не отказать себе в том, чтоб погладить девичью коленку, по-хозяйски провести по внутренней стороне её бёдер. Она то вздрагивает, то глаза блаженно прикрывает, то шумно выдыхает, то руку мою одергивает… И вот за таким немым общением мы наконец-то подъезжаем к дому Джокера. Джокер, к слову, встречает Ленку на выходе из автомобиля, виляя хвостом и радостно тявкая. Его шустрый хозяин сминает мою Ленку в крепких объятиях. Они обмениваются улыбками, а затем и поцелуями в щёчку. Чуть отходят в сторону. Ленка чуть оступается. Парень помогает ей устоять на ногах. До тошноты мило о чем-то воркуют. Кулёмина искренне ему улыбается. Он губами собирает снежинки с её носа. Ещё немного, и он будет собирать собственный нос по запчастям. Сигналю. Ленка вздрагивает, оглядывается. Поцелуй в щёку на прощание – чёрт бы побрал эти проклятые ритуалы. Треплет за ухом пса. Между ними завязывается игра. Нервно оглядываю салон авто и… пакет с Дуськиными вещами. - Вот. – Передаю пакет Мишке. – Тут корм. – Прямой, наглый взгляд в ответ. Так только на соперника смотрят, над которым превосходство чувствую абсолютное. – Лена, нам пора. – За плечи настойчиво увожу её к машине. Вместо того чтоб сесть рядом, устраивается сзади. Снимает сапоги и поджимает ноги под себя. Расстёгивает куртку. И вставляет в уши наушники. К выезду из города девушка уже спит, вытянув ноги, насколько это позволяют условия. Накрываю её пледом. Любуюсь моей девочкой, пока стоим перед переездом. Но вот путь свободен. Едем дальше. На руках заношу её в наш домик. Укладываю в кровать. Целую в лоб. Принимаю душ. Засыпаю рядом… Просыпаюсь посреди ночи. Несколько мгновений уходит на то, чтоб собраться с мыслями в незнакомой обстановке. Ленки нет. Вообще. Спешно одеваюсь. Петляю по территории базы отдыха. Из раза в раз впустую набираю её номер. В ответ – гудки. Навожу справки на рисепшене. Безрезультатно. Захожу в бар и каменею на пороге. Ленке идёт смеяться. Она красива. Безумно красива. Сидит в компании трёх хмырей. Курит кальян. Перед ней бокал и бутылка мартини. - Самоутвердилась? – Вместо того чтоб выдохнуть дым, она его проглатывает. – А теперь – домой. - Жене приказывай, а я сама свою судьбу решаю. - Новая глубокая затяжка и дым выдыхает в рот одного из компании, не касаясь при этом губ. - Встала и на выход. – Не владея собой, оттаскиваю её от самца за загривок. Смотрю в её нахальные глаза, а в них ничего кроме отчаяния. - Сама разберусь. – Никогда не объясню и не пойму, каким образом, да и вряд ли повторю, но одним рывком поверх стола закидываю несносную девчонку к себе на плечо. – Куртка!.. – Кто-то из пацанов швыряет пуховик, и я ловлю его на лету, накидываю на Ленкину задницу. Дома сажу её на кровать и опускаюсь перед ней на колени. Смотрит на меня пустыми глазами. Молчим. Тереблю её чёлку. Целую её пальчики, ладошки, запястья… В одно мгновение меня охватывает немыслимая злость. Даже ярость. Грубо опрокидываю её на лопатки. Я сверху. Власть у меня. Она лишена всякого права хоть на какие-то движения. Больно сжимаю её плечи. Она не моргает. - Либо я, либо все остальные, - рычу ей в губы. - Ты не можешь дать всё, что мне нужно, и я беру это у других. – Столько злобы во взгляде. - Тебе же кроме секса ничего не нужно, а этого добра в избытке. – Провожу пальцем по её губам. - На ничего кроме я права не имею. – Теперь уже её глаза блестят застывшими слезами. - А хочешь? – Господи, как сложно держать эту линию – мы любовники и не более!.. - Это неважно. – Отворачивается, переводит дыхание. - Важно, если я спрашиваю. – Сжимаю её подбородок. - Если спрашиваешь, то точно неважно. - Что за игра в острословие, Лена?! - Ты либо продолжай что начал, либо спать меня отпусти. – И я её отпускаю. Она ускользает из-под меня. Я сажусь на край кровати. Она скрывается в душе. За завтраком Ленка неспешно потягивает кофе, сквозь оконное стекло наблюдает за воробьями. Смешная. Такой я её помню ещё с прошлой жизни, что маячила нам общими перспективами. Её завтрак гордо стынет. Она изредка делает кроткие глотки кофе. Сидит, навалившись на спинку стула и скрестив на груди руки. Её, вытянутые под столом ноги, лежат на моих коленях. Как ей так удобно?.. - Когда в Москву? – Яичница встаёт поперёк горла. - В понедельник утром. Ты в школу, я в универ. - Что тут два дня делать можно? – Скептично ведёт бровью. - Быть вместе. – Смотрит на меня волком. – Быть вместе, Лена, а не вытаскивать тебя из-под разномастных кобелей. Прошу, хотя бы эти два дня будь только моей. – Накрываю её лодыжку. - Степнов, а ты реально всегда меня хочешь? – Наконец-то переводит взгляд с окна на меня. - Да. - А жить тебе это никак не мешает? - В смысле? - Ну, это же как зависимость – кто на пиве сидит, кто на героине… - Горько ухмыляется, переламывая зубочистку. – Ты от секса со мной зависим. И, знаешь, тебе немыслимо фортануло!.. Идём. – Порывается встать. - Куда? - Буду только твоей. – Кончиками пальцев проводит по моей щеке, как когда-то давно в одиннадцатом классе. - Вот скажи мне, что это было ночью? – Сжимаю её запястье. - Очередное показательное выступление?! Плевать на мои рога, но ты понимаешь, что я мог живой тебя и не найти?! - Тебя послушать – кругом одни вурдалаки. Хорош кошмарить!.. - Ты могла пройти через трёх здоровых лбов – ты это понимаешь? Тебе меня провоцировать нравится? Слишком высока цена, Лена, слишком. – Она у виска крутит и небрежно фыркает. - И что ты от меня хочешь? - Хоть изредка включай голову. Ты мне живая и здоровая нужна. - А зачем я тебе? - Чтобы только моя была, не поняла ещё разве? – И она улыбается мне смущенно и искренне.
Вика: XXI 35. постой, мы же в одном городе живём как-нибудь встретимся, давай как-нибудь встретимся. пускай ты не веришь в это, как и я, ведь мы по сути даже не друзья. пускай это может странным показаться - своими именами называться (Т. Зыкина – Своими именами) Уже почти месяц я живу воспоминаниями. Воспоминаниями о двух днях… Два дня вместе. Два дня вдвоём. Два дня наедине. Два дня украденных из другой, придуманной жизни. Два дня мы дышали друг другом. Катались на лыжах, на тюбингах, на лошадях, на вездеходах - Витя учил меня управлять огромной махиной!.. Какие это были эмоции! Пикники устраивали. В бассейне купались. В бане парились. Мышцы ноют, когда вспоминаю, как его пальцы топят мёд на моей коже. В бильярд играли. Я таки утёрла Степнову нос! А всё почему? Практики у меня порядком больше – он же у нас мальчик правильный, домашний, это я жадно наслаждаюсь жизнью во всех её непристойных проявлениях, чтоб уж наверняка!.. Мы жили вдвоём в маленьком домике. Каждое мгновение я проживала в осознанном самообмане: есть только мы, мы вдвоём живём в общем доме, это наш дом – наша крепость, мы вместе, мы одно. В нашем доме кроме огромной кровати и ванной комнаты ещё и крохотная кухня. Места для колдовства мне было достаточно. Я пекла пироги и печенья. Степнов ел с моих рук. Ему действительно было вкусно. Я была счастлива. Мы случайно обнаружили потрепанные классические романы и читали их друг другу вслух. По несколько раз на дню Витя массаж мне делал, поцелуями позвонки считал… В одной из прогулок я новорождённых щенков немецкой овчарки нашла – шла на их душераздирающий писк и нашла под завалами старой сгнившей беседки. Извлекая по моей настойчивой просьбе этих слепышей из западни, Витя порвал рукав куртки – штопала потом. К слову, щенков и их мать мы увезли в приют. Два дня, не побоюсь этих слов, мы были семьей. Мы… Нет, мы не были семьей – мы были единым целым, наши души прорастали друг в друга. И за эти два дня Витя не предпринял ни одной попытки подмять меня под себя. Но каждым своим взглядом, жестом, невесомым прикосновением он баюкал меня лаской и сладкой, воздушной нежностью. Я скучаю. Он мне нужен. Мне нужны мы. И дёрнул меня только чёрт запороть нашу первую ночь. Витя настолько мудр, что всё исправил. По дороге с практики на работу, во время общей тренировки, под струями воды утреннего душа нет-нет да и всплывают в сознании кадры, ощущения, звуки из тех двух дней. Пару раз на неделе он стучит в дверь моего дома. Всякий раз мы с порога набрасываемся друг на друга. Спешные, вороватые ласки. Торопливо-отчаянная страсть, которая, хоть и немного, но всё же позволяет раскрываться моей любви. Середина марта. Сегодня Витин день рождения. Я весь день жажду того заветного момента, когда он вдохнет ароматы от накрытого стола, когда я увижу его реакцию на подарок – тренерский секундомер (его я случайно в бассейне утопила), когда я выскажу своё «люблю» немыми поцелуями и откровенными прикосновениями. А наутро провожу его в родительский дом, где его уже ждут сестра и сын. Но… Я третий раз подогреваю мясо, а абонент по-прежнему меня игнорит. «Всё отменяется. Кристина прилетела сегодня утром. Три недели будет дома». Я выпиваю из горла бутылку красного вина, запивая её собственными слезами. Забываюсь тревожным сном. С наступлением утра жизнь продолжается в зачерствевшем режиме: универ, школа, работа, тренировки, на которых я, чёрт возьми, не могу смотреть в глаза тренеру, встречи с Мишкой, родительские звонки, подкаты Сидорова, контры с Мироновой – она всё ещё продолжает меня стыдить за тот инцидент с Семёновым: позорю факультет, и что, самое жуткое, куратора. Изредка встречаемся с Марьей – этакие девичьи посиделки в кафе, совместный шопинг. Мы с ней далеко не ровесницы, но нам необычайно комфортно в компании друг друга. Она расспрашивает меня о парнях – рассказываю ей о Мишке. Не о брате же… Её развод, Марья считает, изменил её жизнь к лучшему. Я благодарна Вите, что Машка есть в моей жизни. Очередным прекрасным утром у меня накрывается стиралка, и запланированный с Кожевниковым поход в зоопарк перетекает в шопинг-тур. Уже рябит в глазах от ценников и торговых марок. Мишка шутит без устали. Скулы сводит от вымученной улыбки. Но я старательно поддерживаю его энтузиазм. В ходе продолжительных споров мы всё же приходим к компромиссному выбору. Уже направляемся к кассе, как вдруг я каменею. Прямо по курсу семья Степновых полным составом. Закон подлости – не иначе. Друг ободряюще прижимает меня к своему тёплому боку. В этот же момент Витя укоряет меня злым взглядом. И мы оба, словно сговорившись, молча проходим мимо друг друга как совершенно чужие, посторонние люди. Но Владька вносит свои коррективы… - Лена, привет! – Дёргает меня за руку. - Привет, малой. – Опускаюсь перед ним, и он тут же прижимается к моей груди. Мои ладони сами ложатся на детские плечи. Сталкиваемся взглядами с его матерью – она растеряна, но при этом зла. - Сынок! – Одним рывком отстраняет ребёнка от меня. – Познакомь нас!.. - Лена, это моя мама – её зовут Кристина. – Переводит дыхание. - Мам, это Лена – подруга тёти Маши. – Степнова гневно сводит брови, а её супруг облегченно выдыхает. – А ещё Лена – папина ученица и внучка папиного друга! – выдаёт мальчуган на одном дыхании и срывает тем самым с нас какие бы ни было маски. Мы с Витей чисто нашкодившие семиклассники перед директором. - Приятно познакомиться! – первой находится его жена. - Взаимно, - бурчу едва внятно. - Нам пора. – Не узнаю Витиного голоса. - И нам пора! – Мой спутник берёт меня под локоток и тянет в сторону. – Удачных вам покупок!.. – Обворожительная улыбка Кожевникова как точка случайной встречи. - Она всё поняла, - шепчу дрожащим голосом, стоит нам разойтись в разные стороны. - Успокойся. – Отрицательно мотаю головой. – Алёнк, пусть он трясётся, а ты забей. Останавливаемся в конце очереди. Чей-то тяжёлый взгляд сковывает затылок. Так и есть – она. Смотрит надменно, с вызовом. - Миш, поцелуй меня. – Его губы на кончике моего носа. – Пожалуйста. – Его сторожевой взгляд оценивает даль за моей спиной. После он отводит прядь моих волос от лица, я опускаю веки и напрягаюсь, словно перед прыжком с высоты. Нежный, горячий, пылкий поцелуй переходит в милые воркования и невинные милования. Чисто жених да невеста. - Слушай, Алён, в нас такие убедительные актёры пропадают! – Самодовольно ухмыляется. - Она повелась? - У-у-у!.. Не то слово! Сама рада обманываться. - Закрепим результат? – Наигранно улыбаюсь, целую друга в подбородок и запускаю руки под полы его куртки. Долго просить не приходится. Мишка, хоть и понимает всю лживость ситуации, но всё же пользуется ей – целует меня по-хозяйски: жадно и отчаянно. - Оскар наш? – Подмигиваю парню. - Наш. – Грустно улыбается и прижимает меня к себе. – Не удивлюсь, если наградит нас твой Отелло. – Продолжая находиться в объятиях Кожевниква, смелею и оглядываюсь на «зрителей». Степнов с неведомым ранее усердием сдерживает первобытную ярость. Самой тошно, но на благо твоей семьи стараюсь, любимый, на благо твоей семьи… Я в невменяемом состоянии. Кожевников всё понимает и, продолжая меня обнимать, сам улаживает необходимые формальности на кассе. После ужинаем в какой-то богемной кафешке. Ну как ужинаем…Мишка уплетает рыбу, я ковыряюсь в листьях салата, лишь когда спутник начинает ворчать по поводу моей излишней бледноты. На стоянке ещё раз сталкиваемся со семьей Степновых. Да, Лена, у них семья! А ты, тварь такая, танком прешь напролом. В грязи своей их топишь. Пора завязывать. Пора…
Вика: XXII 36. Если есть что сказать, давай говори. Я прощал тебя два раза, прощу и три. Чувства, совесть, гордость - пусть горит огнем. Скажи мне лучше, ты при мне или при нем?.. (Джиган - ) - А Лена твоя молодец – видного парня отхватила!.. – резюмирует моя супруга непростой для меня разговор о семье Кулёминых и моём месте в их жизни, когда я глушу мотор у подъезда. - Да, Петру Никоноровичу он бы понравился. – А вот то, что творю я – вряд ли. Оглядываю пассажиров авто – нет, до завтра я не дотяну. Я сегодня же поговорю с Леной – я вытрясу из этой дряни всю душу, иначе меня самого к чертям разорвет. - Вить, о чём ты задумался? – Спасительная смс от оператора. - Я в клуб. – Открываю дверь со стороны супруги. Смотрит на меня с явным оскорблением. – Очень надо. – Тянется за поцелуем. Но мой несдержанный вздох сожаления обрывает всё её желание. Семья молча покидает салон. Малой оглядывается у подъезда и машет мне. Владька, прости, но мне нужен не только ты. В этой жизни мне довелось испытать множество разномастных эмоций. Но сейчас моя злость сильнее меня самого. И что самое ужасное – меня это не пугает. Как и не пугает то, на кого эту злость я жажду вылить. Мчусь сквозь вечерние пробки. Вбегаю вверх по лестнице. Странно. Дверь не заперта… А я уже было представлял, с какими угрозами буду вламываться в квартиру. Всё идёт не по моему сценарию, и это буквально выбивает почву из-под ног. В прихожей чёрные мужские ботинки размера так сорок пятого. На шум выходит озадаченная хозяйка квартиры. - Где он?! – ору во всю мощь своего голоса. - Кто? – хрипит устало. - Миша твой! - Не знаю. Дома, наверно. – Ведёт печами, словно мёрзнет. До омерзительного спокойная. - У тебя новый хахаль? - Одним пинком отшвыриваю паршивые ботинки. - Хозяйка, принимай работу. – Потирая руки, в фирменном комбезе появляется сотрудник того самого магазина, в котором мы случайно повстречались сегодня днём. Они оба удаляются в ванную комнату. Загружают стирку. Оформляют документы. - Ещё вопросы будут? – Ленка запирает дверь за мужиком и обреченно наваливается на неё. - Вопросов нет, а вот ценные указания есть. - Жене указывай, а я сама справлюсь. – Попытка пройти мимо оборачивается пленом моих сильных рук. - С женой сам разберусь, а что касается тебя… Что это за театрализованное представление? – Поджимает губы и отводит перепуганный взгляд, понимая, что хвалить и благодарить за жертвенный этюд я её не намерен. – Даже если это, якобы, на благо моей семьи, рога от тебя не потерплю. – Встряхиваю девчонку за плечи. – Играться со мной и унижать меня не смей! Ты сама для себя избрала место и роль в моей жизни, а я с подобным мириться не намерен. Сколько можно ещё повторять: ты моя, только моя, и ничья кроме! - Плевать мне на твою семью. Я свою строю. С Мишей. Ты и я… Между нами всё кончено. Ты сам по себе. Я сама по себе. – Врёт с наглой уверенностью, что я ей верю. - В смысле? – Блефуешь? И я играю по твоим правилам. - В смысле – шагай и мирись со своей совестью!.. Впредь нас ничего не связывает. - Плевать, как ты выражаешься, на совесть. На всё плевать!.. – Теснее сжимаю её плечи. – Я в Ад готов, я заживо готов гореть, если такова плата… за тебя. За нас. – А вот это уже чистая правда. - Вить, ни к чему столь громкие слова, правда, не надо. Всё кончено. Раз и навсегда. – Так спокойна, так отрешена… Словно талон на метро покупает. - Ну да, покувыркались. Ну да, хорошо было. - Снисходительно жмёт плечами. – Хватит. Проваливай. – Понимаю, что поднял на неё руку, когда моя онемевшая ладонь останавливается в сантиметрах пяти от девичьего лица. Она не моргает и почти не дышит. - Ты всё это сама начала, но закончить одной я тебе не позволю. Всё закончится, когда я решу, когда я захочу, когда мне надоест!.. – В порыве гнева отшвыриваю её к стене, блокирую какие-либо движения. – А я хочу, чтобы всё продолжалось. И всё будет продолжаться! – Рву на ней рубашку, грубо целую. Кусается, пытается вырваться. Завязывается борьба. Хаотичная смесь страсти и гнева, желания и мести, ревности и агрессии. И вот она, словно загнанный зверёныш, оказывается в плену небольшого коридорчика. Ни один раз я сидел в этом кресле и читал или рассматривал семейный фотоальбом, а сейчас… Сейчас я не выпущу Кулёмину с этих трёх квадратных метров, пока не получу своё. То ли от отчаяния, то ли от чего иного, но Ленка сопротивляется настолько, что, не побоюсь этого слова, драка выходит нешуточная. Девчонка в моих руках затихает лишь в тот момент, когда, сорвавшаяся после удара моего локтя со слабых петель, книжная полка крушит лимонное дерево. Кулёмина ошеломлена и совершенно безвольна. Сию же секунду оборачиваю ситуацию в свою пользу. Швыряю Ленку животом на угловую тумбу. Сколько раз я забывал на ней ключи, мобильник, покупки… Одной левой стаскиваю с девичьих бёдер джинсы и белье, правой крепко прижимаю к себе. Её животный вопль ржавым серпом врезается в моё сознание. И когда я только стал таким зверем?! Что она со мной творит? Сам себя не узнаю!.. Несколько голодно-грубых движений, и она уже не сопротивляется. Лишь жалобно, почти беззвучно стонет, стиснув зубы. Словно жертва, что с гордостью приняла своё поражение. Но. Я. Не могу. Так. С ней. Разворачиваю её и усаживаю на тумбу. В её мёртвых глазах ничего кроме ужаса. Боюсь, теперь она меня презирает. И она права. Но… я всё же убираю от её лица мокрые волосы, осушаю её скулы от слёз поцелуями. Снимаю с её груди бельё. Ласкаю, как ласкал бы впервые… Она словно каменное изваяние. Но я не оставляю настойчивых усилий всё исправить – продолжаю осыпать её кожу поцелуями. И вот, её пальцы переплетаются на моем загривке. Всё продолжается, но я уже люблю её, и в моей страсти нет ни капли мести… Я опускаюсь в кресло и тяжело выдыхаю. Ленка спрыгивает на пол и, чуть пошатнувшись, едва не валится, путаясь в спущенных штанинах. Натягивает джинсы, подхватывает с пола футболку и направляется в сторону ванной. - Ты сама виновата, - кричу ей вдогонку. - Нормально всё. – Останавливается. Опираясь о косяк, переводит дыхание. - Веди себя иначе, и тогда подобного не повторится! - Забей! – Криво отмахивается. – Нормально всё, говорю. - Лен, ты действительно хочешь, чтоб всё закончилось, или реакцию мою проверяешь? - Если ещё раз ты так сделаешь, то всё точно закончится. И она уходит. А у меня сердце разрывается. На стены лезть готов. Руки впервые на себя наложить хочу. Лена-Лена-Лена… Она возвращается минут пятнадцать-двадцать спустя. С мокрыми волосами, в свежем белье и со свежими засосами на шее, груди… Ставит передо мной ведро с водой, на пол швыряет тряпку. Под подошвами её резиновых тапок скрипит битое стекло. - Убери тут. Не хочу ходить ни по земле, ни по стеклу. – Кладёт на тумбу запасную связку ключей. – Мне пора на работу. Когда я вернусь, чтоб и книжная полочка, и лимонное дерево были, как были. – Смотрю на пол: лимоны, земля, осколки стекла и фарфора пребывают в единой массе. Полка в хлам. Ствол дерева рассечен ровно посередине. – Дедово лимонное дерево я тебе никогда не прощу. Скрывается в спальной. Вскоре пробегает мимо абсолютно собранная, немного суетится в прихожей и захлопывает дверь. Я остаюсь один на один с гнетущей пустотой. Да, всё же блефует она искусно. Усмехаюсь собственным мыслям Выполняю всё указания, предварительно отключив мобилу, и… с восторгом победителя забираю ключи с собой. Мы вместе. Мы по-прежнему вместе. Дома уставший я очень быстро засыпаю. Жизнь идёт своим чередом. Она моя. Пока ещё моя. И я продлю это настолько, насколько в моих силах. Только вот чего никогда себе не прощу – я посмел быть с ней жестоким. Я с ума схожу, оставаясь в неведенье… Так хочу, чтоб Ленка наорала на меня, по моей наглой роже бы съездила хорошенько. Я давал себе зарок не подходить к ней ближе, чем к студентке, пока Крис дома, но не выдерживаю и спустя дней пять без приглашения самовольно отпираю её квартиру. Темно, ни звука… буквально облетаю всю квартиру – Ленки нет. В санузле и в ванной свет не горит. Вновь обегаю все углы. Зову мою девочку. Безрезультатно. Звоню. Абонент временно не доступен. В нервном припадке выворачиваю наизнанку сумку девушки – мобильник разряжен. Дабы успокоиться, решаю умыться холодной водой, иначе – мозг вскипит в сию же минуту. Зажигаю свет, врываюсь в ванну… И Ленка блаженно лежит в пене. На угловой этажерке позади ванной горят толстые белые свечи, воздух пахнет какой-то свежей травой. - Ну и чего ты прячешься? – Вдыхая с облегчением, опускаюсь на корточки. - Отдыхаю, - шепчет, не поднимая век. – Свет выключи. Встаю. С досадой поджимаю губы. За порог не выставляет и то хорошо. - Ты чего над душой стоишь? – Сколько же усталости и тоски в глубине её глаз. - К тебе хочу. - Так полезай. - Можно?! - Без ботинок можно. От щемящей нежности я робею, словно первоклассник у доски. Когда, полностью раздетый, я возвращаюсь, Ленка изящно отплывает от спинки ванны к ее середине, уступая мне место позади себя. Я погружаюсь в воду, и она облокачивается об мои колени, словно от подлокотники кресла. Ступнями упирается о кафельную стену. С её тонких лодыжек капает пена. Мышцы девичьей спины тверды и напряжены. Она держит осанку, чтоб сидеть, чуть отдалившись от меня. А я безбожно жажду чувствовать каждую её клеточку. - Свет-то чего не выключил? – Её короткие ноготки скользят по моим коленям. - На тебя хочу смотреть. - Смотреть?!- Зло ухмыляется. – Ну, смотри!.. Мой пристальный взгляд продолжает жадно скользить по ее ванильной коже, и... Сине-зелёные, лиловые, жёлтые отпечатки моих пальцев на её плечах, запястьях, ребрах. Девочка моя… Касаюсь губами её острого плечика, и она вздрагивает. Девочка моя, девочка моя… Моя… Если бы я мог, сказать тебе: «Прости», если бы мог сказать: «Люблю тебя», «Нужна мне»… Я не имею права всего этого говорить. Устоявшийся сценарий жизни, долг перед семьей, и ты сама, девочка моя… Понимаешь, все эти фразы… они обязывают к определённому ходу событий, они как эпиграф к переменам, к новой другой жизни, а мы, вернее, я. Я не имею права ни приручать настолько тебя, ни коверкать жизнь своего сына. Поэтому я продолжаю молча скользить губами по твоим плечам, рукам, лопаткам… Зарываюсь носом в твои волосы. Медленно поглаживая кожу твоей шеи, отвожу пряди в сторону. Губами считаю позвонки… - Ммм… - слетает с Ленкиных уст. Девушка вмиг расслабляется и откидывается на мою грудь, запрокинув голову на моё плечо. Мои руки соскальзывают по её стану под воду. Её веки опускаются, и ресницы чуть вздрагивают, стоит мне начать ласкать её. Осыпаю поцелуями её висок, скулу… И она сама тянется за поцелуем. Мои руки жадно, но при этом трепетно скользят по податливому телу – я словно из теплой, мягкой глины её леплю. В одно мгновение она оборачивается лицом ко мне, упирается ступнями уже в спинку ванны позади мое спины. И мы одно. Люблю её мягко, нежно, почти воздушно… В её глазах стоят слёзы. Она держится за мои плечи. А на два выдоха вышёптывает моё имя.
Вика: Для тех, кто ждал проду побольше))) XXIII 37. Он и вправду приходит как-то – приносит выпечки и вина. Смотрит ласково, шутит, мол, ну кого это ты тут прячешь в шкафу, жена? Грейс кидается прибираться и мыть бокалы, вся напряженная, как струна. А потом начинает плакать – скажи, она у тебя красива? Она стройна? Почему вы вместе, а я одна?.. (В. Полозкова - Почему вы вместе, а я одна?..) Мы как-то уж слишком буднично готовим ужин вместе. Степнов дышит мне в затылок, мы обходимся без слов, только Дуська вопит, требуя молока, которое я опять забыла купить, да путается под ногами. Словно мы пара, словно мы семья, словно мы – константа… Словно Витя вернулся с работы, у нас случился штатный секс по расписанию, а после ужина вечер перед теликом, и мы уснём в одной кровати, и... И Степнов никуда не уйдёт, потому что он уже дома. Но нет… Мы накрываем на стол, и ровно на половине движения я срываюсь в спальню. Когда возвращаюсь, смотришь на меня пустым, растерянным взглядом. Так и стоишь посреди кухни и зависшей в воздухе, должно быть уже и онемевшей, рукой крепко сжимаешь вилку. - Вот. – Кладу на стол коробку в чёрной фольге. – Это тебе. - Что там? – Отбираю у тебя столовый прибор. - Посмотри. – Садишься за стол. Я раскладываю по тарелкам пасту. Шуршишь за моей спиной, разрывая обёртку. - Спасибо, - шепчешь сухо да так, словно извиняешься, что лишил меня возможности поздравить тебя вовремя. - Happy birthday, Виктор Михайлович! – Ставлю перед тобой тарелку и крепко чмокаю в щёку. Усаживаешь меня к себе на колени. Целуешь. Вкусно. Отчаянно. Глубоко. Обреченно. Настойчиво. Горячо… Словно нестерпимо сильно скучаешь и прощения вымаливаешь. К груди своей крепко прижимаешь. - Лен?.. - Ммм… - Ты тогда серьезно?.. - О чём? – Берешь моё лицо в ладони. - У вас с Мишей уже не только дружба? – Я мотаю головой прежде, чем хоть что-то соображаю. Ты сжимаешь губы в победной ухмылке. – Ты хочешь расстаться? – Уже осознанно мотаю головой. – К чему тот спектакль? - Мы должны расстаться, но я этого не хочу. – Мои рёбра скрипят в тисках твоих рук. – Ты, похоже, тоже пока ещё не готов к разрыву. Пока тебе не надоест… Интересно, когда тебе надоест?.. - Если подобные сцены закатывать не будешь, то ещё не скоро. – Твои губы на моём виске. – Очень не скоро. Только вот… Хотя, а ладно!.. - Начал – договаривай. – Чуть отстраняюсь, чтоб видеть твои глаза. - Один момент меня никак не отпускает. Ты захотела меня – ты получила меня. - Ты по-прежнему винишь меня, одну только меня?! Ещё скажи, жалеешь обо всём этом?! – Чем усерднее вырываюсь, тем крепче сжимаешь мои плечи. - Не хочешь – уходи!.. – ору во всю мощь своего охрипшего голоса. – Уходи! Ключи оставляй и проваливай! Если наши отношения настолько мешают твоей семье! Если ты не хочешь быть со мной – уходи!.. - Не сходи с ума! – Встряхиваешь меня. – Я к тому, что бы ты делала, складывайся ситуация зеркально. - В смысле? – Я совершенно растеряна. - В смысле, представь, у тебя семья: муж, ребёнок. – Эта фраза даётся тебе через явную боль, которую ты даже не пытаешься скрыть. - Не знаю, счастлива ли ты, но довольна всем в полной мере. И тут появляюсь я и предлагаю стать любовниками. Навязчиво и бескомпромиссно предлагаю. Что бы ты стала делать? - Я не вышла замуж и не родила ребёнка, этот разговор ни к чему. – Влажная челка убрана ото лба, и растерянный взгляд никак не спрятать. - Если бы? - Как говорит твой близкий друг, история не терпит сослагательного наклонения. – Нервно выдыхаешь. Оглядываюсь по сторонам. – Закурить бы сейчас. - Лена!.. – Больно сжимаешь мой подбородок. - Сам доводишь. - И всё же?.. - Это не про тебя. Ты никогда не поставишь меня перед выбором. И ты никогда и ни с кем не сможешь меня делить. Ты скорее откажешься от меня, как отказался уже однажды, нежели быть вторым, одним из… - Я никогда и никому тебя не отдам. Отказаться от тебя я уже ни в силах. – И вновь прижимаешь меня к своему сердцу. Слышу, как оно, бедное, заходится галопом. - Мы хотим быть вместе и мы вместе. Давай не усложнять, а? – Отогреваю свои пальцы на твоей горячей шее. – Или, я права тогда была, прогоняя тебя – наши отношения тяготят тебя? Тяготят настолько, что наносят вред твоей семье?! – Только по тому, что ты стираешь подушечкой большого пальца влагу с моей щеки, я понимаю, что с моих глаз текут одинокие слёзы. – Вить, ты скажи, потому что я… - Закусываю нижнюю губу. – Я устала. Ты нужен мне. Но… Если наши отношения нужны только мне, я не буду навязываться и дальше. - Ты нужна мне. – Целуешь в уголок губ. – И всё продолжается. Мы продолжаемся… - Нежный, сливочный, трепетный поцелуй. После я утыкаюсь носом в твою шею. Неловкая пауза затягивается. - Ну, давай ужинать уже, а то на работу я опаздывать не хочу. – Слишком мы откровенны – это опасно. - Да, мне кажется, мы что-то очень вкусное приготовили. – Чуть отстраняешь меня от себя, но с колен не отпускаешь, придерживаешь за талию, придвигаешь мою тарелку и кормишь, словно ребёнка, с вилки. Пока я жую, ешь сам. - Вить, знаешь, у меня была угарная юность, но… - Неприятная тема, но обсудить во избежание недоразумений необходимо. - Но я тебе не изменяю. Я как тебя увидела в аудитории университета, других мужиков у меня не было. - Зачем ты мне это говоришь? – Шумно выдыхаешь и скользишь рукой по моему боку. - Я понимаю, вам с Марьей Михайловной незачем меня и мою жизнь обсуждать. – Ты значительно напрягаешься. – Но… Я лежала на массажном столе у Фея, когда она ворвалась в кабинет… Твоя сестра видела на мне и ссадины, и синяки, и засосы… Я сказала, что это всё Миша – другого выхода не было. Да и она… В общении с ней я придерживаюсь версии, что Кожевников – мой парень. Мы с ней довольно тесно общаемся, и Мишка – единственное оправдание многим нюансам в моей жизни. Понимаешь? – Зло хрипишь в ответ. – Не хочу, чтоб эта информация тебя шокировала. - Слишком много Миши в наших отношениях. Слишком. – С укором качаешь головой. - Я так берегу наши отношения. - Такой ценой, Лена, такой? – Ты крайне возмущён. Боль в твоих глазах. Но ты и знать не знаешь, а я ежедневно борюсь за нас. Я упрямо держу оборону. Я в одиночку борюсь с настойчивым стремлением Малаховой расколоть меня, стойко держу отпор не выраженному, но явному осуждению Рассказова. Я не ведусь на провокации, но они сами всё понимают: они видят нас насквозь, они знают нас, они помнят наше общее прошлое. Я в одиночку оберегаю наши отношения. Я вымотана, я почти опустошена, но я буду биться из последних сил. Ты никогда не узнаешь, что о нас знают. Иначе нас не станет. Да и они – они никогда не узнают, что они правы. Уж я постараюсь. Почти каждый день с практики меня забирает Мишка, порой мы целуемся на публику. К слову, не напрасно – по женскому коллективу сплетни разлетаются сиюминутно. Завуч, во всяком случае, уже сменил сторожевой гнев на милость старого друга. И только Малахова упрямо меня провоцирует. - Что?.. - Лен, ты меня слушаешь?! - Задумалась. - Миша рядом с тобой, говорю, не устраивает меня. Игорь, Игорь Ильич, попросил провести с тобой воспитательную беседу. – Переводишь дыхание. - Ваши с Кожевниковым поцелуи на школьном крыльце непозволительны. И знаешь, если ваши лобзания в торговом центре могут сойти за спектакль для одного зрителя, то всё остальное убеждает лишь в том, что у вас действительно близкие отношения. И я не понимаю, для чего тебе я?.. Для чего ты лжешь, что я один в твоей жизни, что не изменяешь мне?.. - Вить… - Ты знаешь, как убедить меня в обратном. – Всхлипывая, я качаю головой. - Ну что, собирайся – на работу тебя отвезу. – Щелкаешь меня по носу. - Вить… - Тереблю твои волосы у основания шеи. – Когда ты ко мне придешь? - У кого-то скоро день рождения. - В следующую субботу. - Чуть больше недели осталось… - Пальчики мои перебираешь, о чём-то раздумывая. – А хочешь, все выходные вместе проведём, вдвоём? – Спрашиваешь ещё?! - Хочу, только… - Кристина улетает из Москвы как раз в пятницу. Малого к Маньке отправлю. И заберу тебя с работы. Идёт? - Мне два отгула должны. – Ничего не говоришь. Берешь и целуешь меня. Целуешь на выходе из квартиры. Целуешь, припарковав машину у развлекательного центра. Я нехотя выбираюсь из салона, но всё же застываю в дверях. Оборачиваюсь и, опираясь на раскрытую дверь, улыбаюсь тебе. - Лимонное дерево приживается. - Прости, - одними губами, явно преодолевая себя. Я улыбаюсь ещё шире. Захлопываю дверцу. Ты резко срываешься прочь в сумерки Московской весны. Я всё исправлю, всё исправлю… Только верь мне, Вить, прошу, верь. Мы видимся на ежедневных тренировках, посещаешь мои итоговые открытые уроки – хвалишь, я лишь украдкой улыбаюсь тебе. Мне важно твоё одобрение, особенно твоё публичное одобрение, учитывая, что после переломного инцидента ни один мой урок не проходит без присутствия третьих лиц: будто директор, завуч, психолог, физручка, ну или ты сам – единственный приятный зритель. После очередного урока ты неожиданно возвращаешься в зал и без стука входишь в тренерскую. Решительно сжимаешь меня в своих руках и умопомрачительно целуешь. - Ммм!.. – Обрываю твой сладкий плен. – Кто-то говорил, что в школе целоваться нельзя. - Это, смотря кому. – И вновь твои губы. – Нам можно везде и всегда. - Вить, нам надо поторопиться – не стоит на тренировку опаздывать, да ещё и вместе. Это подозрительно. - Тогда переодевайся живее – жду тебя в машине. – И я начинаю раздеваться. - У автобусной остановки? – Застегиваю мелкие пуговицы рубашки. - На школьном дворе. - Вить?! – Останавливаешься на пороге. - Кулёмина, мы едем на общую тренировку – хорош скрываться по таким пустякам. – Я лишь обреченно вздыхаю. – Иди сюда! – Одним рывком притягиваешь к себе и крепко целуешь. – Поторопись. Спускаясь по школьному крыльцу, я улыбаюсь весеннему солнцу и не обращаю внимания ни на что, кроме такого знакомого и уютного внедорожника. Внезапно меня останавливают чьи-то сильные руки. - Привет, Алёнк. – Кожевников чмокает в щёку. – Пообедаем в кафе? – Это отличная возможность поговорить и расставить все точки над «i». - Знаешь, Миш, у меня к тебе как раз серьезный разговор. – Берёт меня под локоток, правой рукой обнимает за талию, прижимает к себе и ведёт к своей тачке. За нашими спинами раздаётся возмущенный вопль клаксона. Витя, прошу тебя, не сдавай нас, прошу тебя, сохраняй благоразумие. Плюхаюсь в автокресло и тут же набираю тебе сообщение. «Надеюсь, сегодня ты порвёшь с ним» - твой ответ. И тут я понимаю, полностью осознаю, ты не веришь мне, не доверяешь, ты уверен в моей параллельной связи с Кожевниковым. Ты не исключаешь такой возможности, но всё же миришься с этим. Тебя разрывает это, но ты терпишь. Уютное кафе. Просторный зал с панорамными окнами. Выбираю один из дюжины круглый столик посреди полупустого зала. Позволяю Мишке помочь мне присесть. Его же настырная попытка чмокнуть меня в уголок губ остаётся не реализованной – отворачиваюсь. Не утрачивая энтузиазма, подмигивает и садится напротив. Перевожу взгляд с его восторженного лица на даль за окном. Снег. Снег валит крупными хлопьями и беспроглядной стеной. Новый, чистый, свежий весенний снег на смену старому, грязному, полностью растаявшему. Долго, очень долго наблюдаю за снегом и вдруг вздрагиваю от прикосновения к руке – оказывается, всё это время Кожевников мне что-то говорит. - Миша, это наша последняя встреча, - перебиваю я его. - Представляешь, Алёнк?.. – Собеседник меняется в лице. – Что?! - Витя против нашего с тобой общения. Другого выхода из ситуации я не вижу. – Мишка сам прекрасно знает, что добрый, хороший, милый, но у нас ничего не будет… Подобные вступления излишни. Пора и с дружбой завязывать. - Он условия перед тобой поставил, и ты его выбираешь? – И вновь пытается Витю в моих глазах опустить - Тут нет вопроса выбора. - В чём проблема, в таком случае? - И проблемы нет. Витя не терпит других мужчин рядом со мной. Мне нужен Витя. – Он делает торопливый глоток кофе и обжигается. – На этом всё. - Алёнушка, скажи, а тебя устраивает такая ситуация? – Сжимает мои, сложенные на столе в замок, кисти рук. - Какая «Такая»? – Кидаю на него настороженный взгляд исподлобья. - Ну, хорошо, если твой светлый разум затуманен, то я готов прояснить вполне однозначный порядок вещей. Итак… - Собеседник потягивается. – Есть он – взрослый мужик. Он жил до тебя, при тебе живёт параллельной жизнью и будет жить после тебя. У него своя отдельная история. У него семья. У него ребёнок от другой бабы! И он эту бабу трахает! – Я закрываю лицо руками. – Да, Лена!.. - Удар ладонью по столу. – Он трахает свою жену! – Чувствую на себе пытливые взгляды всех присутствующих. – Алёнка, хорош страусом в песок, правда!.. – Кожевников выдыхается и чуть стихает. Делает пару глотков. – Идём дальше! Есть ты. Ты у нас здоровая, молодая, красивая, интересная, эффектная личность женского пола. Ты ничем не обременена – ну, если не брать в расчёт того самого взрослого мужика. У тебя и в тебе самой масса перспектив. Тебе строить карьеру, крутить романы, созерцать мир, кутить, жить!.. – Взметает руками. - Диплом, карьера, роман, замужество, материнство – стабильная, спокойная, благополучная жизнь. И плевать, что есть я, что я тебя люблю и хочу, и, поверь, могу сделать тебя счастливой, но!.. Но почему он?! Почему ты именно его делаешь центром своей вселенной? Почему главный персонаж твоей жизни не ты сама, а он? – Всё время, что он меня отчитывает, я бросаю кусочки сахара в свою чашку. - Он мне нужен. – В ответ собеседник взвывает и взметает пораженно вверх руки. - Хорошо. Продолжаем приводить тебя в адекватное состояние. Алёнк, почему ты осознанно ограничиваешь свою жизнь и саму себя этим человеком? Почему ты осознано лишаешь себя иных перспектив? - Мне нужен Витя. Только он. – Протяжный рык собеседника. – Это не изменить. - Алён, ну не верю я, не верю!.. – Резкий хлопок сильной ладони по столу. – Не верю, что тебя устраивает всё это: эти ваши псевдоотношения, твой статус в его жизни – кто ты ему, любовница? – Закусываю губы от досады и прячу глаза за чёлкой. – Прости за грубость, но он имеет тебя – и только!.. – Кожевников заказывает себе порцию коньяка. – Хоть убей, не верю, что тебе в кайф эта ситуация: эта грязь, эта низость!.. Ты лгать не умеешь! Ну, скажи мне, скажи, что в тебе не осталось ни гордости, ни самолюбия, ни здорового эгоизма, что ты не хочешь быть в жизни мужчины одной-единственной, что тебе не надоело скрываться и прятаться! Скажи, что ты ни из последних сил всё это терпишь и не хочешь с этим покончить раз и навсегда, скажи!.. – Я молчу. Я сосредоточена лишь на том, чтоб не разреветься. – Тебя устраивает быть ручным зверьком потасканного жизнью мужика? - Я об этом и мечтать не смела. Называй это как хочешь, но я без этого никуда. Я живу им. - Нельзя. Нельзя, чёрт дери, главным героем своей жизни делать кого-то, а не себя! – Я лишь делаю глоток воды и упрямо вглядываюсь вдаль поверх мужского плеча. – Допустим, всё так. Но!.. Но что ты будешь делать, когда всё это закончится? - Закончится? Что закончится? – О чём это он? - Когда ему всё вот это надоест, и всё это закончится, что тогда с тобой будет? - Мне думать об этом страшно!.. Я… Я…Я не хочу и не могу об этом думать. Я от одной мысли о разрыве загибаюсь. Я живу тем, что есть сейчас. Я до последней капли буду цедить нашу близость, - признаюсь я откровенно, глядя в его обезумевшие глаза. - Алёнка, ты больная, - шепчет устало на выдохе, теребя собственную шевелюру. - Пусть так. Но… - Но ты от своего не отступишь. - Мишка, ты… ты кайфовый. Я желаю тебе добра, счастья, любви… Прости меня. Спасибо тебе за всё. – Встаю и ухожу.
Вика: XXIV 38. - Что ты тут делаешь? – В кухню заходит нечто отдаленно напоминающее Кулёмину. На улице бы прошёл мимо. - Я тоже рад тебя видеть. - Продолжаю готовить суп. Запах отварной курицы собеседнице явно ни в радость. - Ты тут что… всю ночь пробыл? – Утвердительно киваю. – А… дома? - А почему ты не думала о моём «доме», когда глушила коньяк в баре и обрывала мою трубка, а, Лена?! – Борясь с гневом, складываю руки на груди. - Какой бар?.. Постой, я, что, звонила тебе?! – Пара шатких шагов и цель в виде раковины захвачена. Жадно пьет воду из-под крана – того и гляди захлебнется. - Я не помню, - хрипит, утирая подбородок вафельным полотенцем. Чего не помню – того не было! Браво, Кулёмина, браво!.. - Что ты вообще помнишь? – Тушу плиту и складываю руки на груди. - Помню, что… Ничего не помню, правда. – Рвано выдыхает, наваливаясь на стену. - На вот! – Вручаю нахалке чек из бара. – Прочти, освежи память!.. – Девичье лицо искажается в брезгливости. – Да, я сам не понимаю, куда в тебя одну уместилась целая бутылка коньяка?! Каким образом? И самое главное, в честь чего? Неужели день рождения начала праздновать заблаговременно?! Так я тебя поздравляю, ты снова куришь!.. – Вторая позиция в чеке – тому доказательство. - Я в душ. – В ответ я лишь взметаю в воздух, скрепленные в замок, руки. И она удаляется. Сижу. Пью кофе. Слушаю шум воды за стеной. Размышляю об элементарной ерунде, обо всём сразу и при этом ни о чем конкретном. Прокручиваю в голове прошедшие сутки. Провожаем с сыном нашу маму на самолёт. Рейс задерживают на четыре часа. Я значительно нервничаю. Но по-прежнему надеюсь везде успеть. Отвожу малого к тётке – нам никто не открывает. И тут я осознаю - телефон посеял где-то. От услужливой соседки узнаем, наша крестная буквально пару часов назад рванула в Питер – в последний момент пригласили на двухдневный медицинский форум. Дозвониться до меня, ясное дело, Марья Михайловна не смогла – просила передать записку. В записки: «Извини, брат. Если сам не справишься, мой тебе совет – отвези Владика к родителям. Надеюсь, у тебя всё хорошо». Тут же с сыном прыгаем в машину. Мчимся к бабушке с дедушкой. Малой по дороге засыпает. Передаю его с рук на руки от чего-то угрюмому отцу. Спешу обратно за руль, но мать умоляет задержаться хотя бы на чай. Не могу ей отказать. В ходе беседы понимаю, срываться в дождливую ночь – откровенная глупость, наводящая на определённые размышления. Укладываясь спать, всё же решаю вернуться в город – Ленка меня ждёт, я обещал, я хочу к ней. Без неё и душа не на месте. Отмахиваясь от матери, ссылаюсь на время, которое не хочу терять в утренних пробках. Хоть и дико спешу прижать к груди мою любимую, всё же заезжаю домой за мобильником – сын далеко, я должен быть доступен. Так, стоп! Кого? Любимую?! Да, любимую. Хоть самому себе пора уже признаться. Не только помню, как это любить Ленку, но и люблю её здесь и сейчас. Да, я привык к ней. Да, я нуждаюсь в ней. Но и влюбляюсь – из-за дня в день влюбляюсь. Люблю. И меня разрывает от того, что я не могу ей это сказать – права ни имею, не та ситуация, да и ей самой вроде ни к чему это. Ни к чему. С остервенением перерываю все вещи дома. Телефон должен быть где-то здесь. В последний раз я им пользовался утром, когда жена душ принимала, а Владька завтракал, я сообщения от Ленки перечитывал. Должен же где-то здесь быть! Ну же!.. Обнаруживаю мобильник на косметическом столике Кристины. Выдыхаю. Три пропущенных от сестры. Девятнадцать пропущенных от Ленки. Не желая её разбудить, лишь сжимаю трубку в кулаке и спешу к ней, к нам. Странно, дверь заперта на оба замка – так, словно дома никого нет. Неслышно захожу в квартиру. Темно. Тихо. Не удивительно, Кулёмина, должно быть, спит давно. Принять душ и устроиться под её тёплым боком, дышать родным ароматом – всё, чего я сейчас хочу. Ключи кладу мимо трюмо. На шум прибегает кошка. Кричит как-то уж слишком обеспокоенно. Тереблю её за ухом и поднимаю связку. Так, стоп. Ленкина обувь – её нет. Куртки также не наблюдается. Вихрем пролетаю по квартире. Всё пребывает в таком состоянии, словно хозяйка отсутствует, как минимум, с утра. Умываюсь на кухне. Делаю пару глотков минералки из холодильника. Растерянно опускаюсь на табурет. Дуська жалобно трется об ноги. Наливаю ей молока и воды. Насыпаю корм. Набираю Ленку, гудок проходит. Отвечает незнакомый мужик. Внутри всё обрывается. Бармен. Кулёмина в отключке. На автомате нажимаю кнопку приема на пищащей трубке. - Говорите. Я Вас слушаю. - Я, похоже, ошиблась. Хотя… Витя?! – И я слишком поздно понимаю, что в моих руках не собственный мобильник, а ридиотрубка. И со мной беседует моя сестра. – Витя, ты? - Да, Маш, это я. – С подлодки выхода нет, поэтому я обреченно принимаю сей расклад. – Лене что-то передать? – Это второсортный фильм ужасов какой-то, а не субботнее утро. - Витя, да?! – То ли осуждает, то ли радуется чему-то – не пойму. - Да, Маша, да!.. - И тишина! – Что ты хотела? - Хотела Лену с днём рождения поздравить, а мобильный её отключён. - Нормально всё с ней. - Ну, теперь-то я не сомневаюсь. – Она, похоже, ничуть не удивлена. - Маш… - Мы всегда понимает друг друга с полуслова. - Всё же у меня шикарная интуиция! – Нет, посмотрите на неё – она еще и злорадствует!.. – Не буду тебя отвлекать. Пока. – Зараза какая, а!.. Я теряю ощущение времени, в голове пусто – словно лечу в глубокую нору. - Что успело произойти за время моего отсутствия? – встревоженно хрипит виновница торжества, опускаясь рядом со мной. Её всё ещё едва потрясывает. - Маша с днём рождения тебя поздравляет. - С каких пор ты читаешь смски в моём телефоне? – И ей хватает сил ещё и отчитывать меня. - Она на домашний звонила. - И ты ответил?.. Что?! Господи!.. – Закрывает лицо дрожащими ладонями. – Ты больной! И что, на этом всё, да? – Сжимает мои плечи и беспроглядная тоска в её глазах. Убираю мокрые волосы от девичьего лица. – Ты уйдешь сейчас и больше никогда не придешь? – Неподдельный, ни чем не прикрытый страх. - Я проведу эти два дня с тобой, как и планировал. – Целую её в лоб. - А… Маша?.. – То, что происходит сейчас с Ленкой, так напоминает панику. - Думаю, она нас не сдаст. – Сейчас главное - Кулёмину успокоить. С остальным по месту разбираться буду. - Я не смогу ей в глаза смотреть. – Покрывается румянцем. - Забей. Это только мои проблемы. – Утыкается носом в мою шею. – У меня для тебя что-то есть. – Достаю с полки и вкладываю в её ладонь маленькую шкатулку. - Кольцо? – Она окончательно трезвеет. Её глаза становятся стеклянными от вмиг подкативших слёз. - С днём рождения. - Но… Кольцо?.. – Смотрит на меня во все глаза так, словно я сумасшедший. – Кольца дарят невестам и жёнам. Я не могу его принять – я никто тебе!.. – срывается на крик отчаяния. - Ты – моя женщина. - И вновь сигнал телефона. Вручаю хозяйке трубку. Её взгляд хаотично перемещается с дисплея на меня и на подарок. - Ответь. - Слушаю. Привет, мам… - И я удаляюсь в зал. Минут пятнадцать наблюдаю за тем, как резвятся детишки во дворе, и вдруг невзначай пальцы Кулёминой переплетаются на моём торсе. Кольца нет. - Лен? – Разворачиваю её к себе. Она большим пальцев вытягивает цепочку, на ней рядом с крестиком кольцо. Ну, хотя бы так. - Ну, и чем займемся? – Усталая, хитрая улыбка, но дверной звонок вводит её в замешательство. - Ты кого-то ждешь? – Пожимает плечами и устраняется. Возвращается довольная с ворохом разноцветных кустовых роз и огромным плюшевым медведем. - Мишка поздравил. – Поджимает губы, словно извиняется. - Так неловко было его за порог выставлять. - Ну и не выставляла бы. – Умышленно провоцирую её. - Не представляю вас за одним столом. – Оставляет медведя в кресле и удаляется на кухню. Я за ней. Подрезает стебли цветов. Чуть вздрагивает, когда мои руки опускаются на её плечи. - Что ночью было? - Откачивал тебя. - Прижимаюсь губами к девичьему затылку. - Судя по всему, вполне успешно. - Мне жить не хочется. – Под обреченный вздох собеседницы сажусь за стол. - Лучше бы пить не хотелось. – Почему нельзя просто жить, к чему всё усложнять?! Усложнять?.. Ну, да. - Даже от запаха цветов воротит. – Ставит вазу на подоконник и ополаскивает руки. - Воротит?.. Лен? - Что? – Оглядывается на меня через плечо. - Всё в порядке? – Кровь в жилах стынет. - В плане? – Она в явном замешательстве. - Ситуация под контролем? – Я крайне осторожен, но всякое возможно. - Ну, ты же у нас любому сапёру фору дашь!.. - Выдыхаю. Моё облегчение слишком очевидно. - Так что расслабься. – Осуждающе поджимает губы. Встаю и направляюсь к выходу. - Уходишь? - До аптеки. Нужно окончательно тебя в чувства приводить. Завязывала бы ты, Ленок, завязывала бы… - Медленно опускается на табурет. Притягивает к груди, согнутую в колене, ногу. И смотрит на меня так, что не уходил бы от неё никогда и никуда.
Вика: 39. Возвращаюсь, Ленка беспробудно спит. На табурете у её матраса пустая пачка из-под активированного угля, раствор марганцовки на дне высокого бокала. Благоразумие начинает проскальзывать в её поведение. Это радует. Выставляю на табурете новую порцию абсорбирующих препаратов и минералки. Укладываюсь сам подремать в гостиной. Сон не идёт. Выбит из сил, но душа не находит место – терзают страхи, размышления и всевозможные «если бы»… Встаю. Прохожу комнату из угла в угол. Захожу в спальню Кулёмина. Опускаюсь за его письменный стол. Ещё достаточно светло, но включаю бра. Листаю семейный фотоальбом Кулёминых, по вырванным фразам перечитываю из нашего с Петром Никоноровичем романа. Нахожу его записную книжку. На первых страницах наработки для нового произведения, которому так и не суждено было воплотиться. Чистые листочки неожиданно сменяются знакомым почерком с характерным наклоном влево. Все строчки с заглавной буквы – похоже, стихи… Привет! Ну как дела? Работа, сын, супруга?.. … А я? Да так же все. О, нет, не вышла замуж. Придумал тоже… Нет, ты что, не родила. Да, было от кого, но лучше промолчу, куда уж… Ведь дело не твое, что просто б не смогла. Да, Ленка ещё очень молода, но могла бы быть и не одинока. И… чтобы я тогда делал? Спокойно бы наблюдал за её благополучной семейной жизнью, или вот как она?.. Привет! Я? Да, курю. Давно, уже не помню… С укором не смотри, - все знаю я сама. Бокал, на дне коньяк… Желанье как исполнить? Грусть, подоконник, ночь… бескрайняя зима. На первый взгляд моя Ленок и нынешняя Кулёмина – два разных человека. Но это только лишь на первый взгляд. Привет, ну как дела? Сегодня хмурый слишком. До боли синий взгляд, и смоль твоих волос… Все будто хорошо, вот только чувствую себя воришкой, И снова хочется обнять тебя до слез. Да, мы оба зависим друг от друга, от нашей связи, но… Неужели она настолько во мне нуждается? И это больше, чем привычка. Привет! Я как-нибудь сама… а впрочем… да, подбрось. Сегодня как-то слишком сильно дует ветер… Кольцо твое на пальце говорит, что мы с тобой отныне врозь. Всё же не ошибся я тогда насчёт обручалки. Лена-Лена… Лена… Что же мы наделали, девочка моя?.. Что же мы… Но, как и прежде твой одеколон… и ты… самый родной запах на свете. Вот и во мне желание быть вместе всё сильнее и сильнее мук совести. … В окно смотрю, бесцельно взглядом шаря по двору. Привет! Нет, не скажу, кого хочу увидеть. Если я ей нужен. И нужен целиком и полностью, к чему вся эта фальшь, и какой ценой она ей даётся? Да-да, семья, работа, сын, жена… Да, моя ежедневная мантра. Похоже, и Ленка на этом держится. Со мной всё ясно, но она!.. Неужели, и она страждет гораздо большего?.. Ха, брось! Ну как ты мог меня обидеть? И без тебя судьба моя до краешков полна! Вечно она хорохориться. Прячется за цинизмом, словно за каменной стеной. И от кого прячется? От меня…Но я же зла тебе не причиню, девочка моя, услышь меня. Привет, ну как дела? О, с ней вы даже поругались? Улыбку прячу? Ладно, что за вздор? Ей не плевать. Она терпит. Она чертовски сильная. Один Бог видит, каким трудом ей достаёмся мы. Зачем же мы еще наедине с тобой остались… Единственное, что нам доступно. Привет! Молчишь? Глаза и губы… Желаний потайных, соблазна тихий рык… Касания твои дерзки, немного грубы, А я… с трудом я сдерживаю ликованья крик. Каждый раз ощущаю – отдаётся она сполна, но открывается ли?.. Привет! Ну что, винишь? Ах да, совсем забыла… В тебе мораль сильна, во мне - желанье жить. Зачем? Я не скажу тебе, что сердце не остыло, Что бьется, что болит, что просится любить. И если это не для рифмы, стоит ли скрывать?.. Ещё стихи, тексты песен… Особо остро цепляют отдельные фразы. … Да, пускай я знаю, как ты ненавидишь, Но знакомо мне гореть в твоих руках. Ненавижу?! Не узнаю порой – это да, но ненависти нет. … Может быть, и раньше было все не просто, Но, лишь потеряв, хлебнула горести до дна. Ей было без меня тяжко?.. Я танцую в том, что промолчала, Что сказала много, но не то, С тем, что потеряв, тебя я не искала, С тем, что заменить тебя не смог никто. Я танцую с пониманием правды, С осознаньем собственной вины. И, танцуя, задыхаюсь я от жажды Губ и рук твоих, которые мне так нужны. Лена запуталась, испугалась… А я?.. Я ушёл. И сейчас она сожалеет о том, в чём виноват я. Ты видишь стерву и чуть-чуть мечты, Которую однажды ты не понял. Да, Лена, да!.. Так оно и есть! Я теряюсь. Я ума не приложу, для чего моя девочка скрывается за маской похоти, разврата, хамства, грязи, цинизма – всего того напускного, что ей не свойственно? … Поверь, так проще, пусть и по наклонной… Легкий путь не всегда приводит к цели. И оправдывает ли цель такие средства?.. … Я стерва, я предатель, я запрет, Я рваные твои воспоминанья… Ты думаешь, что изменилась? Прежней меня нет… Пускай… Ведь не видны тебе мои страданья. Я дерзость взглядов, откровения лжи, Я грязь порока и простое имя… И, если хочешь нагрубить, скажи, Скажи же, за кого меня ты принял. К чему все эти притворства? К чему столько лжи? Лена что-то ко мне чувствует. И это что-то не только животное желание. Это что-то гораздо чище, гораздо выше… Если это то, что и я чувствую к ней, то смысл скрывать? А по какой причине свои истинные чувства скрываю я? Я не имею права ни любить её, ни проявлять своей любви, ни жить этой любовью… Мы невообразимо близки. Последнее время буквально растворяемся друг в друге. Но… столько… столько недосказанного. И всё это недосказанное невообразимо запретно. Виться шелком обмана Вокруг бедер твоих. Секс – это лишь вершина айсберга. Так что же скрывает чёрная бездна наших отношений? … Дерзко, нагло и смело, Но с тревогой в глазах. Да, чёрт возьми, да!.. Стоит только мелькнуть искренней растерянности, как Кулёмина тут же обрастает кольчугой цинизма. Да, в тебе мое преступленье, На которое слепо иду. Что, связь со мной – сделка с совестью? … Ошибки на нитку нанизывать, Молчать и таить все признания. … Как будто скрывать совсем нечего, Как будто бы нет отвращения … К ненужным, пустым обещаниям, К обломкам забытого прошлого, … К тому, что сбежала от сложного… Ммм, аж зубы сводит!.. Нежданно встретились, когда почти прошло. Почти?! Так всё же, нет?.. И в прах, что долго разлюбить тебя пыталась. … Что из того, что прежней только глубоко внутри я и осталась. Я верну тебя, девочка моя, верну!.. Ту – мою, настоящую!.. Холодным блеском золото кольца… И опять кольцо, чтоб его!.. Снимаю и убираю прочь с глаз. Ножом по сердцу… Что же, опоздала. Опоздала?! Ты прогнала меня! Понимая, что ловить мне нечего, самоустранился и без тебя я, Лена, выживал! Выживал!.. Украдкой вглядываться в черточки лица… Родной, любимый… Я не забывала! Ну, это же обо мне, о нас? Эти твои стихи – это же и есть ты настоящая? Твои истинные чувства ко мне? Настоящие, первые чувства чистой девочки, которые по сей день в тебе?! Без красивых подарков, конфет и букетов, Без походов в кино и общих друзей. Она дарит себя, не ожидая ничего взамен. Она жаждет целой жизни, а довольствуется лишь частью. Жалкой, ничтожной частью… Не внимая крикам заумных советов И не глядя на мнение чуждых людей. Наша близость для неё ещё и выстраданная. Пряча нежность и пламя за толстую стену - Напоказ лишь колючки язвительных слов Я хочу познать тебя настоящую. И я познаю… Праздной ревностью жалить продрогшие вены, Охранять запрещенную небом любовь. Любовь?.. Провожать и встречать у порога небрежно, И как будто плевать, где он был до утра Она лучше, чем старается казаться. Впервые встречаю столь нелогичное зеркальное лицемерие. Торопливо снимать глупый ворох одежды И не слушать, как воют бродяги-ветра. Мы оба живём от встречи до встречи. А потом, отпустив снова к той, что имеет Право быть кем-то большим и лучшим, чем ты Ленку не устраивает ситуация, и всякий раз она переступает через себя, довольствуясь тем, что есть. Потихоньку реветь, постоянно жалея, Что когда-то нещадно сжигала мосты Так жалею не только я? Сигареты дымок, черный кофе-отрава… Тело помнит тепло, помнит губы и взгляд. Сожжены все мосты… Где теперь переправа? И мечта лишь одна – повернуть все назад. Лена, ты любишь меня? Так скажи это мне, а не бумаге!.. Только вот, что со всеми нами тогда будет?.. Мы оба осознаем невозможность чего-то большего, от того и молчим. Мы с тобой, как по лезвию бритвы ходим. Ускользаешь - гонюсь и не знаю, как долго и чем я смогу удержать. Все эти годы спокойно дожидаюсь жену с гастролей, но стоило раз попробовать Ленку – каждый день хочу её. И порой видеть её улыбку хочу больше нашего «одноразового» секса, хотя подумать – бывает разве хоть что-то сильнее да больше?.. И вот думаю, не встреть я её – так бы и жил себе преспокойно, как все годы разлуки?! Теперь и ума не приложу, как это без неё?.. Держит она меня чем-то большем, и… Я сам держусь за неё, за нас. Она не хочет терять меня. Не хочет… Но убеждает в обратном. Она от меня же упрямо, остервенело, отчаянно прячет зависимость от меня. Каждый раз на засов чувства все закрываю, Рассудили, что незачем мне, не положено жить для тебя. Интересно, кто отписывает себе сие право? Игорь…Он периодически кидает намёки, но я не говорю «нет» – я лишь изумляюсь абсурдностью его подозрений. Яна тактично закрывает глаза и через силу молчит. Манька… Сестра что-то подозревает, но мудро молчит. А теперь ещё и знает наверняка. Стоит надеяться лишь на её снисхождение. Мишка Ленкин – вот он точно против. Кстати, а что если этим хлыщем Ленка крутит реально с единственной целью – отвести всякий взор от нас?.. Да, похоже, она не лжёт, когда говорит, что так бережёт наши отношения. И мои для тебя одного только бесы, Моя нежность, мой вздор, каждый вздох для тебя. Она вся для меня. Она – моя только женщина. Она избрала меня, чтобы быть верной мне одному. Ты всегда для меня был и есть, и останешься первым. Лишь тебе одному все, что вложено в слово «любить». С Ленкой всё ясно – шесть лет назад она имела права на капризы, страхи, ошибки; но я… Я - то чем тогда думал?! Не пара. Не положено. Не допустимо. Ситуация в корне и не изменилась. Тогда нельзя - сейчас под запретом. Тогда не судьба – сейчас против правил. Но… Я мог бы быть единственным, а обречён считать секунды, но и те на исходе… Я говорю ей, что всё закончится, когда я решу, а сам от каждого вздоха рядом с ней млею, словно от последнего. Давай проживем сегодня, а завтра опять все начнем. Ленок, я буду бороться за каждое наше «завтра», обещаю. Себе обещаю. Давай в наших окнах всегда будут ночью мерцать огни. Мои губы трогает лёгкая улыбка. Да, хотелось бы длинными ночами, а не дневными пятиминутками, урывками, перебежками. Давай общий дом и дети, чашки, машина, пес Господи… Она хочет семью. Со мной. Как она всё это терпит?! На меня плевать, но она?.. Мы оба загнёмся такими темпами. Друг друга и сами себя загоняем безжалостно. Давай ты останешься на ночь, останешься на день, на год, Год… Интересно, мы продержимся хотя бы год?.. И я бояться не буду, что ты вдруг исчезнешь вот-вот. Лена мудрая девочка – понимает, вместе мы, пока она довольствуется тем, что есть. Вот и довольствуется. Но она и не настолько наивна, чтоб безропотно ждать у моря погоды. Давай никого между нами, давай только я и ты. Это желание взаимно, но… спасаюсь мыслью, что и того, что есть на сегодня, мы могли никогда так и не познать. Случайная встреча и настойчивость Кулёминой. Если бы не Ленкина похабная наглость, я бы не решился. Слава Богу, она добилась меня. Слава Богу… И пусть лишь для нас с тобою сбываются наши мечты. Да, по всей видимости, у нас есть общие мечты. Одни на двоих. Давай теперь без обмана, без резких и грубых слов, Ну же, признайся, родная моя, за этим камуфляжем любовь свою прячешь, чтоб уж наверняка? Давай покажем друг другу, что наша жива любовь. Она видит. Она знает. Она понимает. И ни-че-го не предпринимает. Она прикармливает синицу и даже не закидывает сети на журавля. Давай навсегда будем вместе, и ты к той, другой не уйдешь - Я знаю, что так будет честно, ведь ты уходя мне врешь. Да, всякий раз уходя, оставляю и сердце, и душу, и мысли с Ленкой. Я ухожу через «не хочу», «не могу», потому что «надо», «должен», «обязан». Потому что выхода нет. Потому что выбора нет. А точно выбора нет? Выбор он же есть всегда… Стоит только лишь решиться. Она от меня не откажется уж точно, теперь в этом я уверен. Среди воспоминаний мелькают вспышки её неоднозначных взглядов, прикосновений, фраз, эмоций, упрёков, противоречивых поступков…Я бы мог бросить блокнот на стол и стребовать объяснений, но я хочу сам раскрыть сущность её души. Я вспоминаю наше прошлое и понимаю, у нас могло бы быть иное настоящее. А что я могу дать Лене в дне сегодняшнем? Да, устрою праздник, как и планировал, а точки над «i» подождут. Сегодняшний вечер уж точно. Допрос это не для нас. Взаимная исповедь, я уверен, не за горами. * В данной части использованы стихи, написанные моей музой paintera именно по этой истории именно для этой героини. Танюш, от всей души благодарю за эти восхитительные строки Привет Привет! Ну как дела? Работа, сын, супруга, Подарки к Рождеству, заботы, тряпки, хлам… А я? Да нет, не вру, почти не мерзну в вьюгу, Смеюсь, хожу в кино, и кофе по утрам. А я? Да так же все. О, нет, не вышла замуж., Придумал тоже…, Нет, ты что, не родила. Да, было от кого, но лучше промолчу, куда уж… Ведь дело не твое, что просто б не смогла. Привет! Я? Да, курю. Давно, уже не помню… С укором не смотри, -все знаю я сама. Бокал, на дне коньяк… Желанье как исполнить? Грусть, подоконник, ночь… бескрайняя зима. Привет, ну как дела? Сегодня хмурый слишком. До боли синий взгляд, и смоль твоих волос… Все будто хорошо, вот только чувствую себя воришкой, И снова хочется обнять тебя до слез. Привет! Я как-нибудь сама… а впрочем… да, подбрось. Сегодня как-то слишком сильно дует ветер… Кольцо твое на пальце говорит, что мы с тобой отныне врозь, Но, как и прежде твой одеколон… и ты… самый родной запах на свете. Привет, ну как дела? Я, знаешь, не страдаю. Ну так, почти, нет-нет, зачем? Не вру. Живу, учусь и иногда мечтаю, В окно смотрю, бесцельно взглядом шаря по двору. Привет! Нет, не скажу, кого хочу увидеть. Да-да, семья, работа, сын, жена… Ха, брось! Ну как ты мог меня обидеть? И без тебя судьба моя до краешков полна! Привет, ну как дела? О, с ней вы даже поругались? Улыбку прячу? Ладно, что за вздор? Зачем же мы еще наедине с тобой остались… Какой-то странный у нас вышел разговор. Привет! Молчишь? Глаза и губы… Желаний потайных, соблазна тихий рык… Касания твои дерзки, немного грубы, А я… с трудом я сдерживаю ликованья крик. Привет! Ну что, винишь? Ах да, совсем забыла… В тебе мораль сильна, во мне - желанье жить. Зачем? Я не скажу тебе, что сердце не остыло, Что бьется, что болит, что просится любить. Я танцую Я танцую, когда ты не видишь, С ветром дерзким, с влагою в глазах. Да, пускай я знаю, как ты ненавидишь, Но знакомо мне гореть в твоих руках. Я танцую в стужу, на метели… Нервы рваные мои без сна… Сколько лет дождями мерила недели, Сколько вьюг царапалась одна? Я танцую на осколках острых, Тех, что щедро я рассыпала сама. Может быть и раньше было все не просто, Но лишь потеряв хлебнула горести до дна. Я танцую по воспоминаньям, Связанным с тобой в моих морских узлах, Въевшихся в меня моим больным сознаньем, Выдержанным мной в моих пустых годах. Я танцую в том, что промолчала, Что сказала много, но не то, С тем, что потеряв, тебя я не искала, С тем, что заменить тебя не смог никто. Я танцую с пониманием правды, С осознаньем собственной вины. И, танцуя, задыхаюсь я от жажды Губ и рук твоих, которые мне так нужны. Стерва Ты стерву видишь? Да, ты прав: Колючую и ветреную стерву. Улыбку, что для красоты приврав, Твои в экстазе будет трепать нервы. Побойся Бога! Не хочу любви! Ты нужен мне, ну, разве что для секса. И, просьба, так сурово не смотри - Ты просто утолить желания мои средство. Смеюсь, закинув голову назад, А по лицу блуждает тень софитов, Ладони чьи-то трогают мой зад, А мне плевать, Сердце не склеить, что разбито. Ты видишь стерву и чуть-чуть мечты, Которую однажды ты не понял. И… ну давай же перейдем на «ты.»… Звони, да, у меня остался прежний номер. Я эгоистка, не напоминай. Поверь, так проще, пусть и по наклонной, Ведь если есть авто, зачем же лезть в трамвай? Живя живи, но только лишь по полной. Не злись. Твоим глазам идет тепло, Оставь мне пару добрых слов на память. В душе моей теперь прохладно и темно, И вряд ли что-то можно тут исправить. Я стерва, я предатель, я запрет, Я рваные твои воспоминанья… Ты думаешь, что изменилась? Прежней меня нет… Пускай… Ведь не видны тебе мои страданья. Я дерзость взглядов, откровения лжи, Я грязь порока и простое имя… И, если хочешь нагрубить, скажи, Скажи же, за кого меня ты принял. Курю, за дымом пряча робкий взгляд, Вино играет кровью слез в бокале. Смотрю на мир, ведь в нем хоть кто-то рад, А я… я позабыла радости в печали. Нежданно встретились, когда почти прошло. Вот видишь, вру, сама себе противна. Но над собой смеяться не грешно, И я смеюсь, ведь плакать так обидно. Дрожат ресницы, голос вмиг осип, И в прах, что долго разлюбить тебя пыталась. Касанье, взгляд… из легких рвется хрип… Что из того, что прежней только глубоко внутри я и осталась. Холодным блеском золото кольца, Ножом по сердцу… Что же, опаздала. Украдкой вглядываться в черточки лица… Родной, любимый… Я не забывала! Хоть раз хочу теплом согреться рук, И губы ощутить горячей кожей… Жена? Ну Что ж, пускай порочный круг. Тебя вдохнуть разок, что б сильно, что б до дрожи. Наивный, думаешь что обманусь? Надеяться напрасно очень больно, А не надеяться я попросту боюсь… Но хватит откровений, все, довольно! Улыбка губ моих коснется, и опять Я буду стервой легкой и доступной. А ночью буду плакать, вспоминать… Но ночь пройдет, и вновь наступит утро. Наступит утро, и опять она - Ехидная, развязанная стерва, Девчонку пряча, что скулит одна, Пройдется проводом по чьим-то оголенным нервам. Страсть Виться шелком обмана Вокруг бедер твоих, Жечь желаний туманы В мыслях жадно нагих. Взгляд, ресниц поволока… Туши дымчатый след… Искушенья морока, А стыда уже нет. В поцелуях все тело, Сладкий вкус на губах. Дерзко, нагло и смело, Но с тревогой в глазах. Вряд ли видишь сомненья, Вряд ли слышишь мольбу… Да, в тебе мое преступленье, На которое слепо иду. Неприступная Гордость моя непреступная, Нервы звенят напряжением. В попытках найти что-то путное Падаю в изнеможении. И шкалят сердечные датчики, И рвется на части сознание… Хорошие, добрые мальчики… Да только нет сил и желания. Надменностью раны зализывать, И рвать хриплый смех до отчаянья, Ошибки на нитку нанизывать, Молчать и таить все признания. И, кутаясь в плед поздним вечером, Кому-то писать сообщения, Как будто скрывать совсем нечего, Как будто бы нет отвращения К остывшему чаю и лампочке, Потухшей, мигнув на прощание, К той, в рамке, тропической бабочке, К ненужным, пустым обещаниям, К обломкам забытого прошлого, К бутылке початой крепленого, К тому, что сбежала от сложного… Со щек капли горько-соленого. Закусывать губы и кутаться В плед, прячась от зимнего города И думать, и в памяти путаться, Скрывать себя маскою холода. И ждать на е-майл сообщения По сути совсем безразличного, И снова скитаться в сомнениях, Пробел на вопросы про личное. Мосты Без красивых подарков, конфет и букетов, Без походов в кино и общих друзей, Не внимая крикам заумных советов И не глядя на мнение чуждых людей, Пряча нежность и пламя за толстую стену - Напоказ лишь колючки язвительных слов, Праздной ревностью жалить продрогшие вены, Охранять запрещенную небом любовь. Провожать и встречать у порога небрежно, И как будто плевать, где он был до утра, Торопливо снимать глупый ворох одежды И не слушать, как воют бродяги-ветра. А потом, отпустив снова к той, что имеет Право быть кем-то большем и лучшем, чем ты, Потихоньку реветь, постоянно жалея, Что когда-то несчадно сжигала мосты. Сигареты дымок, черный кофе-отрава… Тело помнит тепло, помнит губы и взгляд. Сожжены все мосты… Где теперь переправа? И мечта лишь одна – повернуть все назад. По лезвию бритвы Мы с тобой, как по лезвию бритвы ходим. Ускользаешь - гонюсь и не знаю, как долго и чем я смогу удержать. Своим видом одним в окружающих злость мы заводим, Так нельзя, так не правильно, лишнее, но не стану бежать. Каждый раз на засов чувства все закрываю, Рассудили, что незачем мне, не положено жить для тебя. Я скрываюсь, мечусь, я страдаю, скучаю, Ненавижу и грежу, тебя одного лишь любя. И мои для тебя одного только бесы, Моя нежность, мой вздор, каждый вздох для тебя. За провалом провал, это все не для прессы, Выживаю, сознание чувством вины на кусочки дробя. Для тебя кто? Девчонка ль из прошлого, падшая? стерва? Страшно думать и страшно однажды случайно забыть. Ты всегда для меня был и есть, и останешься первым. Лишь тебе одному все, что вложено в слово «любить». Давай Давай проживем сегодня, а завтра опять все начнем. Давай убежим, сорвемся, давай просто вместе умрем, Когда-нибудь, в старости, в тихой уютной глуши, Где чайки, где много радости, где по воде растут камыши. Давай просто вместе, одни, без чудес, без прикрас. Так грустно слушать мне песни, где нет ни слова про нас. Давай просто близко и рядом, давай никогда не одни, Давай в наших окнах всегда будут ночью мерцать огни. Давай общий дом и дети, чашки, машина, пес, Давай обо всем на свете поговорим всерьез, Давай утром рано, когда через шторы заря, Поймем, что года между нами были совсем не зря. Давай ты останешься на ночь, останешься на день, на год, И я бояться не буду, что ты вдруг исчезнешь вот-вот. Давай никого между нами, давай только я и ты, И пусть лишь для нас с тобою сбываются наши мечты. Давай теперь без обмана, без резких и грубых слов, Давай покажем друг другу, что наша жива любовь. Давай навсегда будем вместе, и ты к той, другой не уйдешь - Я знаю, что так будет честно, ведь ты уходя мне врешь.
Вика: 40. Пока новорожденная отсыпается, наведываюсь в ближайший супермаркет. Запекаю в духовке рыбу, в дополнение к ней греческий салат, гранатовый сок вместо красного вина и шоколадно ореховый торт. Сервирую круглый стол в центре гостиной. По заказу доставляют шарики – вместо потолка воздушное разноцветье, да белые розы наполняют ароматом все пространство. Памятуя о состоянии Кулёминой, проветриваю всю квартиру. Проснувшись, как я и предполагал, Лена проходит мимо закрытой двери зала прямиком в ванную. Я только успеваю зажечь последнюю свечу на торте, как дверь распахивается и на пороге появляется, обмотанная в полотенце, с чалмой на голове виновница торжества. Ей не удаётся скрыть своего удивления. - С днём рождения! – улыбаюсь ей. По-особому интересно наблюдать за девушкой, будучи уверенной в том, что она столь искусно скрывает. - Ты всё ещё тут?! – Пытается радость выдать за возмущение, но я-то всё вижу. - Всё ещё. – Поджимаю губы, скрывая самодовольную ухмылку. - Быстрее загадывай желание, пока свечи не потухли. – Решительно подходит к столу, но неожиданно застывает. - Не знаю, что загадывать. – Она в абсолютной растерянности, а от того столь мила, столь трогательна, столь… нежна. - Что ты хочешь больше всего? – Грустно смотрит мне в глаза и облизывает губы. – Лена, быстрее! - Чая хочу крепкого и горячего. – Задувает все до одной свечи. - Ну, это в моих силах. - Да, с личным волшебником мне повезло. – Помогаю девушке присесть за стол. Чуть скольжу по её влажным плечам и покидаю комнату. Возвращаюсь с огромной чашкой ароматного напитка. Ставлю перед именинницей. Её пальцы переплетаются с моими. Прижимаюсь носом к её виску. Она напрягается. Разочарованно сажусь напротив. - Как себя чувствуешь? - Издеваешься, или тебе действительно важно? - Для меня важна ты и всё, что связано с тобой. – Девичьи брови выгибаются дугой. – Прости меня. - За что?! – Она едва не давится. - Испортил твой день рождения. - Каким это образом, интересно? Неужели, своим присутствием? – снисходительно хмыкает. - Ну, ты же набралась из-за меня. - Ой, Степнов, ты слишком высокого мнения о своей значимости в моих глазах. - Ленок, я должен был забрать тебя с работы, а на деле ты и дозвониться до меня не смогла. Оскорбилась – ясное дело. Вот и пустилась во все тяжкие. – Опускает пустой взгляд на чашку. – Скажи, я прав? - Тебе важно всегда быть правым? – Смотрит на меня исподлобья, буквально прожигая. - Мне важно, чтобы ты меня простила. – Опускаюсь перед девушкой на колени. Мои ладони ложатся на её бедра, поцелуями покрываю её острые коленки. – Прости меня. – Она молчит. Я опускаю свою голову на её колени. Спустя некоторое время она начинает перебирать мои вихры. - Витя… Я… Я понимаю, кто я и что я, но… Ты лучше не обещай, но делай, нежели наоборот. – Она безуспешно подавляет всхлип. – Я знаю свою роль и своё место, поэтому ничего не требую, не предъявляю претензий, но… Я тоже живая и, поверь, мне больно. - Прости, Ленок. Я сына к родителям отвозил, а телефон дома забыл. – Вновь прижимаюсь губами к её, покрытой мурашками, коленке. – Прости. - Прощаю, раз для тебя это настолько важно. - Спасибо. – Беру её ладошки в свои, целую её пальчики. - И всё же, как твоё самочувствие? – Пристально вглядываюсь в её глаза. - Благодаря твоей заботе мне значительно полегчало. Спасибо. – Боязливо касается моих волос. - Мне приятно о тебе заботиться, но никогда ты болеешь или пьешь. И да, тебе нужно немного поесть. – Морщит носик. – Надо. - Чая с меня на сегодня достаточно. - Ну как знаешь, просто очень интересно твоё мнение. - Ты сам всё это приготовил? – Откровенный шок. Я лишь киваю. – Ну, я и поспать!.. А к чему вся эта помпезность? – Ухмыляясь, поднимает надменный взгляд к потолку. Ну вот, отходит и опять играет. - Ресторан посетить у нас возможности нет, поэтому ресторан пришёл к нам. – Киваю на накрытый стол. - Типа, свидание? – Покрывается легким румянцем. - Типа, есть повод. – Достаю припрятанную за креслом гитару. – Спой что-нибудь. – Она ставит чашку на стол. - Нет. – Отрицательно мотает головой. Облизывает губы. Нервничает. Начинаю перебирать струны её «Лети». - Степнов, ты знаешь, что ты – садист? – Шумно выдыхает, борясь с подступившими эмоциями. - В смысле? – Продолжаю играть. Паршиво выходит. - В смысле замахнулся на святое! Гитару тискаешь, как балалайку! Давай сюда!.. – С азартом зажимает гриф гитары. – Что ты хочешь услышать? - «Лети»!.. – Хмыкает. - Детский сад. Ползунковая группа. – Отстраивает струны и начинает играть. Вопрос – ответ. И диалога нет. Обнять, молчать. Без слов все понимать. Терять, искать. И снова возвращать. Кричать, прощать. Все так же обещать. Не важно, что уже поздно, я осторожно Найду тебя. И может все невозможно, знаю, что можно Я, а что нельзя. - И что же нам можно? – Отмечаю про себя, что песня авторская – видел в блокноте эти стихи. - После ресторана в отель можно. – Откладывает инструмент. – Подумай только, какая на такси экономия – до кровати меня можно и на руках донести! – Грустно усмехается. - После первого свидания, думаю, не стоит. Давай потанцуем. – Накрываю её запястье. - Я не умею. – Каменеет она. - Я тоже. Пойдём. – Поглаживаю внутреннюю сторону её ладошки. - Зачем? – Настороженно-пытливый взгляд, словно не доверяет мне. - Хочу с тобой потанцевать. – Встаю и за руку притягиваю её к себе. – Помнишь, в десятом классе танцевали? – Уголки её губ ползут вверх, но смотрит на меня грустно-грустно и уж слишком обреченно. – Как подумаешь, насколько давно это всё было!.. В позапрошлой жизни словно. Но было-то это всё с нами. С нами это всё уже когда-то было, девочка моя. - Девичьи ладони ложатся на мои плечи, я тереблю складки полотенца на её спине. Переминаемся с ноги на ногу. - Так и будем без музыки? – вдруг она нарушает напряженную тишину. - Один момент. – Достаю из кармана джинс мобильник, включаю на нём диктофонную запись «Опавших листьев». Записал как-то на одной из репетиций. - И часто слушаешь? - По случаю. – Она обступается. Прижимаю её к себе чуть крепче. – Сейчас как раз такой случай. – Ленка опускает голову на моё плечо. Стаскиваю с её макушки полотенце. Запускаю пальцы в её влажные волосы, вдыхаю их аромат. Поглаживаю её по голове, по острому плечику. Покачиваемся в такт музыки. В какой-то момент мне кажется, или она действительно всхлипывает. – Как жаль, что мы от чего-то зависим… - Вторю строчке песни, и вздох сожаления неосознанно срывается с моих уст. – Твоя любовь остаётся надеждой... – нашёптываем в один голос. Чуть отстраняюсь от моей девочки. – А ещё у меня есть для тебя сюрприз. - Для меня на сегодня достаточно. – Горько выдыхает. - Уверен, тебе понравится. – Увлекаю её с собой на диван, включаю телевизор в режиме воспроизведения видеоплеера. Клип на песню «Лети». В качестве сюжета Ленкины фотки в хронологическом порядке – от выписки из роддома до той, что я спёр из личного дела. Кулёмина поджимает под себя ноги, кусает нижнюю губу и изумленно смотрит на экран, не моргая и, кажется, не дыша. К середине первого куплета девчонка отмирает, из неё фонтаном льются эмоции, связанные с теми или иными воспоминаниями. Улыбается, смеется, откровенно смущается, взметает вверх руками, лицо в ладонях прячет, смеется хрипло, водички просит, когда краснеет. В детстве у Ленки была собака – старый черный пудель, ужасно навязчивый в своей любвеобильности. Во время игры на детской площадке мальчишки выбили ей два передних молочных зуба – коренные вылезли в аккурат перед первым классом. На даче у друзей родителей рассекала на велосипеде, а позже и на мопеде. Спортивные лагеря, сборы… Школа, соревнования, общие для нас двоих победы, общие будни и праздники. В процессе просмотра она складывает свои ноги на мои колени и прижимается к моему боку. Значительно успокаивается, расслабляется, даже веселеет. - И только не говори, что всё это ты сам? – Так близко, что вижу только её глаза. Волосы мои теребит. - Сам, ибо посторонняя помощь в таком важном деле уж слишком палевно. - Щёлкаю её по носу. - И как ты это провернул? - Тебе, действительно, важно? – Кивает. – Ну, сижу я, значит, на кафедре, план пишу, радио слушаю…Тема вечера, ну что-то типа, самые креативные поздравления с днём рождения. И вот, оглядываюсь я такой по сторонам… - Набираю в грудь побольше воздуха. – Сканер есть, комп есть, свидетелей нет. И думаю такой: интересно, а Ленке моей понравится – нет?.. – Целую её в лоб. – Был у тебя – прихватил альбом, а потом притащил в пакете с продуктами. - Спасибо. - Ты улыбаешься – большего мне не надо. – Мне необходима твоя улыбка каждый день. - Вить, ты… не знаю, зачем тебе это, но… Ты мне праздник подарил – спасибо. - Люблю тебя радовать. – Но вынужден и огорчать, девочка моя. Щека к щеке прижимается, ткань футболки моей на спине в кулаках сжимает. Такое ощущение, что больше всего в жизни не хочет меня отпускать. - Ты у меня до утра? – Подушечками больших пальцев скользит по моим губам. - До утра. До утра понедельника. Это обещание я сдержу. – А у Кулёминой отгул, я знаю. – Не прогонишь? - Не дождешься. – Едва прихватывает мою нижнюю губу. – Ммм, в универ в понедельник вместе поедем? – Киваю девчонке. – А по практике отчеты проверил? Какую оценку выставил? - Отлично. – Легкий поцелуй. – Разве могут быть варианты? – И снова целует меня. - Спать хочешь? – Отрицательно мотает головой. – Голова как? - Туманная, но уже легкая. Желудок только режет. - Это от голода. Поешь хоть немного. – Беру со стола тарелку и вилку. - Уважь старика. - Так всё же, не ты готовил? – Кормлю девчонку с рук. Энтузиазма не наблюдаю, но и не сопротивляется. - Я. - Ммм, ты – старик?! – Берёт со стола бокал с водой. Жадно пьет. - Относительно вас с Мишей – да. - Прошу, не порть собственного подарка – не упоминай никого кроме нас. Хотя бы эти дни. И к тому же, я... – Давится, подбирая слова. – Наше с ним общение прекратилось. Я не ожидала, что он сегодня заявится поздравлять меня. - Хорошо. Прости. – Готов провалиться сквозь землю. – Но ты поешь, пожалуйста. - Вкусно. Но достаточно. – Вытирается салфетками. – Слушай, а ты Дуську кормил? - И кормил, и холил, и лелеял. - Не пойму никак, для чего ты так из кожи лезешь… - Не выдумывай. Мы же вместе. - Вместе… - шепчет на выдохе и утыкается носом в мою шею. – Но не вместе. – Обнимает за плечи. Носом в её затылок утыкаюсь. Всхлипывает, едва уловимо дрожит. Скольжу по её ногам, рукам, плечико целую… Постепенно моя девочка успокаивается. Идиллия невзначай нарушается звонком мобильного. По сигналу знаю, что мама. Кулёмина тяжело вздыхает, встаёт, теряя полотенце, подаёт мне телефон, направляется в спальню, следую за ней. - Да, мам?.. - Это не бабушка, это я. – Динамики у меня громкие. Услышав голос Владьки, Ленка вздрагивает и коротко оборачивается. - И почему ты не спишь? Уже поздно. - Я вот уже ложусь спать. Мы уже даже книжку почитали. – Ленка достает из шкафа свежие футболку и трусы, одевается. - Звоню тебе, чтобы пожелать спокойной ночи. – Притягиваю Ленку к себе. Сопротивляется. Я настырный. Спиной к своей груди. Жадно запах её вдыхаю. - И тебе сладких снов, мой родной. - Ты приедешь к нам завтра? – Кулёмина дёргается. Держу. - Нет, Владь, мы же договорились, что ты недельку погостишь в деревне. У папы работы в спортклубе много. В университете командировка, помнишь? - Помню. Только я… Пап, я скучаю. - Но мы только один день не виделись – не выдумывай и спать ложись. – Девчонка в моих руках дрожит. - Спокойной ночи, папочка!.. - Обещаешь мне присниться? - Обещаю. Мы во сне с тобой вместе, только ты и я, к речке пойдём. Летом пойдём же? - Обязательно. – Ленка задерживает дыхание. – Засыпай. - Пока, пап. – Гудки. Бросаю трубку на матрас. - Ты не должен быть сейчас здесь со мной - А что делать, если хочу? – Губами прижимаюсь к её затылку. – И это сильнее меня. – Вырывается. Отпускаю. - Ты отдыхай, я со стола уберу. - Я помогу тебе. Раскладываем съестное по полкам холодильника. Затем я мою посуду. Ленка тем временем лениво перебирает струны гитары. Внезапно мелодия обрывается. Выключаю воду и беру Кулёмину на руки. - Идём спать. - Просто спать? – Обнимает за плечи и носом об щеку трется. - Просто спать. Она волной вторит контуру моего тела: её голова покоится на моей груди – слушает моё сердце, нашёптывает ритм его биения, моя рука вытянута вдоль её позвоночника, её, согнутая в колене, нога закинута на меня. Засыпаем далеко ни сразу. Долгие переговоры. Помнишь?.. А знаешь, тогда… Я и подумать не мог… В какой-то момент… Уже не представляю… Скучаю… Тоскую… Порой сном всё кажется… Без тебя уже не могу… Кончай с загулами, ради Бога!.. Сама разберусь. Ты нужна мне. Мы вместе?.. Вместе. Не жалеешь, что сдался?.. Наслаждаюсь. Спи. - Доброе утро, девочка моя. – Открываю глаза, а она, подпирая голову, согнутой в локте, рукой, широко мне улыбается. - Мне сон приснился. Клёвый такой. – Напрягаюсь. Целует меня в уголок губ. – Обещай исполнить. - Расскажи, что за сон-то?! - Сначала пообещай! – Усаживается на мне верхом. Упирается ладонями об мои. Завязывается игровая борьба. – Пообещай!.. - Ну, а если это запрещено уголовным кодексом?.. - Пообещай. – Почти обижена. - Хорошо. - В универ поехали. – Нависает надо мной. - С целью?.. - В баскетбол играть. - Это и есть твой сон? - Угу. – Секундное касание губ и убегает. Совместный душ. Душ и ничего кроме. Рыба на завтрак. Чисто шпионы пробираемся в корпус. Встречаемся – заходим в коридор с разных лестничных пролётов. Ленка усмехается и стремительно направляется к залу. Нагоняю её и за руку беру. - Виктор Михайлович, а Вы лишнего себе не позволяете? - Ленок, хорош басню строить!.. Воскресенье – одни мы тут, никто нас не увидит. – Сплетаю наши пальцы крепче. Игра, чувствую, будет шикарной!.. Удивляет, но в тренажерке парни занимаются. Ну да, ладно!.. Переодеваюсь. Беру ключи. Ожидая меня в коридоре, Ленка занимается у подоконника - разминает мышцы, колени, голеностопы, плечевой пояс. Умница моя!.. Мы оба не поддаемся друг другу. Оба выкладываемся на полную. Мы не развлекаемся – мы играем на пределе возможностей и навыков. Кулёмина забрасывает победный мяч и довольная виснет на моей шее. Подхватываю её, кружу. Она смеется, как когда-то в десятом классе. Обещаю ждать её на парковке, расходимся по душевым. Ленок порядком задерживается. Набираю. Игнорит. Это странно. Спешно возвращаюсь. Снова звоню. Слышу рингтон. Иду на звук. Мобильник разрывается в кармане, небрежно брошенной на скамейку, куртки. Разорванная рубашка валяется на полу. Пуговицы трещат под моими подошвами. Сознание разрывает её крик. Врываюсь в раздевалку. За загривок оттаскиваю от девчонки Сидорова. Валю его на пол. Недолгая борьба, и я верхом на нем. Зверски выбивают из хлыща всю похоть. По нервам битой бьет Ленкин крик. Меня разрывает от злобы, от первобытной ярости, от животного гнева. - Вить, перестань, Витя!.. – хрипит Кулёмина дрожащим голосом. – Вить, ты убьешь его!.. Степнов! – Мой кулак зависает в воздухе. На месте лица Ленкиного обидчика кровавое месиво. Оглядываюсь на неё. Сидит, поджав по себя ноги, руки к обнаженной груди прижимает. Дрожит. В глазах страх. - Убирайся! Из универа убирайся! – Отхожу от него. – К Ленке подойдешь – зарою! Парень медленно поднимается на ноги. Сплёвывает на пол сгусток крови. Криво усмехается. Шипит от боли. Подбирает свою футболку. Я загораживаю собой Ленку. - Витя, значит, ну-ну!.. – Презрительная усмешка. Вновь сплёвывает и уходит, громко хлопнув за собой дверью. - Всё, Лена, всё… - Прижимаю к себе рыдающую девушку. Её трясёт. – Всё позади, моя хорошая, всё позади… Всё. Будет. Хорошо. Тшш… - Укачиваю Кулёмину, как маленькую. Опускаю веки, вслушиваясь в её рванное дыхание. – Тише-тише, моя хорошая, тише… - Отпусти меня – мне в душ нужно, - хрипит сбито, продолжая рыдать и всхлипывать. Отрицательно мотаю головой. - В душ нельзя. – Девчонка вырывается. Заключаю её лицо в оковы своих ладоней. – Посмотри на меня. Мы сейчас поедем на мед. освидетельствование, а затем – в полицейский участок. Ты должна написать заявление. – И она вырывается, мотая головой. - Нет. Нет! Нет!.. – Ловлю её за руки и обратно на пол тяну. - Ты жалеешь его? – Глаза прячет. – Если бы не я, он бы тебя не пожалел!.. - Он мне ничего не сделал. – Поднимает на меня настороженный взгляд. – Слышишь, Вить, ничего. Он не успел. – Сдержанно киваю. – А ты… Ты чуть не убил его. Мы это уже проходили. Если за сломанный нос школьника тебя уволили, то сейчас посадить могут. Из-за меня посадить! Я не выдержу!.. – Утыкается в мою грудь. Обнимаю её за плечи и шумно выдыхаю. – И… - Что? – Кровь в жилах стынет. - Он слышал, что я зову тебя по имени. Прости. – И это «Прости» ножом по сердцу. - Это ты меня прости. Две недели назад я… был груб с тобой. – Вырывая руки, шипит с досадой. – Я себя сейчас как со стороны увидел. Мне жаль. Прошу тебя, Ленок, прости… Пожалуйста… - Отпусти меня. – Не прекращает попыток освободиться от оков моих сильных рук. - Прости меня. – Губами к её влажному лбу прижимаюсь. - Не трогай меня!.. – Решительно отстраняется. - Лен, прости меня, пожалуйста. – Резко отталкивает меня. – Прости… Пожалуйста… - Вновь целую её в лоб. За плечи обнимаю. - Мне нужно в душ. Отпусти. – Без борьбы. Сухо и обреченно. - Вот так запросто спустишь ему это с рук?! - Надеюсь, об этом никто не узнает. – Проводит своим тонким пальчиком по моим окровавленным костяшкам. - Лен?.. – Поднимаю её лицо за подбородок. - Спасибо, что вернулся за мной. - Может, дома помоешься? - Я. Пахну. Его потом. – Морщится, демонстрируя омерзение к самой себе. Встаёт. Достаёт из шкафчика полотенце и, прижимая его к груди, уходит в душ. Оглядываюсь вокруг. Явные следы борьбы, драки. Разорванный Ленкин бюстгальтер, сорванная с её ремня пряжка. Кровь на полу. Остатками девичьей рубашки протираю пол, а затем выбрасываю ни к чему не пригодные вещи. Ленка возвращается. Спортивную кофту на голое тело надевает. Подходит и за руку меня берёт. - Домой меня отвези. – Ни жива, ни мертва. Пустые глаза. Монотонный голос. - Что мы дома не видели? Поехали гулять. - Нам нельзя. – Как маленькая, нос рукавом подтирает. - Ленок, в Москве двадцать миллионов жителей, и… - И среди них много знакомых твоей жены, - перебивает она меня. - И что нам теперь, не жить что ли вовсе?! – ору на неё в пылу возмущения и тут же об этом сожалею. Какой взгляд она на меня кидает… - Вить, мы не имеем права. Мы не можем быть столь беспечными. – Обреченно выдыхает. – Мне плевать на твою жену. Но Владик не пострадает из-за меня. - Он и не пострадает. Одна наша прогулка мир моего сына не перевернёт. – Скептично жмёт губы. – На Арбате есть кафе одно – там самое вкусное в мире мороженное! И кофе!.. – Подмигиваю, и она обреченно переводит дыхание. Почти сдаётся. – На Арбате одни только туристы! – Пропускает свои пальцы меж моих. Сдаётся.
Вика: 41. В машине садится на заднее сидение. Наушники в уши – как чужие, ровно. Злит. Посматриваю на неё на светофорах. Вдруг замечаю, как Ленка украдкой стирает слёзы. Аж по сердцу саднит. Паркую авто на заднем дворе одного из торговых центров. Молча покидаю салон, блокируя за собой все двери. Возвращаюсь с пакетом ровно через семнадцать минут – ума не приложу, что женщины в магазинах сутками напролёт делают?! - Это тебе. – Сажусь рядом с Кулёминой и протягиваю ей пакет. - Ты где пропадал?! Ты почему меня одну оставил?! Не сказал ничего?! – кричит на меня с напускной злостью, а у самой голос дружит. Перевожу дыхание и молча притягиваю её к себе. Целую в висок. И сам успокаиваюсь, и она затихает. И скандала нет. Да, в ссорах с Кулёминой главное вовремя поцеловать её. - Переодевайся. – Хлюпает носом и придирчиво рассматривает содержимое пакета. Там джинсы (на её пуговица оторвана, и собачка молнии сломана), комплект белья (трусы сразу в сумку убирает), трикотажный джемпер молочно-зелёного цвета – люблю цвет Ленкиных глаз – цвет молодой листвы. - И как ты с размером угадал? – удивляется, поправляя бретели. - Ну как? Я уж изучил тебя. – Демонстрирую характерные движения руками на расстоянии от груди девушки. Краснеет до кончиков ушей. – Когда старый выбрасывал, размер посмотрел, - признаюсь я. Натягиваю на Ленкины ноги штанины, она надевает кофту. - Ну, как? - Клёво. – Целует меня в щёку. – Спасибо. – Щёлкаю её по носу и спешно ретируюсь в водительское кресло, от греха подальше. Я уже завожу мотор, как она вдруг берёт и пересаживается ко мне. Кладу ладонь на её острую коленку, и Ленка улыбается мне одним уголком губ. Люблю её. А она?.. И что нам это даст, кроме лишних трудностей? Господи, подскажи, как быть, подскажи!.. - Ну что, едем кормить тебя мороженным? – Активно кивает головой. – А ты хочешь мороженое?! – Кивает, коротко прикрыв глаза. – Я думал, ты не хочешь мороженое… - Если с твоих рук, то хочу. – Лукавая улыбка. Ну вот что с ней делать?.. Я уже без неё не смогу. Моя спутница оценивающе оглядывает кафе и умиротворенно улыбается. Устраиваемся в отдаленном углу у окна. Садимся на просторные кресла-диванчики с высокими спинками напротив друг друга. Между нами достаточно большой стол. Нам приносят два меню. Кулёмина даже не притрагивается – говорит, что полагается на мой вкус. Сам заманил – сам и корми, мол. Ну, я и выбираю для неё самую большую порцию фантастически вкусного мороженого. Мы с Владькой, вдвоём когда гуляем, тоже его берём. Во время ожидания стараюсь разговорами растормошить девчонку. В свете последних событий она сама на себя мало похожа: не то что не язвит – молчит! Обреченно поджимает губы, её унылый взгляд рассеянно скользит по оконному стеклу, её бледное лицо сливается с молочной обивкой изголовья. Тут уж и не до провокаций. Жестоко это сейчас в душе её ковыряться, но… Сейчас она наиболее уязвима. Ленке сейчас элементарно моральных сил не хватит притворяться и лгать. Лена-Лена… Тянусь рукой с ложкой через весь стол. Искренне усмехаюсь, обмазав её носик в молочном десерте. Спешно пересаживаюсь. Прижимаю любимую к своему тёплому боку. Сцеловываю с её лица следы мороженого. Сладкая моя. Улыбается мне. Целует меня. Моя. Продолжаю кормить Кулёмину и травить всякие небылицы. Удивляет, каким Макаром столько информации из подкорки всплывает. А она, главное, слушает так, словно первый день в столице и не знает всех этих фольклорных легенд и приданий о златоглавой. Жмется ко мне - защиты ищет. Поддержки, тепла жаждет. Расквитавшись с мороженым, выпиваем по чашечке кофе, рассчитываюсь и спешно выбегаю вслед за спутницей. Звон дверного колокольчика, прохлада улицы, и я сплетаю наши с Ленкой пальцы. Неспешно бредём по Арбату. Кулёмина несколько раз предпринимает попытку вырваться из моих объятий. Все попытки тщетны. Чувствую, как дрожат её пальцы, как неровно бьется ее сердечко, как настороженно озирается она по сторонам. Она забывается и чуть успокаивается, лишь поравнявшись с уличным музыкантом. Останавливается и подпевает вполголоса что-то о том, что кончилась зима. Понимая, что девчонка приходит в себя, выдыхаю с облегчением. Теперь уже я оглядываюсь по сторонам. Так стоп… Это? Это она?! Это Лена моя?.. Подхожу к художнику. Восхищаюсь его работами. Изъявляю желание выкупить портрет грустной незнакомки с гитарой. Отвечает отказом, мол, девушка приносит ему удачу, а я к тому же посторонний для неё человек. Да, ты чертовски прав, мужик, посторонний… Обращаю внимание собеседника на объект нашего обсуждения и протягиваю алую купюру. Он как-то грустно улыбается, отрицательно мотает головой и молча упаковывает портрет. Благодарственно киваю. Аплодирую исполнителям. Кидаю мелочь музыканту и настойчиво увожу Кулёмину. - Что у тебя там? – Кивает на свёрток. – Что успел купить? - Скажи мне, когда ты в последний раз гуляла по Арбату? - Давно. Кажется, ещё в старших классах. - Вновь настороженно озирается по сторонам. - С Гуцуловым, - добавляет с ироничной усмешкой. - А я уверен, что в ноябре… - Распечатываю портрет. В нижнем правом уголку под подписью дата. Она грустно улыбается. - Да, точно… - Облизывает губы. - В тот день, когда я впервые тебя поцеловала. Надо же было тебе сегодня привести меня именно сюда. – Надо же было ей тогда поцеловать меня. Какая же она у меня молодец. Останавливаемся. Решительно притягиваю её к себе. Целую. Нежно. Мягко. Медленно. Ленка расслабляется, воском плавится, без остатка и без доли притворств отдаётся, но вдруг каменеет. Отстраняется. - Нам нельзя, – выносит безжалостный вердикт. Разочарованно выдыхаю в ответ. – Поехали домой – там всё можно. – Грустно подмигивает и разворачивается в сторону парковки. Догоняю. Сжимаю её плечи. - Мне кажется, нам пора поговорить начистоту. – Дальше так уже невозможно. - А я уверена, что усложнять ни к чему. – Облизывает губы. Встряхивает чёлку со лба. Смотрит на меня обречённо с некой немой болью, мольбой. – Я хочу наслаждаться тем, что есть, как можно дольше. Прошу тебя, не порти ничего, если… Если хочешь, чтобы всё ещё продолжалось. Все эти разговоры… они ни к чему не приведут. – Пожимает плечами, нервно выдыхая. – Ни к чему хорошему, Вить. Если только к расставанию. – Теряюсь от столь жёсткой, однозначной позиции Кулёминой, сгребаю её в объятия. – Вить, поехали, пожалуйста, скорее домой. Я очень. – Всхлипывает. – Очень тебя хочу. – Живот каменеет от таких её заявлений, а пора бы уж привыкнуть к манере Кулёминой откровенно мня провоцировать. - Сегодня мы ночуем вместе, но только ночуем. Остальное, думаю, будет излишним. – Памятуя недавние события, следует поберечь девичью психику. - Именно сегодня ты мне особенно нужен, - шепчет, скрывая дрожь голоса. – Необходим. – Оглядывается, а затем вновь прижимается к моей груди. - Витя, помоги мне забыть его. Витя, пожалуйста, умоляю, исцели меня. Я хочу его забыть. Забыть с тобой. Пожалуйста… - Но… Лен. – Чуть отстраняю от себя девушку, заглядываю в её печальные, чуть живые глаза. – Ленка, не думаю, что нам сегодня стоит... - Что, не занимаешься сексом в благотворительных целях? – ухмыляется как-то зло. - Кулёмина! – В очередной раз теряюсь от её похабности. - Ммм?.. - Вот что с тобой делать будешь?.. Вдруг я не справлюсь… - Провожу ладонью по её щеке. - Вдруг ты не выдержишь… Возможно, тебе нужно время, чтоб… - Время?! Какое к чертям время?! Время не лечит! Это тебе я говорю! Я, поверь, знаю, о чём говорю! – возмущается, качая упрямо головой. – А вот ты меня лечишь. У тебя уже получается. Ты… Знаешь, Степнов, мы с тобой несколько месяцев, но я забыла тех мужиков, что были шесть лет до тебя. Их хрипы, их руки, запах их пота… Всего этого нет во мне благодаря тебе. Прошу тебя, исцели меня. – Неожиданно меняется в лице. Её красивые губы расплываются в циничной ухмылке. – Если не брезгуешь теперь, после того как своими глазами видел. - Брезгую?! Вот только ересь не неси!.. – Притягиваю к себе за шею. Накрываю её дрожащие губы невесомым поцелуем. – Отнюдь. - Так что, едем домой залечивать мои душевные раны? - Едем.
Вика: Овечки, с новым 2016 годом! С новым счастьем! С новыми возможностями! Вдохновения и любви! XXV. 43. Я по асфальту шагаю С тем, кого сберечь не смогу. До остановки трамвая, Звенящего на бегу. (Д. Ар. – Асфальт) Его ладони неспешно скользят по моей коже, волосам… Его пальцы трогательной, осторожной, бережной лаской обрисовывают контуры моего тела… Его губы снова и снова везде и всюду. Губы его тёплые, мягкие, влажные, заботливые, нежные, неспешные, трепетные, чуткие … Его губы мотыльками порхают по всему моему телу. Ощущаю себя неким диковинным соцветием, нектар которого пьют те самые мотыльки, окутывая невесомым, тёплым дыханием. Мороженным таю, плавлюсь, теку под его языком!.. Не осязая опоры, парю под ним. Стоит ему чуть отдалиться, подлетаю к нему, прорастая кожей в кожу. Кожей по коже шёлком скольжу. Мои пальцы путаются в волосах на его затылке, скользят по разгоряченной коже его сильной, могучей спины, скользят с поясницы под резинку плавок. Целую его скулы, шею, грудь, плечи, руки, пальцы… Ловлю губами губы… Вперемешку со всем этим его искренний, беспорядочный, прерывистый шёпот… Моя… Хочу… Нужна… Красивая… Моя желанная… Прекрасная… Сладкая… Вкусная… Только моя… Моя нежная… Моя… Моя… Моя… Моя… Моя… Это «моя» вторит и вторит, словно заклинание. Очередное «моя» на выдохе, и он во мне невероятно мягко… По медовому тягучие, нежно-сливочные, медленные, невесомые его ласки ко мне навстречу. Его обреченное «Лю!..» вновь и вновь на выдохе обрывает череду воздушных, сбивчивых поцелуев. Каждой моей клеточке он твердит это «Лю!..». Я знаю. Я понимаю. Я запрещаю нам. За это молю о прощении каждой своей ответной лаской. Витя невообразимо нежно, мягко, плавно, медленно и… долго… долго…долго… долго любит меня. Беспощадно меня накрывают и накрывают всё новые и новые волны воздушного искрящегося тепла. Я целую, ласкаю моего мужчину так, словно если бы признавалась каждым касанием в любви. Но вскоре абсолютно теряю контроль над собственным телом – способна лишь впитывать энергию своего мужчины: его страсть и любовь. Я растворяюсь в нём, в своих ощущениях, в нас… Я не знаю, кто он, кто я, кто мы… Грани между нами, если они и есть, стираются – мы прорастаем друг в друга, мы пропитываемся друг другом, мы - одно, мы - единое, мы – всё, и мы - ничто. Мы одномоментно разрываемся неземным восторгом. Мы парим в общей на двоих неге. Он обессиленно прижимается губами к ложбинке меж моих грудей, а я не чувствую его веса. Мы некое эфемерное облако. Нет времени. Не существует ни одного измерения пространства. Мы ничего не чувствуем. Мы сами – чувство. Мы - феерия. Мы – счастье. Мы – любовь. - Любимая… Откуда слёзы? – Витя с перепуганным лицом нависает надо мной. Стирает поцелуями влагу с моих век, и я понимаю, с внешних уголков глаз по вискам текут солёные реки. – Лен, что не так? - Это слёзы счастья. – Притягиваю его к себе, сплетаю наши губы в мягком поцелуе. - Счастье?.. – Мотает головой. Его, безмятежное минутой ранее, лицо искривляется гримасой пренебрежения. – Где ты здесь видишь счастье?! - Быть с тобой… - Скольжу дрожащими пальцами по его могучим плечам. - Быть с тобой рядом – счастье. - Мне мало. – Целует меня гораздо настойчивее. – Да, когда мы одно – я счастлив. – Стирает подушечками больших пальцев мои слёзы. – Но… Это счастье быстро отпускает, и приходится возвращаться в суровую реальность. – Шумный вздох ничем не прикрытого сожаления. - Мы с тобой всё равно, что наркоманы. – Хрипло смеюсь. – Интересно, а что будет при передозировке?.. - Боюсь, нам это не грозит. – Опускается на спину и мягко привлекает меня к своей груди, накрывает нас одеялом. – Лен… Ты?.. Ты как?.. - Как новорожденная. – Покрываю поцелуями его всё ещё разгоряченную грудь. – Спасибо. - Это тебе спасибо. – Его губы на моём лбу. – Спасибо, что у меня есть ты. Спасибо, что у нас есть мы. - Закусываю нижнюю губу, дабы сдержаться от излишней откровенности, да слезливой истерики. Я буквально каменею сгустком нервов, но тут же растворяюсь в его обволакивающем тепле. Вереница лёгких поцелуев да воздушных ласк, и мы засыпаем. Утром совместный душ, завтрак, торопливые сборы. И, уже выходя из квартиры, оба понимаем – Дуська… Её на неделю никак не оставить одну. - Если поторопимся, застанем Машку дома. – Берёт кошку на руки. - Маша?.. – Я в замешательстве. - Она уже и так знает. – Закидывает на плечо мою дорожную сумку. – Или, у тебя другие варианты есть? - Миша… - Растерянно жму плечами. - Ладно, он цветы притащил, но ты… - Выдыхает рассерженно. – Ты-то сама куда лезешь?! Сделаю вид, что не слышал этого бреда. – Обреченно выхожу следом за мужчиной и закрываю дверь. На улице впервые радуюсь встрече с назойливой тёткой, что живёт надо мной и держит в хозяйстве целый зоопарк: птичек, рыбок и хомячков, которых не единожды приходилось мне кормить. Она с радостью принимает с Витиных рук Дуську и великодушно благословляет нас на поездку. - Вот и избежали нотаций от Марьи. – С облегчением опускаюсь в автокресло. – По крайней мере, отложили на потом. - Лен… - Гладит меня по голове. - Поехали. – Ласкаюсь к его ладони. – Нельзя опаздывать. Весь день толком и не видим друг друга, хотя всегда вроде и поблизости. Мы с ребятами оформляем пройденный предварительно мед. осмотр. Сдаём контрольные анализы и тесты. Степнов с бумагами да начальством крутится. - Он отказывается забирать документы, - рассерженно рычит мне на ухо Витя. - Ну, это ожидаемо: нам осталось сдать госы и защитить диплом, - переговариваемся под прикрытием просмотра сводной таблицы лучших показателей нашей сборной. - Я снял его с соревнований. - Зачем? Он мог принести тебе призовое место!.. Ты это понимаешь?! – Очередная подстава карьере Степнова из-за меня. - Тшш… - Кладёт ладони на мои плечи и тут же теряется под пристальным взглядом Мироновой. Скользит ладонью по моей руке и зажимает пальцами запястье. – Пульс чуть учащенный. - Виктор Михайлович, Вы – профессионал! Ты обязан разделять личное и рабочее! – Он лишь ухмыляется как-то слишком грустно. – Вить!.. - Я буду ограждать тебя от него, насколько это в моих силах. – Щёлкает меня по носу. – Да и подонки в команде мне не нужны. - Но!.. - Хочу тебя обнять, - шепчет с досадой. - Нельзя. – Пожимаю плечами. - Считай, что я тебя поцеловал. - Считай, что мне приятно. – Лукаво улыбаюсь собеседнику. Грустно смеемся. И вдруг Витя вновь кладёт руку на моё плечо и, непринуждённо обнимая, подводит к ребятам. Проводит импровизированное, но необходимое оргсобрание. Ценные указания и напутствия, как в бытовом плане, так и в профессиональном. Собираемся. На автобусе добираемся до вокзала, один Бог знает, сколько порогов обито и сколько нервов сожжено Степновым, дабы нам его выделили. Мы с ребятами раскиданы по всему составу поезда. Куратор раздаёт билеты и жёсткие законы жизни под его предводительством. Он нам не нянька, мы ему не цыплята. Вот как в столице расходимся у локомотива, так и собираемся в точке назначения. В том же составе и состоянии. Учитывая, что бОльшая часть наших на верхних плацкартных боковушках, место достаётся мне фортовое – верхняя полка в женском купе. Наушники в уши и их бредовые диалоги совершенно боком. Проваливаюсь в забытье небывало быстро. Просыпаюсь во втором часу ночи то ли от духоты, то ли от запаха кислых духов, то ли от храпа. Да без разницы по большому-то счёту – одинаково тошно ото всего. Нахожу в сумке початую пачку сигарет, что завалялась под дырявой подкладкой после посещения бара. Зажигалка. Полотенце через плечо. Умываюсь холодной жёсткой водой и выхожу в тамбур. Закуриваю, вглядываясь в черноту за стеклом двери. - Какого чёрта?! – вопль возмущения Степнова перекрывает музыку в наушниках. Лениво оборачиваюсь на него. Выбивает сигаретку из рук. – В такие минуты я тебя ненавижу. – Освобождаю лёгкие от дыма. Вынимаю наушники. - Так это же хорошо. В такие минуты можно меня бросить. - Не дождешься!.. – Резко за полотенце, перекинутое через шею, на себя и глубоко целует. Почти скулю в ответ. – Ты чего? - Вечно ты надо мной издеваешься!.. Я же хочу тебя – всегда хочу, а нельзя…Зачем ты вот так, а?! - Кто сказал, что нельзя? – Его руки скользят по мне. - Ну ни в тамбуре же, Вить!.. – Сама уже стону. - Хорошего же ты обо мне мнения. – Отходит, наваливается на стену и обреченно треплет свою шевелюру. Руки в карманах прячет. Теперь я уже жалею. Да хоть в тамбуре!.. Дура! И, кажется, он считывает все мои потаённые желания, как с открытой книги. – Я клеть нам снял. Хочешь – идём со мной. - Что ты выдумал? – Играю колёсиком зажигалки, унимая нервы. - Последнее купе в св вагоне – наше. – Долго смотрим друг другу в глаза и молчим. - Презервативы есть? – Уголки его губ ползут вверх. – Таблетки пить больше не буду. Мне с них фигово. – Он кивает и сжимает мою ладонь. И тут меня током обдаёт – защиты не было ни в коридоре на тумбочке, ни в ванной, ни вчера… Витя что-то говорит, но сквозь вакуум собственных мыслей не могу различить его слов. - Лен, ты меня слышишь? – Ах да, я же сегодня утром сдала анализ крови, без результатов которого ректорат не подписал бы ни допуск, ни приказ. Всё в порядке. Интересы Вити не ущемлены. Он же так чертовски осторожен, чтоб его!.. – Ты действительно хочешь? – Киваю. – Одолжения и благотворительность мне не нужны. – Целую своего мужчину, убеждая в своей искренности. Да, там наверху, должно быть, гневно кричат: хватит, довольно, остановись, не смей, одумайся, угомонись, имей совесть! Смертные сковывают кругом призрения, тычут пальцем, закидывают камнями да грязью, крича при это: грязная, похотливая дрянь!.. Да, да, да! Всё так! Всё это я и сама знаю, но так же я знаю и то, что всё это оборвётся в любой момент, вдруг, внезапно. И я тут же загнусь. До тех пор я жадно впитываю каждую каплю «Мы», каждую крупицу «Мы», каждую секунду «Мы»!.. И вот, положа руку на сердце, я ни за что не скажу, как называется цвет обивки купе. Словарный запас иссекает. Всё затмевает одно только слово: «Ещё!». Необычайно мягкие простыни – нежнее только его прикосновения. Он вновь невозможно ласков, заботлив, деликатен… Сладостью нашей близости он выворачивает наизнанку мою душу. Он неизбежно-настойчиво доводит меня до той грани, за которой исповедь приговоренного к казне, истошные слёзные истерики, отчаянные признания в любви, мольбы быть вместе, мольбы быть одним, мольбы быть целым, мольбы быть всегда, мольбы быть семьей, мольбы быть родителями общих детей. Нельзя, иначе и это закончится. Нельзя. Терплю. Беспорядочно целую моего мужчины, спасая нас от лишних слов. Но он вторит и вторит: «Люблю»… Ритм качки поезда постепенно сходит на «нет». Его затмевает наш собственный – медленный, размеренный, гармоничный, пластичный, умиротворенный… После мы лежим на боку лицом друг другу. Моя голова на его, согнутой в локте, руке. Мы переплетаем наши пальцы. Освещая их, тусклый свет встречных огней из окна рисует по купе причудливые тени. Витя осыпает моё лицо короткими поцелуями. Ласкает мою грудь, плечи, руки… Вдруг берёт мою левую ладонь, целует её и не полностью надевает на безымянный палец, весящее на цепочке, кольцо. - Тебе идёт. – Яркий луч освещает наши руки. Отблеск золота отзывается болью своей невозможности в сердце. - Права не имею. - А хотела бы? - Смысла нет задаваться этим вопросом – ситуация не та. - Темно и он не видит горечи сожаления в моих глазах. - А если представить?.. - Моя фантазия не настолько богата. И потом… Что мы знаем друг о друге? Семья – это гораздо больше, чем секс, это быт, это забота, это привязанность, это… Не мне тебе это объяснять. И не нам этим жить. – Перевожу дыхание, подавляя подкрадывающуюся истерику. Хотя вот кого я обманываю?.. Быт наш налаживается: совместная готовка, вещи его стираю, он о здоровье моём печется. Забота проскальзывает. Привязанность – хоть отбавляй. Цинизм постепенно испаряется. – Вить, мы многого можем оба хотеть. Даже ты можешь хотеть не только меня, но и быть со мной, но… У нас нет ни выбора, ни вариантов. У тебя семья, и я не жду от тебя чего-то большего. Ни возможности, ни права на что-то иное у нас нет. Не стоит об этом размышлять. – Отстраняюсь от него. Взамен родного тепла казённая прохлада. - Пойду я. - Лен?.. – зовёт он меня, но я всё же одеваюсь. – Ленок… - Оглядываюсь у порога. – Представь на минуту, что такая возможность есть… - По моей щеке стекает слеза. – Я тебе нужен? Нужен весь, как есть, а не только вот так… Нужен? - Очень, - хриплю беззвучно. - Лен… - Возвращаюсь к Степнову. Опираюсь ладонью о столик и нависаю над ним. - Было волшебно. – Целую. – Спасибо. - Подожди, провожу тебя. – Сажусь напротив. Устало опускаю голову поверх скрещенных на столе рук. Отмечаю про себя, что окно запотело. Улыбаюсь. – Идём. Взявшись за руки, оглядываясь и перешёптываясь, покидаем место преступления. - Спокойной ночи. – Останавливаемся у моего купе. - Сладких снов, родная. – Легкий поцелуй в лоб, и он закрывает за мной дверь. Раннее прибытие. На перроне зеваем только мы вдвоём. Тепло, безветренно, моросит мелкий дождик. Заселение в общагу. Завтрак. Церемония открытия соревнований. А затем снежный ком, беспрерывно сменяющих друг друга, мероприятий. Три дня сливаются в один под названием «Официальные тренировки». Периодически мы с куратором уединяемся в медпункте – делает мне массаж, приструняет мою своенравную спину. Сегодня днём снимает мощный спазм с косых мышц, я ною от нестерпимой боли. В кабинет беспардонно вламывается Ирка. Девчонка в растерянности, а вот тренер находится сию же секунду: - Миронова, могу и тебе мышцы размять!.. - Нет! Не надо!.. – орёт почём зря. – Спасибо! Я хорошо себя чувствую! - Ну, иди – отдыхай пока. – Та кивает и устраняется. Мы смеемся. Этими воспоминаниями успокаиваюсь в бессоннице. Состояние какое-то нервное. Темноту комнаты разрывает мирное хоровое сопение девчонок. Батареи жарят. Приоткрытые окна пропускают с улицы не только спасающую прохладу, но и гулкое эхо смеха и голосов единичных ночных прохожих. Сна нет. Душно. Жарко. В горле сухо. Одеяло слишком лёгкое. Подушка шуршит. Матрас чересчур мягкий. Позвоночник аж прогибается. Интересно, с какой спиной я завтра встану и усну ли в принципе?.. Тянусь за бутылкой, с тумбочки валится ворох журналов. Ноль реакции. Прежнее равнодушное сопение. Спят девчонки крепко. Перед тем как накрыться одеялами они хором, срываясь на смех, прошептали: «На новом месте приснись жених невесте». Мне из ночи в ночь Степнов только и снится – так что без вариантов. Достаю из-под подушки телефон. Ноль, семнадцать. Экран гаснет и тут же вспыхивает. Смс от Виктора. «Выходи - прогуляемся». Как ужаленная, подскакиваю на кровати. Впрыгиваю в спортивный костюм. Носки. Кроссовки. Накидываю жилетку. Беззвучно крадусь на цыпочках, так же беззвучно прикрываю за собой дверь и тенью проскальзываю по пустому коридору, а затем и тускло освещенному холлу. На ходу собираю волосы в пучок. Свежий ночной воздух приятно пахнет набирающей обороты весной. Двор вот только пуст. Никого. Смотрит, должно быть, из окна на меня да ухмыляется, что я как собачонка по первому его зову бегу. Ну а что, правильно в принципе… Как бы там не было, в комнату возвращаться не хочу. Если обойти корпус, то в сквере можно посидеть на скамейке. Только приземляюсь, и вновь смс. «Встречаемся у входа в метро». Бесит. Как же он меня порой бесит! Конспиратор, чтоб его!.. Да нет. Меня не Витя бесит, а собственная от него зависимость. Я же знаю, что я в любой ситуации и в любом состоянии ползти за ним не перестану. Это и бесит. - Вы, Виктор Михайлович, с какой целью режим самой перспективной спортсменки нарушаете? – Одет также как и я, словно на демонстрацию какую собрались. - Скучаю. – Лезет целоваться. Отворачиваюсь. – Прогуляемся? – Мои ладони тонут в его теплых, жадных руках. Через подземный переход выходим на Петербургскую улицу, которая, как и Баумана, наподобие московского Арбата. Пешеходная зона, архитектурные изыски… Подсвеченные фасады старинных зданий играют рельефной светотенью. Улица пересечена декоративными мостами, на их поручнях свадебные навесные замки. - Ленк, иди сюда!.. – Улыбается собственным мыслям. Глаза хитрые-хитрые. – Покажу кое-что… При свете фонарей среди тьмы татарских союзов каким-то чудом он отыскивает стальной замок, на котором выгравировано: «Елена и Виктор, девятое сентября две тысячи девятого года». Да, красивая была бы дата… И… она вполне могла бы у нас быть. Первокурсница, жена… Я бы смогла. С ним, для него… Для самой себя. Для нас. Справилась бы. Но всё рухнуло из-за моего подросткового максимализма, из-за моих капризов, из-за моих надуманных страхов и напускных принципов. Из-за меня. Меня как волной от него отбрасывает. Не хочу, чтоб Степнов видел моего состояния. Нагоняет. Спиной меня к своей груди притягивает. Носом в мои растрепанные волосы зарывается. - Ленка… - выдыхает мне в шею. - Ты, говоришь, был уже в Казани – покажи мне что-нибудь не хоженое туристами. – Молча и как-то властно прижимает меня к своему боку, и мы идём дальше. Честно, я и рассмотреть ничего не пытаюсь. Жмусь к Вите и глаза жмурю. С ним тепло, спокойной, хорошо… Мы без опаски переплетаем наши пальцы. Моя рука в его руке. У меня это никто не отнимет, но и мне не удастся сохранить это. Мы навсегда останемся здесь (в ночи чужого города) и уже никогда не повторимся. - Давай зайдём? – Останавливаемся у ресторанно-развлекательного комплекса на манер национальной деревни. - Я не хочу есть. Тем более ночью. – Там люди. Не хочу подпускать к нам хоть кого-то. - Я угощу тебя татарским кофе. Он очень вкусный. – Кофе – это хорошо, а то так и усну на ходу подмышкой у Степнова. – И согреешься немного. – Я не прочь иначе отогреться. Кажется, он читает это по моему откровенно скользящему по нему взгляду. Улыбается собственным мыслям. – Идём-идём!.. Кофе и восточные сладости. Вот и весь наш заказ. Сидим в глубине зала. За угловым столиком. Одна компания курит кальян. Другая спорит. Третья поёт песни. Но всё как-то приглушенно, спокойно, размеренно... Слышу национальную мелодию, треск поленьев, перешёптывания Вити и бармена – Степнов выведывает секреты и нюансы рецептуры напитка. Кофе, действительно, дивный, но Виктор… Так бы и сидела за этим столом днями, неделями, десятилетиями… Лишь бы рядом с ним. Я согласна на любую другую судьбу, жизнь, реальность… Лишь бы с Витей вместе, вдвоём. Навсегда. Слышала, Ислам позволяет мужчине иметь четырёх жен. Абсурд. Но и то за счастье. Я бы выбрала восточную часть дома – люблю просыпаться от мягких лучей солнца. Он навещал бы меня по четвергам. И не существовало бы мира вне пределах моих покоев. - Ленок, ты чего призадумалась? Засыпаешь? – Отрицательно мотаю головой. – Я договорился – нам сейчас хлеб принесут, и мы пойдём на озеро кормить уток. - Они спят уже. - Проверим. Или ты вернуться хочешь? – Молча встаю. Обхожу стол и присаживаюсь на колени Степнова. Обвиваю его плечи руками, утыкаюсь в его шею носом. Он чуть меня отстраняет. - Здесь это не приветствуется. – Оглядываюсь, нас купают в осуждении. - А где это приветствуется? – Его улыбка на моём виске. - Не трави меня, - щекочет мне ухо. - Молодые люди, я вас прошу… - Возвращаюсь на свой стул. – Спасибо за понимание. Ваш заказ и счёт. - Спасибо. – Витя расплачивается и заворачивает ароматную национальную лепешку в бумажный пакет. Официант предлагает вызвать такси. Мы отказываемся, ссылаясь на дивную погоду. Облачаемся в жилетки. Спускаемся по ступенькам, Степнов натягивает на мою голову капюшон. Притягивает к своему боку. Я и не сопротивляюсь. Это самое лучшее место на земле. Чистый, уютный, строгий город, тонкий, едва уловимый запах весны. Запах Вити. Запах Вити… Запах Вити, его дыхание, его тепло… Уже несколько месяцев я ни о чём не мечтаю – он рядом. Мы рядом. Да – не вместе, но всё же рядом. Неспешно проходим по набережной. Спускаемся к воде. Вдоль кромки берега лениво скользят утки. Вся историческая часть города как на ладони. Черно-зеркальная гладь воды, словно рождественская ель, пестрит разноцветными огоньками. Витя вновь прижимает меня к своей груди. Поглаживает мой живот под одеждой. Внутри всё трепещет. Хочется верить не только в чудо, но и в то, во что не верится. На душе неоправданная гармония, от чего очень и очень грустно. Высвобождаюсь из-под его правой руки. А из левой выхватываю хлеб. Спускаюсь на небольшой деревянный пирс. Сию же минуту меня окружают птицы. Кормлю их. Мой мужчина наблюдает за мной со скамейки. Он смотрит на меня так, как смотрел только в школе. В его глазах помноженная на обреченность нежность. И за что он так со мной?.. Мигом подлетаю к нему и, забрасывая ноги на подлокотник скамейки, забираюсь на его колени. - Как же ты у меня подмёрзла-то у воды!.. – Сгребает меня в крепкие объятия. Прижимаюсь холодным носом к его горячей шее. – Вытащил тебя – ума нет!.. Застужу ещё. – Льну к нему щека к щеке. – Лен… - Нехотя отстраняется. Оглядывается. – Предлагаю отогреться. – Кивает в сторону неприметного мотельчика. – Что скажешь? – Ну а что я ему скажу?.. Вглядываюсь в глубину его глаз, неторопливо разглаживаю морщинки на его лбу, накрываю губы поцелуем… Самодовольно усмехается и подхватывает меня на руки. - Я сама идти могу. Отпусти. - Не отпущу. На руках донесу – вдруг передумаешь. – Передумаю?! Да куда я от тебя, Витя? Куда я теперь от тебя?.. Я остаюсь в холле и цежу кофе из автомата, через арку наблюдаю за тем, как Степнов любезничает с администратором: оформляется, приобретает необходимые мелочи… Всё, как я хочу, но вместе с тем безбожно больно. Вглядываюсь вдаль за окном. Стараюсь унять нервную дрожь. Нельзя. Нельзя демонстрировать Степнову свою безусловную зависимость. Нельзя осведомлять его в абсолютной власти надо мной. Нельзя… Неожиданно со спины подхватывает меня и на руках со мной взбегает вверх по лестнице. Номер. Со мной на руках садится, по всей видимости, на кровать. Целует меня, суетливо раздевает, ласкает жадно и невозможно нежно. Пытаюсь стянуть с него футболку, он обжигает губами мой живот, декольте, шею… Торопливый взмах его руки, и вспыхивает лампа на прикроватной тумбочке. Избавляет меня от топа. Поддерживая мою голову, покрывает поцелуями лицо, шею, грудь… Торопится, но сам себя и сдерживает, замедляя ласки. Его руки, задирая трикотажные брюки, скользят по моим лодыжкам. Я срываюсь на стон. Стиснув зубы, Виктор спешно стягивает с меня остатки одежды. Продолжает держать меня в своих объятиях, словно баюкает. Невесомо гладит мою кожу, мои волосы, целует меня… Резко усаживаюсь на нём верхом. Он охает от неожиданности. К чертям летит его футболка. Скольжу губами по его сильным плечам. Пальцы мои крадутся под резинку его спортивок. - Настырная же ты у меня!.. – Ухмыляется и решительно подминает меня под себя. Немного суеты, и мы одно. Мы словно в лодке, что качает ленивый прибой. Его губы, его руки… Его нежность за гранью реальности разрывает меня восторгом. - Девочка моя… Моя девочка… Моя… - шепчет он мне одурманенный страстью. – Хочу… Моя… Хочу тебя… Моя… Хочу… Моя… Только моя… Навсегда моя… Хочу тебя… Люблю… Ленка-а-а… Моя… Люблю… Моя… Люблю… Моя!.. После он лежит плашмя на спине, раскинув ноги и руки. Я повторяю контур его тела. Моя голова на его груди. Согнутая в колене нога на его животе. Мне хорошо. Ему хорошо. И мне от этого ещё лучше. - Кулёмина, ты же даже не догадываешься, а я тебя люблю… - шепчет с явным сожалением, перебирая пряди моих волос. - Знаю. – Прихватываю губами кожу на его шее. – Ещё со школы. Он обхватывает моё лицо своим тёплыми руками и притягивает к себе так, чтоб глаза в глаза смотреть. Строго смотреть. - Знаешь?! - Ну да, знаю. – Держит моё лицо. Верхом на него сажусь. - Иначе бы и не начала ничего этого. Только поэтому и не отступила от своего. Только поэтому и выдержала твоё сопротивление. - Самоуверенности немерено!.. – Целует меня глубоко, страстно… До лёгкого покалывания внизу живота. - А то! – Провожу языком вдоль жилки на его шеи. – Ну результат то того стоит, согласись? – Грустно улыбается. Спадающие с моего лба волосы убирает, зажимая их между пальцев. – Тебе же самому теперь всё нравится. - Нравится. – Гладит меня по голове. – Но не всё. - Твоя жизнь в твоих руках. – Выпрямляюсь и растерянно пожимаю плечами. – Не устраивает что-то – меняй ситуацию, ну либо отношение к ней. - А ты, Лена, чего хочешь? – Невесомо скользит пальцами по моим рукам, бёдрам. Вновь укладываюсь на его груди. Его руки вдоль моего позвоночника, на пояснице, вновь на бёдрах… - Я не хочу отсюда уходить, - шепчу ему на ухо. - Пробудим здесь до утра. – Накрывает нас одеялом. - А утром? – Замираю. - Утром вернемся к завтраку. Скажем – с пробежки. – Да, знатная пробежка… - Лен, а ты?.. Ты как ко мне относишься? - Я-то?! Я ещё тебя хочу. – Обреченная усмешка в ответ. - Ленк, тебе надо хоть немного поспать – завтра соревнования начинаются. – Он значительно грустнеет. - Ну, Вить… - Скольжу ладошкой вниз по его животу. Он резко перехватывает мою руку. - Я сказал – спать. – Строго. Слишком строго. Обиженно. Категорично. Отчаянно. Зло. С болью. - Что, только когда хочешь ты, или у тебя уже сил нет на меня? – Напускное пренебрежение в моём стальном голосе. - Сил у меня на пятерых таких, как ты!.. А вот тебе пора спать. - Вить. Ви-и-итя-а-а… - Мои губы вдоль жилки на его шее. - Утром душ примем вместе. – Прячу улыбку на его груди и расслабляюсь в его объятиях, растворяясь в нём, в его тепле, в его нежности. – Спи. – Гасит свет. Целует коротко мое плечо, а после накрывает его одеялом и ещё крепче прижимает меня к себе. Засыпаем. Безжалостно ранний подъём. Обещанный душ на двоих. Порция томительных ласк бонусом. Жадно, до рези в горле, глотая воздух, бежим вслед за первым трамваем. Садимся в конце пустого вагона. Долго смеемся. Целуемся. Нежимся в объятиях. Через полгорода трамвай идёт, не открывая двери – пассажиров ещё нет. Витя стучит по двери на нужной нам остановке и на руках выносит меня на улицу. Сжимает мою руку, и мы бежим.
Вика: 44. Мы, запыхавшиеся, влетаем в столовую. Плюхаемся на свободные стулья рядом. - Где вы были? – возмущенно разбивает звенящую тишину Миронова. - Бегали, - хрипим в один голос. Все растерянно отводят от нас свои осуждающие взгляды и возобновляют звон вилок и ложек. Ирка встаёт и уходит. - Салфеток нам передайте!.. – просит Степнов. - Приятного аппетита, - желают нам на разные голоса. Час свободного времени. После автобус доставляет нас во дворец спорта. Где, начиная с регистрации, процесс закручивается в стандартном сценарии. Так получается, что в раздевалке мы с Мироновой остаёмся наедине. Я собираюсь на выход, но сокурсница преграждает мой путь. - Оставь его в покое. – Пытаюсь её обойти, но она лишь упирается раскрытыми ладонями в косяки. - Нам не о чем говорить. - И всё же, послушай!.. У Виктора Михайловича есть семья, жена, сын. Оставь его в покое, - заходится она в крике. - Думаю, Виктор Михайлович не нуждается ни в твоём заступничестве, ни в нашем обсуждении. - Слушай, Кулёмина, тебе самой от себя не противно? – Толкает меня хлестким ударом раскрытых ладоней в плечи. - Грязная, мерзкая, похотливая сучка порочишь честное имя тренера!.. – Влепляю моралистке звонкую пощечину. Та лишь скалиться. – Правда глаза колит? Та народная присказка точно про тебя! Имей совесть! Оставь Степнова в покое! Не лезь в его семью! - Тебе какое дело до его семьи?! Ты кто такая, учить меня жизни?! Или… - На меня снисходит просветление. - Ты завидуешь?.. – Собеседница панически оглядывается по сторонам. Штирлиц ещё никогда не был настолько близок к провалу. И что же мне всю жизнь на конкуренток-то так везет?! - Ты не получишь его!.. – Громко хлопает за собой дверью. Я шарю по сумке. Сигареты, зажигалка… Встаю на подоконник. Курю в открытую форточку. Запах весны бередит былые воспоминания. Стряхиваю пепел. По щекам стекают слёзы. Очередная глубокая затяжка. Рыдания усиливаются. Конец зимы. Десятый класс. - Что, Кулёмина, двойку схлопотала? – шутливо окрикивает меня физрук на полпути к выходу из зала. Оглядываюсь на него с улыбкой. - Сейчас тебе Борзова устроит! – Кидаю мужчине баскетбольный мяч, тот звонко ударяется по его животу, но лицо Степнов держит. Стоит мне зайти в учительскую, завуч запирает дверной замок. Мы наедине в замкнутом пространстве. - Я все знаю, говори честно, что у тебя с педагогом по физкультуре Виктором Михайловичем? – Ровно, жандарм на допросе. Стоит вплотную ко мне и шипит в ухо. - Ничего. – Я – девчонка ещё совсем. Растеряна, оскорблена… - Лена, бессмысленно отпираться. О ваших отношениях знает вся школа. – Только мы вдвоём не догадываемся. - Да нет у нас с ним никаких отношений! Он у нас группой руководит и так пару раз в баскетбол вместе сыграли. – Оправдываюсь. Терпеть клевету – это не про меня. - А до дома тебя кто провожает? А пакеты кто несет? – А свечку кто держит, спросила бы я сейчас. - Он мне с редакцией помогал, я роман деда носила печатать. – Не позволю его честное имя запятнать. - Знаем мы этих романистов, поведали на своем веку. Так это он к тебе пристает или ты ему на шею вешаешься? – Она продолжает моральную осаду. - Никто ни к кому не вешается. Перестаньте. – И себя порочить не позволю. - Я тебе перестану. Устроили, понимаешь, из школы дом свиданий. Тебе должно быть стыдно! Родители в курсе? - Выпустите меня, откройте. – Мы друзья. Он образцово-порядочный тренер, а нас с грязью смешивают. - Девочка, зря ты это, я ведь могу тебе помочь. – Помочь?! В чём?.. Втоптать в грязь лучшего учителя, лучшего человека в моём окружении?! Возвращаюсь в зал. Взгляды присутствующих прикованы ко мне. Мне отчего-то стыдно. В большей степени, думаю, от того, что сожалею, что клевета беспочвенна. Прячу глаза за чёлкой, низко опустив голову. С ноги на ногу переминаюсь. - Ленка, что случилось то? – Меня трясет, и он это видит. - Ленка, ну не психуй, что случилось? Борзова довела, да? – Степнов так встревожен из-за меня. — Она такое наговорила! Я не могу сказать. – Господи, как же стыдно-то, а!.. - Она... Ну, это все вранье. Она сказала, что я с Виктором Михайловичем, что у нас роман. Сказала, что я ему на шею вешаюсь, а он ко мне пристает! – Осмеливаюсь посмотреть на физрука – он в бешенстве. Мы ещё и сами не подозревали тогда… Одиннадцатый класс. Середина осени. Конец первой четверти. Меня вновь вызывает Борзова. Решительно тяну на себя дверь учительской. Взгляды всех присутствующих прикованы ко мне. Кроме одного. - Я не позволю впутывать Лену! – кричит Степнов, обращаясь к коллегам и стоя ко мне спиной. - Вот и Кулёмина пожаловала! – Ехидно улыбается завуч. - Э-э… Людмила Фёдоровна, Вы меня вызывали? – Физрук слышит мой голос и впечатывает кулак в поверхность стола. Дамы вздрагивают. Все за исключением одной. Малахова украдкой кидает на меня изучающий взгляд. – Или я не вовремя? - Вовремя-вовремя! – кричит в запале Борзова. – Проходи, Лена, проходи!.. Думаю, ты нам прояснишь ситуацию. - Какую ситуацию? – Под давлением сухой, дрожащей ладони Терминатора опускаюсь на стул, что стоит посреди кабинета. Все, как одна, смотрят на меня исподлобья. Кто – выжидающе, кто – осуждающе… - Нет, вы посмотрите – она ещё смеет пререкаться! – захлебывается слюной возмущения. - Людмила Фёдоровна, в чём я виновата?! - Лена, ты расскажи нам честно и откровенно всё о ваших с Виктором Михайловичем отношениях, а мы… - Обводит взглядом присутствующих. – Мы решим, есть в этом хоть какая-то твоя вина, или же ты полностью жертва обстоятельств и этого извращенца! - Какие отношения?.. Нет никаких отношений, - хриплю чуть слышно. Рассказов водой наполняет граненный бокал и мне его подает. Принимаю и коротко киваю классному руководителю. Тот растерянно поправляет очки. - Кулёмина, на этот раз обвести меня вокруг пальца не выйдет. – Собеседница рассекает между нами со Степновым и размахивает указательным пальцем правой руки. - На этот раз есть свидетели! И свидетельские показания! Вас неоднократно видели вдвоём! Вечером скрываются вместе в подъезде, утром выходят чуть ли не обнимаясь, в продуктовый вдвоём ходят!.. Что ты на это скажешь, а Кулёмина? Я лишь успеваю перевести дыхание, как Степнов резко оборачивается. - Не трогайте Лену! – взрывается он наконец. - Не смейте вешать на девочку свои грязные вымыслы! Она ни в чём не виновата! - А кто виноват? – Подлетает Борзова к физруку. – Вы? Вы совращаете ученицу помимо её воли? Что, запугали девчонку? Пользуетесь тем, что родители в отъезде, а дед – в больнице?! – Степнов лишь сжимает кулаки. На его шее жилы вздуваются. - Никто ни в чём не виноват! – Вскакивает на ноги Малахова. – Вы, Людмила Фёдоровна, верно заметили, что Лена одна, без присмотра, ну вот мы с Виктором Михайловичем вместе и держим над девочкой шефство. А ночует Виктор Михайлович, простите за откровенность, в одной со мной кровати. – Психолог кривит губы и попеременно подмигивает нам с Виктором Михайловичем украдкой. Если бы я не знала наверняка, что Степнов ночует на дедовом диване третью неделю подряд, то разревелась бы сейчас от этой лжи во спасение. Разревелась бы от ревности, от обиды, от боли, от бессилия, от обреченности. - Что, Лена, это правда: Степнов с Яной Малаховой вдвоём тебе сумки из магазина таскают?! – Нависает надо мной. - Виктор Михайлович сумки таскает. – Набираю воздуха в лёгкие. - Деда в больнице навещает. - А Яна Ивановна? – не унимается Борзова, а за её спиной издалека Малахова кивает мне. - А Яна Ивановна учит меня готовить и… Ну, маму как-то заменяет. – Психолог выдыхает с явным облегчением. Виктор Михайлович в растерянности, но Малаховой явно благодарен. Борзова песочит всех присутствующих с целью профилактики, а затем отпускает. Мы со Степновым уединяемся в спортзале, обсуждаем ситуацию, перекидываясь лениво мячом. На следующий день вручаем нашей спасительнице букет цветов, коробку конфет и флакончик духов. Она искренне умиляется тому, что мы презентуем ей тот же аромат, каким она и пользуется. - Это всё Ленок! Она отгадала!.. – хвалится мной физрук. - Это всё прелестно, но!.. – И теперь уже психолог читает нам, нет – не мораль, а лекцию о природе наших чувств и инструкцию к их применению. - Яночка, но ты-то не выдумывай! – смеется смущенно Степнов. – Мы с Ленкой лучшие друзья, а вся эта ложь – фантазии женского коллектива, не более!.. И снисходительно улыбаясь да упрямо качая головой, психолог нас отпускает. Начало зимы. Школьный коридор. Обреченно провожаем физрука. - Вот и все, нет у нас больше Степнова, - выдыхает Прокопьева. - Лен, чего ты молчишь? – вторит ей Новикова. - Ну, ты-то что об этом думаешь? – наседает на меня Анька. - Я не знаю. Я не знаю, что мне делать. – И я понимаю, что нет у меня больше Моего Степнова. У меня. Нет. Степнова. - Ты чего опаздываешь? – орет на меня куратор, стоит мне появиться на соревновательной площадке. - Чего бесишься? Успела же!.. – отмахиваюсь от него и пытаюсь обойти. - Кулёмина, почему глаза красные? – Останавливает меня, сжав плечи. – Кулёмина?! – Шумно вдыхает воздух у моих волос. – Ты что, курила? - Глаза красные, потому что не выспалась. - Хорош мозги лечить – полчаса назад ты в порядке была. - И да, я курила. – Резко вырываюсь и спешу к месту локации участников первенства.
Вика: немного о былом, чтоб уж совсем не забывали, что есть такой непутёвый автор с таким эксцентричными героями)))) XXVI 45. «Бернард пишет Эстер» Вера Полозкова Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом. Я веду, и я сроду не был никем ведом. По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом. Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом». Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд, Дети ходят туда купаться, но чаще врут, Что купаться; я видел все - Сингапур, Бейрут, От исландских фьордов до сомалийских руд, Но умру, если у меня тебя отберут». Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит, Джип с водителем, из колонок поет Эдит, Скидка тридцать процентов в любимом баре, Но наливают всегда в кредит, А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит». Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам, Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам, Ядерный могильник, водой затопленный котлован, Подчиненных, как кегли, считаю по головам – Но вот если слова – это тоже деньги, То ты мне не по словам». «Моя девочка, ты красивая, как банши. Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши, Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши. Никакой души ведь не хватит, Усталой моей души». По итогам первого дня первенства Кулёмина четвёртая. С конца. В добавок к этой радости очередное обострение – лёжкой лежит. Если к утру на ноги не поставлю, придётся снимать с соревнований. Это ставит под угрозу автомат за практическую часть на госах. Девочка моя, девочка… Разминаю её окаменевшую спину, растираю прогревающим, антивоспалительным средством, укладываю на мануальный игольчатый коврик. Одеялом до подбородка накрываю. Всхлипывает. - Накормлю сейчас тебя, а потом уколы поставлю. – Мы наедине в девичьей спальне. Не сдерживаюсь и накрываю её влажный лоб коротким поцелуем. – Потерпи, моя хорошая… - Сминаю её потрескавшиеся губы. – Скоро полегчает. – Скольжу руками поверх одеяла и покидаю Ленку. Подмигиваю ей на пороге и неслышно прикрываю за собой дверь. Варю легкий овощной суп на курином бульоне – таким она сама меня когда-то заботливо кормила. Интересно, пошёл бы я сейчас за неё на ринг драться? Вряд ли. Но вытащил бы её точно. Не позволил бы сгинуть. Не допустил бы. Спас бы. Уберёг бы. - Виктор Михайлович, а Вы что, в столовую на ужин не ходили разве? – На кухне появляется Миронова. - Кулёмина не ходила. – Проверяю степень готовности овощей. – Плохо девчонке совсем. - Аааа… А Вы считаете, она заслуживает Вашей заботы? – Подходит ко мне со спины неприлично близко. – Вы думайте, она достойна Вашей заботы? - Она нуждается в моей заботе. – Разворачиваюсь и отталкиваю девицу от себя. – Об остальном не тебе судить. Вновь поворачиваюсь к студентке спиной и продолжаю собирать ужин на поднос. Возвращаюсь к моей девочке. Старательно улыбаюсь. Нельзя ей унывать. Итак расстроилась из-за чего-то перед стартом – я уж наверняка знаю. Сама она себя в последнее время загоняет, гнобит… Девочка моя, девочка… Усаживаю её, убираю массажёр, она зажимает край одеяла подмышками и наваливается на, поднятую мной, подушку. Поднос на её коленях. Неспешно ест. Хвалит меня, благодарит. Сидим. Болтаем ни о чём и обо всём с полчаса. Затем я берусь за пакет с лекарствами, наполняю шприц лекарством, тем временем Кулёмина обреченно, неспешно укладывается на живот. Откидываю одеяло, стягиваю трусы, ставлю укол. Пациентка взвизгивает. - Знаю, что больно. – По завершению процедуры оставляю на девичьей ягодице поцелуй. – Легче? – Мурчит нечто невнятное, укладываясь клубочком. – Отдыхай. – Целую её в макушку и ухожу с посудой. На подходе к кухне слышатся едкие фразы, грубые слова, небрежные смешки… Знакомые голоса. Захожу. Мои студенты в полном сборе играют в покер, гоняют чаи и яро обсуждают Кулёмину. Мою посуду, а они и не думают ни тему сменить, ни громкость снизить, ни заткнуться в конце-то концов. Поначалу улавливаю отдельные слова. Продажная. Подстилка. Шлюха. Скрипя зубами, вкрадчиво вслушиваюсь в эмоциональные, хлёсткие речи… - Андрея-то из-за этой сучки избили!.. - Только лох будет из-за такой руки марать. - Всю зиму Кулёмину подвозил такой чёрненький на джипе – он, думаю. - Ну да, больше некому. - Видимо, настолько хороша, что делиться не захотел. - А что, из вас ещё никто не пробовал? - Сидоров собирался, а мы, знаешь ли, Ирочка, брезгуем. - Не пойму, на черта её на соревнования брать? - На результаты прошлых лет понадеялись, видимо. - Но то до академа, а после восстановления она вообще никакая. - И, похоже, не только в спорте, но и в койке!.. – Общий гогот. – За весь год никого кроме чернявенького, а в хорошие-то времена мужика три-четыре за год!.. - Говорят, и преподы в её послужном списке присутствуют. - Да ладно?! - Говорю! - Препод – это даже для Кулёминой слишком!.. - Леонид Константинович, как думаешь, по какой причине уволился? - Слушайте, парни, может реально оно того стоит, чтоб попробовать? - Заткнулись все! - Швыряю алюминиевую ложку в металлическую раковину. Звон оглушает пространство, беседа обрывается. - Вы об одногрупнице говорите или о проститутке с Ленинградки? – Кто-то ухмыляется. Кто-то скептично ведет бровью. Переглядываются между собой. – Как вы смеете столько грязной клеветы на человека вешать, да ещё и за спиной? Что, новенькая в группе? Нашли против кого «дружить»? - Так, Виктор Михайлович, правда же всё это. - Правда?! – Окидываю присутствующих требовательным взглядом. – Какая к чертям, правда? Правда, что вы козла отпущения нашли? Тренируете на Кулёминой своё острословие? - Виктор Михайлович, Вы уж нам на слово поверьте! – Переглядываются. – В отличие от Вас мы-то Кулёмину давно знаем. Былые времена она блистала. По три извозчика за год стабильно! - Вам кто право дал судить человека, ярлык вешать?.. - Ещё скажите, клеймо ставить! - Я тебя умоляю, негде клейма там ставить! - Закрыли свои поганые рты! – Пренебрежительная тишина. – Отбой в девять, не забываем. Готов каждому из присутствующих морду начистить и позвоночник вправить, вместо этого срываюсь в зал. Нахожу потрепанные перчатки и вымещаю всю злость на видавшей виды груше. Выдыхаюсь и опускаюсь на пол, на стену наваливаюсь, делаю пару глотков воды и закрываю глаза. - Они правы. Во всём. – Сквозь пульсацию в висках слышу родной голос. – Ты сам знаешь. – Открываю глаза – на пороге Ленка. - Чего не спишь? - Я всё слышала. Все по комнатам разошлись, пошла тебя искать. – Медленно опускается рядом. – Угарная юность. Безудержное веселье. Сомнительные компании. Ночные клубы. По три-четыре парня за год, с каждым не больше одной-двух близости. – Похоже, назревает исповедь. – Ты не думай, наркотики я и не думала пробовать. Презервативы – моё всё! – Горько ухмыляется, взмахивая в воздухе, сжатыми в замок, кистями. – Здоровый образ жизни. Спорт, спорт и ещё раз спорт!.. – Переводит дыхание. – Инсульт деда. Знаешь, это произошло, когда я… - Голос обрывается, и она стирает слёзы. – Никогда себе не прощу. – Прячет лицо в раскрытых ладонях. Молча привлекаю её к своему плечу. - Дед был плохой последнее время. Я должна была дежурить у его кровати. Ночевать дома. Инсульт, знаешь, дело такое, чем раньше оказана мед. помощь, тем больше шансов избежать тяжёлых последствий. – Всхлипывает. Глажу её по голове. – Скорую вызвала утром. Я всю ночь, всю ночь!.. Скакала на мужике, имя которого не помню. – Отстраняется. Размазывает слезы по лицу. Нос кулаком подтирает. – Знаешь, я ходила по замкнутому кругу: месяца три тусили по клубам, секс пару раз и эти же три месяца отходняка - по два пальца коньяка на вечерний чай, а то и из горла!.. До я думала: вот живой, настоящий, реальный мужик, которому я нужна здесь и сейчас. После же подыхала от понимания, что это вновь не ты. Меня всякий раз буквально наизнанку выворачивало. Инсульт деда, и всё как оборвало!.. Только вот курить начала. – Рецидив, интересно, с чего? – После похорон выпила весь дедовский запас спиртов. Протрезвела – поняла, не живу, а существую. Существую с того дня, когда ты ушёл со школьного двора. - Ленок, для чего тебе все эти пустые связи нужны были? - Наивно верила, что яркие эмоции уничтожат эфемерные чувства. – И выдыхает с явным облегчением. - Тебя забыть пыталась. - Удалось? – Лишь головой мотает. – Потому что не тот метод выбрала. Влюбилась бы в хорошего друга, в человека надёжного, заботливого, готовились бы вместе к созданию семьи… Забыла бы. - Да, по таким критериям ты верный метод выбрал. - Да, я всё верно делал до поры, до времени. – Она чуть отсаживается от меня и обнимает прижатые к груди колени. – И до поры, до времени был рад обманываться тем, что всем доволен, что всё меня устраивает… Если бы не ты, - кладу ладонь на ее плечо, - так и заблуждался бы. Да, я уважаю жену. Благодарен за сына. Но… Всю жизнь я терплю её. - Мне не нужен кто-то другой, лишь бы не одной, лишь бы кто-то… Мне не нужен чужой человек рядом. Мне и не нужны такие же сильные чувства – выматывает. Я тебя забыть хотела – только и всего. - Безуспешно? - Да, безуспешно. – Оглядывается на меня. – Люблю я тебя. – И вновь отворачивается. – Привычка, привязка, дружба наша… Влюбленность. Любовь. Теперь ещё и страсть эта… Зависимость. Ты нужен мне. Очень. - Меня ты любишь. – Разворачиваю девчонку к себе лицом. – Зачем со мной, как с ними? - Кому нужна моя душа, мои чувства, я сама? Кому? Тебе?! Не думаю… А что я ещё могу тебе предложить? Что?! – Откровенно рыдает. – Жена, мать, хозяйка – всё это у тебя уже есть!.. Кино, вино и домино – мужчины из кожи вон лезут, чтоб заполучить от женщин секс. Я изначально понимаю, ради меня ты и пальцем не пошевелишь, поэтому получите, пожалуйста, добычу в готовом виде! – срывается на крик и поджимает губы. – Хочу быть рядом. Рядом с тобой. – Дрожащими пальцами скользит по моим щекам. – Права не имею говорить «Люблю», поэтому касаюсь, целую, ласкаю. Ты, наша близость… Это иное. Нельзя сравнивать нас и всё, что было до. - Лен. – Сглатываю комок горечи. Сжимаю её лицо в крепких тисках. – За что ты со мной так? Я же люблю тебя… Настоящую. Почему ты другая Со мной? Почему ты со мной претворяешься другой? Почему? Зачем? Для чего? - Иначе ты бы не позволил. - Всё же, я тебя не понимаю. Бабы уводят мужиков, крутят ими, вертят, семьи разбивают. Ты самовольно подстелилась. И говоришь, любишь. - Да, люблю. А те бабы, которых ты в пример мне ставишь, тупо замуж хотят. И в борьбе за более выгодную партию никакой грязи не боятся. Я же изначально тебе говорю, семью разбивать твою не буду. Не потому, что ты мне не нужен. Нужен очень. Один Господь Бог знает, с какой болью всякий раз тебя отпускаю. Я тебя люблю – значит, я желаю тебе добра. Твоё счастье превыше всего. Твоё счастье в сыне. Его счастье в вашей семье – ради Бога! Мне одно важно: ты жив, здоров, счастлив. И есть возможность отдавать тебе свою любовь, нежность, страсть… Понимание, насколько тебе хорошо в моих объятиях, делает меня счастливой. – Хоть и догадываюсь обо всём этом, одолевает дикая растерянность. – Наш секс – это мой выбор. Это, если хочешь, подарок любимому человеку. Отношения, союз, пара – здесь я навязываться не буду. Это только твой выбор. Твое решение. - Почему сразу не сказать всё, как есть? - Вить, ты сам не видишь, что мы по кругу ходим с этим твоим «почему»? Я блефовала, и у меня получилось. У меня к тебе одна просьба: решишь меня бросить, бросай постепенно – резко я не выдержу. Загнусь. – Усмехается. – Да кого я обманываю? В любом случае – загнусь. – Прижимаю девчонку к своей груди. Сжимаю её крепко-накрепко, словно испариться может. Глажу её по спине и слушаю, как она приглушенно плачет. - Знаешь же, что люблю, а всё вот так… Больно, что любовь свою ко мне ты от меня же и прячешь всё это время. Неужели, наши случки это и есть уровень нашей любви? - А по другому никак. – Отстраняется. Плечами пожимает. Стирает кулаками со скул слёзы. – Прости, я не нашла иного способа приблизиться к тебе. Прости. Главное, что у меня получилось - ты же повёлся. – И вот, мы уже оба улыбаемся. Грустно, правда. - Ты мне выбора не оставила. – Щёлкаю девчонку по носу и прижимаю к груди. – Оба хороши, конечно. И долго ты так собираешься? - Пока ты позволяешь. – Убеждаюсь, что всё только в моих руках. И главное, что Ленка тоже. Мысль обрывается мелодией входящего вызова. Мобильник валяется рядом. На весь дисплей фото жены. - Ответь. – Любимая резко отдаляется и смотрит на меня исподлобья. Очень строго. - Привет. – Мои пальцы сжимают Ленкины. Между нами расстояние в наши вытянутые руки. - Почему не звонишь мне? – Обида или укор – мне уже неважно. - А ты? – Виртуозно играю в стрелочника - Понятно. – Вздох осуждения. – А сыну? - Я Владьке каждый день звоню дважды в день в одно и тоже время. – Вот только сегодня… - Почему сегодня спокойной ночи ребёнку не пожелал?! Ты в курсе, что он там плачет? Один с чужими людьми!.. – заходится в театральном крике. - Кристин, кончай комедию ломать! Владик не у чужих! Он у моих родителей! - Должен быть со своим родным отцом! Ты почему на неделю отправил его в деревню, со мной не обсудив?! - Потому что есть решения, которые я в состоянии принять самостоятельно. – Кулёмина всё же одергивает руку. - Тебе что, родной сын мешает?! – Киваю на бутылку, Ленка открывает её и подаёт мне. Подмигиваю в знак благодарности. - Господи!.. Кристина Аркадьевна, не доводи до греха, прошу тебя! – Делаю пару глотков воды. – Я в командировке – на соревнованиях со своими студентами в Казани!.. Вернусь – и сразу к сыну. - В пятницу у родителей будешь? - Мы в субботу только выезжаем. – Ленка кидает на меня взгляд полный недоумения. – В воскресенье, думаю. - Ну, хорошо. - Пока. – Гудки. - И где ты до воскресенья собираешься пропадать? - У тебя. – Тяну Кулёмину на себя, укладываю на свои колени. – У нас. – Накрываю её дрожащие, пересохшие губы долгим, томящим поцелуем. Её руки скользят по моей спине, и я отстраняюсь. – Так, кому-то срочно пора спать. - Я даже знаю, кому. – Обреченно поднимается на ноги. – Я хорошо завтра пробегу, обещаю. – Отрицательно мотаю головой. - Я сниму тебя с соревнований – здоровье твоё важнее. - Вить. - Хорошо, обещаю подумать. А сейчас ступай от греха подальше. – Криво ухмыляется и, лениво покачиваясь, медленно устраняется.
Вика: 46. По результатам соревнований Ленка одиннадцатая. Не фонтан, конечно, но вполне сносно. Афанасьева – седьмая, Миронова – четвертая. Наши парни рассчитались через одного с пятого по двадцатое место. Петров третьи. Первое с легкостью бы взял Сидоров, но… Таких не берут в космонавты. По возвращению в столицу, мы с Кулёминой расходимся от вокзала в разные стороны и встречаемся у её подъезда. Принимаем душ. Я варю нам кофе – выпиваем по чашечке. После прогуливаемся до ближайшего продуктового. Забираем Дуську, презентуем соседке коробку конфет. Кулёмина всеми правдами и неправдами отбивается от расспросов сердобольной тётки. Буднично готовлю обед. Ленка сидит в углу кухонного диванчика, да с питомицей играется – по сей день ребёнок словно. Или… с ребёнком словно. - Она решила, что ты мой мужик – странно, - хмыкает на выдохе. - Почему странно? Я и есть твой мужик. - Нет. – Мотает головой. – Я твоя, но ты не мой. Опускаюсь рядом. Сгребаю обоих зеленоглазых блондинок в охапку. Прижимаюсь губами к Ленкиному виску – она замирает, Дуська мурлычет. Сидим так долго-долго. Грустно, тоскливо, горько, больно, тяжко, но хорошо…Очень хорошо. Хорошо, пока Кулёмина не нарушает тишину. - Сейчас суп сбежит. Встаю. Гошу плиту. Обдумываю ситуацию. Все тяжёлые мысли из головы прогоняют Ленкины пальцы на животе да её губы на шее. Спустя минут пять мнём её матрас. Долго мнём. От души и на совесть. После Ленка лежит головой на моей груди и лениво выпускает табачный дым в потолок. - Бросай. – Перебираю прядки её пшеничных чуть влажных волос у виска. - Нервы ни к чёрту. - У тебя конфликт с кем-то был в Казани?.. - Нет. - Я не спрашиваю. - Нет. - Лен?.. - Нормально всё. - Слушай, может, наконец-таки купим кровать? - Зачем? - Да я сразу собирался, но всё как-то не до того. - Ну и к лешему её – подумай только, как скрипеть будет. – Хрипло смеемся. - А мы качественную выберем. – Смех ещё громче. - Боюсь, в магазине экспертизу провести не удастся. – Поднимается на ноги, как есть, нагая. Подходит к, Слава богу, зашторенному окну. Заводит руку за занавеску. Тушит в земле цветочного горшка, выкуренную до фильтра сигаретку. - Ещё же гарантийный срок существует. – Оглядываю Ленку, и она возвращается ко мне. - Ну, тогда другой разговор. Если вопрос ставится таким образом, мы тут отдел технического контроля можем реализовать. – Заливается искристым смехом, прижимаясь к моему плечу. - Давай собираться. – Слегка щекочу её. - Если мы встретим знакомых? – Замирает, вмиг становясь серьёзной. - Это моя только забота. - Терять тебя не хочу. – Переворачивается на живот и ладонь к щеке моей прижимает. - Не потеряешь. - Может, по интернету закажем. – Бровки выгибает. Губы поджимает. - Идём-идём!.. Прогуляемся. *** - Привет. – После оформления покупки и доставки, решаем по пути к выходу прогуляться и по остальным отделам. Посреди торгового зала сталкиваемся с моей сестрой. - День добрый. – Обводит она нас пристальным взглядом. Кулёмина готова сквозь землю провалиться. – Как Казань? Лен, могу тебя поздравить? - Не с чем. – Смотрит прямо в глаза собеседницы и крепко руку мою сжимает. - Почему же? - Ждёте, что оправдываться буду? Нет – не буду. - Что, Лена, лучшая защита – нападение? – За невозможностью спрятать глаза за чёлкой, низко опускает голову. – От меня обороняться не стоит – лишнее. - Я понимаю, Вы ненавидите теперь меня, презираете. - Это ты сама придумала. Лен, ты нужна моему брату, а для меня важно его счастье. – Подхожу к сестре. Опускаю голову на её плечо, Манька поглаживает меня по щеке. Любуюсь расстерянно-смущенной Ленкой. - Девчонки, а покатаемся на иномарке? - С какой целью? – Кулёмина убирает руки в карманы куртки и закусывает нижнюю губу. - Приглашаю вас в ресторан! – Опускаю руку на плечо сестры. - На примирительно-семейный обед! - Семейный это без меня. – Со всех ног Ленка срывается прочь. - Лен, стой! Лена!.. – кричу ей в след. – Ну что за несносная девчонка?! - За речью порой следить надо, братец. – Марья похлопывает меня по груди и горько вздыхает. – Беги за ней. Я у машины вас подожду. Успокоишь и приводи – она, я уверена, в итоге этому обеду рада будет. И вот мы втроём сидим за столиком кафе в ожидании заказа. - Ну, и давно это у вас? – Обводит нас требовательным взглядом сестра, старательно пряча снисходительную улыбку за наигранной строгостью. - Четвёртый месяц пошел… - смущенно признаюсь я, и Ленка отворачивается к окну. - Всего лишь?! Уверена была, вы вместе с октября. – Манька прямо, как гестапо! - Ваш брат, Мария Михайловна, слишком упрямый – под Новый год только сдался. – Прямой, провокационный взгляд натыкается на добрую лучистую улыбку. - Дураки вы оба. – Переглядываемся в недоумении. – Ни разу ни один не попытался найти другого. Ни разу за все шесть лет!.. И если не череда мелких случайностей, то… - В растерянности сестра разводит руками. - То мне бы не представилось возможности испохабить чужую семью. - Лен, ты опять?! – Смотрю на неё строго. – Ты же не жалеешь не о чем? - Прости, Вить. Ты прав, я не о чём не жалею, но я не хочу, чтоб всё вот так… - Прячет лицо в ладонях. - Чтоб сестра твоя знала, чтоб хоть кто-то знал!.. Отягощать тебя не хочу. - Резко поднимает голову и с вызовом смотрит на мою сестру. – Мария Михайловна, мне плевать, что Вы обо мне думаете! Главное, что Вите хорошо со мной. И мы будем вместе пока!.. Пока ему не надоест. – Порывается вскочить из-за стола, но тут официант приносит нам всем троим кофе. Ленка дрожащими пальцами цепляется в свою чашку, словно в спасательный круг. Под столом кладу руку на её бедро и ободряюще поглаживаю острую коленку. Марья качает головой, снисходительно улыбается и подмигивает мне. - Лен, а… - Сестра делает глоток, и мы с Кулёминой на пару замираем. - Почему с Казанью не сложилось? - Спина. - Лечишь тебя, лечишь – да всё без толку! - Это всё от нервов! Да, Кулёмина? – журю девчонку в желании добиться до сути последнего рецидива. - Ммм, ребят, кстати!.. – Оживляется Машка. - Тимка на днях получает сертификат терапевта по иглоукалыванию! Ленок, я тебя на прием запишу! - Лишь бы помогло – не знаю уже, как и чем лечить Ленку. - Вообще, хорошо бы на море съездить: солнышко косточки прогреет, солёная вода всё дурное выведет, и нервы, как раз таки, успокоятся. - Да, Ленок, витаминчиков наберешься – решено, летом отправлю тебя в профилакторий! - Меня?! – Оглядывает нас, словно умалишенных. - Тебя. Сам в Москве работать останусь. Мань, а съездишь с Ленкой? Все расходы беру на себя, да и вам вместе веселее, а? - Братец, заметь, не я это предложила. - Ленк, ты что скажешь? – Она лишь дугой выгибает брови. – Значит, решено. - Лен, а Витя передавал тебе от меня поздравления с днем рождения? - Передавал, спасибо. – Кулёмина наконец-то расслабляется и расплывается в трогательной улыбке. – Никогда его лица в тот момент не забуду. – С девичьих уст срывается мягкий смешок. Манька одобрительно улыбается. Нам наконец-то приносят заказ, и мы дружно звеним вилками, ведя размеренную беседу. - Мань, поехали завтра к родителям вместе, а? – Сестра тут же пинает меня по голени, с укором поджимая губы, одним только взглядом говоря мне: заткнись. – Заеду завтра утром за тобой. – Она кивает. - Ребят, вы чего в мебельном-то забыли? – Смущенно переглядываемся. Сестра закатывает глаза. - А ты? – перевожу я стрелки. - А то ты, братец, не знаешь, что я в процессе затяжного ремонта? Кафель положил и на этом успокоился? - Да помню я наш договор! Как обои купишь – приглашай! - Уже. - Ну и замечательно: со следующей недели и начнём! - Ленок хоть спокойно диплом будет дописывать да к госам готовиться – на меня отвлекаться не придётся. - А… если мне твоя помощь по учёбе понадобится? – робко тянет моя любимая студентка. - Всегда на связи. – Коротко целую её в висок. Сестра мне подмигивает. Продолжаем обед и какую-то будничную беседу. Тех, кому интересно, вновь прошу набраться терпения в ожидании.
Вика: XXVII 47. этот день для меня как агония. и тоска по тебе не сравнится с бетонной стеной. я лежу животом в луже облака и люди кружат вокруг по часовой. ты помнишь наши скитания, слезы, сны на полу, бездомные страны. возвращайся скорее домой. у каждого свои демоны. возвращайся скорее домой и укрой себя мной, чтобы вылечить раны. этот день для меня как агония и тоска по тебе не сравнится даже с тобой. я вырву все что написано, и лето станет теплой южной зимой. кто они, когда мир бесится? кто они – наши дети? кого им держать за колено? возвращайся скорее домой - у каждого свои демоны. возвращайся скорее домой и укрой себя мной, чтобы сердце запело. (Д.А. - Демоны) Не помню, когда в последний раз видела Витю. Нет, Виктора Михайловича я вижу регулярно. Но вот Витю… Витю нет. Я зову его, зову-зову… Он всё твердит, что вот сдам экзамен, и после… До тех пор не будет меня отвлекать. Тоскую. - Вить, кровать привезли. – Смелею и набираю его. Сейчас, должно быть, он забирает сына из сада. - Приехать, собрать? – Кажется, или действительно дежурно?.. - Приехать, опробовать. – Ни к чему ходить вокруг да около. - Приеду… - сухо и нехотя. - Вить… - И он сбрасывает. Наверняка, Владик на шее виснет. Как бы я хотела встречать их каждый вечер в прихожей своей квартиры, но… забрасываю в сумку бутылку кефира да методичку к Госам. Последний взмах расчёски и на работу. Засыпая на ходу, спустя несколько часов я возвращаюсь в свой тихий дом. Уже не запинаюсь в прихожей о детали кровати. Сбрасываю кроссовки и, не снимая куртки, в надежде уткнуться в тёплую сильную грудь, да вдохнуть родной, терпкий запах, со всех ног спешу в спальню. Зажигаю свет. Новая кровать. Новый матрас. Подушки, одеяло… Новое постельное белье. И… никого. Скольжу по косяку и, утыкаясь в колени, содрогаюсь в рыданиях. Некоторое время спустя ко мне за пазуху пробирается Дуська. Мурлычет. Явно еды просит. Деваться некуда, утираю нос кулаком и с любимицей на руках отправляюсь на кухню. Зажигаю свет и замираю… по центру стола простая трёхлитровая банка из-под сливового компота, в ней цветы. Безразмерная охапка крупных белых роз. На плите остывает кастрюля с наваристыми щами. Открываю холодильник. Полки забиты до отказа. Наливаю Дуське молока, корм накладываю, снимаю куртку, опускаюсь медленно на диванчик, облокачиваюсь о стол, подпирая подбородок кулаками, и завороженно разглядываю хитросплетения нежных лепестков. Степнов постоянно сумки с едой да домашней утварью таскает, но цветы были, пожалуй, лишь на день рождения. Не нужно мне ничего: ни цветов этих, ни горбуши замороженной, ни простыней свежих… Он один только нужен. Откупается. Принимаю душ. В недрах шкафа нахожу его, заброшенную за ненадобностью, футболку. Надеваю на ещё влажное тело и забываюсь тревожным сном, обнимая саму себя за плечи. Следующим днём на собрании группы глаз с него не свожу. Просит задержаться после. - Ну, ты чего? - Скучаю. – Спускаюсь по ступенькам амфитеатра аудитории. - И я скучаю. - Приходи ко мне. К нам. – Подхожу к мужчине, пальцами по его щекам скольжу. - Ленок, ну ты же знаешь, ремонт у сестры делаю – мы с Владькой буквально живём у Маньки. - Пятнадцать минут. Пожалуйста. – Так унижаться я не планировала. Хотя… давно пройдена та грань, за которой гордость имеет хоть какую-то цену. - Лен, тебе на учёбе надо сосредоточиться. – Сжимает бережно мои трясущиеся плечи. – Все силы необходимо на экзамен, диплом направить. Расточительство времени и энергии сейчас не для тебя. – Расточительство?! – Морщусь от этого слова. Он лишь горько выдыхает. Беру себя в руки и тянусь за поцелуем. Степнов резко отстраняется. Обходит стол. Собирает с него бумажки, по которым нам информацию зачитывал. - Ты чего?! – Неужели, всё?.. - На той неделе по всему универу камеры наблюдения установили. – Кивает на немого свидетеля. - Опоздали. – Срываюсь на саркастически смешок. – Самая зрелищная премьера отгремела давно. - Лен, поезжай домой. Пообедай, поспи пару часов, а потом готовься. Спать ложись пораньше. – Тошно от его заботы. - Мне на работу надо. - Какую, к чертям, работу?! - Мои отгулы из-за практики посчитали за отпуск. Отпуск, который не может длиться вечно. - Кулёмина. - Мне нужна эта работа. - Беру сумку и ухожу. Какого моё удивление, когда, спустя два сеанса, ко мне подходят Степновы. Владик деловито протягивает два билета, одаривает меня своей фирменной улыбкой. Его отец невзначай скользит кончиками пальцев по моему бедру, следуя за шустрым сыном. Минут за пятнадцать до окончания сеанса захожу в зал. В полумраке любуюсь лучистыми улыбками сына и отца. Как же я хочу… Как же я хочу… Как же… - Лена, спасибо за такой весёлый мультик! – На выходе Влад тянется ко мне с объятиями. - Не за что! – Треплю его по макушке. – Папе своему спасибо говори. - Лена, а тебе долго ещё работать сегодня? - Сегодня? – Поднимаю взгляд с мальчишки на его отца, а затем вновь в глаза ребёнка вглядываюсь. – Ещё один мультик остался. - Сходишь с нами после в кафе-мороженое? - С вами? – Ищу подтверждение в Витиных глазах. – С вами обязательно. - Мы с папой пока на автоматах поиграем! – С азартом тянет отца за собой. Тот поджимает обреченно губы и подмигивает мне. Последующие полтора часа даются мне километрами перетянутых нервов. И вот сижу напротив Степновых. Уплетаем молочные, подтаявшие десерты: у меня крем-брюле с фруктами и орехами, у Владика шоколадное лакомства, у Вити классический пломбир. - Ну, и как вам мультик? – эмоционально обсуждаем сюжет, героев и графику. Спустя полчаса сквозь собственные торопливые рассказы и озорной смех мальчишка начинает изредка зевать. Отец его заботливо одевает, не сводя при этом пристального взгляда с меня. Последние силы покидают меня – не могу я так долго без него. Не могу… Владислав, как истинный джентльмен, предлагает отцу подвезти меня и, довольный положительным ответом, залезает на его шею. - Ты высоты не боишься? – интересуюсь у мальчишки, направляя на его пояснице куртку. - Нет. Папа меня не уронит! - А папе не тяжело, как думаешь? – забираю со стола машинку, которую благополучно забыл Владик, и зачем-то отправляю её в собственную сумку. - Папе не тяжело, - подаёт голос объект обсуждения, сжимая детские щиколотки. – Но папа телефон забыл. - Кивает на смартфон. – Надо бы как-то положить его во внутренний карман куртки. - Лена, помоги, пожалуйста, моему папе! Дрожащими, негнущимися пальцами выполняю просьбу. Задерживаю ладонь на тёплой мужской груди, чувствую, как бьется его могучее сердце. Млею и насыщаюсь энергией. Каменею под настороженным, пытливым взглядом малыша и стыдливо одёргиваю руку. - Папочка, а тебе точно не тяжело? - Тяжеловато, если честно, но год, думаю, я ещё в силах тебя потаскать. - Но ты же за год не состаришься?! – изумляется мальчишка. - Я ещё долго не постарею! – Подмигивает мне Степнов. - Но ты-то подрастёшь! – Они продолжают беседовать на тему неизбежного взросления и прибавления в весе и росте, а я бреду за ними следом и смакую иллюзию счастливой семьи. Забрать бы их себе домой навсегда и уже никогда не возвращать и ни с кем не делиться! Но… Они оба чужие, не мои. Они принадлежат другой женщине. Вот если бы её не было?.. Нет, я не желаю её смерти, но вот если бы её не было… Если бы, если бы… Если бы я не оттолкнула Виктора Михайловича, то сейчас и Витя, и Владик, и все, отведённые нам небесами, карапузы были бы только моими. Тёплый, безветренный, тихий апрельский вечер. Парковка развлекательного центра заполнена до отказа. Автомобиль Степновых, как выясняется, припаркован в двух кварталах у гипермаркета. Витя ставит сына на ноги, тот берёт нас за руки и через сквер ведёт в нужном направлении. Перепрыгивает лужи, опираясь на наши руки. Заливисто хохочет при этом. Мы с его отцом периодически шапку, съезжающую с мальчишеских ушей, поправляем. Неожиданно, сжимая в зубах палку, на нас летит немецкая овчарка. Степнов отводит за спину не только сына, но и меня. Владька прячется между нами и к ноге моей прижимается. Пёс равнодушно пролетает мимо нас, а мальчишка всё продолжает держать мою ногу в кольце своих рук. - Владь, ну ты чего? – Собеседник поднимает на меня голову. Поправляю его, съехавшую на брови, шапку. - Собак боишься? – Он лишь жмурит глаза в подтверждение. – Тебя что, собака когда-то кусала? – Отрицательно мотает головой. А я кладу ладонь на его спину. Ободряюще поглаживаю. – Ну и не бойся ничего! Ты же у нас храбрый и сильный! Тем более папа никогда не даст нас в обиду. – Передёргивает под пристальным Витиным взглядом. – Твой папа никогда не даст Тебя в обиду. Никогда ничего не бойся. - Леночка, а ты сама разве совсем-совсем нисколечко не испугалась? - Нет. Когда твой папа рядом, я ничего не боюсь! – Нежно щёлкаю мальчишку по носу. – И тебе советую доверять папе. - Лена, ты что, хвалишь моего папу?! – Ребёнок буквально шокирован. - В этом есть что-то плохое или запретное? - Нет, просто мама постоянно ругает папу, говорит, что он неудачник… - шепчет заговорчески. Степнов тем временем скрепит зубами, старательно изображая глухонемого. – А ты хвалишь папу – разве так бывает? - Но мы-то с тобой знаем, что папа-то твой самый лучший, правда же? – Кивает. – Это самое главное. - Лен?.. – Жестом приглашает меня пошептаться. Опускаюсь на корточки. Малыш приседает на одно моё колено. За шею обнимает. – Лена, скажи по секрету, ты папу моего любишь? – шепчет мне на ухо. Комок боли и горечи сжимается в области сердца и вдоль позвоночника вниз опускается. Горячим камнем разбивается о низ живота. - Малыш, послушай меня, пожалуйста. – Обнимаю его за плечи. - Твой папа – мой учитель и друг, но твой папа всегда будет твоим папой, всегда будет любить тебя и всегда будет с тобой. - Я знаю всё это, но ты… ты же любишь папу? - Я… - Мой голос дрожит. – Я уважаю твоего папу. Восхищаюсь им. Я… Я желаю твоему папе добра, счастья, всего-всего-всего самого-самого-самого хорошего. Твой папа самый лучший! - Значит, любишь. И никогда не обидишь, а то мама всегда, когда приезжает, папу обижает. Папа грустный всегда ходит и почти всегда молчит. Не играет со мной, не шутит… Книжки только читает… – Вздыхает с сожалением. – А ты расскажешь папе, что любишь его? – Отрицательно мотаю головой. – Почему? - Нельзя. - Почему?! - Потому что он мамин. - И что?! Мама всё равно всегда на папу ругается, кричит!.. - Владь, послушай, ты, твои папа и мама – вы все вместе – семья. А я чужая, посторонняя, лишняя тётя. – Не без труда проглатываю слёзы. Опомнилась – называется!.. - Твои мама и папа любят тебя. Вы втроём самые родные друг другу люди. Вы семья – одно целое. Я уверена, если ты попросишь папу и маму не ругаться, они перестанут кричать. И всё у вас будет хорошо. - Кхм, – Витя прокашливается, привлекая к себе внимание. – В компании больше двух разговаривают вслух! - А подслушивать некрасиво! – деловито укоряет его сын. – Тем более чужие секретики! - Так мне никто ничего так и не расскажет?! – Изумленно выгибает брови - Нет. – Мальчишка сжимает мою руку и тянет за собой. - Меня-то подождите!.. – Спешит следом Степнов. Нагоняет нас и подхватывает на руки сына. Дальнейший путь продолжаем в тишине. - Кулёмина, нам бы ещё в продуктовый зайти, ты как? – Витя ненавязчиво возобновляет беседу, стоит замаячить неоновой вывеске фирменной сети. Переглядываемся с Владиком. - Мы с Леной погуляем, а ты сам в магазин сходи, хорошо? – мальчишка с блеском проворачивает дипломатические переговоры. Его отец удаляется в гордом одиночестве. По возвращению он застаёт нас за игрой в классики. - Смотрю, вы окончательно спелись!.. - Не-е-ет, мы не поём, мы прыгаем! – возмущается малой. - Хорошо, уговорил. Домой-то едем? - Сначала Лену домой отвезём – мы обещали!.. И мы уже у моего подъезда. Владик давно спит крепким сном. Пользуясь чем, его отец не отказывает себе в удовольствии последние минут двадцать периодически поглаживать мою левую коленку. - К чему всё это? – не выдерживаю я напряжения, сгусток которого во мне достигает своего апогея. - Что, всё? - Обед с Машей, ужин с Владом?.. – Он опускает стекло на два пальца и глубоко вдыхает свежий, влажный воздух. – Зачем? Для чего? - С сестрой моей мы случайно встретились, а сегодняшний вечер… Ты же сама говоришь, что скучаешь. Встречи просишь. - Я прошу встречи наедине, а не при таких свидетелях. – Кидаю осуждающий взгляд на отражение ребёнка. - Тебе нужен секс или я? – Браво, Виктор Михайлович! За мастерство односложных вопросов пять балов! Мне нужен ты, но мне тебя не видать, как своего красивого затылка. Поэтому я рада довольствоваться сексом с тобой, но раз в твоём миропонимании ты и секс взаимоисключающие явления, то… - Ты. - Сомневаюсь. Иначе вот он – я. Весь вечер рядом, друг на друга смотрим, общаемся… Ты же не довольна. В койку лишь бы затащить. – Осуждает. - Тебе не я нужен. - Ты. Ты нужен, ты!.. Я же сдалась – в любви тебе призналась. Что ты ещё от меня хочешь? Почему не веришь? И к чему так надо мной измываться? Я сама знаю своё место, знаю, что есть семья – и там с ними твоя жизнь, а есть я - и я для досуга, утехи ради!.. Зачем сына привёл? Мол, смотри, Кулёмина, смотри и загибайся?! - Лен, ты чего? – Бережно сжимает мою коленку. – Совсем ку-ку поехало?! Владька в кино давно просится, мы друг по другу тоскуем – не всегда есть возможность и там, и там успеть, а так… Хороший вечер складывается, согласись, душевный? - Душевный?! Ты понимаешь, какого мне?.. – кричу шёпотом. - Сын мой поперёк горла? - Нет. Отношения наши… - К окну отворачиваюсь, лишь бы скрыть от собеседника подкатившие слёзы. - И тебе, и мне – нам обоим тайм-аут нужен. - Бросаешь меня? – Делаю глубокий вдох и невольно всхлипываю. – Называй вещи своими именами. - Нет. Не бросаю. У тебя учёба. У меня родительские грядки. Обстоятельства складываются порой так… - Какие, к чёрту, обстоятельства?! – шиплю по-змеиному. – Ты либо меня хочешь, либо – нет!.. – Отстёгиваю ремень безопасности и безуспешно тяну на себя дверную ручку – заблокирована. - Корявые отмазки прибереги для жены! - Кулёмина!.. – Сжимает мои руки. – Приди в себя! – Если он так шепчет, представляю, как бы он кричал, будь на то возможность. - Отпусти меня. – И не думает ослабить хватку. - Лен, прошу тебя - успокойся. – Лишь сильнее стискиваю зубы. Степнов кидает настороженный взгляд на сына, а после с явным опасением накрывает мои напряжённые губы коротким, мягким поцелуем. – Обещаю, диплом будем праздновать вместе, вдвоём. - Опусти. Меня. – Я и без того накалена до предела, а он ещё пуще меня провоцируете. Отстраняется. Нажимает кнопку на панели управления, и я слышу характерный щелчок. Уже ступаю в недра подъезда, когда его горячая ладонь накрывает мою дрожащую. - Ты забыла. – Передает пакет из супермаркета, который всю дорогу валялся у меня в ногах. – Обещай, что дождёшься меня… Нас… дождешься. – И я молча захлопываю дверь перед его носом. Пару дней спустя мы вновь совершенно случайно встречаемся той же компанией. В больнице. Я обедаю в столовой между сеансом иглотерапии и сменой в киноцентре, а Степнов забирает сына у тётки, они едут в спортклуб и вот тоже заскочили перехватить по пирожку, но… всё же решают составить мне компанию. - Леночка, мне очень-очень-очень сильно надоело ходить на работу к папе!- жалуется Владька посреди псевдодружеской, формальной беседы. - Можно я сегодня с тобой на твою работу пойду? – Дуреем со Степновым в равной степени. – А вечером мы с папой увезём тебя домой! – Переводит хитрющий взгляд с меня на отца и обратно. – Папочка, ну пожалуйста!. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – Чуть ли не прыгает на стуле. - Угомонись, Влад! – присмиряет мальца отец. – Лене нельзя кого попало на работу водить! - Но я же не «кто попало»!.. – малыш искренне обижается. - Конечно же, ты не «кто попало! – Встаю, обхожу стол и приседаю перед собеседником. Маленькие, мягкие ладошки тонут в моих пересохших и напряженных. – Владик, если ты гарантируешь образцово-порядочное поведение, то я беру тебя с собой! – И он заключает мою шею в кольце своих крепких объятий. Мой рабочий вечер стремится к финалу. Сидим с малым на диване у входа в кинозал. Он на моих коленях, голову к моей груди прижимает… Вопросы постоянно задаёт, пальцы мои перебирает… Как же мальчишке не хватает материнского тепла, ласки, нежности… Виктор, безусловно, лучший отец, но… Читаю ему, специально скаченный на смартфон, детский, приключенческий детектив. Владька в своих комментариях проявляет незаурядный, пытливый ум, азарт к жизни и явное бесстрашие. Да, собак, пожалуй, только и боится… - Скучаете без меня? – На корточки перед нами опускается Степнов, и у меня камнем всё внутри стынет - Да уж заждались! – с укоризной отвечает ему сын, не отрывая головы от моего плеча. – Леночка, читай дальше, пожалуйста. - Владь, домой пора. – Поднявшись на ноги, треплет его по макушке отец и чуть касается моей щеки. Ровно кошка ласкаюсь к его пальцам. Как же я истосковалась по его рукам!.. По его запаху и по его рычанию. По его мощи и по его теплу. – Сынок, мы попросим Лену, и она тебе книжку в машине дочитает. - Лена, правда? – Подмигиваю мальчишке. Тот сию же секунду соглашается пойти на руки к отцу. И я удаляюсь в комнату персонала. Едем в машине. Я рядом с Владиком – книжку ему дочитываю. Витя на нас всё поглядывает. - Лен, возьми отгулы на пару дней – экзамен скоро, - впервые за вечер Степнов обращается ко мне, остановившись рядом с моим подъездом. - Сама разберусь. – И покидаю автомобиль. И вот, экзамен. Куратор в комиссии. Настороженно вслушивается в мою речь, по её окончанию откровенно переводит дух. Затем с каждым моим движением всё отчаяннее и отчаяннее стискивает зубы. После с трудом сдерживает очевидный приступ радости. Громко и порывисто дышит. Много пьет минералки прямо из бутылки. Далее по списку. Пятнадцать минут ожидания, и нам объявляют оценки. Степнов испаряется в толпе преподавательского состава. Я, повесив голову, бреду в раздевалку. Переодеваюсь. Попутно отвечая на смс Машки и мамы. В ответ поздравления. Заношу в библиотеку учебный материал и спешу прочь. Невозможно находиться рядом с Витей. Рядом, но не вместе. - Ну что, Кулёмина, сдала экзамен? – Путь на волю мне перекрывает Надежда Ивановна. - Вам-то какое дело? – Складываю руки на груди и вглядываюсь вдаль за окном. - Трояк? - Четвёрка. - Ну, значит, заслужила!.. – Заговорчески улыбается. – Идём на кафедру. – Взмахом руки задает траекторию, призывая следовать за ней. - Это ещё зачем? - Идём-идём!.. – Коротко оборачивается. - Узнаешь! - Надежда Ивановна, какого чёрта Вы темните?! И мы в кабинете. Степнов сидит за столом у окна, документы какие-то заполняет. Петрова вручает мне огромный букет зелёных роз. Я растеряно сминаю фольгу. - Курьер через вахтёра передал. – Витя украдкой подмигивает. – Видимо, чернявенький твой вернуть тебя хочет. – Я невольно улыбаюсь. На душе становится неуместно легко, и даже плечи расправляются. - Выводы свои навязывать не надо – сама разберусь. – Утыкаюсь носом в лепестки. - Конечно, разберешься. Иди диплом дописывай – до праздников надо рецензенту сдать. - Уже сдала. - Умница! – срывается с уст куратора. Методист окидывает его критичным взглядом. – Теперь, Кулёмина, речь надо учить! - Да не вопрос, Виктор Михайлович!.. – Нарочито серьезно отдаю честь и, развернувшись на пятках, покидаю кабинет. Полторы недели сливаются в калейдоскопе кутерьмы: праздники, будни, работа, самоподготовка, непривычно частые звонки родителей, добровольно-принудительное участие в парадах и любительских городских соревнованиях. И ни одной встречи, ни одного разговора с куратором!.. Итог этому абсурду награда в эквиваленте отличной оценки за защиту диплома. - Виктор Михайлович, спешу Вас порадовать! – Запыхавшаяся врываюсь в кабинет, где по смс-договоренности он ожидает меня в одиночестве. – Вы можете мной гордиться!.. – Он напряжен. - Защитила диплом на «Отлично»! – Никакой реакции. Лишь зубы жестче сжимает. Подлетаю к Степнову с объятиями. Он решительно отстраняется, отходит в сторону. Теперь нас разделяет стол. - В чём дело? – Не понимаю причины подступивших слёз. Не понимаю причины колкого холода в его взгляде. Он пообещал мне праздник и… ночь. Целую ночь. – Что-то случилось? Мы… Мы идём праздновать, как планировали? – Мужчина отрицательно мотает головой, и с моего лица нехотя слезает наивная улыбка. – Витя, не пугай меня. С Владиком всё в порядке? – Иных причин его мрачному состоянию я не мыслю. - И ты смеешь спрашивать?! – цедит сквозь зубы. – Решила вступить в битву? И первый же удар столь жесток и безжалостен? - Понятия не имею, в чём ты меня обвиняешь. - В этом. – Достаёт из ящика бумажный свёрток и швыряет его на стол. Фотографии. На них оживают самые яркие воспоминания нашего становления. Невольно расплываюсь в улыбке, но тут же одергиваю себя. За нами идёт слежка? Кто? С какой целью? И?.. – Какого чёрта ты сыну моему эту грязь подбрасываешь? - Это… - Дурной сон. - Это… - В жажде прогнать наваждение отрицательно мотаю головой. – Это… - Быть этого не может. – Это не я. Нет. – Мужчина напротив лишь зло ухмыляется. - Какого лешего святошу из себя корчишь?! – В недоумении продолжаю мотать головой. Дрожащие руки к нему тяну. Резко отшвыривает. Нос подтираю, слёзы со щёк стираю. – Говоришь, счастье моего сына превыше всего?! Говоришь, зла моему ребёнку не причинишь?! На деле же Влад получает эти снимки!.. - Что?! Он видел?! – Рыдания вмиг обрываются. Приходит паника. - Слава Богу, нет, но ты-то комедию ломать не смей – сама же этого добивалась. - Витя, услышь меня, это не я!.. Сам подумай, зачем мне это? - Вот и я не понимаю. Не глупая – должна понимать, в отместку могу и… - Понимаю. Только вслух не говори, пожалуйста. - Нет-нет-нет! Это не я!.. Я не обижу Владика, никогда!.. - Уже. - Это не я. Я всю жизнь готова довольствоваться малым. Я… я не способна на такие жертвы. Да и зачем?! Ясно же, что ты меня бросишь – смысл?! – Смысл приплетать чертов тайм-аут?! Смысл сейчас крайней делать меня?! Бросаешь – бросай! К чему на меня вешать все скелеты?! - Только вот больше некому. - Вить, пожалуйста, поверь – это не я. – Он отрицательно мотает головой. – Не веришь? – В его глазах животный гнев и боль разочарования. – Любил бы – верил бы, доверял. - У меня к тебе единственный вопрос: кто помогает тебе в этом грязном деле? - Да иди ты! – Разворачиваюсь и бегу прочь, не разбирая толком из-за слёз дороги. Не укладывается в голове, что Степнов бросает меня столь изощренно.
Вика: XXVIII 48. Очень хотела прыгнуть с моста. Секунды тик-так. Отчаяние в такт. Стала ненужной. Прости красота, стала вчерашней, Простой и не важной; Не стоит считать до ста! Без тебя нет ее, без тебя ее нет! Море - закат, суша - рассвет! Могла только так она, и верно - была права: Он говорил, он говорил - ей говорил слова. НС - ОЧЕНЬХОТЕЛА Минута утекает за минутой, а в ушах всё ещё звенят Ленкин крик да хлопок двери. Постепенно начинаю осознавать, что всё – вот он наш финал. Мы любим друг друга, мы нужны друг другу, но… Мысль обрывает осторожный стук в дверь. - Лена, думал, ты уже ушла!.. – Открываю дверь, а на пороге Афанасьева. - Э-э-э…Кулёмина действительно уже ушла. – Растеряно пожимает плечами. – Мы тут с ребятами собираемся отпраздновать. Вас приглашаем. - Нет, Настя, извини. - Ну, Виктор Михайлович!.. - Сегодня без меня. - Виктор Михайлович, ну как Вы не понимаете: вручение диплома – и всё!.. – Глаза навыкат, руки всё равно что крылья курицы. - Передавай ребятам поздравления с успешной защитой. – Одаривает меня гримасой сожаления и уходит. Сажусь. Достаю из кармана, висящей на спинке стула, ветровки ключи от квартиры Кулёминой – и почему я не отдал ей их? Перебираю фотографии в очередной раз. Погружаюсь в недавние воспоминания… - Витя-Витя-Витя… - Вздыхает и треплет меня по загривку жена. Мягко, но решительно отстраняюсь. – А как тебя студенты твои называют? Виктор Михайлович? – Коротко киваю. – И как первый год в универе, нравится? – Очередной кивок. – А… в клубе как дела? - Кредит погасили. Летом, конечно, в холостую простоим, а с осени, думаю, в гору пойду. – Делаю пару глотков остывшего чая. – К тому же, планируем открывать групповые занятия по йоге и лфк. Почему ты интересуешься? - А почему ты не интересуешься моей карьерой? Витя, это естественно, когда супруги любопытствуют об успехах друг друга. - Ну а что, я и так знаю. – Пожимаю плечами. - Впереди лето – гастроли по курортам Краснодарского края. Если повезёт, двухнедельный отпуск. С сентября новый сезон. Что ещё? - Всё иначе. Я увольняюсь. Мне предлагают контракт на три года с возможностью дальнейшего продления. Солистка циркового мюзикла. Париж. Гастроли по всей Европе. - Я рад за тебя, но… о сыне ты подумала? Владик мать три года не будет видеть?! – Собеседница в замешательстве. - Мы – семья! Мы все вместе едем. – Словно само собой разумеющееся. - Нет. – И где моя решительность была раньше? - Что значит, нет?! Ты продаешь свою часть бизнеса, ну или регулярно получаешь процент с дохода, квартиру сдаём в аренду… - Встаёт позади меня. – И… и всё!.. – Кладёт ладони на мои плечи. - Ты можешь не работать, сыном будешь заниматься, мы вместе объедем всю Европу – мир посмотрим. – Медленно шепчет своим низким, пронзительным голосом. Плечи мои разминает. - Возможно, где-то нам понравится настолько, что мы и жить там останемся… - Передёргиваюсь, руки её с себя стряхиваю. - Ты только подумай, какие перспективы не только для моей карьеры, но и для твоей жизни, для развития нашего ребёнка… - Ты решила за всех? – Супруга в растерянности. – Только не учла, что это твой выбор. Твой, но не мой. – Стараюсь держать себя в руках, но на деле уже рычу. - Что ты хочешь этим сказать? – Садится за стол напротив меня и кулачком подбородок пдпирает. - Кристина, Европа – это твоя мечта, твоя жизнь. Моя жизнь здесь – в России, в Москве, рядом с родными. Ты же вольна устраивать свою жизнь, как считаешь нужным. Но только свою, а не наши. - Я уезжаю работать, ты остаешься ждать меня дома, но это же не месяц гастролей – это, как минимум, три года!.. Какая же это семья-то на расстоянии длиною в три года?! - уже кричит. - Ты не понимаешь. Я не планирую тебя ждать, я отпускаю тебя насовсем. Развод, и наши пути расходятся – конец всему, - неужели, наконец-то говорю это вслух? Аж чувствую, как кандалы слабеют. - Что?! – Вскакивает на ноги. - Что ты имеешь ввиду?.. Только не говори, что если я соглашаюсь на работу, то теряю тебя, нашу семью?! – Мечется по кухне. - Контракт или развод – таково твоё условие? – Нависает надо мной, гневно щуря глаза. - В любом случае развод. – Давно пора. - В любом случае?! – Копошится в сумочке. - И я даже знаю, из-за чего… - Кладёт передо мной пухлый конверт. – Из-за этого. – Стучит ноготками по столу. – Из-за неё. Жена запирает дверь, подходит к открытому окну, закуривает. Я тем временем знакомлюсь с содержимым бумажного пакета. Фотографии. На них мы с Кулёминой. Лена садится в мою машину. Я открываю для неё дверцу и подаю руку. Целуемся в пустой аудитории – как давно это было… Целуемся в туалетной кабинки театра – вид сверху. Мы в кафе. День памяти Петра Никоноровича. Всё было предельно целомудренно, но кадры более чем неоднозначны. Множество фотографий. Все смазанные, плохого качества, издалека, из-за укрытий, но… Но сюжет красноречив настолько, что в комментариях не нуждается. - Ты всё знаешь, но… зовёшь с собой? – Эта женщина не перестает меня поражать. - Мне нужна наша благополучная семья, мне нужен мой заботливый муж, моему сыну нужен его любящий, его самый лучший, его родной отец, - нашептывает на выдохах, не оборачиваясь. – Я же всё понимаю. Понимаю все свои ошибки. Понимаю, что жена при муже быть должна. Понимаю, что всё дело в ней – ты не стал бы мне изменять, ни появись эта девочка из прошлого. Она же внучка твоего друга – того старого фантаста, по роману которого сняли наш фильм, да?.. – Оглядывается на меня. – Твоя ученица, твоя студентка, твоя… - Отворачивается. - Ты любил её когда-то давно. Думал, что любишь. Только любить её было нельзя. Я?.. – И вновь кидает на меня презренный взгляд поверх плеча. - Издалека очень на неё похожа, да? Что молчишь? Так казалось только поначалу, правда? – Отвожу взгляд и шумно выдыхаю, запуская пятерню в собственный загривок. – Уверена, за последние полгода ты налюбился ею до диатеза. Уверена и в том, что, если и не она, других не будет. Мы уедем, и изменять будет не с кем. Мы всё забудем. Мы будем счастливы. - Прости, но… Развод мне нужен помимо… - Кидаю небрежный взгляд на пачку фото. – Помимо этого. Я терплю ситуацию ради сына, устал терпеть – жить хочу. Да и ты достойна любви. - Мне не нужна любовь. Мне нужна наша семья. Мне нужна стабильность. Я не хочу быть разведёнкой, матерью-одиночкой, я не хочу, чтоб Владислав рос безотцовщиной!.. - Я от сына не отказываюсь. Готов и дальше сам заниматься его воспитанием, а ты строй карьеру. - Сына беру с собой. Нужен сын – поехали. – Отрицательно мотаю головой, ухмыляюсь, мысленно поражаясь её настойчивости. – Ради сына, говоришь, терпел? Теперь и сын не нужен. Она нужна. Если бы не она, ты бы не решился на развод. Жили бы, как жили. – Тушит сигаретку и тянется за новой. - Оставь сына мне и поезжай воплощать мечты. - Нет, ребёнку место с матерью. - С матерью, которая хотела от него избавиться? – не сдерживаю приступ агрессии. - Должно быть, сожалеешь, что настоял на родах и свадьбе? – Даже не пытается скрыть слёз, хотя скорее напротив… - Нет, ничуть. У меня прекрасный сын – моя кровь и плоть, моё продолжение. Моё счастье. Моя жизнь. - Я в тот момент решила, что это чудесная возможность устроить свою женскую судьбу, и не прогадала, только вот… Эта девочка из твоего прошлого… Почему только ты позволил ей вмешаться в наше настоящее? - Прости. Прости, что противоречу твоим планам, но, прошу, дай мне развод до отъезда. – Встаю и подхожу к супруге. - Влад?.. – Выгибает брови. - Поговорим с ним завтра. Думаю, он сможет сам решить, с кем хочет жить. – Боюсь, как бы сын с ума не сошёл от такого ультиматума. - Хорошо, я спать. – Тушит недокуренную папиросу и прихватывает с подоконника сумку. - Крис, как к тебе попали эти снимки? – Останавливаю жену, ухватив её под локоть. - Я вернулась с гастролей в абсолютно чистую, но совершенно пустую квартиру. Пару дней спустя поздним вечером вы с Владиком и Машей вернулись из деревни. Наутро ты уехал в универ, а мы с сыном ближе к обеду отправились гулять в парк. Владислав кормил птиц у воды, я сидела на скамейке. К нему подошла какая-то девица и вручила конверт. Видимо, твоя подружку подослала. Слава Богу, я отобрала у сына сверток раньше, чем он смог его вскрыть. Передай ей, что это слишком подло – так калечить психику ребёнка. - С чего ты решила, что это её рук дело?! – Паника, гнев, ярость, боль и обида – всё бурлит во мне. - Только ей это выгодно, - констатирует благоверная и высвобождается из стальной хватки моих пальцев. - Мы не афишировали, скрывались как могли, и… - Я растерян и опустошён. - Она не требовала ничего, да и не могла она так… - Обессиленный наваливаюсь на подоконник. Отказываюсь верить, что это Ленка всё хладнокровно и прагматично провернула. - Это при тебе она бедная овечка, а за спиной хищная кошка. – Передёргивается в приступе брезгливости. - Уж поверь мне. – Её слова – хорошая пища для размышлений. – Я постелю тебе в гостиной. - Спасибо. Завтра, после разговора с сыном, я к Маньке съеду. - Влад сам решит с кем оставаться, а с квартирой что делать будем? – Стынет в дверях. - Вкладывались в равных долях. - Резонно будет её общему сыну оставить. Наш мальчик вырастет, и ему понадобится собственная жилплощадь. - Вот за это я тебя и ценю. – И оставляет меня в тишине восьми квадратных метров. Требовательный стук в дверь. Торопливо прячу снимки. - Можно? – В дверном проеме показывается Миронова. - Ир, я уже сказал Афанасьевой и тебе повторю: мне сегодня не до праздника. Уж простите. - Я понимаю. – Обреченно жмёт плечами и безуспешно старается снять с лица улыбку. – Я спасибо пришла сказать. - Спасибо?! – Кивает и вручает мне сувенирный пакет. - Виктор Михайлович, Вы даже не представляете, насколько я Вам за всё благодарна. – Обходит стол и садится на его край. Ладонь кладёт на моё плечо. Господи, я уже проходил это. Впредь не поведусь. К тому же, той девушкой я сам рад был очаровываться. Был?.. Рад. – За Вашу помощь, за заботу, за поддержку!.. За то, что на соревнования взяли! – Дыхание сбивается, и она тараторит, в слогах путается. В глаза мне доверчиво-доверчиво смотрит. – За практику Вам большое-большое спасибо. - Тебе спасибо, что оправдала, предоставленные мною, шансы. – Резко отстраняю от себя девичьи руки. – Удачи тебе и успехов. – Киваю на дверь. - Виктор Михайлович!.. – Оборачивается на полпути. – Простите за наглость, но… - Расплывается в милой улыбке. – Вашему спортклубу случайно не нужен молодой, квалифицированный, исполнительный специалист, такой как я, к примеру? – С души камень сходит. Девчонке работа нужна – вот и мылит кокетливо до абсурдности мне глаза последние полгода. - Приходи с дипломом в любой день. Для начала с администратором поговори, анкету заполни, а, когда мой компаньон Павел Алексеевич в город вернётся, вызовем тебя для личной беседы. - А… Вы разве?.. - Не могу я один столь важных решений принимать. – Сейчас, когда все мысли вокруг Ленки вьются, уж точно. Да и не представляю на её месте никого другого. – Ну, пока. - До встречи. – Дверь захлопывается, и я вскрываю пакет. Элитный шоколад, приличный коньяк и кружка с моей физиономией и подписью: «Любимому тренеру». Скалюсь с минуту двойнику и запускаю сувенир в стену напротив. Разлетается вдребезги – в точности как моя жизнь. И вот, уже сидя за кухонным столом сестры, лакаю коньяк из горла. - Что, развод – горе вселенское? – Машка цинично ведет бровью и наполняет водой электрочайник. Идентично сестра отреагировала и позавчера утром, когда я заявился на её пороге с двумя чемоданами, одной сумкой и сопроводительной фразой: «На развод подал. Владька с матерью в Европу уезжает». - Разрыв с Леной вполне тянет на апокалипсис личного масштаба. – Разламываю шоколадную плитку. - Ммм, вкусно! – Набивает полный рот десертом. – Что, баб оптом меняешь: и жену, и любовницу? – Швыряю на стол фотографии. - Она подкинула это Владу и упорно отпирается: это не я, поверь мне, это не я!.. – Сестра скептично разглядывает снимки. - Подумай, а если Лена говорит тебе правду? – Откладывает фотографии и, после того как щёлкает чайник, суетится, ровно пчёлка Майя. - Да какую, к чертям, правду?! – Мой тяжёлый кулак с треском опускается на стол. Сахарница отдаётся гулким звоном. - Не ори – ни на стадионе! – Ставит на стол две кружки с кофе и садится напротив меня. – Ты, брат, одно пойми – ты без своей Лены проживёшь ни сутки, ни неделю, ни шесть лет… Всю. Оставшуюся. Жизнь. И это твой только выбор. – В ответ, запрокинув голову, я буквально взвываю. – Планируешь переезд в жёлтый дом? – Спустя минуты полторы тишины собеседница опускается до циничного сарказма. - Могу посодействовать. - А если это действительно не она? - Ты всю жизнь будешь терзаться этим вопросом. - Это не Лена, а мы уже никогда не будем вместе. - Опираясь локтями о колени, прячу лицо в ладонях. – Это она, Мань, она. Кто, если не она? - Не важно! Плевать, кто и зачем!.. Главное, что это не Лена. - Мне бы твою уверенность. - Как она к Владу относится? – Контрольный выстрел. - Как бы это абсурдно не звучало, такое чувство, что любит. – Как бы она любила Нашего ребёнка. Нашего?! Успокойся, Степнов, успокойся… - Вот и приговор всем твоим сомнениям. Да, брат, я думала, ты у меня Отелло, а ты у меня Аполлон. - В смысле? - Да у баб нарасхват – воюют вон за тебя. Это же кто-то третья организовала, дабы одним ударом двух зайцев: и с женой развести, и Ленку подставить – ей удалось!.. Удалось… – Хлопает меня по плечу и уходит в компании остатков шоколада да чашки кофе. Время идёт своим чередом. Владик с матерью отдыхают в санатории в Подмосковье – как говорится: и овцы целы, и волки сыты. Да и штампы, к слову, в паспортах поставлены за нереально короткий срок – Пашка подсобил. Свидетельство о разводе готов в золотом окладе в красный угол повесить, но всё моё естество желает забыть и отпустить эту ситуацию. Жить, а не существовать. Дышать, Отцветает черёмуха, зацветает сирень. В универе творится полная анархия: ещё выпускники не ушли, а уже абитуриенты ломятся. В клубе пашу как ишак: и за себя, и за того парня!.. Компаньон повяз в судах и аллергических соплях – пыльца будь она не ладна!.. И вот долгожданное вручение диплома. Надежда хоть со стороны посмотреть на Кулёмину сгорает дотла, как и тридцать семь попыток дозвониться до неё. Я, когда настаивал на тайм-ауте в наших отношениях, надеялся их тем самым на новый уровень вывести. Горизонты кровати расширить до перспектив семьи. По сему и досуг общий, и с Владькой тет-а-тет – я же как лучше хотел!.. Нам же как-то жить всем вместе!.. На голодный паёк нас посадил тоже во благо – чтобы поняли оба, осознали: эмоциональная потребность друг в друге, хоть и переплетется, но уже превышает физическую. Кулёмина, плевать на всё – ты нужна мне!.. Я тебя из-под земли достану. Отбиваюсь от всех экзекуций, похищаю из приёмной декана единственно-невостребованную синюю корочку, виртуозно расписываюсь в журнале учёта и срываюсь к Ленке. Не церемонясь со звонком, открываю дверь собственными ключами. Никого. Балкон открыт – похоже, и Дуська в поисках пропитания удрала в неизвестность… Повсюду пыль и… Словно хозяйка вышла на пару часов пару лет назад. Мчусь в киноцентр. Ничего не знают. Уволили за прогулы и абсолютный игнор. За трудовой ещё не приходила. В пух и в прах жажду разнести всё вокруг и хоть с Луны, хоть из Швейцарии, хоть с Марса, хоть из-под мужика, но достать Ленку! И не для того, чтоб в глаза её бесстыжие посмотреть, а чтоб знать, что жива! Жива и здорова. Где?.. Где её искать? Миша, чёрт побери. Без вариантов! Сжимаю руль из-за всех сил. Воспалённый мозг услужливо рисует сцены, в которых Ленка стонет, скулит, да дрожью бьётся от резких, настырных, амплитудных фрикций этого жеребца!.. Сквозь вакуум паники слышу, как они ржут, обсуждая степень моего кретинизма!.. На всё согласен – лишь бы жива, здорова да по доброй воле! По доброй воле?! Останавливаюсь во дворе. Выпрыгиваю из машины и в один момент перестаю чувствовать ноги. Едва на землю не валюсь. Я знаю подъезд, но без понятия, какая из четырех квартир на любом из шестнадцати этажей мне нужна! Остаётся ждать, когда с Джокером гулять выйдет. Обвожу встревоженным взглядом двор и вижу знакомую тачку. В следующее мгновение уже пинаю по её колесам. Сигналка неистово орёт, и вскоре в кое-как натянутых джинсах, в сланцах на босу ногу и с обнажённым торсом из подъезда вылетает Кожевников. Видит меня и… впадает в замешательство. - Лена у тебя? – Убираю руки в карманы, дабы не съездить по морде собеседника. - Несколько месяцев не видел и не слышал. – Выключает сигналку. Копошиться в багажнике. Облачается в футболку. – Что стряслось-то?.. - Молча опускаюсь на скамейку. Он рядом. – Бросил девчонку, да ностальгия за «горло» прижала? - Не бросал я её. Недоразумение вышло. Ленка точно не у тебя? – Парень кривит надменно губы, а я не понимаю, на каком основании верю ему. – Не знаю, где ещё её искать… - Она что, реально нужна тебе? - Нужна, - признаюсь скорее самому себе. – Лишь бы жива была, остальное не критично. - В полицию обращался? Родным звонил? – Отрицательно мотаю головой. – Давай номерами обменяемся. – Записываем в мобильниках контакты. – Будет информация – сообщу. Правда, сдаётся мне, довёл ты девчонку – знать тебя не хочет, вот и скрывается. - Сам разберусь. - Ну сам - так сам… - Встаёт да протягивает мне правую ладонь. Примирительно пожимает руки. – Знай только, я при любом раскладе на Ленкиной стороне. – Смиренно качаю головой, и мы расходимся в разные стороны. *** - Я не знаю, где Кулёмина, - заявляю с порога ординаторской. Брови сестры ползут вверх. – На вручение не явилась, дома нет, телефон отключён. Думаю вот, может, ты что знаешь. - Ещё где-нибудь искал? – Продолжает заполнять журнал. - В милицию… тьфу ты! В полицию обращался. – Опускаюсь на кушетку рядом с Машкой. Голову на стену запрокидываю. - Родственники? Нет. Женаты? Нет. На одной жилплощади проживаете? Нет. Гуляй, дядя! Общается то она с тобой да с Мишкой. - И? - Ездил к нему. Пару месяцев как уже ничего о Кулёминой не знает. Своими силами надо искать. Думаю, справочные вокзалов и аэропортов обзвонить стоит – вдруг к родителям умотала или ещё куда. - Иди в мой кабинет. – Вкладывает в мою ладонь связку ключей. – Садись на телефон. Я по своим каналам пробью. Мои поиски ничего не дают. На гудки уже вырабатывается нервный тик. Я на грани отчаяния, как вдруг голос сестры реанимирует меня: - Нашла я Лену. - Где? – Кладёт на стол маленький бумажный квадратик зелёного цвета. Третья городская больница. Терапия. Адрес прилагается. – Что с ней? - Из ночного клуба на скорой увезли. Истерика. Своими силами успокоить не смогли. Обратились к медикам. Те с подозрением на передоз отправили в наркологию. Там, естественно, ничего не обнаружили. Отправили нашу Леночку в дежурную терапию. Предварительный диагноз – нервное истощение. - Бедная моя девочка. – Закрываю лицо руками. - Так, у меня тут всё тихо. Я с тобой поеду. – Скрывается в недрах кабинета. - Зачем? - Затем, что приёмные часы закончились. И без меня тебя к ней не пустят. – Сестра возвращается из-за ширмы уже переодетая. – Вести-то можешь? – Утвердительно киваю. – Поехали. – Подхватывает сумку и стремительно убегает. Только и успеваю захлопнуть дверь. Ленка лежит на боку. Лицом к стене. Одеяло сбито в ногах. На ней казенная сорочка. Кажется, за время, что я её не видел, она похудела вдвое. Обессиленный, опускаюсь на колени. Голову кладу на подушку, носом в волосах на её затылке зарываюсь. - Прости. Прости меня. Лена, я люблю тебя. Умоляю – прости. – Она замирает, словно и не дышит вовсе. – Прости меня, пожалуйста. - Кладу ладонь на её трясущееся плечо. – Девочка моя, прости меня, пожалуйста. - Это не я. – Оборачивается и обнимает меня за шею. – Это не я! Не я! – Стираю слёзы с её заострившихся скул. – Это не я!.. – срывается на хрип. - Тшшш. Тихо-тихо, моя хорошая. - Я никогда не обижу Владика. Я никогда не причиню ему вреда. Надо, - убирает со своих колен мои руки, - к отцу его впредь не притронусь. Но… Это не я. - Я верю тебе. – Торопливо целую её лицо. - Объявился настоящий преступник? – Отталкивает меня. Отрицательно мотаю головой. - Посидел. Подумал. Понял, что ты не могла. - Ты не веришь мне, не доверяешь. Уходи. – Подтягивает ноги к груди, к стене прижимается. - Верю. Доверяю. Люблю. – Сажусь рядом. Мои руки на её бедрах. – Прости. – Прижимаюсь лбом к её коленям. – Я взбесился тогда. Себя не контролировал. Обезумел, буквально. Прости меня, пожалуйста. Девочка моя, прости. - Сделай мне ребёнка. – Запускает пальцы в завитки на моём затылке. Я замираю. – Сделай мне ребёнка, пожалуйста. Сделай мне ребёнка, и к сыну своему возвращайся. - Не понимаю. - Я люблю тебя, я не могу без тебя, но… - Всхлипывает. – Твой ребенок, наш ребенок… Этот ребенок моё счастье, мой смысл, жизнь моя. – Её холодные пальцы дрожат на моей шее. – Сделаешь мне ребёнка, и, обещаю, отпущу тебя. Как и хочешь, будешь примерным отцом для Владьки, а про нас и не вспомнишь. А я… Я жить дальше буду. Без тебя жить смогу. Жить… - Жить без меня?.. Со мной не хочешь? – Чуть отстраняюсь. Достаю из внутреннего кармана ветровки паспорт. – Смотри, что тут у меня… - Раскрываю документ на странице с печатью о разводе. Ленка улыбается сквозь слёзы. – Отныне я только твой. Ты же хочешь этого – признайся?.. – Обнимает меня, и я снимаю с её цепочки кольцо. – Будь моей. – Надеваю колечко на её правый безымянный пальчик. - Владька?.. - Я с ним поговорил, и он меня понял. Сам диву даюсь, но мелкий не обиделся. Правда, с мамой уезжает в Европу. - Я… я не о том. - Я верю тебе. Верю. – И вновь слёзы ручьями. – Когда же ты уже плакать-то перестанешь, маленькая моя, а? – Сгребаю в охапку и к макушке губами прижимаюсь. - Домой поедем? Ты же хочешь домой? – Лишь сильнее шею мою сжимает и к груди моей теснее жмется. На руках с ней выхожу в коридор. - Вещи мои?.. - Марья заберет. С врачом твоим беседует. - Без ключей как домой попадём? – По лестнице спускаемся. - У меня свой комплект есть, помнишь? – Успокаивается. Усаживаю её на заднее сидение, пледом накрываю, в лоб коротко целую и за руль. Скидываю сообщение сестре, да в путь. Дома душ вместе принимаем, после спать укладываемся на свежие простыни. - Я люблю тебя, Лен. Прости меня, прости… Прости, родная… - шепчу ей в макушку, она разворачивается и, обнимая меня под футболкой, носом в шею мою утыкается. Глажу её по голове, по спине, некоторое время любимая всхлипывает и дрожит, но всё же затихает и засыпает. Среди ночи мой напряженный, тяжёлый сон обрывается Ленкиным рваным шёпотом. Зажигаю свет. Она плачет, не просыпаясь. Меня зовёт. Бредит… - Это не я! Не я!.. Не я!.. Вить. Вить… Витя!.. – Буквально задыхается слезами. Метается по подушке. На мои руки не реагирует. Не просыпается. - Прости меня, Витя, прости!.. Это не я… Не я… Витя, прости, Витя!.. - Прощаю. – Прижимаюсь губами к её лбу. На какие-то секунды Кулёмина замирает. Но вот её руки на моей шее, и она в истерике содрогается подо мной. - Это не я!.. – хрипит она сквозь слёзы. - Я верю. – Присаживаюсь и тяну девчонку к своей груди, укачивая словно младенца. – Я знаю. – Придерживая Ленку правой рукой. Подушечкой большого пальца левой утираю её, залитые слезами, глаза. – Я верю тебе, девочка моя, верю. – Из последних сил сплетает дрожащие пальцы за моей спиной. Лицо на груди моей прячет. И я в полной мере ощущаю, как её хрупкое, напряженное тело трясёт в ознобе. - Ты мёрзнешь что ли? – Целую её влажный лоб, она лишь всхлипывает. С Кулёминой на руках покидаю комнату. Опускаю её на бортик ванной и, пока набирается вода, медленно раздеваю девушку, покрывая её тело неторопливыми, невесомыми, практически целомудренными поцелуями. Спустя несколько минут погружаю её в облако тёплой, мягкой пены. - Грейся. – Поцелуй в макушку. – Я скоро вернусь. Ставлю на кухне чайник. Набираю сестру. - Марья, прости, разбудил тебя?.. - Нет. Ну ты чего, забыл что ли? Я же на дежурстве. Сам чего не спишь? Как вы там? Помирились? – Игривые нотки к финалу фразы становятся очевидны. Были бы они ещё уместны. - Маш, если бы всё было хоть отчасти, как ты думаешь… - Вздыхаю, подбирая слова. - Так… - Лена. Я боюсь за неё. - Выкладывай всё, как есть. - У Ленки истерика: плачет, бредит, меня зовёт – и это всё во сне. - Ну, в принципе, не удивительно. - Что мне делать? - Ничего. Нужно время. Пройдёт месяц-другой, и она восстановится – верёвки снова из тебя вить начнёт. Мы успели вовремя, и самого страшного удалось избежать. - Марья Михайловна, что ты знаешь от доктора? - Вить, её пичкали успокоительными. – Под моим кулаком оконное стекло чудом не рассыпается – лишь нервы звенят стальными тросами. – На день она превращалась в амёбу, но каждую ночь своими истериками на уши поднимала всё отделение. На более серьезные препараты у терапии полномочий нет. Со дня на день её планировали перевести в психиатрию. - Ей действительно необходима квалифицированная помощь? – Терпит же от меня моя девочка. - Это тебе нужна квалифицированная помощь, а ей, несчастной, один ты нужен. Угораздило же девчонку!.. - Маш, я серьёзно – я не могу, сложа руки, наблюдать за её мучениями! - Препарат, который она принимала, имеет свойство накапливаться в организме. Один-два месяца и его действие полностью нейтрализуется. В плане еды целесообразно обратиться к лечебно-очищающей диете: овощные соки, гречка, овсянка, творог, куриный бульон – ну ни мне всё это тебе объяснять. И, скажу прямо, только от тебя и твоих действий зависит, как скоро к тебе вернётся твоя прежняя Лена. - Хорошо, я всё понимаю. - Она спит сейчас? - Нет. Она в ванной – греется. - Ни в коем случае не оставляй её одну! Ни в коем случае!.. - Но… - Бери с собой на работу, по делам, к сыну! - Думаю, ей будет неприятно видеть… - Оставляй в машине, но ни одну дома! Ни в коем случае! - Понимаю. - Всё, братец, беги к Ленке. - Спасибо, Мань, тебе за всё. - Ещё раз Ленку до слёз доведёшь, собственноручно в угол поставлю. На колени. На горох. Имею право. - Спасибо. - Пациент со «Скорой» - не до тебя. Дуй к Ленке. – Короткие гудки. Возвращаюсь в ванную. Ленок обнимает, прижатые к груди, колени. Её впалые серые щечки чуть розовеют, а стеклянные глаза почти высыхают. Выпускаю подстывшую воду. Настраиваю душ и очень тёплой водой ополаскиваю, казалось бы, окаменевшее тело. Мягко скольжу ладонями по напряжённой девичьей спине, по её плечам, рукам, лодыжкам. Поднимаю девушку на ноги, укутываю в махровое полотенце и с ней на руках усаживаюсь за кухонным столом, на котором своего часа ожидает дымящийся из носика ароматным паром заварной чайник. - Чай пить будем? – Целую Ленкины щёчки, подсушивая кончики её волос. Кивает и носом об мою щеку трётся. – Так, аккуратно… - Разливаю горячий напиток по чашкам. Кулёмина смиренно пьет с моих рук. – Вкусно? - Очень. – Облизывает губы и опускает голову на моё плечо. Допиваю из её чашки. - Я знаю, что ты меня любишь, понимаю, насколько сильно. – Целую её в лоб и сжимаю в кольце своих рук. - Но… Не перестаю поражаться, как же я тебе нужен. – Высвобождается из одеяния и обнимает меня. Через футболку ощущаю её обнаженную грудь. Улыбаюсь собственным мыслям. – Здесь мы впервые стали близки, помнишь? – Отстраняется и пристально в моё лицо вглядывается. – Ещё сопротивлялся – дурак. И она начинает меня целовать. Её губы ласкают мой подбородок, шею, мочки ушей, плечи и грудь поверх тонкой хлопковой ткани. Её, всё ещё дрожащие, пальцы ласкают мой торс под футболкой. - Лен, не надо. – Накрывает мои губы торопливым поцелуем. – Не сейчас. – Чуть углубляет ласки, но я всё же мягко отстраняюсь. – У нас вся жизнь впереди – успеем ещё. - Хочу знать, как Это, когда ты только мой. – Скользит ладонями по моему лицу, словно морщины разгладить пытается. – Мой. Мой… Мой Витя. – Едва касается губ губами и тут же отстраняется. - Скажи, ты здесь из-за меня или нет? Любишь?.. Хочешь?.. Нужна?.. Или… «Мы в ответе за тех, кого приручили» - только и всего? Скажи: да, или… нет?! - Люблю. – Мягко целую её напряженные, дрожащие губы, вскоре она отвечает мне. – Люблю… Люблю… - Целует меня жадно, торопливо, голодно… На грани своих сил. - Ты… мой?.. Отныне и навсегда? Только мой?.. Согласен? Хочешь? Не пожалеешь? - Люблю я тебя, Ленка!.. Пойми это и прими. - Подожди!.. – Нагая скрывается во мраке коридора. - Вот. – По возвращению на раскрытой ладони демонстрирует мужское обручальное кольцо. – Это кольцо моего деда. В день похорон бабушки снял и в шкатулку убрал. Оно напоминало ему о ней. Буквально с ума сводило. Ты… Вить… Ты не должен мне ничего, не обязан. – Прокашливается, пытаясь восстановить осипший голос. – Я люблю тебя. Знай это. - Надень мне кольцо. – Закусывает нижнюю губу и с особым трепетом выполняет мою просьбу. – Будь моей. - Я твоя… - Накрывает мои губы поцелуем. Укутываю её в полотенце и мягко отстраняюсь. – Я люблю тебя. - Знаю, и… Это взаимно. – На руках с любимой поднимаюсь на ноги. – Вот наберешься сил, и тогда… – Несдержанно всхлипывает и крепко сжимает мои плечи. – На жалость, давай, не дави! Вот откормлю тебя для начала, а то и взяться не за что! – Из меня острослов всё равно, что из бегемота балерина, но с девичьих уст всё же слетает мягкий смешок. – Ленок, у нас вся жизнь впереди – мы успеем. Нам некуда торопиться. Я… я нормально. Я дождусь тебя. – Целую её в макушку. - Сейчас идём спать. Опускаю любимую на кровать. Одеваю её в велюровый, тёплый костюм и плюшевые носки. Укладываюсь рядом и притягиваю девчонку к своей горячей груди. Сквозь прерывистое дыхание Кулёмина изредка всхлипывает, согревая ладони под моей футболкой. Невесомо поглаживаю её по макушке и спине, и, успокоившись, она засыпает. Вскоре, обессиленный, отключаюсь сам. Жду от вас хоть пару слов
Вика: Проды нет, но есть обложка авторская
Вика: 49. Как я люблю твои глаза! Я никогда не говорил: "Люблю тебя" – смущался. Мы жизни плавили края. Нас смерть учила танцам. Ты пахнешь запахом моим!.. (Д. Ар. – БК) На следующий день я забиваю на работу и остаюсь дома с любимой. Не тревожа её сон, направляюсь в ванную, оттуда на кухню. Из годных продуктов только крупы да кусок замороженной индейки. Отвариваю гречку, птицу тушу с морковью и луком. Руки заняты, вокруг тишина, а мысли в голову всё равно дурные лезут… тревожные… Но и их разрывает нежданный дверной замок. - Зачем пожаловал? – Отворяю дверь, но гостя незваного на порог не пускаю. - Ты Лену нашёл? - Нашёл. Всё в порядке. – Я твёрд и сух в интонациях. Весь мой вид как бы сигнализирует: «Проваливай, пацан, подобру-поздорову проваливай». - В порядке?! – Возмущенно ухмыляется на выдохе. - Да, в порядке. – Сам поражаюсь своей выдержке. И как до сих пор ещё не спустил с лестницы - впрочем, не за что, но всё же… - Извини за беспокойство. Можешь быть свободен. – Тяну на себя дверцу, но собеседник отчаянно-нагло подставляет ногу. - Что с Леной? – Пытается потянуть дверь на себя. – Я не уйду пока не увижу её!.. - Вить, что происходит? – хрипит ото сна, обнимая меня со спины. – Кто там? – И я отпускаю дверную ручку, чем Кожевников пользуется без зазрения совести – сию же секунду проходит в квартиру. Руки к Ленке тянет. Я стеной встаю между ними. Кулёмину за спиной своей прячу. Она покорно поверх моего плеча пересматривается со старым знакомым. - Лен, ты в порядке? - Всё хорошо, а…зачем ты здесь?.. - Этот!.. искал тебя вчера у меня. - Искал?.. Витя, ты искал меня у Миши?! – Обходит меня, становясь между нами спиной к Кожевникову. Смотрит снизу вверх так, как сверху вниз ни у каждого получится посмотреть. – Ты что… Что ты обо мне думаешь?.. Думаешь, я из-под тебя вылезла и, не отряхаясь, к нему побежала?! – Складывает руки на груди и кивает в сторону «яблока раздора». - Лен… - Её глаза вмиг наполняются слезами. Дрожащими губами она глотает спёртый воздух. Дышит рвано и тяжело. – Лена… - Пытаюсь обнять её за плечи, но она лишь ёжится. – Ленок, я везде тебя искал: вокзалы, больницы, аэропорты… на работу твою ездил и в полицию обращался. Ленка, любимая… - Заключаю её лицо в своих ладонях. – Я Господу Богу молился, дабы найти тебя в Его койке – лишь бы ни в морге… - Выдыхаю с облегчением, а она звонко всхлипывает. - Лен, ты нужна мне. Я люблю тебя. Я, как понял, что вся жизнь без тебя пройдёт, чуть не свихнулся. Ленка… Ленок… Лен… прости меня. Прости, прошу, за всё. – Любимая виснет на моей шее и я в наслаждении, смакуя момент, опускаю веки. Когда, пару минут спустя, открываю глаза, вижу лишь распахнутую дверь. Да, хороший парень этот добрый-малый. И я бы с ним даже дружил, не желай он столь откровенно мою девочку. - Моя девочка… Моя… - шепчу уже вслух. – Моя любимая… Родная моя… - Ты действительно думал, что я у Миши? – Чуть отстраняется и обнимает себя за плечи. - Я везде тебя искал, говорю же. – Отвожу девичьи волосы ото лба, по макушке её глажу. – Леночка, прости меня, девочка моя… Прости… - Опускаюсь перед любимой на колени, сжимая в кольце рук её бедра. – Прости меня… Прости… - шепчу ей в живот. – Люблю тебя…Ты нужна мне. Позволь… - Любимая опускается напротив меня. - Позволь всё исправить. – Перебираю её волосы, очерчиваю губы. - Позволь любить тебя. Позволь быть рядом. - Только если навсегда. - Навсегда. – Привлекаю её к груди, губами к макушке её прижимаюсь. Обнимая мою девочку, чуть покачиваюсь. Со временем она перестаёт дрожать. Дышу ею, прикрыв глаза. Чуть позже колени затекают. Практически не расцепляя объятий, усаживаюсь по-турецки, Ленку баюкаю, как младенца. Погружаюсь в её тепло, в её аромат, в звук её дыхания… Меня окутывает пелена неги и воспоминаний. Из небытия в реальность возвращает жалобное мяуканье. Не выбираясь из моих объятий, Ленка оборачивается, и я направляю взгляд следом за её. - Дуууська!.. – хрипло, но радостно тянет моя девочка. – Вернулась блудная гулёна. – Отстраняется от меня. Поднимается на ноги. Берёт на руки любимицу и запирает дверь. - Ленок, она же чумазая. - Угу, чумазая. Поможешь мне её искупать? - Ну, конечно, помогу. Я в резиновых перчатках, оберегаясь тем самым от когтей и клыков, крепко держу зверюгу. Ленок мылит её собачьим шампунем, массажирует, из душа обливает и даже улыбается. Правда, грустно как-то. В финале головомойки закутываю кошку в полотенце так, что видна лишь мордочка. - Забавно, почти как младенец. – И вновь слёзы блестят в любимых глазах. – Вить, скажи честно, ты категорически не хочешь детей? Да, у тебя есть чудесный сын – я люблю Владика. Но, а ещё?.. У тебя больше никогда не будет детей – ты не изменишь этого решения никогда? - С чего ты взяла, что я так решил? - Ну, ты сам говорил как-то, что другие дети тебе не нужны… - Губы жмёт, глаза, полные слёз, отводит. - Лен?.. – Я растерян. Все слова утрачиваю свою значимость. - Столь же сильно, как тебя да счастья вам с Владом хочу лишь одного – ребёнка…Нашего ребёнка. – Поднимает на меня обречённый, полный безнадёги, взгляд, от которого все жилы каменеют. Руки мои вздрагивают, воспользовавшись чем, кошка вырывается и удирает, скрываясь в недрах квартиры. – Это не бред истерички. Я хочу быть мамой. Мамой твоего ребёнка… Пожалуйста… - Снимаю перчатки, наскоро обтираю руки полотенцем и молча обнимаю Ленку. Опасаясь сболтнуть что-то не то, спасаюсь молчанием. Но и тишину Клёмина воспринимает с негативной стороны. - Понятно всё. – Вырывается. – Не будет никакого ребёнка. – Переводит дыхание и решительно устраняется. От бессилия стискиваю зубы. - Лена!.. – Нахожу её в спальне. Поджав под себя, согнутую в колене, ногу, сидит на краю кровати, сушит феном кошку. По её щекам беспрерывно текут слёзы, под носом сопли блестят. – Лена, давай поговорим. Выслушай меня. Лен!.. - Ты что-то говоришь? – Поднимает на меня мёртвый взгляд. - Я не слышу. Фен шумит – я не слышу тебя. – Опускаюсь перед ней на корточки, руки с колен плетнями свисают. - Я люблю тебя. Ты нужна мне. – Обхватываю её лодыжку. Пальцами медленно по коже нежной скольжу. – Мы – семья. Дети у нас будут. – Выключает фен, откладывает его, кошку выпускает и буквально рушится с мои объятия. Навзрыд на груди моей рыдает. – Ты родишь мне дочку, обещай. – В кулаках мнёт мою футболку и буквально скулит. – Для начала бросишь курить, пить и плакать. Поправишься килограмм на пять, а то и на десять. – На вдохе рвано всхлипывает. – Ну, хорошо, пять – достаточно. – Чуть затихает. - И ещё… Ты молодая – тебе всего двадцать три!.. Я боюсь, если прямо сейчас – позже ты пожалеешь, что вместо того, чтоб учиться, путешествовать, карьеру строить… пелёнки, бессонные ночи… Поверь, я готов всё это на себя взять, но… я боюсь спешить. - Я хочу! Я готова!.. – Чуть отстраняется. Ладонью обтираю её щёки. - Я… справляюсь. - Я не сомневаюсь в тебе, но и… Незачем торопиться: я здесь, рядом, с тобой… - Отвожу прядки от мокрого лица. - Я твой и всегда буду с тобой. Мы всё успеем. - Я не хочу ждать. Я. Не. Могу. Ждать. – Подтирает нос рукавом. – А… вдруг этого всего не будет?.. – Плечами пожимает. - Я слишком долго тебя ждала, чтобы ждать ещё… - Хочешь откровенно?.. – Пристально всматривается в мои глаза. – Боюсь… боюсь, пройдёт год-два… Ты… ты пресытишься и… уйдёшь… Что тогда? - Не дождёшься. – И крепко обнимает меня. В ответ скольжу ладонями по её макушке, спине… – Я боюсь, что ты уйдёшь, поэтому спешу с ребёнком, ты боишься, что я уйду, поэтому откровенно тормозишь меня. Не надо бояться. Надо жить и любить. Жить и любить! Жить и любить!.. - Жить и любить. Жить. И. Любить. Жить… и… любить… - вторю словно заклинание. - Да, люби меня. Люби меня регулярно – от любви прилетают с небес ангелы, и… рождаются дети. – Всё-таки навсегда и уже сейчас. - Учти, про «курить и плакать» я серьёзно – так что любить начну тебя только, когда оклемаешься. – Жалобный всхлип в ответ. – Не дави на жалость. Идём. – Поднимаемся на ноги. – Умоемся. И я буду кормить тебя твоей ненавистной гречкой. – В обнимку плетёмся по нужному маршруту. - Изверг. - Надеюсь, любимый изверг. – Останавливается и целует меня. – Ленка-Ленка… Моя… Давай доверять друг другу, и никаких тайн?.. - И никаких страхов?.. - И никаких: «я виновата»! - И без всяких: «боюсь» - мужик ты или где?! Я когда-то в героя влюбилась!.. – По моей щеке стекает та самая скупая слеза. Губы расплываются в улыбке. – Люблю тебя. – Тянется на носочках и лицо моё поцелуями осыпает. - И я тебя люблю. – Прижимаю её к груди своей. - Люблю. Ленка сейчас как никогда нуждается во мне, в тишине и покое рядом со мной, поэтому я самовольно беру отпуск. Мы вдвоём, мы вместе, мы дома… День чистоты и порядка. День магазинов, а следом день кулинарных изысков. День пеших прогулок по старинным паркам, взявшись за руки, с поцелуями украдкой в тени вековых тополей. День валяний перед телевизором. День катаний на речных трамвайчиках. День великого пикника. Такая благодать - аж задремал, опустив голову на колени Ленки. Кулёмина тем временем вихры мои на пальцы накручивает, поцелуями морщины мои разглаживает. Вперемежку со всем с этим через день да каждый день дни поцелуев, ласки, нежности да массажей. День кино с сопутствующим изъятием Ленкиной трудовой. День в зоопарке. День в контактном зоопарке. День на конном дворе. Три дня лени и горизонтального положения под тихое бормотание телевизора. Пару дня по обмену кулинарными премудростями. Три дня катаний на великах. Седом пара дней на конном дворе, а затем день плавания с дельфинами. Три дня восторга в стенах родного дома. Четыре дня в походе: палатка у реки, из которой носа не смеет казать Дуська, в теплой речке и купания-умывания, мясо и овощи на гриле, рыбалка, костёр, уха из котелка, и Ленка всё же достаёт из багажника, прихваченную мною, гитару. Поёт грустную песню о том, что любит того, кто не придёт. - Я пришёл. Навсегда пришёл. – Кутаю её в шерстяное одеяло и губами к макушке прижимаюсь. - Вииить, а я не курю, не пью, не реву и многу сплю и ещё больше ем… - Трётся носом об мою шею. - И? - Я поправилась? - Поправилась. – Улыбаюсь, понимая, к чему она клонит. - У меня даже румянец появился, правда же? - Правда-правда!.. - Ну и?.. – Оставаясь в кольце моих рук, оглядывается на меня с явной мольбой во всём выражении её прекрасного личика. - Я не хочу, чтобы тебя, мою сладкую, сожрали бы комары и прочие кровососы. – Осыпаю поцелуями её виски, скулы, шейку… Щекотно – смеётся. - Поскорее-бы домой. - Успеем. Хорошо же тут. - Да, тут чудесно – навечно бы тут остаться, вот если бы ещё только…Домой хочу! – Смеюсь в голос. – А ты что, не хочешь домой? - Хочу. – Любимая, ты даже не представляешь, как я истосковался!.. Не представляешь… - Идём спать. Нельзя упустить утренний клёв. – Подхватываю Кулёмину на руки, и мы скрываемся в палатке. По возвращению в столицу начинаются трудовые будни. Каждый день беру свою Ленку с собой везде и всюду. На работе, в то время пока я занят делами, сидит тихо в уголку дивана и глаз с меня не сводит. Странно, но меня это абсолютно не напрягает – напротив, словно ангел-хранитель меня стережёт. Везде за мной хвостиком ходит, за руку держится, к плечу жмётся, из-под полуопущенных ресниц смотрит на меня тоскливо и почти всегда молчит. Послушно всё кушает, что я её наготовлю. Без устали намекает на близость, а я прошу не спешить. Мы успеем – вся жизнь впереди. Я старательно навёрстываю то, что упустил: каждый день дарю любимой цветы, радую её маленькими сюрпризами, вожу на свидания. Ей нравится, она расцветает… И я рядом с ней наслаждаюсь каждым мгновением. Кулёмина и Кристина в салоне одного авто – кощунство, поэтому сам за сыном с его матерью я не поехал – такси для них из санатория заказал. Зато на следующий день мы с Леной и Владькой отправились в парк гулять. Малой с меня не слазил, с Ленкой заигрывал, резвился – умаялись все, но хорошо день провели, душевно… Со стороны нас за семью приняли. Семья… На нас троих могла бы быть одна общая семья. Могла бы, будь я хоть немного мудрее. На выходные Ленок спокойно отпускает меня с Владом к моим родителям. Встречает поцелуями и ароматным ужином. И в аэропорт провожать Кристину с сыном отпускает спокойно. Даже Владьке сувенир на память передаёт – сборник детских фантастических рассказов, что когда-то дед написал специально для неё. Но вот по возвращению я нахожу любимую, забившуюся в дальний угол спальни. Прижав в груди ноги, и сжимая в кулаках мою фотографию, она горько плачет. - Господи!.. – В растерянности опускаюсь перед ней и сгребаю в объятия. – Всё хорошо. – Целую её без разбора. - Я тут. Я рядом. Я с тобой. Я дома. – Из всех сил сжимает мои плечи и плачет, плачет, плачет… Будучи уверенной, что я улечу, она спокойно отпускает меня… Отпускает меня к сыну и смиренно остаётся одна, нуждаясь во мне, порой кажется, больше, чем я в ней. – Ленок, даже наши общие дети покинут нас, когда вырастут, а мы… мы навсегда останемся вместе, вдвоём. Я люблю тебя, также как и ты меня. Я без тебя не смогу. Я здесь. Я с тобой. Я твой. – Подхватываю на руки Кулёмину и отношу в ванну. - Мы сейчас с тобой искупаемся: согреемся и успокоимся. – Посреди лета за окном не выше двадцати и моросящий дождь. Возможно, от этого, но, вероятно, от стресса, Ленкины ступни и ладони, словно ледышки. Пока набирается вода, раздеваю Ленку и обнажаюсь сам. Опускаемся в пену. Любимая удобно устраивается в моих объятиях, голову на груди моей укладывает, за шею меня обнимает… - Я люблю тебя, Витя, люблю… - сбивчиво шепчет. - И я тебя люблю, девочка моя, люблю… - Поглаживаю её плечико, локоток, талию, бедро… Намыленной мочалкой скольжу по её тонким рукам и длинным ногам… Отбирает у меня мочалку, взбивает пену на моей груди, растирает плечи, по груди скользит ниже… Перехватываю её руки. Разворачиваю к себе спиной, ладони её кладу на свои колени. Взбиваю из шампуня пену, массирую Лене голову и шею. В наслаждении она мурлычет. Мягким напором воды из душевой лейки сгоняю пену. После Ленка оборачивается,трётся об мой нос своим и садится позади меня, обвивает своими ногами мой торс. Теперь она моет мне голову. После массажирует плечи, спину – исцеляет меня тем самым, снимает какое бы то не было напряжение. В ответ разминаю девичьи ступни, перебираю её пальчики, массирую пяточки. - Меня обнимают самые дивные ноги, - самодовольно признаюсь я. - Тебя обнимает самая любящая женщина. – Покрывает поцелуями мою шею. - Отогрелась, любимая моя женщина? – Довольно мурлычет в ответ нечто похожее на «да». – В таком случае ополаскиваемся и идём чай пить. Выбравшись из ванны надеваю плавки и банный халат. Ленку укутываю в махровую простынь и на руках уношу на кухню, усаживаю на диванчик. - Так, Ленок, какой чай будем? – Ставлю чайник и копошусь по полочкам да ящичкам. – С мятой? – Оглядываюсь на мою красавицу. - С мятой и мелиссой. Вскоре ставлю на стол две чашки с ароматным, дымящимся напитком. Сажусь рядом с Ленкой и прижимаю её к своему боку. Её ноги кладу на свои колени. Медленно пью чай и также медленно скольжу по девичьим лодыжкам. Девичья голова покоится на моём плече, носом она трётся об мою шею, да изредка делает маленькие глотки чая. - Господи, как же хорошо-то… - признаюсь на выдохе и целую Кулёмину в висок. - Хорошо. – Решительно ставит чашку на стол. – Хочу очень хорошо… - Сбрасывает с себя полотенце и совершенно нагая усаживается верхом на мои колени. Мягко разминает мои плечи, освобождая их от халата. В чувственном поцелуе тщательно ласкает мои губы, язык, нёбо… Её пылкие губы и страстный язычок обволакивают мои скулы, шею, грудь. Помогаю Ленке – вынимаю руки из рукавов. Кусок ткани летит в неизвестность, и сию же секунду завитки волос на моей груди щекочут нежные, налитые соски Лены. От чего с её уст исходит на выдохе воздушный, едва уловимый смешок. Она теснее прижимается ко мне, скрещивая пальцы на моём затылке, сплетая наши языки, и я в полной мере ощущаю жар, напряжение и лёгкую пульсацию её возбуждённой груди. - Лен… - Перевожу дыхание в то время, как девушка очерчивает поцелуями мои плечи. – Ты без сил совсем… Побереги себя… - Чуть отстраняю Кулёмину от себя. - Я… Я нормально… Я в силах ещё ждать – я дождусь тебя… - Я не могу ждать. Я хочу тебя. Хочу Нас!.. Хочу чувствовать, ощущать, осязать тебя и понимать: ты только мой!.. – Её пальцы скользят по торсу вниз и тонут под резинкой белья. – Люблю тебя. – Вдохновляюще ласкает мою плоть и сама млеет от наслаждения: опускает веки, её реснички чуть подрагивают, губы приоткрыты в блаженной улыбке, каждый протяжный выдох задаёт методичный темп, в ритм которому девушка елозит на мне всё отчаяннее и отчаяннее, не обретая желанной цели. Тем временем я нежно сжимаю её бёдра, ягодицы… Ласкаю поясницу, прогиб позвоночника. Её руки разжигают во мне первобытный огонь, а сама она уже почти скулит от отчаяния. - Лен… - Не слышу своего голоса. – Лена, открой глаза. – Смотрит на меня безумно, отчаянно, голодно… - Не спеши… - Обнимает меня за шею. И я накрываю её губы своими. Покрываю поцелуями шею, грудь… Девушка в моих руках изгибается лозой, подставляя к ласкам моего языка окаменевшие соски. В ложбинке меж грудей проступает испарина, а я всё дразню и дразню их: обдаю собственным горячим дыханием, очерчиваю языком, обхватываю вершины губами, едва посасывая. Мои пальцы ритмично, но ненавязчиво сминают упругую девичью попку. Ленка вновь начинает елозить, но лишь тщетно коленями упирается в спинку дивана, так и не обретая меня. Решительно сметаю всё со стола. Расстилаю на нём плющевое безразмерное полотенце, и вдоль укладываю настырную, неугомонную, требовательную… Любимую. Ленка сплетает наши пальцы, тянет меня на себя. Чуть склоняюсь над ней. Завожу тонкие руки за голову. От запястий скольжу влажными поцелуями по их внутренней стороне к груди. Левой рукой твёрдо, но нежно сжимают кисти, правой ладонью скольжу по желанному телу. Ленка волной вторит моим прикосновения, словно это она каждой своей клеточкой ладонь мою ласкает. Я углубляю поцелуй, и моя рука полностью скрывает треугольник ниже пульсирующего живота. Мы оба замираем не больше, чем на мгновение. Едва запускаю пальцы меж плотно сведённых девичьих бёдер, и в мгновении ока Ленка максимально разводит колени. Обманный манёвр проходит на ура! Скольжу по внутренней стороне бедру выше к коленке. Ласкаю под коленкой – знаю, ей нравится – готова змеёй скрутиться. По лодыжке ниже к щиколотке. И обратно к пупку, минуя, ждущий, жаждущий меня очаг страсти и животворящей энергии, отзеркаливаю ласку на второй умопомрачительной ножке. - Вить… - хрипит, приподнимаясь на локтях. В ответ накрываю её губы продолжительным, но поверхностным поцелуем. Мои ладони скрывают полушария её налитой груди и мягко массируют. Ленка тяжело дышит. Освобождаю её из плена своих губ. Она торопливо глотает воздух. Я срываюсь и оставляю лиловые метки на её лебяжьей шее. Стоит соску призывно-дразняще выглянуть меж моих пальцев, облизываю его. Мои руки, следом и губы вспоминают каждый миллиметр девичьей кожи. Языком щекочу пупок, очерчиваю линию вдоль загара по низкие плавки… Возвращаюсь к груди, шее… Сплетаем наши губы, языки… Мягко накрываю девичью плоть, словно лишь скрывая её наготу. Невесомо, с небывалым, кажется, ранее трепетом скольжу по горячим, напряженным складочкам… Деликатно ласкаю их, и, словно молодой бутон розы, они отзываются на мои призывы первобытным нектаром. – Витя… - Обрывает наш поцелуй на выдохе. За поволокой страсти и призыва, в глубине её глаз мольба и… любовь. - Люблю тебя, Ленок… - Она улыбается в ответ, чуть смещённо и как-то мечтательно отводит взгляд. Осыпаю её лицо порхающими поцелуями и… скольжу пальцами вглубь её трепещущего, пульсирующего естества. Чутко и обходительно ласкаю девушку изнутри. Кулёмина опускает веки, закусывает губы… Мне льстит её реакция. Убеждаюсь вновь – мы невероятно совпадаем. Во всём. Мягкие, неспешные, поверхностно-дразнящие движения пальцем… Лена упирается пятками в стол и нетерпеливо качает бёдрами, ритмично приподнимая их. - Вить… Пожалуйста… Люблю… Люблю тебя… Тебя люблю… Пожалуйста… Витя… - Мои руки замирают. – Степнов!.. – Мои руки на её животе. Обхожу стол и становлюсь меж девичьих коленей. Любуюсь, не скрывая самодовольной ухмылки. Девушка моментно сползает по столу ближе ко мне. Садится. Обхватывает мою шею. Целует мою грудь, дрожащими пальцами гладит мою спину, ягодицы поверх белья, под бельём… Приспускает с меня плавки. Целую девичий лоб, щёки, шею, плечи, грудь… Укладываю на спину, зацеловываю живот, бёдра, ножки… Коленки, щиколотки… Коленки… Бёдра… Заветный бутон… Ленка взвывает, выгибаясь дугой. Дорожкой поцелуев поднимаюсь к, покрытой мурашками, груди. Сплетаю наши пальцы, нависая над любимой. Она отчаянно трётся об моё бельё и сбивчиво шепчет при этом: - Витя… Люблю тебя, поверь мне - люблю… Вить… Пожалуйста… - Обезумевшие глаза наполняются слезами. – Люблю тебя… Витя… Люблю… Пожалуйста… Вить… Пожалуйста… Сплетаю наши губы в обволакивающем поцелуе. Избавляюсь от белья. Ленка льнет ко мне. Оборвав поцелуй, довольно улыбается. Мягко сжимаю девичьи бёдра, её дивные ноги, подобно лианами, обвивают меня. Склоняюсь за поцелуем. Кулёмина углубляет ласку, и я погружаюсь в её, страждущее меня только одного, естество. Замираем. С Ленкиных уст вперемежку слетают лёгкий, самодовольный смешок и мягкое, дразнящее мурчание. Одномоментно начинаем стремиться друг к другу. Медленно, плавно, смакуя каждую секунду, каждую крупицу близости ласкаем друг друга. Крепко, но нежно держу Ленкины бёдра навесу. Она волной отзывается на каждое моё движение. Люблю мою Ленку медленно, размеренно, по прекрасному ленно… В какой-то момент эта строптивая девчонка предпринимает попытку перенять инициативу и значительно ускорить темп. Зря это она. Сегодня балом правлю я. Ценой нечеловеческой выдержки абсолютно замираю. Категорично сжимаю её настырные бёдра. Склоняюсь к ней. - Я только твой. Всегда с тобой буду. Прошу тебя, не спеши. - Витя… Вить… Пожалуйста… - Доверься мне. – Лёгкий поцелуй. – Ты же хочешь знать, как Это, когда я только твой. – Лихорадочно гладит меня по спине, льнёт ко мне, целует… Постепенно возобновляю невесомые, долгие, томительные ласки. Значительное время спустя наша нежность окрашивается страстью. Я деликатно ускоряю темп, подводя любимую всё ближе и ближе к тонкой грани нирваны, не позволяя достичь которую, замедляюсь, практически замирая. Вновь выпрямляюсь, наращивая ритм, затем вновь склоняюсь к любимой, нависаю над ней, сплетая наши пальцы, покрываю её губы, шею, грудь трепетными поцелуями, всё замедляясь и замедляясь при этом… То подвожу нас к пику удовольствия, то мягко отвожу от него. Кажется, это может длиться вечно, но мы уже оба сходим с ума… Если я ещё в силах контролировать себя, то Ленка уже бьется подо мной, скулит, хнычет… Елозит дрожащими бёдрами… Ослабеваю хватку и позволяю ей перенять инициативу. Радость в широко распахнутых глазах. Хватается за мои плечи и задаёт необходимый ей ритм. Ловлю Ленку, она блаженно стонет, я безумно рычу… Уходят все мысли, остаются только звуки, мурашки, ощущения… Общие на двоих испарина да запах. Ноги уже не держат, а мы, ни в силах остановиться, всё стремимся и стремимся друг к другу… И вот меня начинает дико трясти. Разрываюсь внутри Ленки. Мы содрогается в сумасшедшей общей на двоих пульсации. Ленка кричит. Господи, как же она кричит!.. Тапки, помидоры - ко всему готова... теоретически...
Вика: Обложка авторская R
Вика: 50. На следующий день ленную тишину нашего дома разрывает сигнал домашнего телефона. Мать Кулёминой. Долгий, тяжёлый даже для стороннего вынужденного подслушивания разговор. «Я не приеду!» - Ленкин вердикт, как бескомпромиссная точка диалога. - Ну, ты чего ерепенишься? – Обнимаю со спины мою девочку. – Родители же они твои – съездила бы повидаться-то. - Я без тебя никуда никогда не поеду. – Так, про поездку с Марьей на море, похоже, запамятовала. Напоминать сейчас точно не стоит. – Сами притащатся – ждут их тут?.. - Когда? – Кровь в жилах стынет, и голос какой-то не мой. - Позвонят, как билеты возьмут. - Я к Марье съеду. - Чего?! – Пытается вырваться. - Родители уедут – вернусь к тебе. - Ты что, стыдишься меня?! Отношений со мной? – Новая попытка избавиться от моих рук. - Хм!.. – Прокашливаюсь. – Думай, Кулёмина, когда блины на штангу вешаешь. - А что мне ещё думать?! Что?! - Ленок, твои родители от нашего сожительства ни в восторге будут, уверяю тебя. – Дабы усмирить любимую скольжу поцелуями с её виска к шее. – У вас и без меня отношения напряжённые. - Я взрослый, самостоятельный человек, я… Я сама свою жизнь решаю!.. – Спорит, как маленькая. – Это моя жизнь, моя квартира – что хочу, то и делаю! Я не нуждаюсь ни в их одобрении, ни в их покровительстве!.. – Злится и всё же вырывается. - Ленок, послушай меня – я отец и я знаю, о чём говорю. – Перевожу дыхание, собираясь с мыслями. – Я для них рядом с тобой – старый извращенец, а ты – ты по сей день, не смотря ни на что, их маленькая, милая, доверчивая девочка. - То есть дура, которой ты пользуешься? – Обречённо оглядывается на меня. - Возможно, и так. – Пожимаю плечами, продолжая неглиже валяться на скомканных простынях. – Ленок, во всяком случае, поверь мне, не стоит родителей с порога «радовать», не стоит… - Ты планируешь передумать? – Складывает руки на груди. И сквозь обветшалую ткань моей футболки, проступают набухшие соски. И я несдержанно облизываюсь, припоминая прошедшую ночь, которая не ограничилась ни кухонным столом, ни душем с попыткой помыться, ни тумбочкой в коридоре, когда я не донёс Ленку до спальни, ни подоконником, когда она удрала попить водички, долго не возвращалась, и я нашёл её в предрассветных сумерках… она сидела на том самом подоконнике, обнимала свои коленки и сквозь слёзы разглядывала гладь обручального кольца… - Нет. Планирую пользоваться тобой всю оставшуюся жизнь. – Горько ухмыляется и укладывается поверх моей груди. – Но, лишние конфликты ни к чему, понимаешь? - Угу… На том и порешили. Ленка пытается найти общий язык с братом да свести на нет былые и, по большому-то счёту, утратившие к текущему моменту значимость обиды на родителей. Втихушку со мной переписывается да созванивается. Живя у сестры, завершаю ремонт в её холостяцком гнёздышке, позволяя взамен этой мудрой женщине ковыряться в собственной зачерствевше-потрескавшейся коробке. На работе тем временем свои приключения… - Добрый день! – слащаво тянет на входе Ира, о существовании которой я уже и думать забыл. - О, привет! – Тянется ко мне через стойку ресепшена с явным желанием обнять. Сохраняя дистанцию сухо пожимаю её руку. – Потренироваться или поплавать? - Не угадали, Виктор Михайлович! – Облокачивается о стойку. – На работу устраиваться. - Постой, на какую работу? – Объявлений мы с Пашкой никаких не подавали, насколько я помню. - Ну, помните, в день защиты диплома Вы сами меня пригласили – сказали, тренером возьмёте! – Усердно хлопает ресницами, продолжая натужено улыбаться. - Чего ты только сейчас-то пришла? – Стараюсь сохранять самообладание, но, судя по, скользнувшей во взгляде моей бывшей студентки, обиде, выходит паршиво. - Ну как?.. Вы же сами сказали, что принять меня можете, согласовав с компаньоном. Но сначала он был в отпуске, потом Вы… Я пришла, как Вы сказали, заполнила анкету на рисепшене – администраторы Вам, разве, не передавали? – не дожидаясь ответа, продолжает: - Я общалась и с Кирой и с Соней. Так вот, пришла, заполнила анкету… Велели ожидать звонка. Но перезванивать пришлось самой, и каждый раз одно и тоже: как только так сразу, а пока Павел Алексеевич в отпуске, Виктор Михайлович в отпуске… А потом уже я сама вместе с родителями в отпуск летала. - На море отдыхала? – Так жужжит, что захотелось сменить тему. - Да, а как догадались? – Восторженно закатывает глаза, а я тем временем роюсь в картотеке с потенциальными претендентами на сотрудничество, что ведут девочки. Нахожу нужное дело. Сравниваю фото с оригиналом. - Тебе идёт загар. - Спасибо за комплимент. – Смущённо опускает веки и поджимает щёчку кулачком. - Это не комплимент, а констатация факта. – Перевожу дыхание, осознавая, насколько неверно при желании можно истолковать мою вежливость. - Мне всё равно приятно. И ну так что, берёте меня? - Откровенно говоря, тренерский состав укомплектован и… - Окидываю сетку тренировок. - Без опыта работы мне нечего тебе предложить. - Но!.. – Девчонка в замешательстве – явно, всё пошло не по её плану. - Что, но? – Стараюсь придерживаться штатной доброжелательности. - Но Вы же обещали! – Погуляла пол-лета, хвостом покрутила, а теперь работу ей хорошую на блюдечке с голубой каёмочкой. - Я ничего тебе не обещал. Лишь сказал тебе: приходи, придумаем что-нибудь. – Если мне память не изменяет, конечно, но примерно как-то так оно было… - Так давайте что-нибудь придумаем. Ну, пожалуйста!.. – Складывает ладони в молитве. - Кира укатила на малую родину на всё лето, Соня слегла в больницу – там что-то серьёзное… Вот, как видишь, сам за администратора, тренировки индивидуальные отменять приходится. - Я согласна! – Едва не прыгает от удовольствия. - Хорошо, но это только до осени. Сама понимаешь. - Конечно, понимаю. Осенью придумаем что-нибудь! Поставил ей график два через два таким образом, чтоб один день она трудилась под руководством Пашки, а второй под моим присмотром, но!.. Миронова заявляется на трудовой фронт чуть ли не ежедневно, объясняя это тем, что сменщицы-то всё равно нет. Устаёт, правда, настолько, что в качестве премиальных попросила до дома её подвозить. Ну, мне не сложно – как раз по пути к Машкиному дому. Под девичью незатейливую болтовню после долгого рабочего дня, да ещё и в разлуке с моими любимыми (Ленкой да Владькой, которому, к слову, звоню так же часто, как и Кулёминой) способен только кивать, поддакивать, да вымученно ухмыляться. В благодарность Ирка подкармливает меня пирогами собственного производства с ностальгическим запахом школьной библиотеки. Не ем я их, короче, памятуя привороты Уткиной, обернувшиеся отравлением. Бережённого Бог бережёт. Но Пашка ест – вроде ничего страшного пока с его здоровьем не происходит. А вот с моим здоровьем, а если точнее – с психическим, всё хуже и хуже – загибаюсь я без Ленки. На исходе третьей недели порознь игра в прятки с родителями Кулёминой уже и мне самому кажется абсурдной. До чего докатился – уже слуховые галлюцинации, словно дверной замок шебуршит. Манька-то в ночную – не уж-то воры?.. Резко распахиваю дверь и чуть не пришибаю… Кулёмина?! - Фу, напугал! – Сгребаю в охапку, дверь захлопываю. - Ты откуда такая при марафете? – Макияж яркий, одета в лучших традициях былой славы. - Не откуда, а куда! – Виснет на моей шее и целует меня в уголок губ. – Мария Михайловна позвонила, сказала, что у вас кофе кончился, а я ж знаю, что без кофе ты никак. - Господи, как же я люблю мою… сестру!.. - Да, с сестрой тебе повезло – заботится о тебе. – Разглаживает ткань футболки на моих плечах, стряхивает несуществующие соринки. – Мне, конечно, стыдно гостить здесь в отсутствии хозяйки, но… - Тянется на цыпочках, крепко обнимает меня и шепчет на ухо: - Я безумно по тебе тоскую. – Подхватываю её и уношу на гостевой диван. Дразняще-медленно целую, не спеша, бережно лаская её под одеждой. Ленка сладко стонет, лозой извивается, торопит меня… Чёрт возьми, опять торопит меня!.. Круговорот ласк, поцелуев, объятий сменяется жарким, искренним, неистовым, всеобъемлющим, отчаянным, жадным, первобытным танцем страсти, желания, обладания… заботы, нежности, любви… Эйфория общая на двоих… Блаженная нега… Ласки, поцелуи, милования… - Я люблю тебя, Ленка… - Вновь нависаю над ней и осыпаю поцелуями. - Мне пора. – В мгновение ока ускользает из моих рук. - Как?! – Я в замешательстве. – Я думал, ты до утра! – А она уже джинсы натягивает. - Ты думал, я для тебя намарафетилась? – Поддерживает чашки бюстгальтера и ко мне подсаживается. Застёгиваю. – Согласно легенде, я в клубе. Не хочешь знакомиться с предками – умей и шифроваться. – Оглядывается и подмигивает. На её плечи опускается полупрозрачная блузка. В дополнении к бра она зажигает верхний свет. У зеркального шкафа поправляет причёску и остатки макияжа. Взываю, понимая, что решение её обжалованию не подлежит. - Та подожди ты!.. Я душ приму и отвезу тебя. – Присаживается рядом. Носом в шею мою утыкается. - Тебе вставать завтра рано. На такси уеду. - Какое такси в таком виде?! – Сжимаю в кулаке край блузки. - Я заранее заказала. Как подъедет, смс упадёт. Нормально всё будет. – Её ладонь скользит по моей влажной, горячей груди. – А ты устал – тебе выспаться надо. - Я устал?! – Небрежно ухмыляюсь. – Я горы сверну!.. - Не сомневаюсь, но с ума сойду, гадая, как ты там обратно доехал. - Чёртова смс! - Да, мне пора. – Встаёт и уходит. Наскоро натягиваю штаны и спешу следом. - Не останешься? – Подпираю стенку. Ленка сидит на пуфике и застёгивает босоножки. Отрицательно мотает головой. – Кулёмина, ты кофе-то принесла? - Кофе?.. Вот растяпа! – Достаёт из сумки банку из-под Манькиного варенья, до краёв наполненную перемолотым кофе. Ставит банку на тумбочку. – Не знаю, где ты покупаешь кофе, да и названия сорта тоже не знаю – из домашней банки тебе отсыпала. - Спасибо. – Целует меня сладко и трепетно. – Когда родители уезжают? - Через две недели… - Рвано вздыхаю. - Ты сам не захотел огорчать моих родителей своим присутствием в моей жизни, так что – терпи!.. – Хватит и того, что мои меня во враги записали после телефонной беседы с бывшей невесткой – семью разрушил, с внуком разлучил, седина в бороду – бес в ребро!.. Похотливый кабель, как отец прокричал в запале… – Как там Владик? - Скучает. - Привет ему передавай, ну если… если он на меня не злится. - Ерунды не говори! Он о тебе всегда спрашивает. – Обворожительно мне улыбается и убегает.
Вика: XXIX Ложусь на дно, и замираю без дыханья соль горчит. Киты не могут друг без друга помолчим, помолчим. Ложусь на дно, и погибаю - ты плывешь в чужой воде. Твой курс - Норд-Ост, тебя ведет к другой звезде, Как пусто здесь... (НС - Помолчим) 51. После продолжительной жары, Москву накрывают дожди. Рейс родителей задерживается. Серёга, утоляя своё любопытство, нещадно гоняет отца по всему зданию аэропорта. Мы с мамой лениво болтаем ни о чём. - Говоришь, нет у тебя молодого человека? – съезжает мама с темы моего нежелания сиюминутно бежать за вторым дипломом уже по медицинской специальности. Будучи абсолютно растерянной, лишь отрицательно мотаю головой. – Паспорт у тебя чистый, но вот кольцо обручальное носишь, да и кофе в клуб не принято из дома нести. По всей квартире спрятаны мужские вещи, да и твоя комната – явно не девичья спальня, а полноценное семейное гнёздышко. – На выдохе поджимаю губы. – Ничего не хочешь сказать? - Я не обязана отчитываться перед вами с отцом. – Складываю руки на груди и начинаю болтать, закинутой на другую, ногой. - Быть может, но… - Желая меня успокоить, мать кладёт теплую ладонь на моё колено. - Меня настораживает, почему ты скрываешь от нас свою половину… Он бы не понравился нам, да? - Понравился бы… Как человек. Как мужчина. Но… ни как Мой мужчина. - А у вас всё настолько серьёзно, чтоб мы его критично оценивали? – Чёрт, к каждому слову же цепляется. - Одно могу сказать наверняка: он мой последний мужчина. – После Степнова ни один не покатит. - Лена-Лена-Лена!.. – ухмыляется матушка. – И что же в этом ужасном человеке такого расчудесного? - Я люблю его. – Смелею и даже как-то грубо смотрю в глаза матери. С таким видом обычно охмелевшие подростки предкам дерзят. - Это проходит, - так даже диагнозы не признают. - У вас с отцом прошло? – А что? Провокация на провокацию. - Прошло. И ни один раз. Главное, что как проходит, так и вновь начинается. Но, дочь, далеко не всем дано влюбляться друг друга по кругу так …дцатому!.. Понимаешь? – Короткио киваю, поджимая губы, спасаясь от всхлипа. – Дочь, он что, зек? - Кто?.. - Мужчина твой. - Нет, конечно. С чего это ты?! - Прости, ни в обиду. Только вот ты сама говоришь, не одобрим мы с папой твоего избранника – стала логически размышлять… - Слава богу, я мамины причинно-следственные связи не унаследовала. – А что, в таком случае, нас в нём должно смущать? - Всё. - Лена, у тебя есть возможность всё мне о нём рассказать здесь и сейчас. Иначе – мы сдаём билеты и едем знакомиться с будущим зятем! Зятем же?! - Ну да… - И?.. - Витя сам решил, что не время ему встревать в наши с вами и без того зыбкие отношения. - Витя?! Имя-то какое старомодное! Победитель… Так мальчиков после великой отечественной называли!.. - Он младше тебя. - Насколько он старше тебя? - Между вами разница меньше. - Так, понятно… - Вздох осуждения. - Где вы познакомились? - Очень много общих знакомых. – Я разглядываю узор напольного кафеля. Мама пристально вглядывается в мой профиль. Гестапо чистой воды. Яркий фонарик и можно допросы вести. - Чем он по жизни занимается? - Бизнесмен. - Давно вместе? - Не знаю, как ответить на этот вопрос. – И правда, от какой точки начинать отсчёт?.. - Честно. - Ну, с Нового года. - Праздновали в общей компании? - Типа того. - Дочка, полгода не срок для серьёзных выводов. – Я и без того боюсь обмануться, а тут ещё и доброжелательность родной матери. Старательно прячу влажный взгляд. – Сколько знакомы вы? - Лет десять. - Дочь, десять лет назад ты была ребёнком – тебе было тринадцать лет! - Мы вместе последние полгода – ещё раз говорю. - Виктор-Виктор-Виктор… Десять лет. Десять… Десять лет назад. Лена, это твой школьный физрук Степнов?! – Сжимает моё плечо. - Да. – Смелый взгляд в ошарашенные глаза матери. - Девочка моя, да он извращенец! - Будь он извращенцем, то я бы сейчас жила в психушке, а он – на зоне!.. Но, как видишь, нет! Мама, Степнов до нового года и пальцем меня не тронул, если ты об этом! Мама, я взрослая девочка, мне двадцать три года! И с кем жрать и спать: с пятидесятилетнем слесарем, двадцатилетним дембелем, или тридцатишестилетнем физруком, я могу решать сама! – вскакиваю на ноги и, размахивая руками, кричу, охваченная возмущением. - Лена, что за истерика?! - Нет никакой истерики. Пытаюсь призвать тебя к благоразумию и восстановить справедливость. – Отхожу к панорамному окну. - Леночка, а других вариантов нет? – Мать подходит ко мне со спины и кладёт свои тёплые ладони на мои дрожащие плечи. - То есть?.. – Одним движением стряхиваю с себя её руки. - Он сделал тебе предложение – это я могу понять, но!.. Зачем соглашаться?! Это же не обязательно! - Как это, не обязательно?.. - Зачем выходить замуж за старого физрука? Неужели, ты столь низко себя ценишь?! Полно других вариантов!.. – Закатываю глаза, едва сдерживая приступ агрессии. Похоже, сейчас услышу Лебединую арию Кожевникова. - Хорошо, даже если вариантов на данный момент нет – есть перспективы, шансы, возможности! А так, связав себя с этим… человеком, ты обрекаешь себя на раннюю старость, блеклую, пресную жизнь! Ты молода и прекрасна, девочка моя! Саморазвитие, карьера, путешествия! – Они бы отлично спелись и с Мишкой, и с его родителями. Но я живу ни с целью угодить им, а с желанием быть счастливой, не существовать, а жить и любить. - Хочешь – второе высшее, хочешь – к нам приезжай, поживи – возможно, понравится. Не понравится в Швейцарии, в любой другой европейской стране можно попробовать закрепиться. Мы поможем тебе найти своё место, своё призвание!.. Только не губи себя, Леночка! Да, ты даже можешь строить с ним отношения, но замуж-то зачем?! Не стоит. - Я люблю его. – Выдыхаю. – Люблю, понимаешь? - Я уже это слышала. Но… Девочка моя, выходить замуж, рожать детей… не торопись со всем этим, прошу тебя! Пройдёт год, максимум – два, и вы расстанетесь. - Я ухожу. – Резко разворачиваюсь и быстро, но бесцельно удаляюсь. - Пойдём, кофе попьём. – Мама догоняет меня и вновь обнимает за плечи. Не знаю, почему, но я послушно бреду следом. - Вы общались все эти годы, а с Нового Года начали встречаться, стали парой, так? – Похвалив бариста, мать продолжает ковыряться в моей душе. - В одиннадцатом классе Степнов признался мне в любви и ушёл из школы, из моей жизни. На благо мне, как он тогда думал. Шесть лет мы жили, словно не знаем друг друга, словно нас не существует. Восстановилась после академа, а у нас новый куратор. Полгода друзья-товарищи. Всеми правдами и неправдами я его соблазнила. Полгода любовники. Сейчас мы вместе. - В смысле, любовники? – Собеседница чуть давится и настороженно вглядывается в моё лицо. - У Степнова есть ребёнок. Была жена. – Мать прокашливается. - Славный малыш и прелестная супруга. Благополучная семья. Я хотела просто быть рядом… Рядом с Витей. Не хотела разбивать его семью, его счастье, но… разбила. - Вместо того, чтоб сделать очередной глоток, мама опускает чашку и блюдце на стол. - Я ничего не требовала. Развод – его трезвое, вменяемое, адекватное, самостоятельное решение. Госпожа Степнова эмигрировала в Европу. И забрала с собой ребёнка. Сын для Вити всё: счастье, любовь, смысл… Витя любит Владика больше жизни, но выбрал меня. Я… я существовала и выживала все эти годы без него. Сейчас, рядом с ним, я живу… Для счастья мне не хватает общих детей, состариться вместе… - От моей откровенности мать пятнами покрывается. - Хочу, чтоб Влад к нам вернулся. Он чудесный, обожаю его, да и у Вити душа была бы на месте. – Выдыхаю, удивляясь приятному облегчению. – Мам, я не надеялась его случайно в толпе увидеть – я не откажусь от Степнова. - Господи, деточка моя!.. – Она бережно берёт в свои ладони мои и поглаживает их. - Как мало я о тебе знаю, как ты далека от меня!.. Почему ты не доверилась мне раньше?! Дочь, а если этот твой Степнов тебя не любит?! Если всё дело лишь в том, что он… что у него какие-то определённые отклонения, и он питает слабость к своим подопечным в принципе: ты родишь, и, как и его бывшая жена, окажешься не у дел, а твой благоверный найдёт себе другую любимую ученицу: ещё моложе, ещё красивее, ещё спортивнее!.. - Мама, его жена гораздо красивее меня, привлекательнее, образованнее, интеллигентнее, умнее… Она гораздо лучше меня во всех отношениях. Я понимаю, сложно поверить, что меня можно любить по доброй воле ни за что. Но Степнов меня любит. Я не верю. Я чувствую, ощущаю, знаю! Витя любит меня. Так что дело далеко ни в том, как ты уверена, что Степнов извращенец и повёрнут на не целованных малолетках. Был бы повёрнут, я уже говорила, кто из нас и где бы свой век коротал. Но нет! Ему не нужны женщины в больших количествах. Он ни разу не изменил жене. Ну, не считая меня. Пока не появилась я, он был аномальным каким-то мужем в своей порядочности, верности, надёжности. Степнову не нужна та, что выше, худее, фигуристее, у которой волосы длиннее, глаза красивее, голос приятнее!.. Ему не нужна та, которая быстрее бегает и выше прыгает. Ему я нужна. - Господи, если мне не изменяет память, он младше нас с папой всего на пять лет. – Растерянно взметает руками. - Почти наш ровесник!.. - Никто не виноват, что вы родили меня сразу после школы. - И всё же твой мужчина должен быть моложе. - Каким бы он ни был, мой мужчина – Степнов. Точка. - Вот где наши девочки. – Отец треплет меня по макушке и целует мать в щёку. Мелкий садится к ней на колени. – Мы вас обыскались! О чём секретничали? - Наша дочь собирается замуж. - Да?! И почему мы не приглашены? - Дата не назначена. - Может, и не надо назначать? – Мать с каждой секундой становится всё более невыносимой. - Чтобы быть вместе, свадьба нам не нужна. - Дочь, а почему ты нас не познакомила? - Никита, а ты его хорошо знаешь! Это друг твоего отца, тренер твоей дочери – Степнов. – Мать брезгливо сморщила лицо. - Виктор?! – Папа, конечно, изумлён, но в отличие от матери не расстроен. – Хороший он мужик, надёжный. А чего его на похоронах деда-то не было? Да-да-да, припоминаю, я сказал тебе тогда, что друг деда последний – позвать бы его надо. А ты ответила, некогда ему, занят. - Мы не общались. Шесть лет не виделись. И дед относился к этому с пониманием – не искал с ним встреч. Но… в день годин деда мы его могилу вдвоём навещали, поминали деда. - Одно понять не могу: встречу нашу ты по какой причине не организовала? – Отец от матери в поисках подвоха не отстаёт. - Давайте откровенно: мы с вами последнее время отдалялись и общались чисто формально. Да, эти полтора месяца вместе сделали своё дело, сдвинули ситуацию с мёртвой точки, лёд между нами начал таять. Но… встречая вас в аэропорту, я не представляла, как мы разговаривать будем в принципе, а если бы ещё и Витя тут ходил. - Он в твоей квартире живёт? - В моей?! - Да. - А своего жилья нет у Степнова? – Да, мамочка, меня можно только из-за московского жилья «любить». - Слушайте, я могу вам всё досье на него раскрыть! Этого хотите? – Напряженное молчание и обеспокоенные переглядки. Степнов Виктор Михайлович. Семьдесят девятого года рождения. По гороскопу – рыбы. Рост за метр девяносто. Отец и мать пенсионеры живут в частном доме в Подмосковье. Дом этот еще прадед Виктора сам строил. Родная сестра есть, старшая. Зовут Мария Михайловна. Живёт в собственной двухкомнатной квартире в одном из спальных районов Москвы. Разведена. Медик. Заведует отделением одной из центральных больниц. Хирургия, ортопедия, травматология – её сферы. Первоклассный специалист. Профессор медицинских наук. – Родители переглядываются и одобрительно кивают. - Я многим ей обязана. Витя совладелец фитнес-клуба и преподаватель ВУЗа, который я окончила. Также он совладелец трёхкомнатной квартиры. Вырученные средства от сдачи которой отправляет сыну. – Отец каменеет. – Владику пять лет, живёт с матерью в Европе. Переехали они месяца полтора-два назад почти сразу после развода. - А всё это время Степнов где живёт? - У сестры. - Дочь, так получается, ты… ты?.. - Да, пап, я семью разбила. - Ну, ты, дочь, молодец, конечно!.. – Отец делает глотов кофе из маминой чашки. – Я же ещё тогда видел, что всё у вас к этому идёт, и спокоен был за тебя, за будущее твоё. Рад даже был, что рядом с моей дочерью надёжный, порядочный, настоящий мужик. Что же вы так шесть лет-то потеряли? – Если сказать, что мы с мамой ошарашены, ничего не сказать. – Ну, если у вас действительно всё настолько хорошо и серьёзно, приезжайте к нам в гости на новогодние праздники. Или мы сами приедем, только мужа не прячь от нас. - Хорошо, обсудим со Степновым. – Допиваю свой кофе. - О, ваш рейс наконец-то объявляют! - Нет, Никита, ты только посмотри, как спешит избавиться от родителей! - Мне для мужа ещё ужин готовить. Он сегодня с работы домой придёт. – Наконец-то!.. - Привет мужу передавай. – Папа по-доброму ухмыляется, и я на эмоциях висну на его шее. - Спасибо, - шепчу ему на ухо. - Будь счастлива и береги, пожалуйста, себя. - Обязательно. Думала, ты хуже матери будешь рвать и метать. - Толку-то? Ты же всё равно по-своему сделаешь. – Щёлкает меня по носу. Улыбаюсь в ответ. – Я, откровенно говоря, ни в восторге, но маму-то успокоить как-то надо. Она уже, похоже, своей истерикой тебя оттолкнула, да? – Киваю. – Во-о-от!.. А если ещё и я наброшусь? Пошлёшь нас вовсе и в принципе права будешь!.. – Крепче прижимает меня к себе и целует в лоб. - Кулёмины, а вам не кажется, что в компании больше двух разговаривают вслух? – Обнимает нас мама. - У вас семья такая клеевая. – Пристально разглядываю родителей. - Берегите друг друга. - У нас, дочь, у Нас семья клёвая!.. – Поправляет меня отец и берёт мелкого на руки. - Мы любим тебя, девочка наша, любим и очень за тебя волнуемся! – Родные крепко меня обнимают и целуют мои щёки. - Не надо волноваться. Всё хорошо. Теперь уже всё хорошо. Позже я стаю у окна и провожаю самолёт, пока тот окончательно не скрывается в туманной дали неба. Таксистом оказывается милый, молчаливый, интеллигентный пенсионер, которой к тому же слушает ту же станцию, что и я. По дороге любезно завозит меня в супермаркет, не повышая при этом плату. - Лена! – окликает меня кто-то на подходе к подъезду. Оборачиваюсь. По ту сторону от автомобиля стоит Сидоров. Ужас сжимает глотку, и нечем дышать. Запрыгнуть обратно в такси слишком поздно – уезжает. Скрываться в подъезде рисково – он последует за мной. Наедине в замкнутом пространстве он закончит что-то когда-то начал. – Ну, привет, Ленок. – Витя, Господи, где ты?.. – Ты чего? Нормально же после того уже общались! – Подходит и обнимает меня, по плечу похлопывает. – Не боись. Не трону, пока не попросишь. А ты попросишь. - Высвобождаюсь наконец-то из его сильных рук и ставлю пакеты на скамейку. - Не уверена. – Руки на груди скрещиваю. - Не будем спорить. Время покажет. - Улыбается да подмигивает для кучи. - Проводила родителей? - Следишь за мной? - Типа того. Совсем немного. – Треплет меня по щеке. Ударяю его по руке. - Не смей. – Поднимает обе руки, демонстрируя раскрытые ладони. – Чего тебе? - Да ты же знаешь, что я ярый борец за правду и справедливость. И если уж бороться за тебя, то по чесноку и на равных. - Это ты к чему? - Ну, я провинился перед тобой, да вот и Степнов грешен. – Достаёт из внутреннего кармана ветровки бумажный конверт и протягивает мне. – Посмотри. Трясущимися руками извлекаю из конверта с десяток фотографий. Перебираю их. Часть рассыпается на грязный асфальт и лужи. Андрей поднимает и возвращает мне. На снимках Степнов и Миронова. Он усаживает её в машину, они выходят из подъезда, он дарит ей цветы, она виснет на его шее. Хотя кадрам и далеко до нашей с Витей фотосессии, должно быть, примерно это же самое когда-то ощущала и Кристина. Закон кармического бумеранга – так, кажется, да?.. - Ты имеешь права знать правду. - Какую правду? - Степнов не любит тебя. Он имеет тебя и только. Пока ты тут с предками, он там Миронову... – Быдловатые жесты руками жёстче всяких слов. – Задерживаю дыхание, но крупная слеза всё же скатывается по щеке. -Ты, Ирка… Какая-нибудь Катька, Нинка!.. Неважно кто! Главное – молодая да сочная. Не позволяй этому лоху педальному пользоваться тобой. - Спасибо за информацию, сама разберусь, что с ней делать. - Если что, я всегда к твоим услугам. - В смысле? - Ну, если надо будет Степнову доходчиво объяснить, чтоб не появлялся впредь. – Хрустит костяшками. – У меня ещё с тех пор руки на него чешутся. - Хорошо, буду иметь в виду. – Киваю и убираю фото в сумку. – Андрей, а скажи… - Нет, наши с Витей фотки Кристине передала какая-то девка. Он тут ни при чем. - Что, Леночка? - Тебе это зачем всё? - Ты нужна мне. Принуждать и брать силой не хочу, унижаться и клянчить не хочу. Ты сама придёшь и сама всё мне дашь: себя, душу свою… тело своё. И, может, мне понравится настолько, что и замуж позову. – Тянется за поцелуем, но успеваю увернуться. Ухмыляется. – Я дождусь. Немного осталось. – Из подъёзда выходят трое рослых парней. Подхватываю сумки, и, скрывшись за их спинами, захлопываю за собой дверь. Наматывая на кулак сопли, устраняю легкий беспорядок и готовлю еду. Рутина позволяет балансировать на грани до срыва в приступ животной истерики. Пока мясо маринуется, привожу в порядок себя. С чалмой на голове и, обмотанная в полотенце, отправляю противень в духовку, закрываю дверцу и задаю программу выпекания. Едва успеваю выпрямиться, под полы полотенца уже пробираются нетерпеливые, тёплые, сильные руки и ласкают мои бёдра. Горячие губы жадно скользят по моей шее. - Сколько у нас время? - Мясо не сгорит. Плита на таймере – сама отключится. – Сколько бы боли не было во мне, а сама уже стону от испепеляющей страсти. Степнов разворачивает меня к себе. Любуется, а я… я не могу взглянуть на него… боюсь в его родных глазах, полным, судя по ощущениям, восхищения, увидеть ложь. - Ты плакала? - Нет. - Кулёмина, глаза красные. – Шумно выдыхает. - Лук. - Готовь без лука. – Прижимает меня к себе и ласкает мою шею. - Ты же любишь. – Срываюсь на очередной стон. - Перебьюсь. Твои слёзы этого не стоят. Его поцелуи очерчивают моё декольте, а пальцы вовсю блуждают под полотенцем. Мои ноги слабнут, и он усаживает меня на пустой, чистый стол. Запрокидываю голову, подставляя шею ласкам его языка и губ. Он стягивает с моей головы полотенце и путается пальцами во влажных волосах. Подпуская его ближе к себе, инстинктивно развожу ноги. Стоит меж моих бёдер и скользит по ним ладонями от колен вверх. На мне нет белья. Одномоментно ощущаю его пальцы Там и улыбку в губы. Глубокий поцелуй и мучительно-сладкие ласки. Стону, ною, елозю, раскачивая стол… Напряжение во мне нарастает и нарастает. Перерождается в тупую боль. Он продолжает ласкать меня, осыпая поцелуями моё лицо, шею, декольте, плечи, лопатки…Сжимаю в кулаках футболку на его спине. Шиплю, прикусываю кожу его шеи. Но чуть отстраняется от меня, дабы самому избавиться от одежды, лишь доведя меня до состояния стальной пружины, готовой разорваться от любого прикосновения, да хоть от лёгкого дуновения родного дыхания. Я тяжело дышу, разглядывая его обнажённое тело и удерживая смятое полотенце на груди. От него валит жаром и сумасшедшей, сверхкосмической энергией, страстью, не знающей предела и компромисса. Медленно подходит ко мне. Кладёт свои ладони на мои колени. Нежно целует. И как он так может?.. Я же знаю, крышу ему рвёт всякий раз от желания в бараний рог меня свернуть, но он деликатно заласкивает меня до помешательства, что я сама начинаю просить, вымаливать!.. Вот и сейчас он медленно крадётся пальцами, едва касаясь кожи, по внутренней стороне моих бёдер. Сжимает в кулаках углы полотенца и тянет ткань на себя. Вмиг обнажаюсь. Разрывает от его губ и языка на груди, от его рук на пояснице, животе и ниже… От жара его естества, что касается то бёдер моих, то живота. Не выдерживаю столь изысканной пытки и мягко обхватываю объект моего помешательства. Степнов перестаёт дышать и больно сжимает моё запястье. - Лена! - Хочу… Хочу тебя. Не могу… - Облизываю пересохшие губы. – Не могу больше терпеть. – Ласкаю его, вынуждая приближаться ко мне. - Позволь, я сам. – Его рука ещё больнее стискивает мою. – Лена. – Отстраняю свою дрожащую ладонь, невесомо скользнув кончиками пальцев. – Доверься мне. Не торопись. Укладывает меня на стол. Заласкивает и зацеловывает до пограничного состояния. Не позволяя оборваться, сотрясающему меня приступу, он нежно погружается в меня. Мои бёдра парят в воздухе, сжатые его властными, хозяйскими, но заботливыми руками. Так одна эйфория перерождается в другую, и так несколько раз кряду… Позже сжаливается надо мной и позволяет ускорить темп. Поднимаюсь. Обнимаю своего мужчину руками и ногами. Приподнимает меня над столом и я висну на нём. После сокрушительного финала, так и уносит меня в ванную. Процесс омовения оборачивается новой сладкой пыткой. После наконец-то таки принятого душа, уносит меня в спальню. Там, лениво лаская друг друга, забываемся крепким сном. Задолго до будильника, просыпаюсь от непонятного ощущения. Степнов, уже одетый в пижаму, лежит рядом и не сводит с меня взгляда. - Чего не спишь? - Тобой любуюсь. – Невесомый поцелуй. Следом за которым, одариваем друг друга долгими, томительными, воздушными, обволакивающими ласками. - Пойдём, накормлю тебя, раз оба не спим. – Без лишних слов сгребает меня в охапку, укутывает в простыню и уносит на кухню. Там, сидя на его коленях, любуюсь, как мой мужчина уплетает подогретый, предрассветный ужин за обе щёки. - Ну не вкусно же. - Вкусно. - Пересохло мясо. - Из духовки надо вовремя доставать, а нам не до того. – Делает пару глотков воды. – С твоим вот этим хитроумным ягодным муссом в самый раз. – Облизывает пальцы. – Я люблю тебя, Лен. - Я знаю. – Знаю и не верю ни во что иное. – Утыкаюсь носом в его шею. - Вздремнём ещё немного? - Угу. – И вновь на руках уносит меня в кровать.
Вика: 52. О Господи, ну почему так мало времени, Чтобы жить? О Господи, ну почему ты Нас в такой нежности жить наказал? … Мало времени. Мало. Мало осталось. Лобное место пусто. Сохнет асфальт, как старость. Судьи ткут приговоры. Сыром тычут в тарелки. Ешьте! Ешьте! По горло вы нами сыты. Пейте! Пейте нас! Не опускайте глаза. Придет тот самый день, и с ним придет справедливость. Господи! ну почему ты нас в такой несвободе жить наказал? (Д.Ар. – С чёрной дырой в сердце) Звенит дверной колокольчик, и Степнов поднимает взгляд с монитора на меня. - О, какие люди! – улыбается он мне. Подлетаю к стойке, опираясь об неё локтями, тянусь на цыпочках, заключаю в ладони лицо мужчины. Мягкий, трепетный поцелуй. – Ты хоть выспалась? - Выспалась, только вот все мышцы ноют – в бассейне пришла искупаться. Да и обед для тебя принесла. - Обед?! – Картинно округляет глаза. – Обед это здорово! Обед это ты вовремя! Ирка сейчас с обеда вернётся, и я сразу пойду наверну! – В предвкушении разглаживает форменную футболку-поло на своём рельефном животе. - Ирка?.. – уточняю невзначай: мало ли послышалось, мало ли тёзка?.. Откуда мне знать. - Ага, Ирка! Не поверишь, Миронова у нас админом трудится – уют вот создаёт. – Кивает на букет в вазе. Утыкаюсь носом в нежные лепестки кустовых хризантем, вдыхаю их свежий полевой запах. Степнов тянется ко мне и шепчет на ухо: - Я её временно взял – на лето, уже сам десять раз отругал себя за безотказность, но ничего: девочки наши вернуться со дня на день и наконец-то, с ней распрощаемся. Вот уже где сидит!.. – Сжимает шею, выпучивая глаза. - А что не так? – искренне удивляюсь. - Навязчивая уж слишком. – Отмахивается. – Обед давай сюда. – Достаю из сумки пакет с провизией и передаю страждущему. Резко меняется в лице и целует моё запястье. - Отменным браслетом ты меня вчера наградил. - Не будешь лезть, куда не надо. – Пф! Захлёбываюсь возмущением. - Как это, не надо?! Да если бы я туда в своё время не полезла – мотался бы ты сейчас по Европе! – Какая благодетельница выискалась – нет, ты посмотри! - Молодец-молодец, спасибо, тебе, конечно… - Смеётся иронично так. Приятно. - Но всё – харе!.. Завязывай! – Щёлкает меня по носу. – Я – мужик, я – хозяин. И в гробу я видел твою инициативу. - Ты – начальник, я – дурак? - Смекаешь. – Озирается по сторонам и воровато чмокает меня. – Ну, беги купаться – лови момент, пока нет никого. Успеваю принять душ, переодеться, нырнуть, проплыть от борта к борту несколько раз, как вздрагиваю от оглушающего вопля Степнова. Взбираюсь на борт. Стягиваю шапочку. Прислушиваюсь. Крики, ругань продолжаются. На ходу надевая халат, спешу в холл. За рисепшен администратора заменяет один из тренеров. И чего он бейдж-то снял? - Что происходит? – Спрашиваю я смутно-знакомого коренастого, накаченного мужичка. Тот плечами пожимает. - Сам толком понять не успел. Правили на осень с Михалычем сетку занятий. Ирка прибегает Миронова. Глазища больше её самой. И сходу на босса наезжает, мол, какого лешего, Кулёмина, ну ты, после всего дурного, что сделала, уж не знаю, чего именно, в бассейне нашем купается. У меня аж челюсть отвисла. На Михалыча смотреть страшно: трубы горят, аж пар из ушей валит!.. Считай, одним махом по всем параметрам залёт. Обсуждать и осуждать кого-то – вопрос морали каждого в отдельности. Но!.. Личная жизнь босса – табу! – Нервяк такой, что губы уже грызу, да ногтями бит отстукиваю по столешнице. – Воды будешь? – Киваю. Наливает мне из кулера. – Нет бы заткнуться ей, так на каждое слово Михалыча – десять. Курицу эту понесло так, что держите меня семеро!.. Слово за слово – понимаю, что я всей этой грязи слышать не хочу, и тут босс за шкирку её и в кабинет. У меня окно – прогуляться собирался, но куда я отсюда? Орут вот, слов, правда, не разобрать. - Если откровенно, то даже немного опасаюсь за Иру. – Эмоции сходят, и я начинаю размышлять. - Да, будет тебе, Лен!.. Михалыч – мужик горячий, но на женщину руку никогда не поднимет. - Он и голоса на женщин обычно не поднимает, ну исключая меня. – Киваю для пущей убедительности. – Так что, не удивлюсь… - Тихо, выходят, кажется!.. – Собеседник настораживается, а я становлюсь свидетелем того, как могучий медведь трансформируется в вислоухого жирафа. - Можно, я, типа, не подслушиваю, а бицепс твой щупаю, а? – Уже почти обхожу стойку, мужчина выставляет перед собой руки. - Стой, где стоишь! Я и жизнью, и работой дорожу! – Усмехаюсь, облокачиваясь о столешницу. – Тихо. – Прикладывает ладошку ко рту. Подмигиваю и допиваю водичку из стаканчика. - Иди и извиняйся!.. – гаркает Витя так, что мы аж подпрыгиваем. - Нет. – Диву даюсь, что кто-то помимо меня в состоянии настолько опрометчиво Степнову слово поперёк сказать. Совсем страх потеряла. - Я сказал, иди и проси у Лены прощения! – Чувствую, лицо моё вытягивается. ИО админа пальцем на меня тычет и головой кивает, аля болванчик. Мол, из-за меня вся свистопляка?! - Мне не за что просить прощения у этой!.. – Неужто язык прикусила? - Ты влезла в чужую жизнь – имей совесть отвечать за свои дела! - Это Кулёмина влезла в чужую жизнь! Это она семью Вашу разбила! Это из-за Лены Вы без сына остались! – По больному бьет. Ни слова мимо. – Вот у кого совести нет! - Заткнулась и вон пошла! – Рёв истребителя – не иначе. - Зря Вы так, Виктор Михайлович. Я люблю Вас. – О, как запела! Ну, наконец-то!.. - Я буду заботиться о Вас. Я всё для Вас сделаю. Со мной Вы будете счастливы. – Не знай, как там Витя, а я уже верю, что с ней ему, и правда, лучше будет. Что любовь моя на фоне её чувства – похоть рафинированная. – Ленка… эта стерва ноги о Вас вытрет и только!.. Она Вас не достойна! Она – грязь! Она потаскуха! – От хлёсткой пощечины девчонка отлетает к стене. - А теперь мне страшно, - шепчу, разглядывая фигуры в полумраке конца коридора. - Оскорблять себя не будешь – по сопатке не получишь. – Подмигивает для пущей важности. - Ха-ха-ха, как спешно! Юморист!.. – хорохорюсь из последних сил, а саму так и подрывает завыть. - Тихо-тихо… О чём они там?.. - Проваливай! – не своим голосом, до скрежета стен, гаркает Степнов. - Но как же Вы не видите, она Вас не достойна! – Мироновой жить что ли надоело? – Лена Вас не достойна, а я… я люблю Вас!.. - Проваливай, а то за космы вышвырну. – Однажды он говорил мне нечто подобное – дико больно. Господи-Господи-Господи, только бы впредь ничего подобного не услышать – заклинаю тебя, Господи, заклинаю!.. - Но… Виктор Михайлович!.. Умоляю, дайте мне шанс! Со мной Вы будите счастливы! Обещаю!.. - По вопросам увольнения с тобой Павел Алексеевич свяжется, а сейчас ноги в руки и пошла отсюда. Пробегая мимо, бывшая сокурсница грубо задевает меня плечом. - Э, полегче!.. – Разворачивается и от души, по-мужицки, в лицо мне харкает. Как говорится, май поражен и обескуражен. - Помойка! – И с дури дверью хлопает. - И Вам всего доброго. – Перевожу дыхание, но собственное лицо ладонями брезгую обтереть. – Не помешало бы, святой водой умыться, как считаешь? – И меня срывает на истерический гогот. Собеседник ставит передо мной коробку влажных салфеток. – О, какой сервис!.. – Умываюсь. – Мерси-мерси... - Хорошему человеку никакого … кхм… добра не жалко. – Ухмыляюсь, загоняю обратно внутрь, подступившие слёзы, и сильные руки резко стискивают меня со спины. - Прости, - рванный шёпот в затылок. – Фотки – это всё она. - Забей. - Поговорим? – Плечами веду в растерянности. – Поговорим. - Тебе дух перевести надо, остыть… - Да не смотри ты Так на меня – не боюсь я тебя! Хоть и глаза бегают, не думай. – Отдохнуть, в смысле… - Федь, посидишь, ещё часок? – Точно - Фёдор!.. Дядя Фёдор кивает. – В бассейн только никого не пускай. - Понял. – И лыбу давит. - Купаться мы. - Да без намёков!.. – Витя уводит меня за руку. *** Сижу на бортике. Ногами в воде болтаю. Степнова жду, когда переоденется. Наконец-то появляется, а то уже хоть с собаками не ищи. Этот чёртов Ихтиандр так ныряет, что от волны я теряю равновесие, и меня буквально уносит к нему. Выныриваю, на спину укладываюсь. Он вокруг меня плавает. - Лен, та история с фотками – это всё Мироновой рук дело. - Да я уж поняла. - Она как-то обо всём догадалась. Следила втихаря за нами. Фоторепортаж вела. Владьке снимки подсунула. Он же узнавал её на общей фотке с вручения. Я, дурак, значения ещё не придал. На тебя всех собак повесил – кретин, каких поискать. – Ныряет под меня. Выныривает в дальнем углу. – Выходки её, намёки, подкаты – слепой словно. Тобой одурманен – толком и не соображаю. – И опять подо мной проплывает. – Манька мне сразу сказала: не ты это, третья кто-то… Чёрт!.. – Ныряет. – Прости. – И вновь рядом. - Были у меня подозрения, что это всё Сидоров, ну или вместе они. - Откуда такие мысли? - Да так… Не важно. - Эти твари пакостят, а ты говоришь, не важно?! Кулёмина, это нас касается! Нас!.. - Родителей вчера проводила, домой возвращаюсь, у подъезда он меня встречает. – Мат идёт в ход. – Он ничего мне не сделал. Оповестил, что планирует ждать, когда я сама приду и всё ему отдам. – Рычит, того гляди и разорвёт его. – Фотки мне вручил. На них ты и Миронова: в машину девушку усаживаешь, из её подъезда выходите, цветы ей даришь… - Не дарил ей цветы я ни разу. Для респшнена вон покупал. – Оправдывается, смотрите-ка!.. – Дома у Ирки кран чинил. Отец из интеллигентов. - Да называй, как хочешь: кран – так кран!.. - Кулёмина, я тебя и утопить могу. - Валяй – сына лет десять не увидишь. - Поскалься мне ещё! – И под воду утягивает. Целует жадно. Сбегаю от него. Нагоняет. Выныриваем. Я за плечи его со спины обнимаю, на дельфине словно висну. Катает меня. – Ты со злости ночью характер показывала, мол, моё, никому не отдам?! - Вдруг впредь не придётся?.. – Трусь щека к щеке. - Как и я, значит, на фальшь эту дешёвую повелась? Ты не веришь мне? - Верю. Потерять боюсь. - Не бойся. - Не пойму, какого им чёрта от нас надо? – Ложусь спиной на воду. – Спелись бы уже давно – друзья по несчастью!.. - Так они и спелись, Лен, фотокорреспонденты хреновы! Детективы, мать их!.. – Кулаком по водной глади, и я уплываю к борту. Усаживаюсь на него. - Нет. Ирка не в курсе вашей фотосессии. – Отжимаю волосы, мотая головой. - Либо совпадение, либо Андрей повторил успех подруги, но Ирка не знает. - Откуда такая уверенность? - С чего сыр-бор весь сегодня у вас начался?.. – Ну, призадумайся-призадумайся. – Миронова на эмоциях, в шоке от лицезрения меня, с претензиями, по-хозяйски наехала на тебя. Так? Та-а-ак. Если бы она позировала для Андррюхи, она бы знала, что мы помирились, что вместе мы. Она бы так не лоханулась с этой своей истерикой. – Мотаю головой, предвосхищая собственные аргументы. – А ты смотри, как её повело!.. Повело её, потому что рада она обманываться, рада довольствоваться устаревшей информацией: мы поругались, мы расстались – своего она добилась! Ты свободен – окучивай, не хочу!.. – Степнов лишь смешно хмурит брови. – Ну, суди сам, ты на глазах её от рассвета до заката, меня и дух простыл. Поминай, как звали. Она сильно этого хотела; долго, медленно, втихую к тебе подбиралась, она радовалась до трясучки, что всё получается, что всё Якобы получается!.. И вот ты представь: девка почивает на лаврах; ждёт – не дождётся, что вот-вот и начнётся горяченькое!.. – Хрипло смеется. Забрызгиваю его. За лодыжку меня хватает и на себя тянет. За плечи его обнимаю. – И тут такая я: хоп-хэй, ла-ла-лэй! – Целует меня смеющеюся. – За тебя такая война идёт, а ты ещё сомневаешься, зачем ты мне сдался, столько-то всего спустя!.. - За тебя вон тоже битва знатная. - Ну, Мишка безобидный, а… Сидорова я побаиваюсь не на шутку. – Целует меня, аж дурманит. - Не помогает мне вода. Пойду я. - Куда? - Штангу тягать, грушу бить – от чего дурь быстрей выйдет. - Отпускает меня и к лестнице уплывает. Выбирается. Капли стекают по его могучему телу, каждый мускул обрисовывают, обласкивают… Халат надевает. - Я покупаюсь ещё? - Купайся. Замёрзнешь – Федьку попроси, он сауну тебе включит. Сама не лезь. - Поняла. – И уплываю по-русалочьи. *** Едва перестаю мёрзнуть, в сауну заходит владелец спортклуба. Только из душа – прохлада от него едва уловимая, полотенце вокруг бёдер, войлочная шапка голову покрывает. На мою точно такую же надевает. Чуть ниже меня садится. - Мы вчера и не поговорили толком. С родителями как время провели? - Хорошо. Деда навестили. Памятник с оградкой установили. - Мы же, помню, в троицу собирались, а не сложилось... Не сложилось… - Так, как говорит Виктор Михайлович, самобичеванием тут пахнуть начинает. - Одежду деда собрали, да в дом престарелых увезли. Обревелась после: такие они там одинокие, никому не нужные… А моего любимого дедули нет. - Молодцы, что съездили – такая старикам радость. - Предкам на счёт тебя прокололась. - Да ладно?! И что Никита? – Напряжённо оглядывается на меня. - На новогодние каникулы в гости зовёт. - Меня на расстрел поджидает? – Смеясь, свешиваю ноги на мужские плечи. - У папы нет оружия. - За дочь такую… - Коленки мои целует. – Голыми бы руками ноги выдрал. - Надеюсь, ты на сыновьях специализируешься, а то не хочу потом дипломатические отношения меж двух огней отлаживать. – Пятками по торсу его скольжу. - А… ты порадовать меня хочешь? – Не мужик – комок нервов. Аж, не дышит. - Да нечем. – Вздыхаю с сожалением. - Мало стараетесь, Виктор Михайлович. – Шею, плечи его глажу. - Мало, говоришь?.. – Бросает на меня злой взгляд исподлобья. - Учтём. – Сжимает мои лодыжки и вновь голени поцелуями осыпает. – Мать что говорит? - Старый, говорит. - Ей бы Мишка понравился. - Ну, я же не для мамы мужика-то выбрала. – Подбородком об макушку его опираюсь. – Для себя любимой. Меня, главное, всё устраивает. - Рад за тебя. - Вить, а ты дома был – ничего не заметил особенного?.. - Нет, а что? – настораживается. - Дуська родила. - Родила?! - Угу, родила – тоже хочу… - Вздыхаю завистливо, Степнов в коленку мою улыбается. – Два котёночка, два сладких комочка: один беленький, другой – персиковый, медовый. – У меня аж голос от умиления смягчается. – Такие забавные. Она, как вернулась, толстеть начала. Ну мама говорит, скиталась на улице голодная – стресс, вот теперь и ест за троих, да всё про запас. Короче, всё как у людей! – Сбиваюсь на смех. – Ничего, родила – похудела. - Мелкая же она ещё. - Ну, на человечьи возраст ей лет пятнадцать-семнадцать. - Ой, скорая!.. Ой, быстрая!.. - Вся в меня. Вить, слушай, а не прогадал ли ты часом второй раз кряду? - В смысле? - Ну, смотри, интеллектом не блещу, красотой не отличаюсь, характер пакостный – в подробности вдаваться лишний раз не будем, сам всё знаешь. Ирка, напротив, хитроумная какая – ой, девчонка с выдумкой!.. Покладистая – тапки бы в зубах таскала. Очень хорошая девочка. Кстати, Степнов, на медосмотре последнем говорили, что она Реально девочка. Миронова под стать твоим моральным принципам – ты бы присмотрелся! – стебусь по чём зря, а сама уже в любой момент от тяжёлой руки отскочить готова. - Это хорошая, хотя, какая к чертям Хорошая, девочка чуть Мою девочку до психушки не довела. Кулёмина, мне не нужна ни принцесса, ни монашка – мне ты нужна. Только ты. Одна лишь ты. Почему ты мне не доверяешь? - Доверяю. Вить, я верю тебе. Но… Так ревную. Так боюсь потерять… Я уверена в тебе, в любви твоей, но… подкосила меня эта западня. - Забудь. Не думай ни о чём. Не для того мы столько выстрадали. – Лодыжки мои поглаживает. – Хотя, понимаю о чём ты… Самого драконят эти подлецы. К чёрту их!.. Уверен, впредь, не сунутся. – Переводит дыхание. – Слушай, Кулёмина, неужели до седых волос так и будем друг за друга биться, а?! Когда жизнь-то спокойная начнётся?! Счастья неужто нам не суждено?.. - Я люблю тебя, - шепчу ему на ухо. - Знаю я. – С меня что ли пример берёт? Противный какой!.. - Ленок, ты вещи-то собираешь, кстати? - Какие вещи?.. – Куда? Зачем? Что происходит, вообще? - Напоминаю, вы с Марией Михайловной седьмого числа вылетаете на море. У вас путёвки в санаторий. - Не припомню, чтоб в лотерею мы какую-то участвовали. - Кулёмина, опомнись, ещё весной всё решили! – Прокашливается вслед за ором возмущения. - Да не было такого!.. – Поднимается ко мне. Смотрит как на полоумную. – Не обсуждали мы ничего такого. - Кровать, помнишь, как выбирали? – Киваю. – Марью встретили?.. – Киваю. - Обед наш помнишь? Ерепенилась ты ещё всё, потом поржали с Машкой надо мной, и успокоилась. – С его носа стекает крупная капля пота, и я смеюсь. – Тут же договорились, что отправлю вас вдвоём на море. Ну, вспомнила? – Плечами пожимаю. – Кулёмина, напряги извилины. - Во-первых, времени столько прошло – я и думать забыла. Во-вторых, всерьез-то тогда разговор тот я и не восприняла. – Тлею под его тяжелым взглядом. – Ну и потом, Вить, сам вспомни, события какие за разговором тем последовали. – Горько выдыхает и подмышку меня сгребает. - По сей день те события разгребаем. Но путёвки-то я вам сразу взял – по-любому бы отправил. - Я. Без тебя. Никуда. Никогда. Не поеду. – Ни на секунду от тебя не отойду, да-да!.. Спасибо за ""СПАСИБО" и я смею надеяться ждать ВасТУТ!
Вика: XXX 53. я не то чтобы много требую – сыр дор блю будет ужином; секс – любовью; а больно – съёжься. я не ведаю, чем закончится эта ложь вся; я не то чтоб уже серьезно тебя люблю – но мне нравится почему-то, как ты смеешься. я не то чтоб тебе жена, но вот где-то в шесть говори со мной под шипение сигаретки. чтоб я думала, что не зря к тебе – бунты редки – я катаюсь туда-сюда по зеленой ветке, словно она большой стриптизерский шест. я не то чтобы ставлю все – тут у нас не ралли, хотя зрелищности б завидовал даже гиннесс. не встреваю, под нос не тычу свою богинность – но хочу, чтоб давали больше, чем забирали; чтобы радовали – в конце концов, не пора ли. нас так мало еще, так робко – побереги нас. я не то чтоб себя жалею, как малолетки, пузырем надувая жвачку своей печали. но мы стали куда циничнее, чем вначале – чем те детки, что насыпали в ладонь таблетки и тихонько молились: «только бы откачали». я не то чтоб не сплю – да нет, всего где-то ночи с две. тысячи четвертого. я лунатик – сонаты людвига. да хранит тебя бог от боли, от зверя лютого, от недоброго глаза и полевого лютика – иногда так и щиплет в горле от «я люблю тебя», еле слышно произносимого – в одиночестве. (Вера Полозкова – Лунная соната) - Вы бы хоть предупредили, что приедете, - ворчит сестра, потягивая вместе с Ленкой чай. – Я бы хоть по-быстрому что-то приготовила. - Забей! – кидаю через плечо, шинкуя салат. – Сейчас я все соображу!.. Мясо вон уже пахнет. – Вытяжку включаю. Заправляю салат маслом и накрываю крышкой. Сам к девчонкам присоединяюсь. - Ну, рассказывайте, как живёте? – на ухмылке сканирует нас сестра. - Лучше всех живём! – Подмигиваю любимой, та снисходительно хмыкает. – Вот пожаловаться тебе хочу на эту капризулю. - А то, братец, удовлетворить молодую жену ни в состоянии? – Сестра ехидно стреляет глазками. Я от негодования захлёбываюсь воздухом. Щёки объекта обсуждения рдеют, девчонка лицо за ладонями прячет и краешком глаза нас оглядывает. – Ну а из-за чего ей ещё быть недовольной? – Прокашливаюсь, сдерживаясь от грубых слов. - Марья Михайловна, эта вредная девица отказывается ехать в санаторий. - Ну и зря! Отдых с влюблённым мужиком – это круто! – Так, что-то я не въезжаю!.. - Марусь, так на отдых же вы вдвоём едите... – И сейчас уже не въезжает собеседница. - Как, вдвоём?.. – Хмурит брови, а Ленок уже ржёт. – Я-то тут причём?! – Так вот она какая память девичья!.. - Девочки, что с вашими головами?! – взвываю, растирая лицо ладонями. – Чем заняты ваши светлые головы?! – Переглядываются. Хихикают и на меня виновато смотрят. Девочки – ну что с них взять?.. - Марья Михайловна, я же весной попросил тебя осенью съездить с Ленкой в санаторий, и ты согласилась. - А!.. – И по лбу себя шлёпает. – Всё – вспомнила, но… У нас тут форум с ноября-декабря переместили. Послезавтра в Питер улетаю. Там все соберутся: хирурги, ортопеды, травматологи, мануальщики – все самые лучшие!.. Мы с Тимкой едем от нашего округа. - Что я могу сказать – молодцы!.. – Протяжно выдыхаю и к плите возвращаюсь. Мясо проверяю. - Вить, так поезжай ты с Леной! – Оглядываюсь на хозяйку, та нервно карамельку за щёку отправляет. - Какие проблемы? - Универ у меня - я перваков взял. – Пробую мясо. Ммм, чудесно протушилось. – Хуже ясельных они. - Ммм, Марья Михайловна, всё понятно с Вашим братцем любимым – молоденькую себе нашёл! - Ленка язвит бессовестно, а я весь на изводе. - Кулёмина, за языком следи, а то сковородкой огрею. – И из чугунного сотейника раскладываю по тарелкам мясо, да салат подкладываю в качестве гарнира. - Приятного всем аппетита! – мудро сглаживает ситуацию сестра. - Приятного… - отзываемся мы хором. - Послушайте, а давайте родителей ваших отправим на отдых? Вот кому отдых нужен в санатории!.. – Переглядываемся с Маней. – Они люди пожилые, все лето по огороду хлопочут, мы потом варенье их едим!.. - Вот куда две банки пропали! – Краснею под укором сестры. – Ладно, мне не жалко для хороших людей. Ммм, вкусно-то как!.. – хвалит она ужин. – А что, Вить, Ленка-то дело говорит! – Подмигивает ей. – Умница!.. - Только, Мань… Девочки… Они от меня не примут подарок – они меня и знать не хотят. Давай, Марья Михайловна, ты от себя передашь, хорошо? – Складываю брови домиком в попытке вызвать жалость и сострадание. - А мириться с ними ты вообще не собираешься? – Такой тяжёлый взгляд, как рентген. - Собираюсь, но не знаю даже, как они отреагируют… - С опаской смотрю на Ленку. – Они слишком негативно ко всему относятся. - И что, всю жизнь теперь оставшуюся врагами? Вить, я всё понимаю – Лена. Лена-Лена-Лена… но, а родители?.. – Ну что она надо мной измывается, сам разве я ничего не понимаю?! Понимаю я всё, и душа рвётся. – Родители у нас одни. Они хоть и крепенькие, но стареют с каждым днём всё быстрее и быстрее. И что, детей нарожаете, а родителям внуков не покажете? – Оглядывает нас, как прокажённых. - Я ещё не беременна… - с сожаление шепчет Ленок. - Витя, почему?! – На меня обрушивается возмущение всего женского рода. - Мань, не лезь – сами разберёмся!.. – От гнева меня бросает в жар. - Ты всю жизнь так сам разбираешься, что до сих пор последствия разгребаешь. – С укором качает головой. – Слушай сестру – я тебе добра желаю. Хочешь, чтоб Ленка успокоилась? Ленка твоя успокоиться, только когда родит!.. – Подмигивает ей. – Сам-то вообще хочешь? - Хочу. Не получается. – Кулёмина, того и гляди, на моём лбу своим тяжёлым взглядом дырку прожжёт. - Понятно всё с вами… - Мрачно выдыхает. – Позвоню завтра одной знакомой тётенкье. Запишу вас к ней на приём. – Не знаю, куда спрятаться. - Вить, не трясясь ты так – хорошая тётенька. Лучшая в своём деле. Вить, кстати, а сколько мне лет нынче стукнуло? - Ну, тридцать девять… - Ну, тридцать девять!.. – передразнивает ещё. - А ничего, что у родителей нынче сорок лет свадьбы?! - Да ладно?! - И юбилей как раз они будут на море праздновать! – Ты посмотри, как сама себе радуется!.. - Хозяйство на кого они оставят? – Что, получи, фашист, гаранту?! - На соседей. – И тут она находится, ты посмотри!.. – Значит так, у меня завтра короткий день. Ты сам во сколько освобождаешься? - Часа в два. - Освобождаешься, переоформляешь путёвки, нас с Ленкой забираешь, и дуем к предкам. Оттуда увезёте меня в аэропорт. – Складно всё придумала и довольная улыбается. – Слушайте, а если родители доверят Ленке нашей и оставят её хозяйничать?.. Вообще, победа! – Хитро потирает ладошки. – Слушайте!.. – Пристально вглядывается в наши перекошенные лица. – Оставить панику. Я всё решу. *** До дома с Кулёминой добираемся в полной тишине. Да, днём стресс пережили, ещё и вечером сестра отжигает!.. По очереди принимает душа, и, каждый погружённый в свои мысли, укладываемся спать. Любимая моя засыпает почти сразу. А ко мне сон не идёт. Ворочаюсь. Дабы Ленку не разбудить, ухожу в комнату её деда. Там, при свете настольной лампы, в очередной раз листаю семейный альбом Кулёминых. До чего Ленка забавная… Хочу такую же дочку. Будут у нас дети. Обязательно будут. Боженька мудрее нас всех и даёт нам немного времени привыкнуть друг к другу, наедине побыть, друг другом насладиться, Ленке оправиться… Да и какие потомки, когда с предками связь оборвана. Права Марья – надо с родителями помириться. К Новому Году Ленкиных навестим. Семья должна с основ создаваться. Интересно, Ленка рифмует ещё свои чувства ко мне?.. Долго ищу блокнот в ящиках. Наконец, нахожу среди книг на полке. Пролистываю, перечитываю уже знакомые строки. Погружаюсь в воспоминаниях тех дней, что описаны столь живо и эмоционально, с явным надрывом. Ленка-Ленка-Ленка… Девочка моя… Нервно выдыхаю. За спиной раздаётся шорох. - Что ты тут делаешь? – На подлокотник присаживается заспанная Кулёмина. Резко переворачиваю страницы. - Да вот не спится. – Её руки на моих плечах. Губы на виске. – Нашёл рукопись твоего деда – он, видимо, роман начинал. Да вот не успел… - Вниз головой читаешь? – Опускаю взгляд на перевёрнутый текст. Ленка перелистывает на стихи. – Давно об этом знаешь? - Да, я знал, что она любит, и Как она любит, но не доверился ей, поверил во всю ту грязь - Со дня твоего рождения. – Всхлипывает несдержанно и встаёт, дабы уйти.. Я решительно усаживаю её к себе на колени. – Прости меня… - выдыхаю ей в шею. – Прости… - Поцелуями по её коже. – Я знаю, ты безумно меня любишь, даже если и не говоришь об этом, даже когда прогоняешь… Ты меня любишь. – Прижимаю её к себе крепко-накрепко. – Ты не писала больше? - Чуть отстраняется, и я вижу её уставшее, чуть хмурое лицо. – Весной ещё один стих написала. О тебе… - Прокашливается, в то время как листаю странички. – Он во мне. На бумаге так и не запечатлела. - Забыла?.. – Настораживаюсь я. Отрицательно мотает головой. - Я не то чтобы много требую – сыр Дор Блю будет ужином; секс – любовью.... – Как же она меня любит!.. Глаза опускает и нервно губы поджимает. – Я не ведаю, чем закончится эта ложь вся; я не то чтоб уже серьезно тебя люблю – но мне нравится почему-то, как ты смеешься. – Боязливо всматривается в моё лицо из-под опущенных ресниц. - Иногда так и щиплет в горле от «я люблю тебя», еле слышно произносимого – в одиночестве. - Говори мне вслух. – Мягко сжимаю её подбородок. – Я люблю тебя. Пожалуйста, верь мне. - И трепетно, чувственно она меня целует. - И я тебя люблю. Прости меня… - В ответ она укладывает голову на моё плечо. Накрываю своими вечно горячими ладонями её чуть холодные плечи. – Прости, родная, что был слепым и глухим, что… Господи!.. Ленка, прости меня за всё, молю тебя. – Целует меня в уголок губ и носом в шею мою утыкается. - Я боюсь ехать к твоим родителям. – Чуть погодя признаётся любимая моя, путаясь пальцами в волосах на моём затылке. - Не бойся. Если что – развернёмся и домой уедем. – Макушку её поцелуями осыпаю. - Я хочу им понравиться. Да, вот такая вот я у тебя глупая!.. Понимаю, что это невозможно, но всё равно мечтаю, что они когда-нибудь меня примут. Для меня это важно – они же твои родители. - Я люблю тебя. – Целую её в висок. - Остальное пусть будет, как будет. - Я люблю тебя… - И в объятиях меня сжимает. – Пойдём спать – я без тебя не могу. – На руках с Ленкой ухожу в спальню. Господи, какой же завтра страшный день!.. Видимо, чувствуя моё напряжение, Ленка разглаживает на моей груди ткань футболки. - Пижама у тебя красивая. – Шелковая, с кружевной отделкой. Никаких подростковых провокаций – исключительная элегантность. - Мама подарила. Они вообще мне огромный чемодан шмоток притащили крутых: и всё мне в пору, и всё мне нравится. Так что я у тебя теперь вся такая модная буду и привлекательная!.. – Смешок сарказма. - Ммм, Вить, слушай, надо завтра и твоим родителям какие-то подарки, гостинцы купить! - А ты, Ленок, права! Я деньги оставлю – ты сама сбегаешь? - Кивает. - Только ничего тяжёлого не бери. Если что – отложи, потом заеду – заберу. – Целует меня в щёку и голову на груди моей пристраивает. – Лен, ты совсем не нервничаешь из-за завтра? - Да ты что? Я дышу через раз!.. У меня пятки то потеют, то мёрзнут! - Вот и я боюсь. - Главное, что мы вместе. – Торопливо целует меня. – Вместе мы со всем справимся! Ещё Марья нам поможет! Она прям наша фея!.. – И укладывается обратно на моё плечо. – Ты тоже уснуть не можешь? - Не могу… - Выдыхаю я с сожалением. - Расскажи мне, пожалуйста, про родителей, про дом ваш, про детство ваше с Машей… Как ты в школе учился, про соревнования свои расскажи, про друзей… Всё расскажи, что я ещё о тебе не знаю!.. – Переплетаю наши пальцы и рассказываю. Всё рассказываю. Без утайки. *** Въезжаем во двор. Нас никто не встречает. Сестра прямиком бежит в дом. Кулёмина оглядывается и в сторону от меня и шага не решается сделать. Беру сумки, и мы идём в дом. Тихо. Полумрак. Лишь Машкины щебетания доносятся с кухни. Вещи оставляем в прихожей. Моем руки и идём на звуки. Ленку за руку веду. Как же колотится её сердце!.. - Привет всем. – Оглядываю родителей. – Вот, подарок вам от нас с Леной. – Ставлю на стол нарядную коробку с чайным сервизом. Отец равнодушен. Мама снимает крышку и расплывается в улыбке восторга. - Здравствуйте… - едва слышно подаёт голос Кулёмина из-за моего плеча. С матерью обнимаемся, целуемся, та почти плачет. Отцу руку протягиваю. Даже и глаз не меня не поднимает. Поджимаю губы и смотрю в сторону коридора. Сестра усаживает нас на табуреты в дальнем углу и продолжает помогать маме, попутно отчитывая её, что, подаренной мною, посудомоечной машиной, она так и не пользуется. Та обещает, что после сегодняшнего ужина машинку непременно загрузит. Они все втроём что-то оживлённо обсуждают. Новостями делятся. Мы всё равно, что зрители театрально постановки, но напряжение лишь нарастает. - Ну, какими судьбами?.. – Отец вдруг разворачивается и одаривает нас испепеляющим, грузным взглядом, в то время как сестра с матерью продолжают суетиться. - Да вот… Со дня на день у вас с мамой юбилей свадьбы – заехали поздравить. - Манька на таране привезла? – Та мне подмигивает. Спорить да оправдываться не решаюсь. – Чего заранее-то? - Отец, ели вы с мамой подарок наш общий примите, то день свадьбы отметите в Сочи – вы же там и познакомились, если я верно помню твои рассказы. – Из Ленкиной, брошенной на скамейку, сумки достаю плотный, коричневый конверт. - Нет-нет, Вить! – Панически кричит Кулёмина. – Другой конверт! Тоже коричневый, но в клеточку!.. – Исправляю недоразумение. В том конверте, полагаю, компромат на моё «беспутство». Кладу подарок на стол. Собеседник лишь руки на груди горделиво складывает. - Взятка? Думаешь, сразу гнев на милость сменим? – сухо, через губу. - Нет, почему же?.. – Задерживаю дыхание, дабы сохранить самообладание. – Подарок заботливым родителям от благодарных детей. - Спасибо, сынок!.. – Мама ставит передо мной тарелку. В лоб меня целует. По волосам треплет. – Только хозяйство-то не на кого оставить. – Опускается на соседний табурет. - Если доверите, я с радостью вам помогу, - настороженно отзывается Ленок. Мать одобрительно улыбается, но вот отец… - Эту чего привёз? - Папа, эта девушка – моя жена. Имя её – Лена. - Жена?! – Осматривает наши руки. – Что и свадьбу втихую сыграли? - Мы не расписаны, кольцами только обменялись. - Я понял, что ты по бабам пошёл, но сюда всех таскать не надо. - Думай, отец, обо мне что хочешь, но с Леной у нас семья.– Оглядываю родителей, переглядываясь с Марьей. - Семья?! С этой?! Семья у тебя была с Кристиной и с сыном, а эта всё испоганила!.. – Резкий удар по столу – такой, что солонка с перечницей звенят о бока друг друга. - Это мой осознанный выбор. Никто меня не уводил. - То есть, это не она тебя соблазнила, а ты девчушке голову вскружил? – Ему только допросы диверсантов вести. - Наиграешься, а потом и её как жену бросишь?! - Миша. - Отец отмахивается от матери и отворачивается, опираясь локтём о стол. – Миша… - Что Миша-Миша? Что?! Седина в бороду – бес в ребро!.. А мы теперь и внука никогда не увидим. - Папа, но я же привезла вам свой старый ноутбук, научила вас скайпом пользоваться – вы теперь с Владькой каждый день общаетесь – ещё чаще, чем раньше!.. - Маша, вот только ты не умничай! – Ты аж губу прикусывает. - Отец, мама, мы приехали помириться. Мы одна семья. Вы – мои родители, и других не будет. – Сжимаю под столом ладошку Кулёминой. – Но и Лена – моя семья. Теперь уже навсегда. Если вы её не принимаете, мы уезжаем. И впредь вы меня не увидите. – Эпическая тишина. За локоток поднимаю Кулёмину, сумку её на своё плечо забрасываю и решительно веду девушку на выход. - Мать пожалейте! – окрикивает нас отец. А он мать жалеет, интересно мне?! - Нечего характер показывать – оставайтесь. На глаза мне только не попадайтесь. – С кружкой чая и пару кусков пирога на блюдце на веранду уходит. - Ну что, Ленок, поехали домой? – У неё уже глаза на мокром месте. - Да куда вы, на ночь-то глядя? – вклинивается мама. – Оставайтесь. Ужинать садитесь. Комнату для вас, пойду, подготовлю. - Спасибо, - шепчет не своим, тонким голосом на улыбке, и мама, её чуть приобняв, уходит. - Садитесь уже за стол. – Машет нам Машка. – Никуда не пущу! Уедите – родители точно обидятся. – Покорно возвращаемся к тарелкам. – Эй, молодёжь, мне вас как в саду кормить? – Стучим дружно ложками. - Ленок, если хочешь, мы уедем, - шепчу ей на ушко - Нормально всё. - Слушайте, я вас привезла мириться, а вы при первом шухере слиняете? – Переглядываемся, мол, ничего подобного. – Ну, вот и успокойтесь. Я всё решу. – Подмигивает и маленький глоточек чая делает. Машка нас веселит, тормошит, байки травит… Расслабляет, как может. Неожиданно появляется отец. Мы для него ровно пустое место. - Дочь, отрежь мне ещё кусочек своего пирога. – Тем временем чай себе наливает. - Какого ещё пирога?! – Дурочку включает. – Нет здесь моего пирога. - Ну вот этот, с яблоками… Рецепт новый опять у тебя? -А-а-а… - Этот… - Хитро щурится и перекладывает кусочки десерта на блюдце. Отец уже на ходу жевать начинает. – Так это Ленка испекла. – Он тут же на табурет опускается. - Ммм, хозяйственная – это хорошо. Витька-то мясо любит есть. - Знаю. Готовлю, - заявляет уверенно моя девочка. – Он ещё и рыбу любит красную. - Папа, с Ленкой я не голодаю. – Тот ухмыляется, украдкой оценивая мою спутницу. - Кстати, я тоже думал, что это Манька испекла – откуда ты яблоки домашние взяла? - Утром ещё с верхней соседкой пошла договариваться, чтоб она за Дуськой с детворой присмотрела. Она согласилась при условии, если окна ей вымою. – Только с Ленкиной спиной такие подвиги. Инстинктивно начинаю её плечи разминать. - После она меня отблагодарила урожаем с собственной дачи. На балконе нашем ступить негде: свекла, морковь, кабачки, тыквы, яблоки… - Вить, а где вы живёте? – Отец всё же не может долго изображать равнодушного. - В Ленкиной квартире. - Вместе с её родителями?! – Столько осуждения, стыда и позора в его изумлённом взгляде. - Нет, родители в Европе. - Даже так?! – Мама возвращается и одёргивает отца. – Да что такого я говорю?! Раз уж одна семья – интересуюсь. – Кулёмина от последней фразы отца расцветает на глазах. - Мои мама и папа учёные-генетики. По контракту работают в Швейцарии. У меня есть младший брат. Серёжа на два года старше Владика. Живёт с родителями. Я с восьмого класса жила вдвоём с дедом. В декабре будет два года, как его не стало. Живём в трёхкомнатной квартире – мне её дед завещал. Нынче окончила университет. Больше двух месяцев назад уволилась из киноцентра. Сижу на шее Вашего сына. – Я аж непроизвольно шею свою разминаю. Всё это время отец одобрительно кивает головой, а на последних словах ухмыляется, но явно по-доброму. – Михаил Юрьевич, Вы можете меня не уважать, но порадуйте Наталью Николаевну – примите подарок от своих детей. - Леночка, дочка, а хозяйство?.. – Мама старается погасить возможный конфликт. - Я от Вити знаю, что у Вас птицы и кролики. С этими зверюшками я справлюсь. Честное слово. – Мама с отцом переглядываются. Манька мне подмигивает. Ленка дрожит, но хорохорится. – Наталья Николаевна, уговорите мужа! Вы только представьте: юбилей Вашей свадьбы, Вы вдовеем, кругом погодка, природка, море, горы, воздух!.. И потом, Вы же ни в гостинице отдыхать будите, а в санатории-профилактории пройдёте курс полного оздоровления. Соглашайтесь!.. - А как там Витька без тебя? – уточняет отец. – Не заскучает? - У него работы много: спортклуб, первый курс… - Едва уловимая ревность в лёгкой хрипотце. - На выходные буду к тебе, Ленок, приезжать. – Чмокаю её в висок. - Ну, молодёжь, идём, раз такое дело, с хозяйством знакомиться, - распоряжается отец. – Ты, сын, клетки почистишь за одним. Ленок тискает кроликов с неподдельным детским восторгом. Маму обо всём досконально допрашивает и все нюансы налету схватывает. Душ, сон… Как ни странно, совершенно спокойный сон. Утром в субботу все вместе провожаем Марью до аэропорта. В то время, как Кулёмина и Тимофей несдержанно друг друга приветствуют, в общих чертах объясняю родителям обстоятельства их знакомства. Отец призадумывается. Машем самолёту вслед. После по Ленкиной инициативе, заезжаем в город за покупками для родителей в путешествие. Обедаем в кафе. Отец насторожен, внимателен и придирчив по отношению к Кулёминой, но агрессии при этом лишён начисто. Проверяет в разговоре её, меня, нас… Оценивает наши перспективы и, похоже, одобряет. Но Ленкин смех вдруг резко обрывается. Одна бледнеет и семафорит в сторону, дабы к нам не подходил адресат её спецсигналов. - Извините, я вас покину ненадолго. – Обрываю разговор и встаю из-за стола. – Отойду, со знакомым поздороваюсь. – Ленок хоть дышать начинает. Отмирает и родителей моих забалтывает. - Привет, Миша. - Ну, привет… - Морщится, за спину мою заглядывает. – Я вообще-то с Леной хотел поговорить. - Не стоит. - Это ты решил? – Проницательный он товарищ. – Ясно… Родители твои? - Да, и… Ленка старается понравиться отцу. – Присаживаемся за столик. - Ясно: при мне не получится. – Киваю. – Где ты её, всё же, нашел? - В пяти минутах от психушки. – На эмоциях в никуда спускает мат. – Сейчас уже всё нормально. - Знаю я твоё «Нормально». – Злится. - Уже всё, правда, хорошо. - Сам вижу… - Откровенно любуется Моей девочкой. - Мишка, ты парень классный, я бы сам с тобой дружил, но… - Но ревнуешь. – Ухмыляется с неизгладимым превосходством. – Я бы мог наврать тебе с три короба, дабы злостью твоей позабавиться, но… Завидую я тебе – повезло тебе с Алёнкой, верна она тебе. Знаю, общаться мы с ней перестали, потому что тебе поцелуи наши на школьном крыльце поперёк горла встали, но… Слушай, Виктор Михайлович, думаешь, правда Кулёмина ревности твоей тем самым добивалась? – Отрицательно мотает головой, ухмыляясь. – Она ваши отношения так спасала. – Теряюсь в недоумении. – Твои коллеги со школы: очкарик и блондиночка такая на стиле. – Рассказов и Малахова?! – Эти двоё жёстко Алёнку прессовали на тему наличия вашего романа. Она упрямо косила под дурочку и меня для отвода глаз жёстко использовала. – Да, так жёстко, что и я сам повёлся. – Думаю, про это она тебе не рассказывала? – Мотаю головой. – Ну вот… задумайся… - Тяжко выдыхает. - Ты хоть любишь её? - Больше жизни. - Она тебя ещё больше. - Знаю… – Я впервые Так люблю. – Он смотрит на неё, и слёзы на его глазах накатываются. - Так, что впервые желаю счастье девушке больше, чем её. - Понимаю. - Почему она выбрала тебя? Что есть в тебе такого, чего нет во мне?! - У нас общее прошлое. Мы многое пережили вместе. - Ты много страданий ей принёс!.. И последним годом дело не ограничивается. - Да, но, Миш, это наше дело… Мы всё приняли, простили друг друга. Дай нам спокойно жить. – Ещё не хватало того, чтоб он вслед за теми двумя начал действовать. Этот адекватный, толковый… Даже классный. У него может получится. - Мы с Леной любим друг друга. - Знаю я, всё знаю… В тебе её счастье. И я никогда не причиню Алёнке зла. Просто… - Выдыхает. Лицо протирает ладонями. – Меня не отпускает. Так клинит, что… Раньше думал, только девчонки могут Так любить. Не тут-то было!.. - Миш, у тебя всё сложится. Обязательно обретёшь Свою любовь. Свою Взаимную любовь. - Я общаться с вами хочу, дружить. – Да уж… - В Ленке я уверен, по тебе вижу: человек чести ты, по совести живёшь, но… - Отрицательно мотаю головой. – Тебе самому тяжко будет. - Мы хорошие, близкие друзья, душевно, тепло общались… Почему ты нас этого лишаешь? - Михаил, будем дружить семьями!.. Сразу после твоей свадьбы. – Усмехается. - Всё же ты нам с Алёнушкой не доверяешь. - Доверяю-доверяю, о тебе забочусь. – Хлопаю собеседника по плечу. – Это не легко: наблюдать за любимой в объятиях другого. Знаю, о чём говорю. - Это ты-то знаешь?! Вот кто знает – так это я! – Горько смеётся. Улыбаюсь в ответ. – Можешь мне не рассказывать! Уж я-то знаю!.. - Знаешь-знаешь!.. Давай, оживай! Девушку ищи достойную. – Головой лишь упрямо качает. – Я серьёзно: чем быстрее женишься по любви, тем скорее начнём общаться. – Встаю, следом за мной и Кожевников на ноги поднимается. – Давай-давай, не унывай!.. - Береги нашу Алёнку. И люби её за нас двоих. – Подмигиваю. И он сам мне руку протягивает. Пожимаем руки, по спинам друг друга похлопываем и расходимся: он на поиски счастья, а я - к своему единственному, подлинному счастью!.. Стоит мне присесть. Ленка сразу к плечу моему жмётся. Настроение моё уловить старается. - Всё хорошо, - подтверждаю её надежды. - Вить, доедай скорее и домой нас отвези, - командует отец. Слушаюсь. Дома протапливаем баньку. После устраиваем небольшой пикник. Отец к концу вечера уже во всю байки свои излюбленные травит. Похоже, примиряется с переменами. Следующим утром вновь аэропорт. Отправляем маму с папой на море. Возвращаемся домой. Весь день, до самых сумерек, гуляем с Ленкой за руку по деревне. За беседами о Мишке, Машке, родителях, да друг друге аж до речки доходим. Кулёмина чуть подмерзает. Прижимаю её спиной к своей груди. Отогреваю в объятиях. Подбородком о плечико её опираюсь. И мы вместе провожаем закат. А на заре новой недели я, нехотя, покидаю спящую любимую. Оставляю её одну в пустом доме. Уезжаю на работу. Целую её оголённое плечико и неслышно прикрываю за собой дверь спальни. Дожить бы до выходных. Дожить бы… Благодарю за внимание!
Вика: 54. Каждый день созваниваюсь с Ленкой и сыном. Фоном птичьи крики да разноголосье иностранцев. Через день с мамой и сестрой. Эхом доносятся шум шторма, крики чаек, ворчание отца… Медицинские термины, озорной женский смех и обрывки официальных речей. Скучаю. Тоскую. Волком вою. Одиноким себя таким чувствую. Обездоленным. Заваливаю себя работой – тем и спасаюсь. В пятницу ни в клуб, ни домой не заезжаю. Прямиком к Ленке. Не звонил ей даже сегодня. Сюрприз будет. Кулёминой нет ни во дворе, ни в доме. Её мобильник звенит из-под, прошенного мною на обеденный стол, букета. Вот тебе, Степнов, и сюрприз. К слову и на плите остывает кастрюля, полная ароматных щей. Ждёт… Но где она? Нервным взглядом шарю по двору. Велика нет. Катается, значит… Выгружаю из машины сумки с продуктами и вещами. Раскладываю всё по полочкам. Цветы в вазу ставлю. Затапливаю баньку. На лавку у ворот опускаюсь. Сумерки быстро сгущаются. Начинают мерцать, а вскоре и тускло светить один за другим фонари. Время идёт, и здравый рассудок рассеивается, уступая место панике. Ленка-Ленка-Ленка… Идти на поиски – разминемся ещё. Ленка-Ленка-Ленка!.. Где же ты, моя Ленка?! Где же ты?.. Нервно меряю шагами ширину ворот, теряя счёт времени. Резко оборачиваюсь на скрип железного колеса. Сворачивая с перекрёстка, Кулёмина видит меня и от неожиданности заваливается набок. Но, Слава Богам, опирается на собственную ногу. Улыбается. Волосы как попало в пучок собраны, давным-давно отросшая чёлка по ветру. Штаны трикотажные, кроссовки, тонкая парка – тепла никакого, Дай Бог, если от ветра спасает. Улыбается. Губы облизывает. В глазках чертята пляшут. Как же она мне рада. Как же я истосковался. - Ну, накаталась? - Подбегаю. Велосипед у неё принимаю. На цыпочках тянется. Улыбкой своей губы мои ловит. Тщетно. – Во двор иди. – Я строг, а она смеётся. - Думала, завтра утром приедешь. – Велик к забору прислоняю. Позади задвижка ворот щёлкает. - Телефон лучше бы подумала взять. – Останавливается передо мной и роется по карманам. – На столе, на кухне. – Обхожу несносную девчонку. О своём поведении она задумывается, только лишь когда я самого в мире обиженного человека изображаю. - Сам бы мог с утра позвонить. – Спешит за мной. Но вдруг шум её шагов исчезает. Следом и я сам останавливаюсь. Вслушиваюсь в сумеречную тишину. – Вить, я скучаю. – Оборачиваюсь. За шею её к себе притягиваю. Голодно целую. Стонет. Под бёдра подхватываю. - И я скучаю. Зверям ещё нужна сегодня твоя забота? - Нет. Я всё уже сделала. – Губы облизывает и пытается мои поймать. - Значит, ты вся только моя на этот вечер. - Угу. – И самодовольно целует меня. – Ты сжечь меня хочешь? – Отрывается от моих губ, когда я её опускаю на диван в предбаннике и снимаю с её ног обувь. Ухмыляясь, лишь качаю головой. – А зачем мы тогда здесь? – Продолжаю раздевать нас, прерываясь на короткие поцелуи. – Я каждый день душ принимаю – я чистая. От меня даже кроликами не пахнет. Я тебе, Степнов, больше скажу: мы тут все такие чистые, что кроликами даже от кроликов не пахнет. – Уже откровенно заливаюсь смехом. - Доверься - тебе понравится. – В полумраке любуюсь ей, абсолютно нагой. - С чего ты решил? – Накрываю поцелуем алый сосок. От моих губ по девичьей кожи разбегаются мурашки. Глаза в глаза. Хмыкает. – Это от холода. Вовсе не от тебя. – Ошарашен её наглой ложью. Войлочной шапкой голову её покрываю и в парную отправляю. - Иди, грейся. – Шлёпая пятую точку убегающей девчонки. Вскоре присоединяюсь к Ленке. На мне тоже шапка, простынь на манер Олимпийских Богов, рукавицы. Простынь, к слову, Кулёмина заценивает гримасой пренебрежения. Веники замачиваю. Рядом сажусь. - Мне Владька звонил. – Вот так новости. – Обычно он приветы через тебя передаёт, а тут взял и мне позвонил по скайпу. - Вот и пригодился, ненавистный мною, планшет. -Кроликов ему показывала, говорит – подросли. Сам он грустный какой-то. – Замечает, как мрачнеет моё лицо. – Не знаю… - Пожимает плечами. – Мне так показалось. Возможно, ошибаюсь. – Словно извиняясь. - Что он хотел? - Поболтали ни о чем. Позже осмелел и спросил, рассказала ли я папе, что люблю его. – Расплываюсь в улыбке. – Теперь, мол, можно. Не болеет ли папа, не грустит ли он, хорошо ли кушает… - Захожусь хриплым смехом. – И можно ли к нам в гости приехать, если мама разрешит. Я сказала, что всё хорошо и… Пусть обязательно приезжает. Мы его очень ждём. - Так мало времени прошло, а он уже грустит – странно. - Он привык быть с тобой, а не с ней… - Закусывает губу. – Ничего удивительного. - Ты действительно не против? – Окидываю её настороженным взглядом. - Я только за. За всё: и за его каникулы у нас, и за его переезд к нам… Если сложится. Я серьезно, Вить. – Накрываю её губы поцелуем благодарности. - Когда мне уже нравится-то начнёт, ммм? – мурлычет хрипло, сводя на нет минорный мотив диалога. - Прямо сейчас… - шепчу ей в губы. – Ложись. – Встаю, освобождая место. Веники проверяю. - То есть?.. - Ноги протягивай. – Коротко оглядываюсь. - В смысле?! – Хохочет. - Головой к стене, ногами к печке. Парить тебя буду. - Я-то думала… - ворчит разочарованно, укладываясь на живот. Брызгаю на каменку водицы и двумя вениками умело нагнетаю пар над Ленкой. Пропариваю её волнами да потоками горячего воздуха, затем мягко, едва касаясь кожи листвой, ну а потом уже основательно да так, что треск стоит. После засахарившийся прошлогодний мёд на коже девичьей растапливаю. - А с другой стороны так же хорошо будет? - Лучше, надеюсь… - Ухмыляюсь, разминая девичьи ступни. В ответ протяжное мычание. Ключевая вода уже тёплая – парное молоко, словно. Обкатываю Ленку. Мурлычет, плечиками ведёт. Переворачиваясь, кошкой выгибается. Кулёмина, я дышать рядом с тобой не могу ровно, а ты тут ещё обрядовые танцы изображаешь – будь не ладна! Спокойно, Ипполит, спокойно – сам подписался, уж изволь!.. Разрумянившаяся, влажная кожа манит атласным блеском. Взмокшие волосы одурманивают дивным ароматом. На груди, бёдрах и чуть ниже пупка берёзовые листочки. Мёд в деревянной плошке уже жидкий. Тонкой, тягучей струйкой через край разливаю узоры по Ленке. Вздрагивает. Ужом извивается. Мёд между моими пальцами и Ленкиной кожей тает, смешиваясь с её потом, растворяется. Ладонями по коже её скольжу. От пяток по ногам к животу… от груди по рукам… От груди по животику ниже… Ниже… Протяжный, грудной выдох на двоих. Неизмеримо долго и мучительно медленно. Эти пытки-ласки могли бы длиться вечно, не притяни меня Кулёмина к себе ради жадного поцелуя. И понеслось… Как то называют в народе, баньку мы по брёвнышку перебираем!.. **** - Пей. – Ставлю на кухонный стол перед Ленкой кружку, когда та, опираясь о стены и лениво переставляя ноги, наконец-то объявляется. На ней фланелевая пижама. Носки. Волосы высушены. Слушается - надо же!.. Вдыхает пар и в благодарность брезгливо фыркает. - Опять твои легендарные травки-отравки?.. – Прищуривается для пущей важности – мой личный гестаповец. - Чабрец, душица, зверобой, ромашка, мята – ничего криминального, а про тот случай пора и забыть – уж скоро год как прошёл. – Ставлю на стол миску с сушёными яблоками, да грушами и рядом с любимой опускаюсь. Ленка настороженно прихлёбывает и сменяет гнев на милость. - Слушай, Степнов, а ты у меня прям, как Гай Юлий Цезарь. – Облокачивается о моё плечо, о нос носом трётся. - То есть?.. - Ну, сразу за троих: банщик, массажист и… вот – чай вкусно завариваешь!.. – Посмотрите-ка, она ещё и смущается! Скрывая усмешку, губами к щеке её прижимаюсь, но всё же срываюсь на смех, захлёбываясь её ароматом. - Чего?.. - Теперь я понимаю, о чём в сказках говорят: «Медовенькая ты моя»… - Заливаемся смехом. – Тебе хоть понравилось? - Очень. - Ну, Слава Богу… - К боку её своему притягиваю, макушку её глажу, целую. – А Манька нас к врачу записала? - Угу… - Крепче в тисках своих рук её сжимаю – дрожит. – Доктор очень востребованная. Так что, Маша успеет вернуться, и мы вместе сходим. - Вместе?.. А я? - Ты не обижайся, но в первый раз мы с Машей вдвоём сходим. Ей самой тоже надо – давно не была, ну это девичьи всё дела, понимаешь?.. – Смущается. Меня смущается Кулёмина?! Вот тебе и аттракцион. - Всё хорошо будет. Всё Уже хорошо… - шепчу ей на ухо и к макушке губами прижимаюсь. - А если нет, ты меня бросишь? - Думай, блины когда на штангу вешаешь – совсем куку поехало!.. – За шею меня обнимает. – Я навсегда твой и навсегда с тобой. Всё у нас будет. Надо - лечиться будем, надо – в пробирке ребёнка сделаем. – Всхлипывает. – Ленок?.. - Это всё расплата за моё распутство. И за то, что тебя у Владика украла, отобрала. - Это всё Манька тебя накрутила. – Утираю девичьи щёки. – Да и ты сама не лучше. Лен, ну сколько мы не предохраняемся? На пальцах пересчитать можно!.. – Вот только Кристина, помню, залетела мигом. - А сколько стресса на твой, и без того ослабший, организм?.. Ты так убиваешься, словно лет десять уже у нас не получается ничего. – Завывает в голос. – Лен? - Я не хочу терять десять лет. - Думаю, в компании друг друга мы их не потеряем в любом случае. – Истерику как обрывает, и из последних сил девчонка сжимает меня в объятиях, скрещивая за спиной моей руки. – У нас всё будет так, как мы хотим - Каждую минуту каждого своего дня я хочу прожить, если уж не дыша тобой, не держа в поле видимости тебя, то хотя бы зная, что желание это взаимно и легально. – Признается глаза в глаза, не моргая. - Люблю тебя. – Убираю прядь её волос за ушко и шею её коротко целую. - Знаю. Моя бы воля вечно бы за руку тебя держала, но здесь мне лучше, чем в Москве… - Стоит ли говорить Ленке, что, со слов нашей сердобольной соседки, Сидоров караулит её каждый день. – Андрей не объявлялся? - Справки у соседей наводит. Слава Богу, безуспешно. Мне на глаза пока не попадался. - Вот поэтому мне здесь и лучше. - Не бойся. – Целую её в лоб. – Я тебя в обиду не дам. Ты же хочешь за руку ходить – будем за руку ходить. – Подмигиваю, и она вымученно улыбается. – Пашка сказал, вернёшься – заявление напишем. Пусть с ним компетентные органы разбираются, а то я – мужик горячий – не всегда себя в руках держать могу. - Уж постарайся - ты мне на свободе нужен, рядом со мной… - Носом в шею утыкается, по груди гладит – успокаивает меня и сама успокаивается. Замирает. Её раскрытая сумку по-прежнему на лавке. Извлекаю коричневый конверт. Просматриваю снимки, не вынимая их из пакета. - Пойдём во двор – сожжём эту ложь. – Грустно улыбается в ответ. - Она уволилась? - Пашка всё уладил. – Чмокаю её в лоб Я развожу костёр в мангале, Кулёмина по салону машины шарит. Находит в бардачке Наш конверт, приносит. - Эти тоже сожжём? - Перебирает снимки. Опираюсь подбородком о её плечо. - Эти-то чего? Красивые мы тут с тобой. - Красивые – скажешь тоже… Вить, слишком много негатива – надо сжечь. – Строго так на меня смотрит. – Я на нас смотрю, а вижу Миронову, жену твою вижу… - Ты – моя жена, - шепчу ей в висок по слогам. - И тем не менее… Витя, прошу тебя, давай сожжём, а у нас будут новые счастливые кадры. Обещаю… И мы проводим обряд инквизиции. И правда, как-то легчает. Двое суток её объятий, её голоса, её улыбок, тепла, нежности, ласки… Поцелуев. Сладких поцелуев и не только… После таких выходных я всё равно, что контуженный: для работы не годный, в облаках витаю, на бегемотов не ору. Формы лишён начисто. Студенты как-то снисходительно ухмыляются через губу, но зря это они – ой зря!.. К середине недели с «голода» я достигаю пика своей злости и вхожу в раж по борьбе с халявщиками. Перваки познают всю суть куратора и тренера Степнова. Всех их прежние забеги теперь им детсадовскими салками кажутся. Ну что же, выращу я из них настоящих преподавателей физической культуры. Только вот приходит новый понедельник, и после очередных выходных я вновь мякиш. Самому смешно уже. Но рядом с Ленкой остро ощущаю бренность и никчёмность всего сущего. Рядом с Ленкой понимаю, главное: не что мы рядом, а то – что мы наконец-то Вместе. И вот, не дожидаясь выходных, я срываюсь к ней в среду. Нахожу её на мансарде. Там, в лучах закатного солнца, она с закрытыми глазами стоит на одной ноге. И тут я вспоминаю о наличии в её дипломе вкладыша о среднем образовании: «Фитнес-инструктор. Специализация – йога». Разглядываю её пристально, и вдруг она теряет равновесие. Успеваю подхватить. - Года три уже не занимаюсь. - А это ты зря! – Щёлкаю её по носу. – Практиковала бы – и проблем бы со здоровьем не возникло. - Ну вот, исправляюсь. - Мы с Павлом Юрьевичем ещё с открытия подумываем о йоги в сетке расписания нашего клуба. - Сертификат нужно подтверждать каждый год. Повышать квалификацию, сдавать экзамены – без этого лицензию преподавателя не получить. - По возвращению в Москву этим и займёшься. - А сейчас мы чем займёмся?.. – шепчет лукаво мне на ухо, прихватывая мочку губами. Подхватываю её под бёдра. – Не-е-ет…Не верный ответ. Сейчас мы пойдём кормить курочек, уточек, кроликов… - Поцелуями обрисовывает моё лицо. - А уже потом… «Уже потом» на деле немыслимо прекрасно. Какое-то неземное блаженство, грозящее сумасшествием. Никогда не привыкну к Лене. Никогда не насыщусь ею. Просыпаюсь ещё до рассвета. Коротко целую, выглядывающую из-под одеяла, девичью коленку. Так не хочу от неё уходить. Овсянка, кофе, и в дорогу. Я закрываю за собой ворота и уже почти сажусь в авто, как со спины меня обнимает Кулёмина. На скоро надетые кроссовки и куртка поверх пижамы. - Завтра после обеда уже вернусь. – Осушаю поцелуями её щёки от слёз. – Нельзя плакать. – Отстраняюсь. Молнию на её куртке застёгиваю. Нос подтирает и руки в карманах прячет. – Люблю тебя. Разворачиваясь на перекрёстке, оглядываюсь на любимую. Воздушный поцелуй мне посылает. Сердце разрывается, но надо ехать. Надо ехать… На странность славно срабатывает принцип «Чем быстрее уедешь, тем скорее вернёшься». И вновь двое суток в объятиях любимой. Не справляюсь с собой, со своей зависимостью от Ленки, потребности в её аромате, и чтоб она ходила в радиусе максимум вытянутой руки, и езжу к ней чуть ли ни через день. Сегодня загруженный день: у Пашки, в клубе, никак не получается вырваться. Звонит Кулёмина. Конечно же, отвечаю. Закрываю дверь кабинета. Выдыхаю и отвечаю. - Степнов! Караул! – вопит она, не позволяя мне поприветствовать её. – Ужас! Кошмар! Sos! – На смену растерянной улыбке ко мне приходит нехилая напряжённость. Начинаю мерить шагами помещение. - Так, успокоилась, а то у меня мозг сейчас взорвётся. – Перевожу дыхание и опускаюсь на диван. – Что стряслось? - Она рожает! - Кто?! - Кролик! Жена кролика! Ммм, крольчиха! - Не кричи – напугаешь её. - Мне самой уже страшно. – Не узнаю Кулёмину – думал, с ней в разведку можно. Хотя да… Каждый из нас в чём-то слаб. - Так, Ленок, послушай… Ты у Дуськи роды принимала – это почти то же самое. - Дуська сама справилась. Кстати, как там мелкие? - По шторам бегать начали. - Если бы ты видел, какие они крохотные!.. – Вот уже и умиляется. Вспоминаю, как Владьку впервые на руках держал. – Слушай, а может, их в дом забрать? - Зачем? - А замёрзнут?.. - Нет, Ленок, они же с мамой, да и клетка тёплая, по ночам не ниже десяти тепла. - А может, Наталье Николаевне позвонить?.. Хотя нет, им три дня отдыхать осталось – сорвутся ещё раньше времени. – О, она уже верно понимает моих предков. - Ленок, тут дело такое… - Ты приедешь только с родителями? - Да. - Ты хоть высыпаешься там, обедать не забываешь? - беспокоится обо мне моё сокровище. - Всё хорошо, моя сладкая. Тебя только не хватает. - Маньку не забудьте в аэропорту захватить. Она смс тебе с номером рейса кинет. - Форум у неё ещё разве не кончился?.. - Ой, Вить, ещё один кролик – они и, правда, на котят похожи! – восторженно перебивает меня. – Маша любит Питер. Форум, да, вчера закончился, но сестра твоя взяла отпуск за собственный счёт и осталась там погулять. Дождей, говорит, нет. Бабье лето. Красота, короче. - Давай на Новогодние каникулы к родителям твоим съездим, всё же? - Не боишься? - Но ты же не побоялась, - в моём голосе всё: и гордость, и благодарность. - Люблю тебя. - И я тебя люблю - Всё, беги работать. И не звони мне – не дразни меня!.. – Улыбаюсь. – Клади трубку. - Нет, ты. - Нет, ты! - На три-четыре?.. - Три-четыре! – в один голос, и гудки. *** Родители отдохнувшие, расслабленные. По-хорошему рассеянные. Очевидно, море им на пользу. Молодец моя Ленка, что их в отпуск отправила. Мама помолодевшая. Папа подобревший. Дожидаемся Маруську в кафе. Она чуть уставшая, даже какая-то встревоженная, но уж чересчур довольная. Дом нас встречает сверкающей чистотой и аппетитными ароматами с кухни. На шум выбегает Ленка. На ходу снимает косынку с фартуком. Улыбается, но чуть нервничает. Вижу, ко мне прижаться хочет, но не решается. Обнимается с Машкой да мамой. - Вы руки мойте и на кухню проходите – стол уже накрыт. – Суетится, помогает пакеты и сумки расставить, одежду верхнюю принимает. Отец мне одобрительно подмигивает. - Ну, привет. – Все наконец-то расходятся, и мы остаёмся наедине. Смотрит на меня так, словно года три меня не видела. Или шесть… Как она на меня взглянула в нашу первую встречу?.. Она не верила своим глазам, как и я не верил. – Иди ко мне. – И она в моих объятиях. – Я скучал. Домой наконец-то тебя заберу. – Вдыхаю её аромат за ушком. - Ты иди к столу, а я скоро подойдут. - Любовника прячешь? – Упираюсь лбом об её. - Ночью первые заморозки были, и я всё же кроликов домой занесла. – Господи, какой же она мамой будет!.. – Я в большую корзинку соломы положила. Родителям твоим хочу показать – они же не ждут. – Подмигиваю, коротко целую её в нос, и расходимся по разным комнатам. - Где Леночка? – волнуется мать. - Сейчас придёт. - Сюрприз! – Появляется она сразу после моих слов с корзинкой в руках. - Ты зачем кроликов купила? – настораживается отец. - Это крольчиха ваша сама родила. - И ты с ней справилась?! - Мама окончательно покорена. - Наташ, а ты ещё сомневаешься в нашей девочке? – Я не сплю случаем, или у меня уже слуховые галлюцинации? Ленка, похоже, тоже в тихом шоке. Одна Марья самодовольно бровями стреляет. Кулёмина ставит корзину на табурет у входа и садится рядом со мной. – Ну что, молодёжь, свадьбу-то когда играть будем? – Мы с Машей на пару давимся. В грудь себя похлопываем. Прокашливаемся. Все, как один, взираем на Ленку. Белая – всё равно, что мука. – Ммм, Елена? - Михаил Юрьевич, Ваш сын сейчас, конечно, начнёт оправдываться, спорить, но… Предложения-то он мне не делал! – Родня в осуждающем шоке. Я захлёбываюсь негодованием. – Я, безусловно за ним и в Сибирь, и к Чёрту на кулички – без вопросов! Я принадлежу Вите целиком и полностью, и никогда его не покину. Первостепенная цель моего существования – Витино счастье, но… Михаил Юрьевич, Ваш сын так до сих пор и не сказал мне: «Будь моей женой!». Не позвал ни в церковь, ни в ЗАГС. – Сама губы закусывает, спасаясь от улыбки. И я понимаю: дружит против меня с моим отцом во имя Нашего блага. – Даже родители когда мои приезжали, на глаза им не показался. – Тут и правда, чуть обижена. Не сдерживаюсь и коротко целую её в висок. - Дааа… Воспитал… - Отец строго качает головой. - Ну вот что, сын, зарабатывай, дабы ехать в Швейцарию, просить там руки Леночки у её отца, да и свадьбу по весне сыграть – на Красную Горку. - Это неделя после Пасхи, - поясняет мама. - Я крещённая – я знаю. - Значит так, - папа пошёл в отрыв!.. – Распишитесь там, у себя, в Москве, - и это говорит коренной Москвич. – А гулять здесь, у нас, будем. В воскресенье с батюшкой договорюсь, обвенчает вас. – За полгода договариваться?! Машка кулачком щёчку подпирает и мечтательно вздыхает, словно театрализованную сказку смотрит. Беззвучно шепчу её спасибо. Она подмигивает. Мы это сделали. Мы покорили моих родителей. Теперь дело за Кулёмиными.
Вика: Прода небольшая и по сути проходная, но хоть что-то... Приятного чтения. 55. *** Возвращаемся в Москву. Штатные рабочие будни. Уютные домашние вечера. У меня универ, клуб. Ленка стажируется, чтобы получить диплом международного альянса йоги, а с ним и лицензию, и сертификат, и, соответственно, право преподавать. Пашка, к слову, почву прощупывает по поводу помещения на втором этаже. Успешно – магазин закрывается, а в счёт неуплаченной нам аренды за последние полгода оставляют на реализацию часть товара. Пока Кулёмина учится, как раз проведём апгрейд помещения: отремонтируем, укомплектуем всем необходим да раскрутим. А Ленок на курсах ещё и сотрудников в штат привлечёт. Кулёмину я без присмотра стараюсь не оставлять. Увожу её утром. Забираю вечером. Сама собой разумеющаяся забота сейчас ещё и жизненно важная необходимость – Сидоров буквально дежурит в нашем дворе. По углам да за деревьями прячется. Цветы да подарки под дверью оставляет. Ленка выбрасывает, не рассматривая. Строго настрого запрещаю Кулёминой выходить из дома да передвигаться по городу без меня, двери кому бы то ни было открывать. Заявление у нас не принимают. Говорят, нет ни одного доказательства либо свидетельства происшествия полугодовой давности – не могли чуть раньше камеры наблюдения развесить?! Страна у нас такая, что прогресс доходит тогда, когда уже к чертям не нужен. К тому же, страна у нас и свободная, так что Сидоров гулять - пусть гуляет, где хочет – хоть на нашей лестничной площадке. Ноль два набирать, когда к явным действиям перейдёт. И не дай Бог, мне оказать сопротивление – вперёд Сидорова ещё загремлю. Так и живём. Если Ленка и без меня, то с Манькой: шопинг, салоны красоты и прочие девчачьи радости. Обе они рады обрести в друг друге друга, а я на них не нарадуюсь, не налюбуюсь. На «ты» уже наконец-то. Сейчас вот дожидаюсь девчонок у медцентра. Волнуюсь так, словно рожают там они обе. А что, если и, правда, Владька – единственный ребёнок на всю нашу семью, и тот ни с нами. Так, Степнов, отставить сопли пускать. Если уж ни ты сохранишь самообладание, то кто? О, девочки!.. Хлопают дверцы авто. С ароматом парфюма салон наполняет первый лёгкий морозец да хоровод шальных снежинок – до Нового года, как никак, чуть меньше двух месяцев. Марья цветёт и пахнет. Собственным мыслям улыбается. Обреченно, правда, горько – одно, что не ревёт. Кулёмина белая, как снег. Глаза её квадратные. Глядя на них, собственными мыслями давлюсь. Вся дорога проходит в тишине. Уже дома за ужином не знаю, как и слово из Ленки вытянуть. Но всё же решаюсь… - Ленок, доктор что тебе говорит? – Вздрагивает. - Всё нормально, - на автомате. - Врешь. - Нет. – Головой мотает, а на лице-то паника! - Врешь. – Притягиваю к себе. В висок целую. – Вот чего ты от меня-то правду скрываешь, а? Мы ж одно! Я ж это ты! Выкладывай всё, как ну духу! - Я в порядке. – Старается выбраться из моих рук. Тщетно. - Врёшь. - Да ну нет же – не вру!.. – кричит, вырывается. - По глазам вижу, что врёшь. – Не отпускаю. – Жду дословной цитаты доктора. Ну?.. - Всё хорошо, на первый взгляд. – Губы кусает – явно, слова подбирает, дабы мозги мне запудрить. – Вон сколько анализов назначено! – Кивает на пухлую папку, что валяется в углу подоконника. – Пройду обследование, и тогда уже будем делать выводы. Вить, со мной, правда, всё хорошо. – А с кем нехорошо? - Что с Машей? – В точку! Вмиг становится совершенно бескровной. Губы кусает. В окно смотрит. Сквозь меня. – Говори. Не молчи. Что с моей сестрой? Что-то серьёзное? Не смей от меня скрывать. Я – родной брат. Я имею право знать всё о здоровье моей сестры. – Ну да, в прошлой жизни Кулёмина явно была пленным партизаном. – Слушай, Лен, я о вашем женском здоровье знаю, если и не всё, то многое!.. – Пока Кристина срок ходила, литературы специфической изучил предостаточно. Я, в принципе, готов и самостоятельно роды принять. К примеру, в экстренной ситуации. – Что с Маней? – Я уже чуть ли ни реву. Голос предательский дрожит. Паника-то горло поджимает. – Лен, расскажи мне всё, как есть: что с моей сестрой – опухоль какая, рак?.. - Ну нет, упаси Господь!.. – Её аж передёргивает. – Ты чего? Совсем ку-ку поехало?! - А что я ещё думать должен?! – Встряхиваю несносную девчонку за плечи. – Вижу же, что что-то происходит, и ты знаешь, что! Но молчишь! Молчишь!.. – Ну вот, опять! – Глаза не отводи! – Вырывается. Встаёт. – Куда поскакала?! – В ванной скрывается. – Не сметь!.. – Лбом трескаюсь о захлопнутую дверь. – Кулёмина, открывай. - С Машей, правда, всё хорошо. - Так хорошо, что ты прячешься?! – Долблю дверь. - Успокойся, пожалуйста. Она вам с родителями расскажет сама, когда решит. Я чужую тайну выдавать не буду. - Да какая ж она, к чертям, сужая?! – Дёргаю на себя дверь. Не поддается. – Машка же сестра моя родная. Всё, что её касается, меня касается! – Ещё одна пустая попытка расправиться с дверью. – Ленка, открывай – не вынуждай пугать тебя! - Я не боюсь. Ты ничего мне не сделаешь. – Хитрюга какая, паразитка!.. - И поэтому измываешься надо мной?! – скулю под дверью, словно пёс приблудный. – Лен, она сестра моя. С ней что-то происходит, со здоровьем её что-то не так. Ты знаешь, что. Знаешь, но от меня скрываешь. Неужели ты не понимаешь, что я спать спокойно не смогу. – Дверь резко открывается, и я наваливаюсь на Ленкины ноги. - Обещай удивиться, когда она сама тебе расскажет. - Обещаю. - Маша в положении. - Не понимаю. В каком положении?.. - Маша беременна. – Обходит меня и на стену наваливается. - Как это так?.. – Смотрю ошарашено на собеседницу снизу вверх. – Манька же даже не замужем. - Маша не зря говорит, что от родственников ей если и что-то перепадёт, то осуждение, но никак ни поддержка. – Губы кривит, руки на груди скрещивает. Фыркает брезгливо. – Права она. Жаль. – Возвращается на кухню. Чай себе свежий заваривает. - Не осуждаю я её. Просто… в голове не укладывается… - Растерянно сажусь на диван. - То и видно. Если ты в штыки, то про отца и подумать страшно. – Опускается рядом со мной, делает глоток и чашку на стол ставит. Без спроса ополовиниваю её кружку. – Твоя сестра забеременела впервые за сорок лет. И у неё есть все основания быть мнительной и скрывать сей факт сколь это возможно. - Но как?.. Без мужа-то?.. - То есть, тебя только нравственная сторона медали волнует?! – Столько в ней одной злобы на меня. – Я тоже могла забеременеть от тебя, когда ты ещё был чужим мужем. И что, ты отправил бы меня на аборт?! – Встаёт и вновь наливает чай. На этот раз уже на две персоны. - Кулёмина, не вали всё в кучу! - А всё таки?! - Нет. - Угу… - Расставляет чашки. – Совру, что верю. - Так, Елена Никитична, хорош мозги лечить – мы вообще-то про Маню говорим!.. – Анализ раннее озвученных фраз и автоматическая перезагрузка. – Так, стоп… Манька от женатого залетела? - Господи, и как я только на тебя согласилась?! – Мотает головой. – Каких-то пару лет, и ты будешь копией Михаила Юрьевича!.. – Тяжко вздыхает. – Мы расстанемся лет через пять: ты будешь ворчать, как отец, а я не смогу быть терпеливой, как Наталья Николаевна. Не смогу… - Так, Кулёмина, хорош мне зубы заговаривать. Разговор про Марью, а ты меня удумала запугивать!.. – Смеётся уже. Коварная моя. – Рассказывай, что знаешь. - У Маши в Питере был красивый роман с достойным, хорошим мужчиной. – Облокачивается об плечо моё и на темени кудри теребит. Успокаивает. – Рестораны на Невском, Эрмитаж, Мариинка, Петергоф, мосты эти, площадь Дворцовая… - И она на всё это повелась? Не узнаю сестру в гриме. - Маша всю жизнь мечтает родить ребёнка от любимого мужчины. И вы, Степновы все, не посмеете ей навредить. Твоя сестра родит здоровенького, долгожданного ребёночка… от любимого… - Ленок, не дури – ты же не хуже меня знаешь, что месяц для любви это никакой ни срок. - Хорошо. – Тревожно выдыхает. – У них был роман ещё до Машиного замужества. Но... он не смог оставить жену с ребёнком и, чтоб не мешать Маше жить своей жизнью, с семье переехал в другой город. В Питер, как выяснилось случайно во время командировки Маши и Фея. - А я уж грешным делом на того самого Фея и начал думать… Активизирую все ресурсы своей памяти, но образы по-прежнему туманы. - Этот мужчина… Ты знаешь его. Вся ваша семья его знает. И все вы против. - Её научный руководитель? – Кивает, давясь от смеха. Обречённо выдыхаю - Такая семья у вас интересная. - Ни у вас, а у нас. – Прижимаю Ленку к себе, в макушку её целую. – Когда поговорить-то вы успели обо всём? - Ну так, буфет там есть… Маше надо было выговориться. Её от эмоций просто разрывало. Она так плакала от счастья!.. - Понятно, почему ты дома толком есть не стала. - А мне наконец-то понятно, почему твоя сестра ко мне изначально столь лояльна. Она во мне себя видит. – Хитрющая, довольная, как кошка. - Не без этого, а ещё она безумно меня любит. Вроде и разница у нас небольшая в возрасте, а она с детства меня балует: главное, чтоб Витю никто не обежал, чтоб Витя всегда и во всём был первый, чтоб получал всё, что хочет и любит. Ещё каких-то лет пятнадцать назад строгим был не только отец – мама ничем ему не уступала. И Манька, сколько помню, всегда заботилась обо мне, баловала – реализовала то, чего от мамы не получали мы оба. Словно пример ей подавала. С годами мама стала значительно мягче. А уж когда Машка её послушалась и вышла замуж, за кого сосватали, и уж когда Владька родился!.. Балует вот сейчас нас всех. С отцом мирит. Ой, дай Господи, памяти – сколько же ему сейчас лет-то должно быть?.. - Роману Робертовичу-то?.. Да уже пятьдесят пять. - Сколько?! - Вы, мужчины, при должном здоровье, долго в состоянии отцом стать. – Кивает. – Да-да, но ты, смотри, не тяни… - Прячет пунцовое лицо у меня на груди. - Да не переживай, справимся мы с тобой. – Смеёмся оба смущённо. – А он это… чего это вдруг на старости лет-то перестал из себя правильного корчить: седина в бороду – бес в ребро?! - В смысле?.. - То развестись не может и Маньке жить мешать не может – пропадает пропадом. А то – здрасьте, пожалуйста… - А они, как дочь замуж выдали, развелись, разъехались… Жена его на Украину, к матери вернулась. Дочь родила и тоже развелась. Они с бывшим квартиру разменяли. Так что дедушка Роман Робертович живёт один в трёхкомнатной квартире с трёхметровыми потолками в центре Северной столицы. Главврач одной из городских больниц. По выходным нянчится с внучкой. - Ой да… - Ага. - Дураки мы с Романом Робертовичем, дураки… - Ну, одумались же! - А сколько лет потеряли? А если бы ни стечения обстоятельств? - Всё хорошо, что хорошо кончается. – Россыпь её сладких поцелуев по моему уставшему лицу. - Слушай, так Манька скоро уедет?! - Он зовёт, хотя про ребёнка ещё не знает. Маша говорит, что до декрета из Москвы точно не уедет. На выходные если только туда-сюда мотаться будут. - То есть мы с тобой ещё легко да, шестью годами отделались? - Типа того… - Не совсем приятны Ленке все эти разговоры. - Слушай, там наши сегодня играют – идём, пока не пропустили!.. – Дразня поцелуями ведёт меня за руку в гостиную, а там, уже во время рекламы берёт с меня клятвенное обещание сохранить наш вечерний разговор в тайне. Иначе – бойкот и выселение на дедов диван. Ну, хорошо. Постараемся. Знать и молчать, во всяком случае, легче, чем не знать вовсе.
Вика: XXXI 56. Ленка моя здорова. И при чём не относительно, а вполне даже абсолютно. Теперь меня проверяем. Вдоль и поперёк. Под микроскопом и в лучах рентгена я хорош не меньше, чем в глазах любимой. Врачи в один голос говорят одно: «Время. Нужно время». Форы нам дают три года. Если не справимся, вот тогда уже лечить будут. Манька… Манька молчит. Главный партизан вся Руси, блин. По выходным с Ленкой к родителям ездим. Зовём Марью с собой – дежурства, операции, отчёты… В Питер мотается – ясно, как день. Ясно, как день, и то, что Сидоров грезит взять крепость измором. Бегаем по утрам, и он зайцем меж берёз скачет. Письма в ящике регулярно появляются. Это всё дело привычное, но вдруг Андрюха выдаёт номер. Одним морозным утром на капоте нашего внедорожника обнаруживаем похоронный венок. Надпись на лентах гласит: «Сыну. Брату. Мужу», «Любим. Помним. Скорбим». На лобовом стекле черной изолентой за нижний правый уголок приклеен мой портрет. Точь-в-точь такой висит на доске почёта в универе. На самом стекле чёрным маркером выведено: «1979 – 2015». - А он сменил тактику: отбить толку нет – так вдову из тебя сделать решил. – Порываюсь избавиться от арт-объекта. - Стой! – Твёрдой хваткой Ленок одёргивает мою руку – локомотиву ровно путь преграждает. – Не трогай. - Ядовито, думаешь? – Гнев от меня валит, как от быка на родео. - Помнишь, что Павел Алексеевич говорил? - Лицо моё сжимает, взглядом гипнотизирует. Помогает, - успокаиваюсь. - Ментам звони. Менты, к слову, реагируют живо. К тачке приближаться запрещают, да и по возможности никого к ней не подпускать велят. Приезжают уже через каких-то минут двадцать, ксивами размахивают для порядка, периметр оцепляют. Работают сапёры. Ясно, подозрение на минирование. Ох, переоценивают они Андрюху, переоценивают… По теракту отбой. Работают криминалисты. Латексные перчатки трещат на морозе. Рвутся. Лопаются. Скрежет затвора камеры. Снимают отпечатки пальцев. Кроме наших с Ленкой никаких других. Заявление оформляют чин чином. Откровенно хают, что посылки и прочие почтовые проявление бесследно уничтожены. Вот чего стоит попасть на другую смену. Очередная попытка избавиться от «красоты» обрывается угрюмым капитаном. Изымают в качестве вещь. дока. - Понятно. – Киваю, провожая взглядом бумажные цветы и собственный портрет. Расписываюсь в протоколе, взамен получаю справку на работу. – Ехать-то мы уже можем? - После ТО, - бескомпромиссный вердикт лейтенанта. - В смысле? - Могут быть проблемы с тормозами, - поясняет криминалист. – Вы не переживайте: по нашему сигналу приедет эвакуатор, заберёт, вернёт… - Кивает, добивая моё возмущение. – ТО в интересах следствия, лично для Вас этого ничего не стоит. - В Вашей ситуации машину надо держать в гараже. - Нет у нас. - Уверены? У невесты уточните. – Мужики хором взирают на заторможенную и при этом жутко злую Кулёмину. - Нет. Продали оба гаража – жить нам надо было на что-то с дедом. – Да… Как до сих пор я мало знаю. За три дня в подземке я окончательно становлюсь параноиком. Походка. Рост. Фигура. Лысина. Капюшоны толстовок. Косухи нараспашку. В каждом третьем недомерке мерещится Сидоров. А без него, надо признать, и так упырей хватает. Ленку спиной к груди своей прижимаю. Согнутыми в локтях руками от внешнего мира её ограждаю. И вот сегодня, наконец, то самое - «одно прекрасное утро». Пока варятся кофе с овсянкой, поднимаю римскую штору на окне. И вот она, родимая, стоит на своём месте. Звонок в дверь. Младший лейтенант. Справка, ключи. Вот это сервис. Ленку на выходе из душа удаётся порадовать. Сэкономленное на толкучке время бессовестно тратим на поцелуи. Радость рассеивается, стоит нам поравняться с тачкой. Временной период по-прежнему задан на лобовом стекле. И, судя по календарю, он на исходе. Ленка выуживает из сумки пачку влажных салфеток и протягивает мне. - Макияж снимают на раз – должны и с маркером справиться. – Пока я усердно стираю цифры, Кулёмина почётным караулом обходит внедорожник. – Вить, это не всё… Боковые зеркала выбиты подчистую. Все шины вскрыты. Да… Позавтракали, называется, без спешки. Приключения с маски-шоу и людьми в погонах повторяются один в один. На этот раз ещё и страховую подключаем. Пашка уже в угаре от этой круговерти. А мы с Леной всё больше молчим, крепко сцепив пальцы. Две недели в ожидании кареты я ни на шутку прицениваюсь к гаражам вдоль ближайшей лесополосы. Без толку – денег из бизнеса сейчас никак не вырвать. Закрома тронуть – Ленку без каникул оставить, родню – без подарков. Не дело. Не дело это, а Сидоров, дай Бог, и угомониться со дня на день. Вот только крыс под дверь подбрасывать дохлых перестанет. На этот раз за тачкой в сервис еду сам. Как новенькая. Расхищаю гипермаркет. Встречаю Ленку. Ну как встречаю. В фойе не захожу. На звонки не отвечаю. Кулёмина, преодолевая страх, боязливо выглядывает из-за двери. Заливисто сигналю. Довольная вприпрыжку бежит ко мне. Плюхается на соседнее кресло. Нависаю над её губами, вдыхаю её выдох и улетаю на год назад. Примерно в это время всё начиналось, а кажется, так было всегда. Так могло бы быть всегда…Так будет всегда. 57. - Привет, Алёнк. – Оставив меня кулинарить в гордом одиночестве, Степнов отправился ставить машину на платную, охраняемую стоянку. Его нет уже часа два. Всё это время мобильник ни в зоне. И вот, на пороге Мишка. С разбитой губой. - Вы подрались? – Для кучи только этого не хватало. - Алёнушка, прошу тебя, успокойся и позволь мне всё объяснить. – В призыве перемирия размахивает руками. Костяшки стёрты в кровь. Вмиг обессиливаю, и слёзы катятся с глаз. - Иди на кухню, я сейчас. Скрываюсь в ванной, умываюсь ледяной водой нещадно долго – щёки судорогой сводит. Пару таблеток пустырника проглатываю. Вдох. Выдох… Кожевников буднично варит кофе. Не перестаёт меня поражать. В недоумении разглядываю собственную кухню: посчитай все несуществующие крошки под столом – только не начни с мата. Стол… на столе две связки ключей, портмоне, телефон. Стоит ли уточнять, что это имущество Степнова? - Где Витя? - Сейчас кофе попьём, и я тебя к нему отвезу. – И вновь слёзы паники. Ставит чашки на стол и к груди своей горячей меня прижимает. – Всё хорошо. Не переживай – тебе, наверное, нельзя. – Уже в голос вою – ничего не могу с собой поделать. – Успокойся, и я всё тебе расскажу. Кожевников соскучился. Решил в гости к друзьям нагрянуть. На подъезде его фары вырвали в темноте силуэты двух дерущихся мужчин. Вернее, какой-то отморозок добивал уже лежачего. Мишка не мог ни вмешаться. Теперь вот сам под подпиской о невыезде до конца следствия – есть все шансы из свидетеля перейти в разряд нападавшего. Сидоров в лазарете при СИЗО. Степнов в дежурной травме. Без сознания. Тяжёлое сотрясение мозга и обширный ушиб спины – Андрей ударил битой по позвоночнику меж лопаток да по затылку. Должно быть, ни по разу. - Надо что-то делать! Кому-то звонить! – Голая паника. Как она есть. - Алён, успокойся, Витька оклемается – крепкий он мужик у тебя. Упырь этот, верняк, сядет. – Успокаивает меня, поглаживая по спине, по плечам и рукам. - Надо… Надо Павлу Алексеевичу звонить. – Вырываюсь из крепких объятий и негнущимися пальцами пытаюсь разобраться с мобильниками. Всё за зря – у меня нет его контактов, а Витин смартфон разбит. - Что за Павел? - Компаньон Степнова – он адвокат. – Продолжаю листать контакт-лист и, о – чудо, номер спортклуба. Отвечает Соня. Соединяет с директором – он как раз отчётами занимается. Пытаюсь объяснить ситуацию – в словах путаюсь. Кожевников отбирает трубку и со знанием дела даёт свидетельские показания. Во второй раз кряду переживаю весь этот ужас. Господи, дай мне сил!.. Дай мне сил!.. Павел Алексеевич отправляется в участок представлять там интересы не только наши с Витей, но и Кожевникова. Мишка отвозит меня в больницу. Меня не пускают. И несколько, потому что Степнов в реанимации – сколько, потому что я никто. Ни жена, ни мать, ни сестра… Сестра!.. Приезжаем к Машке. Её от одного нашего вида трясёт. Что немудрено: на мне лица нет, да ещё и сопровождает меня Мишка. Как же опасны сейчас для Маши подобные новости, но деваться некуда. Как это не удивительно, но мы обе стойко выдерживаем разговор. Втроём возвращаемся в клинику. Маша сдержано беседует с докторами, я отчаянно прижимаюсь лбом к рёбрам Степнова. Сердечко его слушаю – стучит едва-едва… Шепчу ему заклинания любви. Слёзы застилают глаза, и множественные проводки и трубочки сливаются в сплошную паутину. - Успокой её! – Голос Маши, и Миша обнимает меня. – Значит так, ребята… Клиника меня не устраивает, врачи меня не устраивают… Отношение персонала меня не устраивает. - Маш, надо Витю к тебе перевести. - Надо. Реанимобиль уже в пути. Всю дорогу от больницы до больницы не выпускаю из рук ладонь Степнова. Его ладонь холодная и безвольная. Маша изучает рентгеновские снимки. Сама держится и меня старается приободрить. Говорит, Витя в искусственной коме – и это для его же блага. Обещает мне, гарантирует – всё хорошо будет. На выходе из кареты «скорой» руку мне подаёт Кожевников – и думать о нём забыла. - Спасибо тебе, Миш, ты можешь ехать – дальше мы сами справимся. – Он ничего не говорит в ответ. Улыбается как-то горько и сумку из багажника достаёт да меня к груди своей прижимает. Так, в обнимку, и ведёт следом за каталкой. Человек, который не терпит компромиссов. Ну хорошо, почти не терпит… Машка определяет нас в Витей в люкс-палату: он в реанимационном блоке, я в прилегающей комнате. Стеклянные дверь и окно в полстены. Стол для дежурной медсестры. Диван, холодильник, шкаф – одним словом аналог гостиничного номера для близких родственников. По указанию Маши, Кожевников расправляет для нас диван. Разбирает сумку. Благо, я и для себя минимум необходимого прихватила – сразу понимала, в больнице мы со Степновым надолго. Сижу на стуле рядом с Витей. Кисть его к губам прижимаю. Марья ждёт результаты дополнительных обследований МРТ и лаборатории, да показания приборов мониторит. Мишка наблюдает за нами через окно и не думает уходить. Похоже, готов заночевать на кушетке в коридоре. Но нет… Заглядывает, говорит, что Паша просит его в полицию подъехать. Обещает утром вернуться. Нельзя быть настолько хорошим. Нельзя… За всю ночь нам с Машей удаётся вздремнуть пару раз по полчаса по очереди – усталость и стресс берут своё. К утру становится ясно, Витя хоть и в тяжёлом состоянии, но в стабильном. Его продержат в искусственной коме ещё пару-тройку дней. При плохом раскладе, неделю – другую. После чего мягко ввернут в этот мир. Самое страшное позади. Выхожу из душа. Мишка суетится у стола. Привёз для нас с Марьей Михайловной домашний завтрак в термосах – мама его позаботилась. Машка наворачивает – ребёнок требует. Я есть не могу. Кожевников пытается с ложки кормить. Тщетно. Прошу его уехать и впредь не обременять своей заботой. Машка тут же меня попрекает: - Э, девочка, легче на поворотах! – Пальцы облизывает. – Он, как никак, Витьку нашего спас! Таких друзей днём с огнём не сыщешь! - Я обещала Вите не общаться с ним. – Кожевников покорно принимает диалог, как и всю ситуацию в целом. – И это не хорошо сейчас, когда Витя… А мы тут… А я заботу от другого принимаю. - Я, Алёнк, не пользуюсь ситуацией – не думай так обо мне. – Кисти руки моих сжимает. - За моей помощью нет ничего дурного. Просто в данной ситуации я не могу иначе. - И я о том же! – поддерживает его доктор моего почти супруга. – Значит так, Михаил, у Елены Никитичны нашей через сорок минут занятия по йоге – надеюсь, увезёшь и привезёшь, и… и не только сегодня. - Да без вопросов! – Отдаёт честь, покрывая макушку второй ладонью. - Маша, Миша, я… я от Вити никуда!.. – Да как они не понимают?! Опять за меня всё решают! - Во-первых, Лен, твоего шести-восьми часового отсутствия Виктор не заметит. И потом… пару прогулов – и отчисление. А твои навыки и знания пригодятся Вите после - для реабилитации. - Какое ещё отчисление – что за бред?! Я с другой группой продолжу обучение и всё! Это всё вообще не важно сейчас!.. Ничего не важно кроме Вити!.. - Если ты сутками не будешь выходить из этой палаты и не сводить глаз с мониторов, то дурка тебе обеспечена. - Это не обсуждается, да? – Собеседница одобрительно кивает. – Я могу к нему зайти? - У тебя пара минут. Сухой поцелуй в лоб и обещание скорого возвращения. Для меня актуально, как ни для кого другого!
Вика: Держи меня за руку долго, пожалуйста. Крепко держи меня - я не пожалуюсь. Сердце в плену не способно на шалости. Если не хочешь потери - молчи. Я путь свой сама устелила пожарами, Ядом, отчаяньем,страхами, ранами, Кровью без крови, ожогами шалыми. Не отпускай мою руку, держи! 58. - Миша? – Мутным от долгого, тяжёлого сна взглядом ни без труда идентифицирую знакомые черты. – Так это ты меня?.. – Язык к чертям не слушается. - Да, это я тебя спас. – Деловито мониторы осматривает и кнопку вызова медперсонала жмёт. - Спас?! – Какой же он чудный – этот славный, малый. - На тебя напал Сидоров. – Моё дыхание учащается. – Он сейчас в СИЗО. Твой компаньон – Павел Алексеевич лично этим вопросом занимается. - Ленка?.. – Девочка моя. - С Алёнушкой всё хорошо. Она на учёбе сейчас – Маша запрещает ей круглыми сутками рядом с тобой сидеть, а так вон… - Переводит взгляд с меня в сторону. - На кушетке она каждую ночь спит, за руку тебя держит, разговаривает с тобой. - Сутками?.. Сколько дней я спал? - Дней?! Вить, ты был в коме больше двух недель. Сестра твоя уже меньше, чем через час будет, пойду дежурного врача позову – не идёт что-то никто. - Нет… Сестру дождусь… Побудь со мной… Поговорим… - Тебе нельзя много говорить. Врачи должны тебя осмотреть. - Обещай… Миша… Обещай мне… - Что? – Подходит ближе, дабы разобрать моё невнятное мычание; и я, вместо того, чтобы сжать его руку, едва шевелю пальцами. - Лена… Забери у меня Ленку… - В честь чего? - Калека я теперь… Не должна она со мной маяться… С тобой теперь Ленке счастье… - Да, мозги у тебя знатно отбиты!.. – Хмыкает и растворяется в сгущённом тумане. Больше десяти дней кряду под утро снится собственный выход из комы. И всякий раз с пробуждением на ноги вскакиваю. Но голова безбожно едет юзом и, ни в состоянии дойти и до окна, я ложусь обратно. На то время, что я прибывал «ни в зоне доступа», Ленка с Манькой сложили легенду для всех прочих: в командировке, на соревнованиях со студентами. Телефон в ремонте – разбил случайно. Умницы мои. Ни к чему Владьку пугать да родителей расстраивать. Через четыре часа вылетаем с Ленкой в Бёрн. Буду проходить реабилитацию в одном из лучших центров Европы. Кулёмины, как высоко-грейдированные сотрудники многопрофильной сети клиник, могут пользоваться услугами любой из них как в своих интересах, так и в интересах родственников. Родственники… Пришлось экстренно становиться родственниками. Регистрация нашего брака прошла в палате. Свидетели, конечно же, Мишка и Машка. Они, собственно, и есть самые главные наши свидетели. Смена документов в связи с поездкой невозможна, поэтому Кулёмина остаётся Кулёминой. Мне даже нравится. Нравится, когда Ленка ворчит, звать её по фамилии. Сейчас она стоит у окна и говорит с кем-то по телефону. Её озадаченность пугает. Не хватает терпения подъезжаю к ней на коляске. - Что происходит? Мы не едем? - Не знаю. – Плечами пожимает. – Тебе решать. - Кто это? Что происходит? – Неужели, её родители в последний момент меняют решение и отказывают в помощи? Они не обязаны, но… Но Ленке-то я нужен здоровый. - Жена твоя. – И губу нижнюю прикусывает. - Ты – моя жена. – Мягко сжимаю её ладошку. - Кристина. Тебе телефон мы так и не купили – дозвониться до тебя не может, мне звонит с Владькиного номера. – Взгляд её панически бегает по снующей туда-сюда толпе. - Что с ним? – Последние силы покидают меня. - Влад летит сейчас в Москву. - Один?! - С сопровождением от авиакомпании. – Переводит дыхание. - И с пакетом документов… Согласно которым… Ты – единственный его опекун. – На её глаза набегают слёзы. – Господи, бедный малыш – родная мать от него отказывается!.. - Да, что уж что, а такого я от неё не ожидал. – Ленка подходит ко мне и голову мою к своему животу прижимает. Волосы на затылке треплет. – Ты…ты не против? - Дурачок - такие вопросы задавать?! – Поцелуями макушку мою осыпает. Звонко всхлипывает. Суетливо роется в рюкзачке на моих коленях. Бумажной салфеткой утирает слёзы. – Владик прилетает ни сюда в «Шереметьево», а во «Внуково». Вить, я бы за ним сгоняла, но мне без тебя его никто не отдаст. Предлагаю действовать следующим образом: я сдам сейчас наши билеты и узнаю, откуда есть возможность улететь в ближайшее время – может, сразу из Внуково улетим. - Надеюсь, Мишка ещё недалеко уехал. – Вкладывает в мою руку свой мобильник. - Вот, давай звони ему, а я побежала с рейсами разбираться. – Обжигает щеку влажным поцелуем и исчезает. Скидываю смс Кожевникову. Прошу вернуться за нами. Тот даёт добро. Нервно листаю контакт-лист. Решаюсь набрать Влада. - Слышь, Степнову трубку передай! – Удивляет, что ни с мата. - Кристина, это я. - Надеюсь, ты уже в пути к аэропорту? - В пути. Будь добра – объясни, что происходит… - Я с ним не справляюсь. – Ловлю себя на мысли, насколько легко живётся без истеричных ноток в её надменном голосе. Осознание этого даже как-то расслабляет. - Раньше подобного не замечал. - Раньше он слушался отца – сейчас никаких авторитетов не признаёт. Постоянные простуды, капризы, истерики - у меня не хватает на него ни сил, ни времени, ни терпения! – заходится злобой, словно и не о родном сыне вовсе говорит. - Сколько вы в Европе - мы регулярно созваниваемся, и Владик ни разу не жаловался, не просил забрать его. - А ты не знал, что папу расстраивать нельзя? Что надо быть взрослым и сильным, чтобы папа гордился? – Удар ниже пояса. – Со дня на день улетаю в Штаты на важный фестиваль, а он закатил скандал, что хочет жить с папой. С папой и с этой… С Леной твоей! Все хорошие – одна мама плохая! Раз так – катись, сынок, ко всем чертям! - Кристина, очнись – ты что несёшь?! О сыне Нашем говоришь! Владик ещё не приземлился. Кристина, да ты же мать, Господи!.. – Не верю, что всё это с моим ребёнком происходит, чтоб родная мать вот так!.. - Я никогда не подозревала, что у него настолько несносный характер! И как ты с ним справлялся только? - Кристина, мы о разных детях говорим! Наш сын – спокойный, самостоятельный, рассудительный мальчик! - Точно о разных! Твой сын невыносим! Мотает мне нервы! Позорит меня перед коллегами, перед важными людьми, перед всеми! Мне надо на репетиции, на тренировки – у него опять температура, сопли, истерика: «С няней я не останусь». На премьеры его брать просто невозможно. По любому поводу орёт так, словно режут его. – Вот от её ора голова трещит безбожно. - В моих планах строить карьеру, а не гувернанткой при этом малолетнем эгоисте состоять! Я молодая, красивая, здоровая, успешная женщина – хочу жить и наслаждаться жизнью, а твой выродок такими темпами меня до психушки доведёт! – Ну и зачем дёргать-то ребёнка надо было?! Жил бы да жил с отцом!.. - Ну всё, конец твоим мучениям – сын летит к отцу. Успокойся. - Твоя-то не против? – теперь уже сипит сорвавшимися связками. - А если даже и против, то что? – Реально, вот что? Что она скажет?! - Как вариант, в Омск к родителям моим отправить. – И даже запасной вариант у неё есть, а я-то думал: реакцию, чисто, мою проверяет. - Мы с Леной счастливы, что Наш сын наконец-то будет жить с нами. – И собеседница бросает трубку. Руку на отсечение готов отдать, именно сейчас к ней приходит осознание того, что же она натворила - отвернула от себя сына навсегда. Но гордая – и не попытается хоть что-то исправить. Она же все эти годы на пике редких ссор проклинала и меня, и то, что залетела от меня. Всё – свобода. - Такси вызывали? – Мишка одной левой разворачивает кресло со мной на себя и подмигивает поверх очков. – Алёнка где? - С билетами разбирается. – Меня всё ещё душит тяжесть телефонного разговора. – Быстро, кстати, ты!.. - Да я ещё и выехать-то, можно сказать, не успел! – Отмахивается. - А что стряслось-то? Не летим никуда? - Во «Внуково» надо Владика встретить. - Сын твой? – Киваю. – Мать не могла его раньше к тебе на каникулы отправить, или хотя бы предупредить заранее? - Он навсегда к нам едет. - Ммм, крутой поворот!.. Алёнка как, нормально? - Да вроде нормально. - Ну вот и ты не дрейф. – Оглядывается по сторонам. – Я за кофе сгоняю. Жди меня здесь. Пьём кофе. Мишка журнал листает. О сыне меня расспрашивает. - Да, навалилось на вас с Алёнкой всего под конец года: терроризм Сидорова, кома твоя, вынужденная свадьба, знакомство с предками, нежданное возвращение сына… - Прихлёбывает кофеек. – Но вы ребята бойкие, фартовые – прорвётесь. Ты сам как? - В глазах темнеет периодически, а так нормально. - Ты давай – не раскисай! – Расплывается в улыбке, глядя вдаль. – О, Алёна! - Чего расселись?! Мухой во Внуково! – Прибегает Ленка запыхавшаяся, с чемоданами наперевес. - Есть, Сер! – Кожевников подскакивает и отдаёт собеседнице честь. – Ты с билетами разобралась? - По дороге расскажу! Бегом!.. – И мы уже в пути. *** Из лифта мы втроём направляемся в почти пустой зал прилёта. - Стойте! – хрипло командую ребятам, стоит мне узнать со спины сына. – Дальше я сам пойду. Лен, подай трость. – Порываюсь встать. Кожевников решительно сжимает мои плечи, усаживая обратно в кресло. - Не хорохорься, сиди! – командует он встревоженно. - Вить, Мишка прав – ты слаб ещё. - Не хочу пугать Владьку. - Пугать - что за бред? Ты же отец его! – Кожевников – самая бескомпромиссная нянечка в мире, так и я не лыком шит. - К своему сыну я дойду своими ногами. – Опираюсь на клюку. Собеседники лишь смиренно выдыхаю. Улыбаюсь им. Решительно разворачиваюсь и ковыляю вперёд. - Владик!.. – зову сына, тот оборачивается, замирает, оглядывается. Наконец-то находит меня и, обливаясь сквозь улыбку слезами, бежит ко мне навстречу. Обнимает меня из-за всех сил, а я и склониться к нему ни в состоянии. Нервяк, перенапряжение – голова кругом идёт. Меня валит в сторону. Не допуская окончательного краха моей репутации перед сыном, моё оседающее тело ловит кресло. Малого всё это, ясное дело, пугает – ревёт ещё пуще. - Папочка, что с тобой? - Получил травму, но уже всё хорошо – выздоравливаю. – Ставлю сына на подножку коляски и к себе прижимаю. – Как же я скучал, хороший мой!.. – Взбирается ко мне на колени и плачет у меня на груди. - Вы – отец? – К нам подходит стюардесса. Ленка молча передаёт ей мой паспорт. Ознакомившись, та вручает мне опломбированный конверт с документами и просит расписаться в сопроводительных документах. – Вещи мальчика! – Указывает остриём шариковой ручки на чемодан высотой почти с рост Владислава да увесистый рюкзак и покидает нас. - Влад, эээ… у папы спина болит – поберечь его надо. - Ленка больше всех боится за моё здоровье. Малой, надо сказать, понимает её верно – перестаёт виснуть на моей шее, на пол спускается. - А можно, я коляску поведу? – Утирает костяшками глазки и сразу важный такой. - Нет. Это для тебя очень тяжело. – Ленок присаживается перед ним на корточки, боязливо руки дрожащие к нему простирает, и теперь он уже на её шее виснет. – Давай я буду вести коляску, а ты будешь идти рядом и держать папу за руку – если папа будет держать тебя за руку, он будет сильнее, и быстрее выздоровеет. – Что-то ещё заговорчески шепчут друг-другу да перемигиваются. - Ой, а что это за дядя мой чемодан забирает?! – уже готов бежать и разбираться с незнакомцем. - Всё хорошо, Владюш!.. – Ленок гладит его по спине. – Это Миша, папин друг. - Ммм, а мне кажется, я его даже где-то видел, только не помню где. – Ага, видел, как они с Кулёминой целовались – артисты погорелого театра, чёрт их дери!.. Ленка, как чувствует, смотрит на меня самым преданным взглядом самого невинного, святого человека. Откуда в ней только всё это?! - Привет, парень! – Объект обсуждения протягивает ему раскрытую ладонь. – Будем друзьями? – Тот кивает в азарте и пожимает ему руку своими двумя. – Куртка твоя в чемодане? – Уже собирается открывать. - Нет! Я сидел на балконе и оставил её там. – Виновато смотрит на вверх. – Не помню только, в каком ряду. - Ну, идём искать. - А папа?.. - А папа с Алёнкой нас тут подождут. – Подмигивает малому и руку ему вновь протягивает. В этот же момент на моих плечах возникают Ленкины руки. Наконец-то вновь ощущаю её запах. Так спокойнее… - С какой Алёнкой? У папы – Лена! - Ну да, Лена… - смущается. – Просто я зову её Алёной. - А почему ты зовёшь её чужим именем?! – Оглядывается на нас. – Они же, наверное, тебя только Мишей называют. Максимом, к примеру, не называют! – Мы с Кулёминой едва сдерживаем смех. Кожевников вообще в ауте от такого допроса с пристрастиями – это он ещё с отцом моим избежал по счастью беседы. - Моя мама – тоже Лена, вот и я не представляю, что ещё кто-то другой может быть Леной – поэтому и зову Лену Алёной – ей вроде нравится… - Плечами пожимает. – Идём искать куртку? – И Кожевников хватает моего сына подмышку и с разбегу влетает вверх по лестнице. - Я же не выдержал – позвонил Кристине, пока ты с билетами разбиралась. – Продолжаем наблюдать за парнями. Такое чувство, что там, наверху, они играются и дурят, но точно ни куртку ищут. – Знаешь, она мне такие жуткие вещи о сыне наговорила – сейчас смотрю на него и понимаю, да не мог он себя так вести, он другой! Ну мешает тебе ребёнок – отправь к отцу. Зачем на него Так клеветать – не пойму. Всё равно же приму. - Можно и специально корчить из себя самого плохого, лишь бы стать неугодным – и тебя сразу вернут к твоему любимому папочке. – Щелкает меня по носу – проказница. - Думаешь, в таком возрасте можно до такого додуматься и вот так специально играть на нервах матери? - Владик очень смышлёный мальчик. И самое главное: он безумно к тебе привязан, он фанатично тебя любит, он хочет быть с тобой… - Переводит дыхание и треплет меня по волосам. – Я не утверждаю, что вредничал матери он осознанно, специально, со злости – вовсе нет. Просто ему без тебя не комфортно. – Перехватываю ладонь любимой, считаю поцелуями её пальчики. – Он и ко мне хорошо относится, потому что видит, что ты сам меня любишь, что я люблю тебя, поэтому… Витя, вот сейчас очень серьёзно. – Опускается на крайнее в ряду место. Ладони на колено моё правое кладёт. – Виктор Михайлович, нам категорически нельзя скандалить при Вашем сыне. – Отвечаю ей несдержанным смешком. Хотя да – права она. - Я уже и не помню, когда ты голос на меня повышал, но… Нам нельзя ни в коем случае ругаться, спорить при Владьке. Мы-то с тобой успокоимся после, а у него на подкорке отложится: чего-то они ругаются – значит, недостаточно любят друг друга; чего-то тётка эта кричит на папку – не любит его, значит; чего-то папочка-то Леной не доволен - не достойна она его, видимо. – И подмигивает мне по-хитрому. – Понимаешь? - И откуда ты у меня такая мудрая? - Учителя хорошие. – За шею мягко притягиваю её к себе. Едва уловимый поцелуй прекращается с возвращением малого – с разбега, заливаясь смехом, виснет на Ленкиной спине. - Мы с Мишей нашли куртку! – Обнимаются с Ленкой, ласкаются – так бы и смотрел на них вечно. - И где куртка? – уточняет Ленок. - У Миши! – Виновато округляет бровки. В это время наша нянька подходит к нам, пропажу на колени мои кладёт. – Вот куртка моя! Перчатки в карманах, а шапка с шарфиком в рюкзаке! - Молодец! – Ленок треплет его шевелюру. – Ничего не потерял дорогой! Давай пять!.. – Затевают какую-то хитро-умную игру в ладошки, хохочут. - Мы домой сейчас поедем? – Теряюсь, как всё это ребёнку объяснить. - Понимаешь, Владь… - Кулёмина берёт инициативу. – Мы втроём: ты, папа и я все вместе летим в гости к моим родителям. – Шок – это по-нашему. – Не беспокойся, мы хорошо время там все вместе проведём. - Может, лучше ты одна к ним съездишь, а мы с папой дома тебя подождём. – Подобное заявление настораживает нас ни на шутку. – Вдруг, мы с папой им не понравимся? – На Ленкиных глазах проступают слёзы, и она крепко-накрепко прижимает к своей груди малого. - Да ты что, Солнышко моё, даже не думай, что можешь хоть кому-то не понравиться! – Свои слёзы не замечает, мальчишкины утирает. – Вы с папой обязательно всем понравитесь: и маме моей, и папе, и брату моему!.. - А что, Лена, у тебя и брат есть? - Неужели, я тебе не рассказывала? – Так профессионально удивляется, а малой отрицательно мотает головой. – У меня есть младший брат, его зовут Серёжа, ему семь лет. - Семь?! А он уже ходит в школу? А он будет со мной дружить? - Да-да-да! – Мы уже все откровенно смеёмся. – Ты же хороший мальчик, добрый – вы обязательно подружитесь. - А где они живут? - В столице Швейцарии – в Бёрне. – Сын поджимает губы и обречённо закатывает глаза. - Только вернулся из этой Европы – и опять в эту Европу. Надоело, честное слово. - Так ты и в Бёрне успел побывать? - Успел. – И столько скорби в голосе по этому поводу. - Значит, будешь мне экскурсии проводить! – Жмутся щёчка к щёчке. - Буду – куда уж денусь-то?.. – Призадумывается, разглядывая кафель. – Лена, а папа что, не будет с нами гулять? - Ну вот, видишь – папа в коляске сидит. Это из-за очень и очень большой и тяжёлой травмы. Папа уже полежал в больнице – тётя Маша его подлечила хорошенько. Теперь папе нужно ещё и в санатории полечится, чтоб окончательно выздороветь, сил набраться… Папу полечат в санатории, он снова будет бегать быстро-быстро, нас с тобой защищать и оберегать. - А кто нас пустит в этот санаторий? – Параллельно с их диалогом переглядываемся с Мишкой. Парень безуспешно подавляет смешок и шепчет мне на ухо: - Вить, сын твой прокурором будет. - Там мои мама и папа работают, - всё ещё сдержанно поясняет Кулёмина. – Я их дочка, а твой папа – мой муж, значит, можно его там лечить. - Муж?! – Боюсь, этот вопль возмущения не предвещает ничего хорошего. – Так вы и пожениться успели?! Даже свадьбу вашу из-за Европы этой пропустил. – Дуется, как мышь на крупу. - Владюш, не расстраивайся ты так – ничего ты не пропустил! Мы только документы оформили, праздника не было. - Да как это не было?! И платья белого у тебя не было?! И торта вкусного не было?! - Ничего не было. - Пап, ну как так-то?! – Пожимаю плечами. – Папуль, а позже, когда ты уже выздоровеешь, можно праздник будет сделать? - Когда я выздоровею, праздник обязательно будет. - Вот видишь, Лена, праздник будет. – Довольный, обнимает её. – А можно, можно я ваши колечки понесу на свадьбе? – Восторженно в ладошки хлопает. - Конечно, можно!.. – Кулёмина вновь прижимает к себе Владьку. – Так, ребят, всё – утихомирились, а то наши самолёты без нас улетят. – Украдкой утирает слёзы. Отстраняется от малого и роется в своём рюкзаке. – Так, внимание, раздаю билеты!.. – Раскладывает проездные документы по паспортам. – Через пару дней Новый Год, поэтому с билетами туго. Меньше, чем через час, улетаю я отсюда, из «Внуково». Ещё спустя шесть часов улетаете, Владик, вы с папой, но уже из «Шереметьево». Знаешь, Владик, такой аэропорт «Шереметьево»? – Тот кивает. Знает он, знает. Конечно, он помнит, из какого аэропорта от папу улетал. - Миша вас проводит на рейс, а там уже я встречу. Так, вроде ничего не забыла… - Лен, ты билеты неправильные купила – они не до Бёрна, а до Бонна! – Паника – чистой воды. – Лена, ты ошиблась! - Владюш, билетов из-за праздников почти нет, поэтому летим до Бонна, оттуда поездом до Бёрна. - У нас столько чемоданов и папа… Мы справимся с пересадкой? - Выбора у нас нет - обязательно, справимся. И в аэропортах, и на вокзалах есть специальные помощники. Вы когда с папой только вдвоём будите, не стесняйтесь просить помощи. – Рюкзак Владькин тем временем на ручки коляски вешает. После щёлкает его по носу. - Ты лучше вот что мне скажи, хочешь кушать? - Не-а – в самолёте кормили. - Ну, если кушать захочешь, этим двоим скажешь… - Кивает на нас с Кожевниковы. – Они тебя накормят. Идёт? - Идёт. - Я два чемодана забираю. Вам один оставляю, всё же… - Растерянно выдыхает. -Ладно, парни, давайте прощаться – в Германии встретимся. – Тискает малого. – А с тобой уже только в Новом Году свидимся! – Обнимает Кожевникова да в щёку его чмокает. – Смотри, за этих двоих головой отвечаешь. – В ответ тот сжимает девчонку до скрежета рёбер. Высвободившись из его жадных объятий забирает свой рюкзак с моих коленей и лбом к моему прислоняется. – Тебя я в поезде поцелую, - шепчет она мне, едва касаясь горячими губами моей щетины. – Чтоб стимул долететь был. – Резко выпрямляется, забрасывает рюкзак на плечи. – Не провожайте!.. – Забирает чемоданы и направляется к лифтам. Периодически оглядывается на нас, улыбаясь. Владька прижимается ко мне и машет Ленке вслед, пока та не скрывается в лифте.
Вика: 59. Sumatosumarok Assa me te karni No e to no snega Ahmata sema ri Lisheno roki vla Ja solo monte nich Nishe ditjache plach Hrono so serco plich Sumatosumarok Buda ma esh sumu Sona sofia l`na Kelero to kajmu Stajchi ne proshu da Ja solo monte nich Nishe ditjache plach Hrono so serco plich Sumatosumarok Assa me te karni No e to no snega Ahmata sema ri Lisheno roki vla Ja solo monte nich Nishe ditjache plach Hrono so serco plich Я пеленаю, пеленаю, пеленаю поднебесного тебя. И провожаю, провожаю, провожаю в ласковые сны. А сердце давится слезами, и немеет, и стекает в молоко. Я хороню твои болезни, свои страхи у себя под языком. Я пеленаю, пеленаю, пеленаю поднебесного тебя. И провожаю, провожаю, провожаю в ласковые сны. А сердце давится слезами, и немеет, и стекает в молоко. Я хороню твои болезни, свои страхи у себя под языком. (Д. Ар. - Сумарок) Врачи осматривают Витю и утверждают предварительный план реабилитации. Всё начнётся с комплексного обследования, но уже завтра. Сегодня отдыхать. Отказавшись от услуг учтивого персонала, сама помогаю мужу принять душ. Муж… Никогда не нравилось это грубое, неотёсанное слово, а сейчас расплываюсь от него в улыбке умиления. Мой муж. Мой мужчина. Мой… Оказавшись на больничной койке, Степнов с облегчением выдыхает. И как он путь весь этот только выдержал?! Как он Всё это выдерживает - ума не приложу!.. Герой мой. Богатырь. - Владь, ты посиди пока с папой, а я вещи его быстро разложу тем временем, хорошо? – Устало кивает, присаживаясь на край кровати. Раскладываю одежду и предметы обихода по шкафам и тумбочкам, украдкой любуюсь сыном и отцом – эти двое теперь моя семья. Навсегда. Пока ты, Господи, не отберёшь. Я справлюсь. Только ты не отбирай. - Устроились? – мама заглядывает. После моего одобрительного кивка проходит. – Как Вы, Виктор? - Спасибо, хорошо, - кряхтит в растерянности. Не мужик – кремень, а перед родителями моими робеет. Собеседница в ответ ободряюще улыбается. - Лена, мы с отцом отработались – вы с малышом с нами домой поедите или позже на такси? - Какой ещё малыш?! У меня вообще-то имя есть – я Владик! – Оглядывается на неё исподлобья. – Мы уже знакомы вообще-то, Вера Ивановна. – Степнов мотает головой, ужасаясь наглым порицаниям отпрыска. С наволочкой готов слиться. - Владислав, честное слово, я не хотела тебя обидеть, - оправдывается она искренне, положив руку на сердце. - Да я и не обижаюсь – удивился просто: как это так Вы имя моё могли забыть, ну или меня самого вдруг забыли. – Млею, когда он так плечиками пожимает. - Сын, тебя захочешь – не забудешь!.. – Ухмыляясь, отец треплет его чуть отросшую шевелюру. - Да – я незабываемый! – Комнату озаряет разноголосый смех, и какую бы ни было неловкость как рукой снимает. – Вера Ивановна, а мне Лена рассказывала, что у вас ещё Серёжа есть. - И Серёжа есть. Мы по дороге его из школы заберём. - А он будет со мной дружить? – Азарт в ожидании нового друга затмевает, оставшуюся с дороги, усталость. - Ну если ты вредничать не будешь, а ты же – не будешь, то вы обязательно подружитесь. – Собеседница протягивает ему руку. – Ты же куртку в моём кабинете оставил, да? Идём за курткой! - Ни только куртку – ещё и рюкзак и наши с Леной чемоданы!.. - Тем более – идём! – Подмигивает ему и на дверь кивает. – А ма… - Прикусывает язык и громко сглатывает. – А Лена нас догонит. - А папа здесь один останется? – Мольба в тяжёлом, влажном взгляде. - Сынок, я же всё уже тебе объяснил, и мне казалось, ты понял… - Да понял я, понял!.. – Обречённо вздыхает и нехотя слезает на пол. Обижен на весь род людской. - Владислав. – Присаживаюсь перед ним. Взгляд его поймать насупившийся не могу, так ладошки сжимаю. – Мы с тобой будем навещать папу. Каждый день. - Вы все мне это обещаете? - Обещаем. – И он сжимает мою шею в объятиях, аж волосы больно тянет. - Владик, идём-идём!.. – Мать решительна в своём стремлении оставить нас со Виктором наедине. Влад, продолжая наваливаться на меня, пожимает отцовскую руку, а затем послушно удаляется в компании новой знакомой. - Мама у тебя мировая. – Моя рука в его руке. - Не ожидала от родителей подобного… снисхождения. - Если ты не ожидала, то что уж о моём шоке говорить. - Ну ты отдыхай, а завтра мы придём – обещаю. - Одно обещание ты так и не выполнила. – Выгибаю брови дугой. Припомнить бы, что я ещё должна этому человеку – и так живу ради него. – Ты так меня и не поцеловала. – Небрежный смешок сам собой слетает с моих уст. – Ну так, что?.. – Играется с моими пальцами. - Сам поцелуешь. Когда сможешь догнать да в бараний рог свернуть. – Подмигиваю. – А пока… - Не сдерживаюсь и коротко прижимаюсь губами к его лбу. – Побежала я. Меня Наш Владик ждёт. – Не отпускает от себя, за шею притягивает. Целует. Мягко… Невесомо… - Смотри – в ежовых рукавиц его держи, – дабы душу не травить, решительно выбираюсь из его объятий. - Не потачь. - хрипит мне вдогонку. Оборачиваюсь на пороге. - Люблю, - одними губами. И закрываю дверь. Выдыхаю. Дома, как ни странно, предки меня не атакуют ни расспросами, ни причитаниями, ни нотациями. Только лишь по их взглядам понимаю, какая таится в их показной дипломатии буря. Ну что же, всё самое интересное ещё только предстоит. Полгода жизни под одной крышей не пройдут в тишине. Слава Богу, хоть с порога не бросаются да Владьку принимают. Серёжка, к слову, в компании нового друга отводит душу весь вечер. Парни заигрываются да так, что мой братец забывает про уроки. Отец периодически его призывает закругляться – всё в пустую. Но Влад вдруг засыпает, как есть, на месте; и в доме воцаряется тишина. Отец на руках уносит младшего Степнова в отведённую для нас комнату. Укладывает на кровать. Оценивающе наблюдает за тем, как я, не тревожа богатырский сон, переодеваю малыша в пижаму. - Ну пойдём теперь поговорим… - А разве у меня есть выбор?.. Отец наводит три чашки чая. Мать выпроваживаю Серёгу в его комнату и плотно закрывает за ним дверь. Рядом с отцом садится. Молчат. Только смотрят на меня всё равно, что Гестапо. - Ну?.. Я слушаю! – обвожу их провокационным взглядом. - Как так получилось? – Мама оказывается смелей. Ну или, наглей. - Что? - Всё… - Всё – так всё. - Когда врачебный консилиум выдал заключение, мы с сестрой Степнова направили запросы во все специализированные мед. учреждения. – В горле пересыхает, и я делаю пару глотков. – Ваш центр откликнулся первым на наш клич. Пришло одобрение. Пришло красивое приглашение. Пришёл счёт. Баснословный. – Выдыхаю. – Сразу встал вопрос о продажи квартиры. – Предков аж перекашивает. Нет, а что они хотели?! - Маша, Витина сестра, она заведующая отделения травматологии, ортопедии и хирургии. Он у неё по сути даже ни по профилю лежал – ему бы в нейрохирургию, но там мест не было. Короче, Маша начала выбивать квоты, и дело начало сдвигаться с мёртвой точки… В лучшем случае, Степнова бы приняли в феврале. Но… время дорогого стоит. Мы с Машкой только уже и делали, что ходили в церковь, ставили свечки и молились – что-то ещё делать возможности не было. И вдруг звонок из вашей клиники: приглашение получали – получали, актуально – актуально, когда приезжаете – для нас это дорого. Минутная тишина… Елена, кем вам приходятся Никита и Веры Кулёмины? Родители. Елена, для сотрудников нашей компании и их семей действует уникальная система бонусов!.. Пребывание, питание, уход, лечение, процедуры – все пункту прайса обнуляются. И пока я обдумывала это предложение за чашечкой кофе, ты, папа, сам мне перезвонил. - Это мы всё примерно представляем и с твоих слов, и со слов наших коллег, но… - вступает мама. - Вопрос в другом: как Виктор в принципе получил данную травму? – сводит папа маму со скользкой дорожки. - Это криминал. Заведено уголовное дело. Идёт процесс. – За сухими фактами страх скрыть не удаётся. – По этому поводу мы не переживаем – там всё схвачено. Наши интересы представляет первоклассный юрист - Витин друг, Павел Алексеевич – у них бизнес на паях, фитнес-клуб. Свидетели у нас тоже есть. Дело будет за нами. Его посадят. Его не могут ни посадить… - И меня колотит. Напряжение и стресс последних нескольких недель, да и предшествующих тому событий сжимают меня за горло. Захожусь в истерике, задыхаясь. - Лена, да что с тобой?! – Доселе они и единой слезы моей не видели. – Дочь, возьми себя в руки! – Мать встаёт, гремит шкафчиками. – Успокойся – парней напугаешь! – Вручает мне в руки стакан воды с таблеткой. – Выпей. Это седативный препарат на растительной основе. – Её формальность обрывает истерику. Нет, не устраняет её. Загоняет куда-то вглубь меня. От чего ещё больнее. Послушно принимаю лекарство. Салфеткой утираю лицо. - Дочь, уже всё хорошо – не плачь. – Папа присаживается рядом и поглаживает меня по руке. – Выговориться хочешь – мы в любой момент готовы тебя выслушать. Сейчас ты бы спать пошла – устала же… - Убирает волосы с моей мокрой щеки. Благодарственно киваю и медленно поднимаюсь, опираясь об его плечо. - Постой! Ответь на пару вопросов. – Мама… - Почему вдруг Владислав оказался с Вами, и что, ты бросила учёбу? - Учёбу я не бросила, а успешно завершила, – сил на эмоций не осталось, поэтому и отвечаю сухо, по существу. Как говорит Павел Алексеевич, по протоколу. - За три месяца?! - За три месяца. Корочку о среднем специальном я получила ещё на третьем курсе. За эти три месяца я успела повысить квалификацию, получить лицензию на Три года. – Надменный взгляд собеседницы уничтожает мою терпеливость. – Или что, мама, ты думаешь, мне в этой жизни хоть что-то дороже Степнова?.. – Ну осознайте же вы все наконец! – Когда беда случилась с дедом, я взяла академ. Думаешь, в ситуации с Витей я бы иначе как-то поступила?! – ору уже, сама того не осознаю. - Девочки… - призывает нас папа, если уж и ни к миру, то точно к тишине. - Лечение Вити никак не сказывается на вашем заработке, верно я понимаю? – Судя по всему, верно. – Влад… Я найду комнату, и мы съедем – не будем вас стеснять. Я квартиру сдаю, родственники помогут – мы справимся… - Лена, да что ты такое говоришь?! Родственники помогут – а мы кто? – Мама. Ты моя мама… - Я благодарна вам за все, но претензии выслушивать желания нет. Понимаю, вам и мы с Витей, и Влад – снег на голову!.. – Отец ободряюще к себе прижимает. – С Владом вообще аккуратно надо – от него мать родная отказалась. Посадила на самолёт и отправила к отцу чуть ли ни багажом! Мы сами об этом уже в аэропорту узнали: мы в Шереметьево, он во Внуково. Поэтому и билеты меняли, и добирались так долго… Я безбожно устала, но… - Опускаюсь обратно на стул. – Давайте сразу на все ваши вопросы отвечу. Сразу на берегу всё обозначим. - Дочь, мы же твои родители – добра тебе желаем, переживаем… - Мать подсаживается ко мне и вглядывается в моё лицо пристально-пристально. – Мы ни в чём тебя ни попрекаем. Ты за всю жизнь у нас и не попросила ничего серьёзного ни разу, за последние годы мы отдалились, но любить-то мы тебя не перестали. Ты и вся эта ситуация… Семья твоя – вы нам ни в тягость, ты не думай. – Тяжко вздыхает, кривя улыбку. – Я вот чего боюсь: ни опасна ли для тебя эта ситуация с Виктором. Одно дело, если покушение было с целью ограбления, а если – нет?.. Если – личные мотивы, и ты можешь пострадать из-за этого твоего Степнова? - Из-за меня… - Что?.. – Родственница растеряна. – Прошу тебя, не говори загадками. - Это Витя страдает из-за меня. - В смысле?! – Теперь и папа не вполне в себе. - Всё, что дурного с ним происходит, из-за меня: полгода жене изменял, полгода с сыном в разлуке, с предками тёрки – семью разбила, нервов помотала, крови напилась… Но своего добилась. – Невольно улыбаюсь сквозь накатившие слёзы. – И напали на Витю… Из-за меня. - То есть как это?.. – шепчут в унисон и взглядом одним на двоих к стулу меня припечатывают.. - Витю избил его студент – мой однокурсник. – Переглядываются встревожено. – Мы же тут все люди взрослые – так что простите за грубость: Андрей меня хочет. Я не даюсь!.. – Выдыхаю, отец тем временем мне чай подливает. - Попей – полегчает. - Спасибо. – Грею о чашку дрожащие пальцы. – Он ухаживал долго и упорно – без толку. Взбесился – изнасиловать попытался… - Мать взвизгивает и прячет лицо в ладонях. Папа кулаки сжимает. – Витя появился в последний момент. Он так его бил – живого места не оставил, всё лицо в мясо. Убьёт, думала. Степнов настаивал в полицию заявить. Но о чём заявлять?! Что тренер студента избил из-за студентки, с которой сам кувыркается, будучи женатым? Ни без труда я тогда Виктора Михайловича… - ухмыляюсь, – утихомирила. На мне синяки и ссадины быстро рассосались. А вот Андрей теперь навсегда с другим лицом. На некоторое время он исчез из поля зрения. Сразу после вашего отъезда вновь активизировался. Терроризировал всю осень, будь здоров!.. Ближе к зиме началось самое страшное. Внедорожник Степнова в роли инсталляции надгробия: фотка в траурной рамке, годы жизни, похоронный венок… - Теперь мама уже сама успокоительное принимает. Отцу предлагает – от отмахивается. - Затем в сервис тачку отправил. И вот уже после ремонта, Витя оставил машину на стоянке охраняемой, возвращался домой… Андрей его подкараулил…. И, как говорится, против лома нет приёма!.. И думать не хочу, чем бы всё закончилось, не соберись к нам в гости друг семьи. Мишка заприметил драку и решил поучаствовать – он сейчас свидетелем выступает по делу. А ещё родители Виктора, они в возрасте, как бы их удар ни хватил… Для них всё это время сын в командировке, сейчас мы у вас на новогодних каникулах – даже их не поведали, представляете?.. На следующие полгода сестра уже придумала, мол, на горнолыжном курорте травму схлопочет – ну и реабилитация само собой. Они не должны узнать правды, иначе – не выдержат да и меня возненавидят… Только-только свыкаться со всей это историей начали. А ещё Маша… Она забеременела впервые на сороковом году жизни и скрывает под страхом смерти это от всей семьи. Степнову я, правда, разболтала. Как с братом несчастье случилось – так она на сохранении лежит. Лежит сама в соседнем корпусе и каждый день к брату бегает. Он и не знает, что официально у него другой доктор. Фитнес-клубом Павел рулит. Коллектив весь хороший. надёжный. В особенности девочки-администраторы и правая рука Виктора - тренер Фёдор. Второй этаж в аренду сдавали – магазин съехал. В следующем году я должна была там свою школу йоги запускать. В сложившийся ситуации нас опять Мишка спас. У него интернет-магазин, взял помещение в аренду – гитарами теперь с прилавка торгует. Он инструменты с Европы возит - обещала помочь ему в этом деле. Сам Миша нам по жизни помогает: пока Витя в больнице лежал, именно он был моим личным водителем и телохранителем, а сейчас за квартирантами нашими присматривает, кошку нашу себе забрал и котят её знакомым пристроил. Повезло мне с мужем, с его семьёй и с его друзьями. – Улыбаюсь, размазывая по лицу остатки слёз. - Вот такая вот у меня семья. Такая вот у меня жизнь. - Леночка-Леночка… Девочка ты наша… - мама встаёт позади нас с отцом и обнимает за плечи. – совсем ты взрослая ты стала!.. И да… любите вы с Виктором друг друга… любите… - А я тебе говорил! – отстаивает свою правоту отец. – Замучили мы тебя, доня, расспросами – ступай отдыхать. – В лоб меня чмокает. – Ступай… - Утро уже? Вставать надо? – встревожено, сиплым ото сна голосом, шепчет Владик, когда я, крайне тихо, укладываюсь рядом после душа. - Спи-спи!.. Я ещё только ложусь. – Послушно опускает голову на подушку, но глаз не закрывает. - Я даже в душ не сходил. - Ничего страшного – утром сходишь. – Поправляю на нём одеяло. – Ты с дороги очень устал – тебе отдыхать нужно. Засыпай. – Протяжно выдыхает, и в какой-то момент мне начинает казаться, что он сопит, но нет… - Лен, а ты разбудишь меня завтра утром? - Конечно, разбужу. - Мы проснёмся, умоёмся, позавтракаем и к папе пойдём?.. - Владислав, ты что, забыл, слова доктора? Папу навещать можно только после дневного сна и до ужина. - Точно… Тишина затягивается. Закрываю глаза и стараюсь уснуть, но разношерстные мысли упрямо атакуют. - Лена?.. - Ммм?.. - Можно я тебя обниму? - Можно, кончено. Даже не спрашивай. – Подкатывается ко мне. Детская, горячая ручка на моём животе. Мои влажные волосы сбиты на плече, и он шумно вдыхает, зарывшись в них носом – фыркает почти по-лошадиному. - Ты чего, Влад, плачешь? – Господи, вот только не это! - Да нет же!.. – Продолжает фыркать. – Я тебя нюхаю – проверяю, пахнешь ли ты папой… - Жар смущения приливает к щекам. – Ты до сих пор тем же порошком стираешь? – Откуда у ребёнка память к таким мелочам?! – Мне вообще кажется, что вы с папой теперь одинаково пахнете. Но папа только собой пахнет, а ты: папой, а ещё цветочками и фруктиками, а ещё ягодками!.. Мне нравится. - Спи уже. - А папа выздоровеет? - Обязательно. Не смей сомневаться. Мы же с тобой его любим - значит, обязательно выздоровеет. - Чмокаю мальчишку в темя. - Лена, скажи, пожалуйста, только честно-пречестно... - Вздыхает. - Только очень честно-честно-честно... - Обещаю, честно. - Ты меня не бросишь? - Ни за что и никогда. Вы с папой - лучшее, что есть во всей моей жизни. Вы и есть - моя жизнь. - Я люблю тебя, Лена. - И ещё крепче меня обнимает. - Потому что папа любит? - Не только... Потому что папа тебя любит, потому что ты папу любишь... А ещё ты очень красивая, очень добрая... Как это слово, я забыл?.. Да, а ещё ты нежная. А ещё... Ты меня любишь, я знаю, хоть ты мне это и не говорила ни разу. - Я и, правда, люблю тебя, Владик. И не потому что ты папин сын, потому что ты сам по себе такой замечательный. - Знаю я, говорю же!.. - хмыкает смешно. - Ле-е-ен, а твои мама и папа не ругаются, что ты нас с папой привезла?.. - Нет, не выдумывай - они рады нам всем. Засыпай - завтра поговорим. - Лен, а?.. - Засыпай, мой хороший, засыпай… - Расплываюсь в улыбке, выпуская из усталых глаз ручейки горьких слёз – хорошо, Влад в темноте не видит. Убаюкивающее глажу малыша по головушке, по плечику, по спинке… И внутри всё в спираль скручивается от невозможного ощущения себя матерью. Это даже хорошо, что мы Так с ней похожи - словно он и на меня похож. Владик мог бы быть моим сыном. Моим. Ну родился бы на полгода попозже – подумаешь. Обязательно бы родился… Если бы ни дурость моя. Но… хотя бы так. Слава Богу, мы все вместе. Рядом. Наконец-то…
Вика: XXXII 60. Время. Мы его то тормозим, то подгоняем. То оно быстро убегает, то волочится долго, медленно, неспешно. То день как неделя, а то месяц как день. Время то сжимается, то растягивается. Время пластично, но оно и необратимо. Время нам неподвластно. В нашем счастье наслаждаться им, смакую каждое мгновение, или же терпеть. Терпеть с благодарностью и смирением. Полгода в Швейцарии, даже уже сейчас по дороге в роддом за сестрой и племянницей, понять не могу, пролетели они или дались ценой пятилетки?.. Порой, кажется, вся эта история Ленке далась порядком тяжелее. Только вот она и на мгновение не смеет расслабиться и по сей день: то за мороженкой для мелкого, то за водой для матери сбегает. Как же я мечтаю наконец-то подарить ей возможность расслабиться и отдохнуть. Благодаря её заботе, на сегодняшний день то и дело норовлю то сына, то любимую на руки взять – не даются, спину мою берегут, но, надеюсь, доверяют, видят во мне опору и щит. Подлатали меня наславу, и теперь я прежний защитник и добытчик. Броня для своих, а они мой фундамент и мой тыл, моя душа и светелка. Цветущий сиренью сквер. Владик сидит на скамейке с бабушкой и дедушкой – не виделись сколько, ума не приложить. Отец треплет по кудрям внука, ухмыляясь его хитро выдуманным рассказам, а вместе с тем нет-нет да и бросит тяжкий взгляд на Романа Робертовича. Эх, Роман Робертович-Роман Робертович… не завидую я Вам… Рад, конечно, за сестру безумно, но не более… не более… - Тётя Маша!.. – Полуденная тишина разрывается восторженным криком Владьки. – Там тётя Маша с малышкой! Синхронно оборачиваемся. На высоком крыльце стоит Манька с белоснежным свёртком на руках. Рядом на полу сумка. По-молодецки через две ступеньки к ней летит довольный папаша. Принимает у Машки дочь, та украдкой стирает его слёзы, коротко целует в щёку. На расстоянии в пяти метрах чувствую, как звенят отцовские жилы, но и его глаза полны слезами… счастья?.. Да, он счастлив и рад за дочь. Безумно счастлив. Только вот злиться на самого себя. Уверен, клянёт он сейчас себя последними словами. Вот и оглядываясь на нас с Кулёминой, выдыхает с явным облегчением. Маня… Моя сестра – само умиротворение. Ленка… Ленка моя безумно уставшая. В её глазах стынут слёзы, пусть и радостной, светлой, но… грусти. Догоняет Владьку, к себе его прижимает, что-то шепчет ему – вероятно, просит оставить молодую семью наедине хоть на пару минут. Сама украдкой слёзы стирает, да крепче сжимает плечи мальчугана, макушку его поцелуями осыпает. Улыбается… горько улыбается. И я именно в этот момент чётко ощущаю – всё у нас будет. Тут без вариантов, Ленка, без вариантов… *** Квартира у Робертовича просторная. Дочка – хозяюшка к приезду нашему стол накрывает. Внучка – озорница-проказница матери помогает. Алёна и Алина. И бросил же этих очаровашек какой-то упырь!.. Упырь… Да, собственно, о чём это я?.. Выдыхаю и следом за своими по команде жены направляюсь мыть руки. После опускаюсь в кресло у открытой балконной двери. Ленка садится на подлокотник ближе к окну. Пересаживаю её на другой – спиной от сквозняка подальше. Тем временем родители да бабушка с дедушкой уединяются с новорожденной в спальне. Владька усидеть не может на месте – то и дело порывается за дверь заглянуть. Курсирует всё от нас с Ленкой до коридора и обратно. Возвращается и шепчется с нами: «такие ручки-ножки крохотные», «я даже пальчики разглядел!», «а у неё всегда так глаза плохо открываться будут?», «а почему тетя Маша и Роман Робертович назвали дочку Богдана? Как это понять, так захотели?», «а когда Дана говорить начнёт, а ходить?», «Так Долго ждать?!». И контрольный выстрел: « Леночка, папочка, а когда Вы мне родите мою сестричку, чтоб она только наша была бы и с нами бы жила?». - Владюш, так бывает… - Ленка треплет его курчавые волосы и переводит дыхание. – Так бывает, что в семье один только ребёнок бывает. У нас ты есть. – И он сам её обнимает. - Ну, может быть, ещё когда-нибудь родится хотя бы одна сестричка? – Всматривается поочередно в наши глаза пытливо-пытливо. – Ну, пожалуйста… - Так, давай без «пожалуйста»! – строго одёргивает его попытки манипуляции Кулёмина. – Может быть. Как получится. Это не от нас с папой зависит. - А от кого? – Всеобщая перезагрузка. – От аиста? - Да, от аиста. - Я на каждый Новый Год и на каждый День Рождения буду загадывать сестричку, и когда-нибудь она обязательно сбудется – вот увидите! – Ухмыляется самодовольно и обнимает крепко-накрепко, чуть ли не ревущую, Ленку. - Вы тут не заскучали? – В гостиную с салатницами входят Алёна и Алина. – Скоро за стол будем садиться!.. - Приятная внешность, добрый взгляд, искренняя открытая улыбка… Переглядываемся с Ленкой. Похоже, наши мысли сходятся… Немного погодя к нам присоединяются два поколения предков новорождённой, и торжество понемногу набирает обороты. Отец понимает, что делить ему с Романом Робертовичем нечего, а тот перестаёт обороняться, они принимают ситуацию и друг друга в ситуации. Наблюдая их тёплое общение, Марья, а следом и остальные девушки, расслабляются и озаряются какой-то по-философски безмятежной улыбкой. Нить общей беседы вьётся вокруг Богданы. Проводя аналогии в поисках схожего, мама вспоминает нас с сестрой мелкими. Забавно так узнавать нечто новое о самом себе в столь взрослом возрасте. Следом и Алёна рассказывает про Алину, и вот уже сам я ассоциативно припоминаю Владьку. Тот в недоуменье переглядывается с бабушкой и дедушкой, да на нас с Ленкой смущённо поглядывает. Та, к слову, чуть грустнеет за невозможностью поддержать беседу. Ей это ржавым железом сердце рвёт. Девочка моя… Такая молодая, а уже такая взрослая. Так мало лет, но сколько в них испытаний и терзаний… Слава Богу, есть справедливость на земле: Сидоров самоликвидировался путём передоза. а, казалось бы – спортсмен, кто бы мог подумать, а я – я вновь надежная и вполне сносная опора и защита для моих… Мои… Мои уже собираются. Вечер катится к закату. Старшее поколение вслед за внучкой готовится ко сну. Нас приветливо приглашает к себе Алёна. Не спеша прогуливаемся по вечерним кварталам, сколь надменно-торжественного, столь и уютного, камерного Питера. Легкий ветер постепенно становится чуть влажнее и прохладнее. Но до дома доходим быстрее, чем успеваем замёрзнуть. Лена с Алёной укладывают детей. Хозяйка дома расправляет для нас огромный диван в гостиной – таких, как мы, на нём троих по три штуки уложить можно. Душ по очереди, и мы почему-то не расходимся, а собираемся за кухонным столом на чашечку чая. Какого-то диковинного, редкого чая, привезённого откуда-то издалека в качестве сувенира. Ленка пристально и с недоверием рассматривает сквозь стекло пузатого заварника плавающие в кипятке размокшие высушенные ягодки и скрученные травки. Забавная она у меня такая… Алёна откровенно ведает нам историю своего неудачного замужества. Вслушиваясь в её философские-риторические рассуждения, мы с Кулёминой всё синхронее и синхронее переглядываемся, и, явно, добрыми мыслями поминаем одного и того же человека. Я не сторонник сватовства, но этот случай – исключение: этих двоих, вернее, троих стоит познакомить. К тому же Алина просит у матери и папу, и собаку, а тут, вроде как, полный комплект… Затем Алёна без обид и претензий делится воспоминаниями о детстве. Её дни были расписаны по минутам: гимназия, школа спортивная, школа художественная… На сегодняшний день она дизайнер с разрядом по акробатике. Друзья, учителя, успехи и награды, признание и уважение. Девочке-подростку пришлось всё перечеркнуть чуть ли ни в один день и по решению родителей сменить одну столицу на другую. Причиной тому поздняя любовь отца на стороне – почитаемый врач и влиятельный управленец потерял голову, влюбился в молоденькую ещё тогда практикантку. Мать, из-за чего ни в силах совладать с эмоциями и обидами, стала регулярно прикладываться к бутылке. Понимая, что теряет какой-либо контроль, Роман Робертович разрулил ситуацию кардинально. В пользу своего ребёнка, разумеется. Разрубил канаты с Москвой да Манькой и концы в воду. В Финский залив, если точнее. Уже тогда она была знакома с Машей. Знала про них с отцом. Видела их вместе и в больнице, и в медакадемии. Сейчас ей даже почему-то стыдно, что она подходила к Маньке и просила не отбирать папу, бросить его… Угрожала, упрекала и проклинала ту, которая для отца свет и отрада. Сейчас, с высоты собственного опыта, она понимает, что семья их построилась на залёте и держалась исключительно ради ребёнка. Мать все эти годы была невыносимой не только для отца, но и дня неё самой она была ближайшим врагом. Всё верно: из-за этих двоих е ё жизнь не сложилась, как она того ожидала: ни карьеры, ни достатка, ни статуса, ни переезда в Европу… Да, как же это всё что-то мне напоминает… Наваждение, как дурной сон… Мысленно перекреститься и украдкой по Ленкиному виску губами скользнуть. Чуть обсуждаем детей – они примерно одного возраста, умиляемся схожим моментам. Обсуждаем столицы, приглашаем новоиспечённую родственницу с ответным визитом в город детства. Та, чуть настороженно, но соглашается. Обсуждаем, назначенную на осень в родительском доме двойную свадьбу. Богдана чуть подрастёт, Кулёмины приедут – вся семья, словом, в сборе. Алёна берёт на себя наряды невест и оформление торжества. О своей свадьбе невольно вслух вспоминает. Жалеет о потраченных деньгах и вытерпленных гостей зазря. Я же досадую о более глобальных вещах: времени и о том, что вовсе не вещи. Беседа вьётся узорным вьюном, и лишь разменяв зевоту по кругу пятому, решаем разойтись по кроватям. Спокойной ночи. Спокойного сна…
Вика: 61. Просыпаюсь, на моей щеке покоится тёплая ладошка Владика. Отец его нежит нас умиротворённым взглядом. Две недели в Питере пролетают, как два дня. Квартиранты благополучно съехали, клининговая компания провела генеральную уборку – Мишка на днях отчитывался. Можно и домой возвращаться. По сей день в голове не укладывается: Мишка спас Витю, с нами со всеми нянчится… Степнов чуть ли не боготворит теперь его. Несостоявшийся соперник – ближайший друг отныне и впредь. И сегодня вечером мы наконец-то его увидим – ужасно дико скучаю. - Надо Владьку будить, шепчет мне муж. - Нет! - протестую одними губами. – Прими душ, приготовь на всех завтрак, а мы пока ещё немножечко поспим. – В ответ он расплывается в счастливой улыбке и неслышно поднимается с дивана. Проходя мимо, коротко и невесомо целует меня в плечо. Вроде и обыденно, а внутри всё сжимается. Чуть погодя малой перекатывается с середины на отцовскую половину. На цыпочках убегаю в ванную, затем помогаю Степнову с завтраком. Вскоре аппетитные ароматы собирают всех сонь за столом. После малые смотрят мульт, а мы, родители, тем временем вносим завершающие штрихи по сбору багажа. И вот уже микроавтобус с шашечками увозит нас от дома Романа Робертовича. Он держит на руках малышку, к его плечу щекой прижимается Маруська, рукой нам машет… Владик с Алинкой машут в ответ. Наталья Николаевна вытирает слёзы радости. Витя с отцом уже планы обсуждают. Алёна слегка насторожена, но в целом настроена весьма оптимистично. Она и не представляет, какая встреча её ждёт. Эта долгожданная встреча настигает нас всех спустя несколько часов. На Ленинградском вокзале нас встречает Мишка. Отвешивает поклон вежливости старшему поколению да незнакомцам. В растерянности не знает, кого из нас троих первым сжать в объятиях, и простирает руки. Витя решительно пожимает его ладонь, в ответ тот бескомпромиссно прижимает его к себе, по плечам друг друга похлопывают, заходясь смехом, обнимаются так, что поочередно от земли друг друга отрывают. - Смотрю, ты очухался! - Кожевников одобряет форму друга. – Ну, Алёнка, ну иди уже сюда!.. – Протягивает вперёд руки и пальцами к себе манит. Оглядываю присутствующих. По родителям видно – уже научились доверять всему происходящему, Степнов снисходительно губы жуёт. Алёна?.. Алёна в панике! Алина… Бедный ребёнок: незнакомый дядька к матери подкатывает. - Миш, познакомься… - Недоразумения пресекать следует на корню. - Родители Виктора… - Те представляются, мужчины руки пожимают. – А эти прекрасные принцессы – это Алёна и Алина. Дочь и внучка Романа Робертовича. - Ой, пардоньте! – Ладонью рот прикрывает. – Просто я Лену раньше всегда Алёнкой величал. – Виновато плечами пожимает. – Ну, Елена Никитична, идём уже обниматься – полгода как-никак не виделись!.. – Шаг вперёд, и он кружит меня в своих объятиях, чертя узоры по платформе. - Я тоже! Я тоже! Я тоже соскучился! – озорно вопит малой. – Я тоже на ручки хочу! – И Мишка кружит нас обоих – Богатырь!.. - Миш, будь другом – подбрось нас до автовокзала! – Степнов вдруг в один момент буквально отбирает нас у приятеля. - Какой ещё автовокзал? – явное огорчение. - Да мы в деревню на недельку другую – к родителям, - поясняет муж, поправляя на Владьке кепку. - Хочу обнаглеть и напроситься в гости – истосковался до жути! – Степнов смеётся до хрипа в горле. Успокоившись на родителей кивает. Те одобряют. – Есть! – радуется Кожевникова, как ребёнок. – Так, быстро к машине! – Хватает больше половины поклажи и вихрем направляется к выходу в город. Мы чуть поспеваем следом. - Сначала ко мне заедем – мама вас с дороги человеческой едой накормит! – кидает торопливо через плечо, не предусматривая отказа. – Если никто не против, я бы Джокера ещё с собой захватил! – подмигивает мне. И меня несёт!.. Кидаюсь во все тяжкие в искреннем рассказе о восторженной любви к этому чумовому псу. Отец только снисходительно эпитетами к месту блещет. Да, компания подобралась та ещё!.. Стоит ли удивляться тому, что Мишка встречает нас на отцовском минивене, что Елена Ивановна по приезду кормит всю нашу шайку-лейку первым, вторым и компотом? Уточнять ли то, что дорогой до деревни спят абсолютно все пассажиры, а я, с Джокером на коленях, успешно реализую миссию штурмана? Всю дорогу напролёт трындим с Кожевниковым без умолку, но и мельчайшее междометие остаётся только нашим – остальные сопят в унисон. Окно чуть приоткрыто, и лицо обдувает свежий ветер с влажных полей, дурманя концентрированным запахом Родины: петрикор и сено. И с очередным порывом ветра вдруг ухмыляюсь собственной мысли: тачка наша, чистой воды, ковчег. У Маньки – филиал. Ной?.. Ной – Степнов! Ну или – Кожевников. Это под каким углом посмотреть. Наконец мы на месте. Наталья Николаевна суетливо проверяет грядки, кроликов, куриц и прочее имущество. Чуть позже делегация в составе самого старшего и самого младшего поколения Степновых направляется к соседям, что следили за домом. Благодарственные гостинцы к визиту прилагаются. Мишка с Джокером провожают их и в ожидании играются на сельской дороге – дурят, одним словом. Степновский пёс им завидует да по вольеру носится, раздирая глотку. Мы с Витей ужин колдуем да баню топим, Алёнка с Алинкой сидят скромненько на табуретках вдоль стеночки, да только каждые пять минут уточняют, чем помочь могут. Красота. Чувствую, все грядущие две недели буду эту душевную красоту созерцать. Неудивительно, что после бани дети и родители мигом засыпают, а мы со Степновым и Кожевниковым да Джокером выбрались во двор – посиделки у костра после долгой разлуки самое оно. Чуть позже к нам смущённо присоединяется Алёна. - Мне не спится, - поясняет она. – Можно с Вами? - Можно… - И наконец-то Мишка отводит от меня нежнейший взгляд. Витя даже расслабляется: дух переводит, меня к себе крепче прижимает да поленья в костре перемешивает. Похоже, один Джокер против такого расклада. Старается перехватить внимание хозяина от новой знакомой – тщетно, те друг другу на уши знатно приседают. Даже мы об этих двоих что-то новое узнаём – забавно. Не получая, вопреки всем усердиям, внимания и ласки, Джокер линяет от хозяина ко мне – морду на коленях пристраивает, нежится. Витя по загривку его треплет – тот млеет. Ещё немного в таком темпе, и мы его усыновим. Хотя, ещё, правда, бабушка, дедушка есть… О чём это так звонко Алёна смеётся?.. Хм, Мишка байки из гастрольной молодости травит. Скучает что ли по былым временам – поговорить бы нам по душам, но… спокойствие Степнова дороже. Хотя… вглядываюсь пристально в лицо любимого… доверяет он нам обоим и каждому полностью и бескомпромиссно. - С вами круто, но мне нужно отлучиться – дочку проверить. – Алёна откланивается, а следом и Витя: - А я Влада проверю. – Чудом успеваю украдкой чмокнуть его в щёку на прощание. - Хорошо всё у вас? – Не приемлющий мельчайшей фальши, взгляд Кожевникова прожигает меня насквозь. - Хорошо. С чего ты так остро сомневаешься? – плотнее кутаюсь в палантин. - Степнов так шустро за Алёной убежал – боюсь, не дойдут до детей… Если только до общих… - Срываюсь на смех, присаживаюсь к другу, на плечо его голову пристраиваю. - Он ушёл, чтоб нас с тобой наедине оставить! Дурындала ты! – Шутливо кулаком в грудь его бью. - Да ладно?! – Вскидывает брови, словно не веря собственной фартовости. - Да ладно! Видит же, истосковались мы! - Он что… совсем ревновать перестал?.. – Дабы меня не трогать, руки костром занимает. - Совсем. - Не понимаю… - Головой мотает в замешательстве. – Ладно тогда, полгода назад, не до того было, но сейчас?! - Он доверяет нам: и тебе, и мне. – Разлохмачиваю его причёску, и он вмиг становится каким-то ранимым и уязвимым что ли?.. - За те полгода, что по скайпу общались мы все, я это уловил, но опасался – пыль в глаза пускает. Вижу, анализирую, понимаю – адекватный мужик, и тебе с ним реально повезло, да что там: всем его родным и близким повезло!.. Только вот в мозгу мысль сверлит: он же собственник дикий! Это моё – руками не трогать! - Ну так ты и не трогай! – Прячу смущённую улыбку в кулаке. - Да уж нет! Великую дружбу на одноразовый секс не размениваю! - После Вити с Владькой, вы с Манькой – мои ближайшие друзья. - А для меня ты просто единственный Друг. Ну разве, что после родителей с Джокером, да наравне со Степновым! – Смеемся напару. Я доверчиво руку в его ладонь раскрытую вкладываю. - У меня чувство, что ты по гитаре, по дороге заскучал – есть такое? – Для пущей откровенности локтём в рёбра его пихаю. - Раньше же у меня интернет-магазин был, а последние полгода, что магазин в вашем спорт-клубе держу, днями напролёт среди инструментов да живой музыки. Люди придут: подбери, настрой… Нет-нет, да и сам в тишине к гитаре какой приложишься. А ещё же активная борьба с безответной любовью – так стихи пошли, мелодии… - Вдохновение?! Вдохновение – это хорошо. – Подмигиваю ему. - Ну так а что с любовью-то? - Я тебя люблю. И до смерти буду. И не вижу смысла про это врать!.. – Выдыхает, как после чисто-сердечного. – Просто понимаешь, Алёнка… Чёрт! Понимаешь, Ленок… До тебя никогда и ни к одному постороннему не питал я той самой безусловной любви – я люблю тебя так, будь ты мне младшей сестрой, родной дочерью. Инстинкт хищника, конечно, имел место быть определённый период, но чем больше мы сближаемся, тем крепче я к тебе душой прикипаю, любовь к тебе – любовь к твоей душе… - Выдыхает, выпутываясь из клубков собственных мыслей. – Я, конечно, отчасти завидую Степнову, но… в приоритете ни в койку тебя затащить, а счастье твоё в приоритете: я люблю всё, что любишь ты, и благодарен всему, что любит тебя, и!.. - Я всё это понимаю и принимаю. Искренне благодарна тебе за это… - Ещё крепче переплетаю наши пальцы и щекой к плечу его прижимаюсь. - Сегодня вот даже прозрел! Впервые с нашего знакомства поймал себя на мысли, что меня привлекает какая-то девушка помимо тебя – это я про Алёну… - Хмыкает. – Но, судьба-злодейка, опять мне не везёт: и эта замужем!.. - В разводе она. – Косит на меня краешком глаза. – Они не общаются. Вообще. Совсем. И даже у Алинки в графе «отец» прочерк. - Вы специально нас сводите?! – Резко отстраняется, что аж обидно становится. Обидно, холодно, одиноко, страшно. Словно в детстве одну мама посреди безлюдного проспекта оставила. Правда, ничего подобного не было, но мне почему-то кажется, что ощущения примерно такие… - Упаси Бог! – Возмущение почти искреннее. – И потом: «сводят»… - Условный жест пальчиками. – Какой-то шлак. Вы же у нас оба те ещё звёзды. – Расплывается в улыбке, да алеет румянцем. – Ладно, если серьёзно, мы гостили у девчонок довольно долго – проявили знак вежливости, к себе пригласили. Ты же знаешь, с подружками у меня не клеится, а с Алёной как-то… комфортно что ли?.. А если она ещё и тебе симпатична, то я очень за вас рада. - Ну, чисто внешне, да и в общении девочка она приятная, мысли у неё правильные, человек, видно, гармоничный… Но… - Переносицу трёт. – Выводы-то делать рано. - Они гостят у нас, минимум, до свадьбы. Скоро Маша с семьёй приедут. Мужчины будут мансарду с верандой утеплять, дабы круглый год всей семьёй под одной крышей собираться, да ни в тесноте, а мы с девочками будем к празднику готовиться. Так что… если это время ты будешь где-то неподалёку… у тебя есть возможность испытать все шансы, себя проявить!.. – Расплывается в улыбке, всматриваясь вдаль. – Смотрю, уже пошёл мыслительный процесс?.. - На стройке буду на подхвате, да и вы, девочки, думаю, от личного водителя не откажетесь? – Подмигивает заговорчески. - От тебя мы никогда не откажемся! – Обнимаю его со спины. - Точно не откажитесь, а то уж я боюсь, прогоните меня с моими балалайками из своего фитнес-центра? – Смеёмся. – Вы, кстати, на работу когда думаете возвращаться? - С ноября. Витин компаньон примерно на год (может, чуть дольше) уезжает в Таиланд. – Собеседник присвистывает. – Его старинный приятель планирует там бизнес замутить, вот и берёт с собой за компанию толкового юриста. - Эх, неправильно мы с тобой живём, Елена Никитична! Не-пра-виль-но!.. – Подкидывает полешки в костер. – Надо зимой в Таиланде жить, а мы неправильно живём. - Может, и неправильно, зато счастливо. – Плечами пожимаю. - Да, по вам со Степновым видно, что счастливо вы живёте, хотя… ты только не обижайся – уставшая ты очень. – И трепетно, пушистые после бани, волосы мои от лица убирает. - Ничего, Витя оклемался – а это самое главное. Всё самое жуткое позади. Впереди исключительно приятные хлопоты – на венчание даже мои родители с братом приедут. – И по этому поводу я искренне счастлива, хотя и мандраж берёт. - Лена. – Он не терпит недосказанности. Скрытая правда для него хуже лжи. - Ммм? – Ещё стараюсь сохранять хорошую минуту при плохой игре. - Меня-то хоть не обманывай – вижу же, что грузишься по какой-то теме. - Да, забей, я уже смирилась. Почти… - Отмахиваюсь. Отламываю от поленошка лучину и черчу ей по земле чудные узоры, что означают хаос в моей голове. - И с чем это ты «смирилась»? – настораживается ни на шутку. - Матерью мне, видимо, не стать. Ну, нет – с Владиком я, конечно, почти чувствую себя мамой, но вот это всё: беременность, роды… - исповедоваться земле порядком легче нежели родным глазам. - Впрочем, тебе не понять эти женские заморочки… - Почему не понять – Степнов же понимает? – Мягко, но бескомпромиссно поднимает моё лицо за подбородок. - Понимает. Поддерживает, как может. Говорит, что о сроках и диагнозах говорить не уместно, что ещё успеем и всё будет. Но… - Читаю в Мишкиных глазах согласие с другом. – Но ему проще: он, как и ты, мужик – размышляете вы иначе, сын у него есть, да и всё, что ему нужно – я. - А тебе, значит, Степнова недостаточно? – Ухмыляется провокационно. - Недостаточно. Родить хочу. От него родить. – Да, любовь к мужчине, к Своему мужчине, это не слова на ветер, это… это роды в муках, это его взгляд и голос у человека с твоей улыбкой, это, когда у вас таких далёких, чужих и посторонних, общий на двоих родственник. Это когда берут его кровь, твою кровь в равных пропорциях, смешивают в шейкере, после чего та загустевает до состояния глины, и вот из глины создают новый сосуд, обжигают его под солнцем и самую светлую душу в него вдыхают… - А врачи что говорят? – В глаза мои обеспокоенно вглядывается. - Ничего не говорят – нормально всё. – Несдержанно всхлипываю, и он к груди своей меня бережно прижимает. По голове гладит. – С декабря мы лишены близости, а в сентябре венчание – за сорок дней до надо держать строгий пост. Мы решили, что легче вовсе пока не начинать… Да и ловим мы уже кайф от самого факта, что мы вместе и навсегда. Ценим каждый момент и запрещаем друг другу думать о том, что однажды один из нас покинет другого – хм, второй кинется следом. Это наверняка. – Смеёмся оба хрипло. – И ещё… я точно знаю, что моё бесплодие – расплата за Степнова, за то, что семью разбила, мать с ребёнком разлучила. - Не вздумай дурь эту Витьке говорить! – Ещё крепче сжимает в объятиях, ко лбу губами горячими прижимается – и только сейчас понимаю: с нервов меня лихорадит. – У тебя ещё лет двадцать-тридцать в запасе. – В палантин мои плечи укутывает. – Лена, ты права не имеешь о дурном думать. Ты!.. – Лицо моё в ладонях сжимает и сквозь глаза всматривается. – Вас обвенчают, что и после благословления во время любви мужа проклинать себя продолжишь? Ребёнок не придёт к матери, которая себя проклинает, которая саму себя презирает, ненавидит и простить не может!.. – Слёзы мои утирает. – Прошу тебя, когда Степнов будет тебя любить, не смей ни о чём думать – просто кайфуй, кайфуй и люби в ответ. Будет любовь – будут и дети. – В охапку опять меня сгребает, предоставляя тем самым укрытие. Укрытие, чтобы побыть слабой, уставшей, посмотреть в глаза страху сквозь пелену слёз… Укрытие, чтобы набраться сил и живительной силы. Укрытие, чтобы переждать собственную, внутреннюю борьбу и бурю. - А крёстным будешь? – Перестаю дрожать и решаюсь на самый, пожалуй, не уместный разговор, но собеседник, как и я, принимает его всерьёз: - Не шутишь?! - Ты – крёстный, Машка – крёстная. Если девочка – Маша, если мальчик – Миша. - Ну, логично – в честь деда! Я-то тут ни причём!.. – Отстраняюсь и в шутку в плечо его ударяю. – Эй, да шучу я, шучу! – Смеёмся оба сквозь слёзы. – В честь деда – это официальная версия, а я-то знаю, в честь меня! - Именно! – Тянемся с объятиями друг к другу, но между нами втискивается Джокер и лицо мне вылизывает. Щекотно – смеюсь. - Ну что, навидались? – Степнов всё же в своём репертуаре. Хотя, это он больше так – для проформы, чтобы не расслаблялись. – Мы картошки помыли – в костре запечём и чай в термосе травяной заварили. – Раскладывает всё на столике неподалёку. – Вы бы уже отлипли друг от друга – там Алёна следом идёт, ещё не так поймёт. – И подмигивает. Мы в ответ лишь заливаемся дружным смехом. Ещё и Джокер нам подлаивает да ко мне жмется, морду на колени мои кладёт. - Он вообще не пьёт? – шепчет мне на ухо его хозяин. Киваю в ответ утвердительно. – Припоминая наше знакомство, удивляюсь тому, как же ты с ним выживаешь?.. - В том то и дело, что с Ним допинги ни к чему. И вообще… нашёл, что вспоминать!.. Сам-то тоже в принципе не пьёшь! – упрекаю его в аналогичном тоне. Смеёмся. Появляется Алёна с посудой и салфетками, Вите чуть помогает, затем напротив нас опускается и озадаченного взгляда с нас не сводит, а мы всё смеёмся и смеёмся. - Извините, возможно, покажусь некорректной, но понять никак не могу… Вы друзья с универа или со школы, со двора, дальние родственники? – Смеёмся ещё громче. - Они. – Зависая над костром, Степнов замирает между нами и Алёной. – Брат. – Указывает на меня. – И сестра. – На Кожевникова. – Названные. Мной названные. А если серьёзно, пару лет назад у Мишки была своя группа, и Лена написала для них пару песен. – Да ладно?! Фантаст, ё-моё! Хотя, возможно, он сам хочет в это верить, и ему совсем не стоит знать, как мы в действительности познакомились. Собственно, я и сама об этом уже не помню. – Кстати, Ленок, может, сыграешь нам? – И подобно фокуснику, что извлекает из чёрного цилиндра белого кролика, достаёт из-за стены беседки старую-добрую, слегка потёртую акустику. – Я давно не слышал, как ты поёшь, а вечер располагает. – Вот подстава – так подстава. Надеюсь, Степнов читает в моём взгляде, что садист он. - Она, должно быть, расстроена… - Видя моё замешательство, Кожевников перенимает инициативу, и инструмент уже в его руках. Отстраивает со знанием дела. Алёнка тем временем с Витей продолжают колдовать над ужином. Пара нестройных аккордов сопутствует перетягиванию струн. Уверенный перебор. Приглушенный мужской кашель, и начинается искусство, ну или магия… Забери меня к себе. Я так устал бежать за тобою вслед. – Мучительно и долго его надежда трансформировалась в принятие. Открой глаза, закрой лицо руками. Свет... я хочу увидеть свет Между нами… - Между нами, пожалуй, именно свет и есть. Свет и ничего кроме. Пустота неистова, вам не Понять меня, не переубедить… - Да, он упёртый. Прыжок мангуста.. пусто... пусто Жить... я боюсь так дальше жить В ультра-люстрах… - Да, подкинули мы со Степновым в его размеренную жизнь знатных спецэффектов. Отпусти... с невыносимою утратой… - Как же он просил меня, умолял… Не потому что хотел занять Его место, а потому что терзаний моих видеть не мог. Утро... пойдём домой. Запусти себя в кратеры моей души… Дыши... дыши... дыши Я сам нажму все клапаны… Я даже не удивляюсь тому, что Алёнка восхищена, а с наступлением тишины робко аплодирует. Мишка, конечно же, смущается. И да, его рукам безумно идёт гитара. Гитара… Мишкина песня пробуждает во мне воспоминания о былом: былые времена, былые смятения, былые мысли, былые чувства и эмоции… Былые мелодии и былые стихи, даже вероломно прочитав мой дневник, Степнов о которых незаслуженно не ведает по сей день… Мишка ставит инструмент между нами, и я тут же жадно, даже вожделенно, сжимаю гриф. Твёрдые, пересохшие пальцы чувствуют под собой текстуру дерева, сколы и шероховатости, изгибы… тугие струны… Глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и на одном дыхании… не веришь небу, не веришь картам, не веришь в женские слёзы давно. и если нет в тебе любви ни капли, тогда зачем тебе сердце дано? и для чего, не понимаю, тебе судьбой была дана я? и вроде вместе, но в вечной гонке уже не слышишь моё SOS. от одиночества на осколки, пока ты где-то, но только не здесь. я разбиваюсь на осколки о график наших встреч недолгих я прошу тебя, постой мне нельзя сейчас одной забери меня с собой забери меня с собой и всю неделю я жду субботы, хочу тебя в свой шёлковый плен, но, чёрт возьми, что там за работа меняет планы в последний момент? и если это выбираешь, зачем вообще тебе нужна я? не видел неба, не видел знаки, не видел женские слёзы давно. а мне что делать с тобой - не знаю, ведь я живая, мне нужно тепло. но не закрою свои двери, пока ещё во что-то верю… И у Степнова слезятся глаза. Ну-ну, только давай ни сейчас, ни при третьих лицах. Это только наше. Наедине. В спальне. Когда посреди ночи укроешь меня замёрзшую. Знаю, ты так делаешь очень часто. Просыпаешься среди ночи. Долго и пристально рассматриваешь меня в темноте. Бубнишь сбивчиво какую-то молитву – почти заклинание. В лоб коротко целуешь. Одеяло поправляешь. И опять тишина – засыпаешь… И да, ты помнишь иллюстрацию каждой строчки. Знаю. Вижу. Чувствую.
Вика: Если это ещё кому-нибудь нужно... Благодарю *** Эпилог - Вот мы и танцуем свадебный вальс!.. – Чмокает украдкой в щёку да кружит над землёй. – Откровенно говоря, надеялся удостоиться второго танца, но отец, тесть… и только потом я!.. - А ты, я заметила, время зря не терял! – провоцирую друга на откровенный разговор. - Ты про танец с Алёнкой? – Киваю. – Это всего лишь танец. Всего лишь… - Вздох сожаления. И даже какого-то смирения… - Что за пессимизм?! - Реализм, Лен, ре-а-лизм. – Растеряно поджимаю губы и в знак поддержки склоняю голову к плечу друга. Он благодарен, я чувствую. Вдруг Мишка хмыкает. Отстраняюсь. Вглядываюсь в его лицо. – Слушай, а у тебя же получилось... У тебя Всё получилось!.. – Заливаясь радостным, искристым смехом, кружит меня в объятиях – порхаю мотыльком в его сильных руках. - Что? – Вцепляюсь в его плечи, спасаясь от неминуемого падения, да вторю его смеху. – Что у меня получилось? - У тебя всё получилось! Всё!.. - Что, всё-то, Миш, что? - Степнов твой. – Наконец-то опускает меня на землю, лбом ко лбу моему прижимается. - В смысле? – Давно я столь растерянно себя не ощущала. - Степнов твой, как ты и хотела. – От собеседника не скрывается моё замешательство. – Ну, помнишь наше знакомство?.. Я уже и сам даты точной не вспомню, но накануне Нового Года дело было. Ты сказала мне тогда, что у тебя получится: Степнов будет твоим, а мне не на что рассчитывать! Визитку мою ещё порвала!.. Скажи, поделись мудростью, как у тебя получилось? - А…ты об этом… - Отмираем и вновь движемся в медленном вальсе. - Ну так я была слишком настойчивой, слишком наглой, слишком навязчивой, слишком… Слишком отчаянной. – Улыбаюсь любимому, вглядываясь вдаль поверх плеча друга. – Я вела себя очень, очень и очень плохо… гадко и омерзительно. И более того, я ни о чём не сожалею. Так или иначе, все кривые сошлись в этом дне и в этом месте. Да, ты прав: я своего добилась. И знаешь, порой даже не верится… - Наконец-то выдыхаю с абсолютным облегчением. - И вот сейчас не верится. Кажется, есть ты, есть я, а всё остальное лишь фантазия – мои наполеоновские планы, которыми я в очередной раз с тобой делюсь. – Смущённая усмешка слетает с моих губ. - Но на этот раз всё взаправду. Спасибо, что помог мне пройти этот путь. – Поправляю на лацкане Мишкиного пиджака замысловатую бутоньерку. – Спасибо, что ты рядом. За поддержку твою спасибо. Страшно подумать, если бы ни ты, ни твоя поддержка… - Ну, вот только не выдумывай: ты сама со всем справилась. – Снимает мою ладонь со своего плеча и целует её украдкой. - Только ты не смей моему примеру следовать! – Изображает, что не въезжает. – Ты имеешь право быть лишь настойчивым. Но… должен быть осторожным, деликатным, терпеливым… галантным, - для пущей убедительности тычу пальцем в его грудь в такт каждому эпитету. - Ты поможешь мне? – И опять мою ладонь целует. - Ты сам со всем справишься, а я… мы будем рядом. – Молча благодарит, крепко обнимая. – Помоги нам с Витей сбежать, - пользуясь близостью, шепчу ему на ухо самую отчаянную на данный момент мольбу. - То есть?.. - Мы хотим только вдвоём побыть пару дней хотя бы – у Владика отпросились уже… - голос предательски сдаёт моё волнение. – Видишь, меня и так трясёт, а впереди все эти поздравительные речи… Ну Что Нам в Нашей ситуации могут сказать Наши родители, ммм?.. Да и прочие многочисленные родственники… - Киваю в сторону высокочтимых тётушек да дядюшек. – Не ожидала я такой подставы, конечно… Надеялась на скромный ужин в тесном кругу самых близких. - Подстава, согласен, знатная. – Звонко усмехается, подчёркивая всю фатальность вечера. -Но и выход у тебя был эффектный – у всех челюсти поотпадывали!.. - Да, Алёнка постаралась на славу... – С трепетом провожу ладонями по собственным плечам. – Из меня-то такую красавицу сделать. - ЛЕНА! – Строго так косит на меня. - Знаю-знаю-знаю, от меня без ума самые крутые мужики мира – значит, грешно мне на свою внешность жаловаться, - на улыбке до боли в скулах выдаю на одном дыхании, закатив глаза, и чувствую, как щёки рдеют румянцем смущения. - Именно, Лена, именно! - Щёлкает меня по носу. – Удумала, видите ли: цену набивает, на комплименты напрашивается… - Миш, зубы мне не заговаривай, а скажи лучше: поможешь сбежать? - Невтерпёж?! – И подмигивает до кучи!.. - Кожевников, харе стебать! – Злюсь уже ни на шутку. Тот смеётся. - Я надеялась на уютное, камерное торжество, а на деле… - Понаехали, хочешь сказать? - Ну, нет… - Кусаю губы, подбирая слова. - Не порти макияж, - цедит сквозь зубы на ухо. - Понимаю я, все эти люди, родственники Степновых, они важны и родителям, и Машке, и Вите, но… смотрят они на меня так, ровно Степнова я приворожила, а его бывшую живьём в землю закопала. - Так, значит, вот как ты сама себя оцениваешь… - Тяжко выдыхаю в ответ. – Слушай, Ленок, мы с Алёнкой забабахали крутецкий праздник, и я никому, даже вам со Степновым, не позволю перекроить сценарий вечера! Вы сбежите, но только после салюта. Сам вас увезу… - хнычу в ответ. – Тебе и слова никто из присутствующих не сказал, а ты уже видишь в них врагов. – Хнычу порядком жалобнее. – Ну, в самом деле?! - Разве ты не видишь, что мне необходимо от всего этого хоть немного передохнуть, - молю друга о помощи и в отчаяние сжимаю в кулаках ткань пиджака на его плечах. - Ну ты, как всегда, бежишь вперёд паровоза! – Отчаянно закатывает глаза. Что-то, явно, идёт не по его плану. - То есть? – хватаюсь за соломинку, за единственную надежду, что вечер может перестать быть томным. - Весь сюрприз же себе портишь. - Говори уже, говори! – Дергаю друга за руку, пятилетка, словно, конфету клянчит. - Хочешь больше крутых фото со свадьбы? – Плечами пожимаю. – Венчание сняли. Изящный сет с территории храма и парка рядом, режимная съёмка на банкете… Короче, мы с Алёнкой нашли чумовые локации! Кадры будут – закачаешься!.. – Считывает с лица моего всё недоумение и разочарованно вздыхает. – Если тебе Сейчас фотки не нужны – представь, как внукам их показывать будешь. – Невольно расплываюсь в улыбке, и чуть щиплет глаза. Мишка вручает мне белоснежный хлопковый платок. - И как ты себе это всё представляешь? – Промокаю уголком платочка влагу в уголках глаз. Мишка отбирает платок и помогает мне привести себя в порядок, сохраняя при этом макияж. - Старую русскую забаву с воровством невесты ещё никто не отменял. – И хитро так подмигивает. - Что?! Ты в своём, вообще, уме? – Кажется, кричу я неуместно громко. - Степнов в деле. – Бонд, чувствую, нервно курит в сторонке. – Если тебе невтерпёж, уедем пораньше – через минут пятнадцать. Жених кинется на поиски пропавшей невесты: погуляете, пофоткаетесь, от гостей отдохнёте. - Я тебя обожаю. – В забытье кидаюсь на друга с объятиями. - Знаю я. – Воротник свой поправляет. – Расходимся по одному. - Ммм, постой!.. – Хватаю его за рукав.- Мне нужно сменить обувь и пальто прихватить! - Уже в авто, - обронил, не глядя на меня, и прямиком к Алёнке. Боится упустить – не спугнул бы… Оглядываю гостей и направляюсь к…сыну. Да, к сыну!.. Это же он сам пару недель так вдруг невзначай попросил у нас с Витей разрешения называть меня мамой. Меня. Мамой. Мы тогда в унисон оба разревелись. Улыбаемся сквозь слёзы, Владьку к себе прижимаем, тот, бедный, понять толком слёз наших не может, по головам гладит, успокоить пытается. - Владик, объявили белый танец – можно тебя пригласить? - Э-э-э… Если честно, то я уже пообещал этот танец Алине. – И нервно в сторону косит. – Но если ты хочешь, я договорюсь – она поймёт. – Присаживаюсь перед малым, ладошки его мягкие сжимаю. - Нет. – Мотаю головой. – Если ты уже дал слово женщине, никогда не смей брать его обратно. Никогда. - Даже ради тебя?.. - Ни ради меня, ни ради кого-то другого. Будь верен своему слову и своему решению. Всегда. - В таком случае мне стоит поторопиться. – Обнимаю моего мальчика. – А ты… точно не обидишься? Скучать не будешь? - Не переживай за меня – с Серёгой потанцую, ну или… с папой. - Лучше с Серёгой – с папой ещё успеешь. Я вас могу каждую неделю в ресторан на свидание отпускать, как тебе? - Каждую неделю, думаю, уж чересчур часто: привыкнем - и ни в радость будет. Но вот раз в месяц самое то, как считаешь? - Э-э-э… Соглашусь с тобой. И мне каждый пятничный вечер коротать в одиночестве не придётся. Мам, как же я хочу стать проницательным, как ты! – Как же он мил в этой своей рассудительности ни по годам. - Владюш, ты и так гораздо мудрее меня, гораздо!.. - Да? Ты, правда, так считаешь?! – Киваю. – Мамочка, я тебя обожаю, но мне пара: нельзя заставлять даму долго ждать. - Будь осторожен – не наступи Алинке на ноги. – Подмигивает и убегает. Только сынок скрывается в толпе танцующих, мою руку уже сжимает Серёга. - Потанцуем? - С радостью. – Кружу малого, а затем увожу в центр танцпола. - Владик только и знает, что весь вечер с этой Алиной возится! Даже тебе в танце отказал, хотя ты у нас самая красивая! - Так уж и самая красивая? – Кружу мелкого, а он и рад. - Самая-самая! Ты самая красивая невеста из всех, что я видел! Да ты даже, когда не невеста, всё равно самая красивая! - А знаешь, Серёж, мне приятно, даже если это и не правда. - Правда-правда-правда! - верещит, припрыгивая в танце. Кружась за руки с братом, оглядываю всех присутствующих. Вглядываюсь в лучики добра в уголках влажных от хмели да веселья глаз, в улыбки далёких и чужих пока ещё родных людей: улыбки с ямочками, улыбки с опущенными уголками, улыбки, откровенно обнажающие не только дёсны, но и эмоции радости. Все эти люди, которых, по сути, я совсем и не знаю. Знать – не знаю, но боюсь до спазмов в животе!.. Так вот, я их боюсь, а они зла-то мне и не желают! Они меня – ту, которая разбила семью их всеобщего любимчика, не просто прощают и принимают, но и… благословляют что ли?.. Они все дарят праздник, не только для любимых Мани и Вити, да их родителей, но и для Меня. Они все вместе сообща для Вити и для Меня мутят какой-то сюрприз!.. И мне жутко совестно, что я боюсь и стыжусь всех этих людей. Впрочем… уже не боюсь. Расслабляюсь, привыкаю… Доверяю…Доверяю настолько, что даже и не заморачиваюсь терзать себя догадками. Сюрприз пусть будет сюрпризом, а я буду наслаждаться сегодняшним праздником: танцевать, принимать, пусть и не всегда абсолютно искренние, поздравления, ловить восхищённые взгляды Степнова, Мишки, наших отцов… Мишкины родители удивились, но с радостью приняли приглашение. Вот уже видно, что и Алинка с Алёной им по душе… Хорошая семья получится. Хорошая… Если и выбирать день сурка, я бы выбрала сегодня… Трепетная подготовка к торжеству. Величественный обряд венчания: счастливая Машка со своим любимым и долгожданным Романом Робертовичем, мы с Витей… Не менее выстраданные. Глаза и улыбки родных и близких. Их поздравления, пожелания, напутствия… Зачитанные, на правах ведущей, Алёнкой письма и послания и Степновых, и Кулёминых – всех тех, кто не смог присутствовать лично. Уникальный в своей креативности и интеллигентности праздник: стильная музыка, сдержанный декор, элегантный и какой-то искристый сценарий вечера!.. Маша с мужем достаточно рано покидают нас всех – у их малышки режим, и этот режим превыше всего на свете. Свадебным подарком их семье от всей Степновской родни, да пригоршни родных, коллег, приятелей, друзей Романа автомобиль – учитывая занятость супруга, жене личная машина не повредит. Машка в восторге, конечно. Говорит, что только учиться боится. Впрочем, тут же исправляется, что после того, как мужа отцу столько лет спустя вновь показала, уже ничего бояться не стоит. Все гости суетливо, торопливо и как-то возбуждённо-восторженно прощаются с молодыми, провожая их в новую, счастливую жизнь. Вся эта круговерть мне только на руку. Сбегаю. Кожевников похищает меня, как в высокосортном гангстерском боевике. Несёмся по пустой трассе, в голос подпевая любимые на двоих песни. Опускаю стекло и подставляю лицо попутному ветру. Друг счастливо смеётся, любуясь мной. Приезжаем мы, действительно, в дивное место – отреставрированная усадьба восемнадцатого века и почти без людей. Красота… Гуляем по набережной реки, он несёт в руках шлейф моего платья, теребит его. Я кутаюсь в своё кашемировое серое пальто, привезённое родителями ещё в прошлом году. Болтаем, шутим, обсуждаем яркие и значимые мелочи, неловкость гостей, когда один из них вдруг удумал сравнивать невест Степнова, да ещё и на третью намекая: Витя был готов сквозь землю провалиться, Михаил Юрьевич тем простофилям языки их бескостные оторвать. Молил меня потом о прощении недотёп-родственников, успокаивал, как мог, а я обнимала его плечи и представляла Витю лет через тридцать… Мне нравится. Вот честно – нравится. За разговором с Мишкой по достоинству оцениваем его шансы породниться с Романом Робертовичем. - Родителям очень девочки понравились. – У него аж голос сипнет. - За Алёнку не скажу – девушка она скрытная, обожглась – вот и приглядывается, прежде чем довериться. Но Алине твои мама и папа точно приглянулись – весь день рядом с ними трётся, да и Елена Ивановна с ней, как с родной: обнимает её, целует – твоя мама очень душевная… Ты бы ей доверился, она примет твой выбор, я уверена! Примет и поможет тебе с девочками сблизиться. Она мудрая очень. Мудрая, добрая, и, что самое важное, счастья тебе желает. - Это да… Мама моя чумовая. Знала бы ты, как она расстроилась из-за того, что ты не меня выбрала – у неё большие планы на тебя были!.. – Улыбаюсь смущённо. - Вы, Кожевниковы, все чумовые – правда, но… Степновы…Они Мои, они родные!.. - Понимаю. - Я буду за тебя безумно счастлива, если у вас с Алёной всё сложится. – Улыбается в благодарности моё персональное Солнце. – Ты сам-то не передумал ещё? К тому же Алина – чужой ребёнок… - Ну тут всё, как у тебя с Владиком… - Останавливаемся у ограждения. – Сама же знаешь, когда любишь человека – любишь всё, что любит он и любит его… - Любишь?.. - Ну типа того… - Находит в кармане пиджака монетки. Запускает одну за одной, от каждой по воде идут круги. Круги по воде… Одно событие влечёт за собой другое, то – третье, и так далее… - Но тебя бесспорно больше. – Ухмыляется на уголок губ. Опускаю голову на его плечо. - А знаешь, что, Миш, влюбляйся в неё сильнее, только если поймешь, что чувство твоё взаимно, а то настрадается опять твоё трепетное сердечко из-за очередной неблагодарной, глупой девчонки, которой не дано понять, какое же ты счастье. - Точно, так и сделаю – дело говоришь! Уж я к ней и так и эдак, со словами и без слов!.. – пропивает мой друг уж как-то очень грустно. – В этом деле главное дров не наломать, да? - Да, не наломай дров, как мы с Витей, как Манька с Романом Робертовичем, как сама Алёнка со своим первым мужем… И, знаешь, что ещё, Миш?.. Первым быть – это далеко не главное, куда важнее оказаться по итогу последним. Последним и единственным. - Да, тут ты права… права… Во всём ты, Ленок, права… Во всём… - И то, что между нами с тобой выбирает меня, тоже права? – Со спины к нам подходит Степнов. - Вить, неужели ты так и не понимаешь?.. – Кожевников с укоризной качает головой. – Нет здесь вопроса выбора, нет!.. Ленка любит тебя, и нет для неё иных вариантов! Нет! – Тот молча прижимает нас к себе. - Я-то всё это понимаю. Понимаю. Но вы со стороны, черти, так сладко да гармонично монтируетись, что аж перетрясывает всего!.. – Нервно выдыхает. – Да не смотрите вы на меня, как на полоумного, я доверяю вам обоим и каждому из вас, но… Лен, пойми и ты меня, боюсь я… боюсь тебя потерять. – И букет мне мой протягивает. – Ты забыла на столике родителей. – Прижимается губами к моему виску. – Пойми, ты нужна мне, как воздух – не смогу без тебя, вот и схожу с ума, не веря собственному счастью, что ты моя только и ни перед кем не надо оправдываться. - Как это – ни перед кем?! – Мишка деловито руки на груди складывает. – Передо мной за каждую слезинку оправдаешься, за каждую!.. – И кулаком ему машет. - Обожаю я тебя, Миш, обожаю!.. – Крепко обнимая, от земли его отрывает. – Ленок, родная моя, прости… - И теперь уже меня на руках кружит. - Прости, что сегодняшний день запропастился лет на восемь. Прости… И молю тебя, не покидай меня… не покидай меня… - шепчет, словно молитву, мне на ухо. – Не покидай меня!.. – Умиляясь нашим милованием, Мишка отходит от нас чуть в сторону, да командует, приехавшему с Витей, фотографу, мол, можно начинать творить – пора. И так ближайшие часа полтора-два: мы гуляем, целуемся, обнимаемся, вглядываемся вдаль, предвкушая общее будущее… Признаёмся друг другу в любви и молим о прощении - и всё это до слёз. А тем временем парень с камерой только и успевает, восторженно улыбаясь, то и дело нажимать кнопку спуска, деликатно прося нас, развернуться к свету да встать чуть левее – так тень по-особому ляжет. После мы все вчетвером отогреваемся в ближайшей кафешке, распивая ароматный кофе, да разглядывая магические кадры на мониторе камеры. - Открытки шикарные, потому что вы вместе по судьбе – это я наверняка знаю, у меня глаз на это дело заточен! – заверяет нас владелец камеры. Да и свидетель соглашается, качая головой. По возвращению на праздник нас со Степновых, как проштрафившихся, все гости ежиноглассно загоняют в центр танцпола, объявляют танец молодых, сами окружают нас, расставляя по кругу миниатюрные, пузатые бокалы со светящимися свечами внутри. И, когда все уже возвращаются за столы, я вновь незаметно пропадаю. Мы с Кожевниковым усаживаемся на высоких барных стульях, когда из-за закрытого занавеса доносятся реплики гостей: - Невесту-то второй раз подряд украли! - Или сама сбежала!.. - Вить, я тебе что говорил, сбежала твоя жёнушка со свидетелем – уж больно хорош, чертяга! Пара проникновенных фраз – и Алёнка реанимирует ситуацию. Занавес раздвигается. И в сплошной темноте только два луча освещают нас с тем самым свидетелем: я с микрофонной стойкой, Мишка с акустикой… Луч над Мишкой чуть меркнет, и все взгляды теперь прикованы лишь ко мне. Сильные пальцы друга пробегают по струнам, он кивает из сумрака, и всё – пора… Разбуди меня, Искупай в самой чистой воде. Глаза и ладони - Нет лучше нигде! И качается мост Между мной и тобой... Разбуди меня Поцелуем полыни и звезд. Я парю в этом танце Пленительно в рост, И взрывается мост Между мной и тобой... Навзничь упавшие, Насмерть пропавшие. Нет стыда у любви, Запретов не может быть! Парим друг над другом мы, Кружим самолетами - Этим эфиром Только и можно дышать, В этих движениях Только и стоит жить! Разбуди меня. Не искала, но все же нашла. Дышу на свободе, Тоска умерла И не стоит того, Чтобы долго о ней... И тишина, гробовая такая, хорошая тишина. - Однажды ты нашёл мой дневник… Прочитал там все мои стихи да песни, посвящённые, естественно тебе – кому же ещё то?.. – Гости разбавляют тишину недоумения лёгким, непринуждённым смехом. – Эту песню ты слышишь впервые – надеюсь, каждую строчку уяснил!.. – Аплодисменты, и я спасаюсь от них, сбегая со сцены в самые родные объятия. - Михаил Юрьевич, Никита Петрович, мамы!.. – Мишкиному голосу безумно идёт объёмное звучание. – Тут такое дело, молодых пора поздравлять, время поджимает… - Часы свои демонстрирует. – Прошу, родители, дорогие, выходите на сцену – поздравляйте молодожёнов от всех от нас! – И вновь аплодисменты. Провожаем встревоженным взглядом родителей до сцены. Жмёмся друг к другу плотнее. Внимаем, как говорится!.. Мамы и папы говорят много, немного сбивчиво, но искренне и от души. Не преувеличивают и не преукрашают. Они честны и откровенны, а от того трогательны в своих речах. И мы оба далеко ни сразу понимаем, что к чему, но клан Степновых со всей страны и, разрозненный по всему миру, род Кулёминых дарят нам с Витей Медовый месяц – три недели на берегу Чёрного моря, говорят, на южном берегу Крыма ещё во всю правит балом лето. Мы теряем дар речи, а Мишка под руки уже ведёт нас к своему авто. Собранные чемоданы, говорит, в багажнике, да и не до благодарных речей – на регистрацию быть успеть. И мы уезжаем под залпы салюта…
Вика: *** Поднимаясь над горизонтом да едва смещаясь с востока на юг, солнышко касается моего лица своими лучами, пробуждая тем самым от крепкого, сладкого сна. Оглядываю незнакомую комнату. Все возможные оттенки белого, молочного, фарфорового… подкрашены персиковым, медовым, золотым сиянием солнца, что сквозь молочно-туманную вуаль окна рисует замысловатые узоры, орнаменты. Стандартный гостиничный номер отличается некой, едва уловимой самобытностью. Не побоюсь этого слова – эксклюзивностью. Безукоризненно стильный и вместе с тем по-домашнему уютный интерьер. Моё кашемировое пальто и пуховая паутинка-палантин работы рук мамы Наташи как-то по-особому торжественно висят на плечиках на открытой передвижной платяной штанге. Вторит им костюм жениха. Обрамляем и защищает. Оберегает от чуждого взгляда окна. На полке-основании отдыхают, по всей видимости, уже пустые чемоданы. Фрукты разложены на стеклянной поверхности стола, в чаше из-под них налита вода, в ней плавает мой цветочный венок, рядом ваза с моим букетом. Ни за что не стала кидать его в толпу страждущих: засидевшихся двоюродных сестёр да взрослых, торопливых племянниц Степновых. Букет почти весь вечер простоял в вазе под чутким оком моих родителей. Сама я даже с рассветными лучами Крымского солнца в жену ещё не превращаюсь – до сих пор в невестином платье да с хитросплетением колосков на голове - слава Богу, хоть колготки муж с меня снял. Муж!.. Господи, де чего же гадкие слова: жена, муж, супруги!.. Жена – хана, муж – уж, супруги – угги… Фу, мерзость! Это уж точно не про нас. Любовь. Мы. Есть. Любовь… Сажусь в кровати. Оглядываюсь. Так, а всё же, где моя любовь? Запускаю пальцы меж прядей, прическа рассыпается, мысли разбегаются от затылка в хаотичном порядке. Ощущаю едва уловимый аромат Вити. Склоняюсь к его подушке… так и есть – теперь это самая вкусная подушка в мире… - Кхм!.. – Оглядываюсь. Стоит посреди комнаты. И откуда только взялся? – И чем ты занимаешься? - Да вот - пытаюсь понять, ночевал ты со мной или нет?.. - Ночевал. – Разглядывает меня как-то по-особому. – Проснулся пораньше, провёл утреннюю тренировку – всё остальное время я был с тобой. Честно… - Мне кажется, или его глаза чуть слезятся? – Сейчас не благоухаю, как эта подушка, поэтому – я в душ. Где-то ближе к одиннадцати нам завтрак принесут – можешь ещё поваляться. - Возьми меня с собой… - И он берёт меня на руки. Утыкаюсь носом в его шею. И даже сейчас его запах – самый лучший, самый родной, самый важный запах на свете. На руках со мной заходит в ванную. Ставит меня на пол, пока оглядываюсь по сторонам, примечая ультра-стильные мелочи да собственные, заботливо выстиранные вручную, колготки, подсыхающие на змеевике, быстро отправляет все свои вещи в стиралку, запускает её. Настраивает воду и встаёт под душ. - Ленок!.. – Машет мне рукой. – Иди ко мне. - Слушай, Степнов, плевать, конечно, на первую брачную ночь, но одну традицию я не позволю тебе нарушить… Платье с меня должен снять Ты!.. – Самодовольно усмехаясь, смахивает с лица воду и выходит из-под искусственного водопада, мельчайшие капельки с его тела пропадают в ворсе мягчайшего, белоснежного ковра. Мягко разворачивает меня к себе спиной. Его нежные руки скользят с моих плеч к запястьем, от талии к плечам… Медленно и кропотливо расстёгивает миллион мелких пуговичек вдоль позвоночника. Кружевная ткань освобождает моё тело, и каждый оголённый миллиметр моей кожи покрывают его поцелуи: легкие и невесомые… И так вплоть до пят. Платье спадает к моим ногам, обрамляет их кружевным венком. Помогая покинуть западню, целует мои коленки. Бережно вешает платье на плечики, да на крючок входной двери. Избавляет меня от последнего куска кружевной ткани да ставит под воду. -Ты благодаря реабилитации да со своими тренировками уже, кажется, сильнее, чем был даже год назад!.. – искренне восторгаюсь тому, как он уверенно и легко таскает меня на руках. – Радует, что ты уже почти забываешь о всех передрягах, в которых погряз из-за меня. – Щёлкает меня по носу, к себе прижимает. – Вить, а не помнишь, когда мы в последний раз… кхм… в прошлом, кажется, декабре или в ноябре даже?.. – Смеётся, но не зло: без сарказма, а как-то трогательно – с умилением что-ли. – Просто, я смущаюсь как-то… Робею… Сама от себя в шоке! – Краснею, должно быть. - Лучше бы ты робела года два назад на своей кухне. – Моё лицо в его ладонях. – Хотя, нет… Если бы ты тогда робела, мы бы тут с тобой сейчас не стояли. – Смеёмся. – Благодарю. Благодарю тебя за всё. Благодарю тебя за твою наглость, за твоё бесстрашие, за твою настойчивость, за твою отчаянность, за твою, так уместную, так необходимую, беспринципность. Благодарю тебя за всё: за наше прошлое, настоящее, за то, что я наверняка знаю одно: умру – мои веки закроет твоя рука. – Сжимает в объятиях. Подбородком в лопатку упирается. – Ты всю жизнь всё делаешь из-за меня: бежишь, закидываешь трёх-очковый, прибегаешь первой и выигрываешь, играешь на гитаре и творишь: поешь, сочиняешь… - Тяжко выдыхает. – Унижаешься, навязываешься, заботишься, ублажаешь… Спасаешь… Любишь… Всё из-за меня… Ты живёшь из-за меня. И столько всего натерпелась из-за меня… За все наши расставания и за все наши скандалы, за все мои крики и за все твои слёзы всю жизнь мне молить и не вымолить твоего прощения, любовь моя… - Так отчаянно обнимает меня, словно не тело сжимает, а душу. - А ты свою собственную жизнь жертвуешь из-за меня… - Чуть отстраняется, лицо моё в оковах его ладоней, пристально всматривается сквозь мои глаза. – Ещё тогда в школе ты не жил своей жизнью, ты жил Моей жизнью! Ты жизнь свою, не раздумывая, был готов отдать из-за меня!.. Стоило нам встретиться вновь – ты вмиг перекроил всю свою жизнь. Из-за меня… - Так будет всегда. Пока ты дышишь из-за меня. Целует меня в лоб. И я растворяюсь в нём… Из-за меня ночи без огня и цели. Из-за меня накануне дня. Из-за меня замерло на самом деле. Из-за меня линия огня. Из-за меня просто я, наверно, умер Во времена накануне дня. Двадцать один день спустя… - Господи, и как ты только полетишь?! – Кладу на лоб любимой, смоченное в холодной воде, полотенчико. – Всё ещё тошнит? – Кивает. Тянется к бокалу с лимонной водой. Приподнимаю её, подушки под спину подкладываю, бокал сам держу – в руки не даю. Тянет потихоньку самодельный лимонад через трубочку. Тяжко выдыхаю. Сегодня Кулёмина соскочила с кровати ни свет, ни заря – в районе четырёх утра, её вырвало пару раз, она меня ещё к себе в ванную не пускала – сумасшедшая!.. Открыла только, чтоб дверь не выломал. Отдышались, умылись. Обратно в кровать её уложил, а она с простынями сливается!.. Начал ещё про симптомы расспрашивать… Слабость: руки, ноги не слушаются, сильное головокружение. Проанализировали меню – отравление исключили. К тому же, Кулёмина накануне и от ужина отказалась, ссылаясь на усталость – видимо, уже тогда самочувствие начало ухудшаться. И как я только мог её не уберечь?! Ленку то тошнит, то она в тяжёлый полусон проваливается, то чуть ли не бредит, то пить просит, а приносишь пить – отказывается. То у воды не тот вкус, то не тот запах. Обрядовые танцы вокруг любимой пляшу, попутно чемоданы собирая, лишь бы ей полегчало. И так уже пятый час!.. - Говорил же тебе, чтоб панаму надела, а ты: осень, осень!.. – Застегиваю чемоданы, утрамбовав в них последние вещи, опускаюсь на край кровати. Пульс Ленке измеряю – не радует. – Осень – она в Подмосковье осень, а здесь, в Крыму, солнце жарит - будь здоров! - Степнов, ты действительно считаешь, что у меня тепловой, ну или солнечный удар? – Облизывает свои сухие губы, пальцы наши переплетает. - Ну, а что ещё?! Отравление? Вряд ли… - Растерянно пожимаю плечами. – Да и с чего: ты последние дни почти ничего толком и не ела, а то, что ела, как-то внушает доверие, знаешь ли! - А если… и ни солнце, и ни отравление, а нечто третье?.. – Улыбается лукаво, заинтриговать ровно пытается. Лично я ничего забавного не вижу. - Вот этого я и боюсь, поэтому скорее хочу доставить тебя к врачу: вдруг с тобой что-то страшное… - Нервно выдыхаю. Ещё немного и начнётся откровенная паника. Нельзя мне. Нельзя быть слабее Ленки. – С одной стороны хорошо, что самолёт через пять часов… Да, такси я заказал – будет вовремя, через час. С одной стороны, говорю, хорошо, что вечером уже в Москве будем – если что, «скорую» вызовем. Но… с другой стороны, боюсь, как дорогу перенесёшь?.. Лен, может, билеты сдать, гостиницу продлить – отлежишься пару дней в номере, полегчает, и полетим уж тогда со спокойной душой, а? - Да полетим, как запланировано, не переживай… Хорошо всё со мной будет – ты же рядом. – Ладонь свою холодную на колено моё кладёт, отворот на шортах разглаживает. – Ты косметичку мою куда положил? - В рюкзачке твоём… - Уже достаю, вручаю хозяйке. Кивает – мол, сам открывай, смотри. – Что тебе нужно? – Раскрываю молнию. – Что достать? – Тушь, бальзам для губ, пудра, пачка салфеток и… ещё одна продолговатая, узкая туба, так похожая на тушь… Видел уже нечто похожее однажды. Беру дрожащей рукой, разворачиваю лицевой стороной… Аж дыхание сводит. Маленький цифровой экран. Плюсик. Два. Тире. Три. - То есть, получается, сразу, как прилетели. – Ленка кивает, и с моих глаз летят крупные слёзы. Всхлипываю, лицо ладонью утираю сквозь улыбку. – И чего ты молчишь? – Ладони её к лицу своему прижимаю, пальчики целую. - Дома уже хотела рассказать. Представляла, как снимок УЗИ тебе подброшу. - От смущения аж румянец чуть касается её лица. – А тут этот токсикоз так некстати, но я ему даже рада – всё-таки токсикоз лучше, чем ничего… чем совсем ничего… - Да, ты же так боялась, что… - И вновь у меня, взрослого, прожжённого мужика, слёзы горло пережимают. – Но сейчас об этом ни слова! Беречь тебя надо… Вас беречь надо! И делом, и словом, и мыслю!.. – Вновь тест в руках кручу-верчу. – Две-три недели. С ума сойти!.. – Ложусь рядом с любимой. Моя ладонь скользит по её бёдрам под подол сарафана. Застывает внизу её живота – там, где наши жизни сплетаются воедино. – Меня от счастья также трясло, когда в храме венчались, когда Владька попросил разрешения мамой тебя называть, когда мы… после нашего первого – нет, после нашего Второго раза!.. Когда родителей твоих освободили, и ты первым делом прибежала в мои объятия! – Целую мою Ленку в макушку. – Я счастлив, счастлив… - Из-за меня? - Из-за тебя. - Из-за меня…
полная версия страницы